Когда я был Золушкой

Проснулся я как всегда рано. Остальные обитатели дома тоже, это было слышно даже из моей комнаты. Я постучал в дверь, надеясь, что Мэри услышит, но, по всей видимости, ее не было на кухне. «Точно, они ведь без завтрака сегодня», - подумал я – «А Мэри сейчас наверняка помогает госпоже и ее дочке с нарядами и прическами. Интересно, когда они вспомнят, что заперли меня здесь?» Мэри говорила потом, что не раз напоминала госпоже Софи открыть дверь, но та отнекивалась до последнего, мол, они и так не успевают. Из-за этого я, изрядно проголодавшийся, опять не смог поесть. Пока мы ехали в карете, все семейство завтракало мясным пирогом, приготовленным Мэри накануне, а мне оставалось только смотреть и глотать слюни. Дайна заявила, что я не заслужил ни кусочка, после того, что натворил вчера, а госпожа Софи поддержала дочку, чтобы поднять ей настроение. Мне только и оставалось, что смотреть в окошко, тщетно пытаясь не обращать внимания на урчание в животе. Мелькавшие по дороге пейзажи немного отвлекали от ноющего чувства голода, и я все пытался сосредоточиться на сменяющих друг друга лесах и лугах, обросших совсем недавно проступившей травой и реденькими цветочками. Я принюхивался к запаху молодой и свежей проклюнувшейся зелени, хотя бы отчасти перебивающей терзающие мой бедный живот ароматы еще не съеденного пирога. Наконец, мы добрались до города. Он оказался довольно крупным поселением, окруженным стенами из белого камня. Наверняка, это и был мрамор, давший городу такое странное название. У ворот стояли два стражника, весьма потрепанных и зевающих, и поприветствовали нашу карету синхронными кивками головы. Значит, госпожу Софи здесь знали. Я с интересом наблюдал за жизнью и обликом незнакомого поселения. Низкие дома и вымощенные камнем кривые дороги совершенно отличались от того, что я привык называть городом. Никаких тебе широких улиц и высоченных многоэтажек. Домики небольшие, в один-два этажа, и все поголовно какие-то серо-желтые, сделанные уж точно не из мрамора, скорее из глины, и у всех как на подбор заостренные крыши. «И правда, сказочный городишко», - удивлялся я, пока мы плутали по его петляющим улочкам, минуя случайных прохожих: женщин в длинных платьях, за которыми словно хвосты волочились прозрачные шлейфы, и мужчин в смехотворных, на мой взгляд, обтягивающих гольфах и остроносых туфлях. Ярмарка была великолепна. Я уже давно не видел такого буйства красок, что не удивительно – всю зиму и добрую половину весны просидел в стенах поместья. Торговцев уйма, и каждый звал взглянуть именно на его товар: «Изысканные меха для прекрасных дам! Норки, лисы, заморские песцы! А не хотите взглянуть на змеиную кожу?», «Оружие для молодого господина! Кинжалы, мечи, шпаги!», «Не желаете ли фруктов? Хурма слаще, чем фейский нектар!». У меня глаза разбегались. Хотя хурме я предпочел бы кусок обычного хлеба. Повсюду туда-сюда сновали сотни людей, кто-то радовался удачным приобретениям, кто-то сетовал на упущенные возможности, некоторые даже дрались за право приобрести товар. Вокруг резвились дети, иногда проходили мимо уличные музыканты с флейтами и мандолинами, всюду слонялись нищие, протягивая деревянные кружки и ладони для подаяния. Осмотрев свою одежду, я понял, что внешне мало чем от них отличаюсь. Госпожа Софи, видимо, пришла к тому же мнению, потому что сунула мне в руки одну золотую монету и велела купить себе что-нибудь недорогое. Мачехе было важно то, как она выглядит со стороны, а ее окружение создавало некий образ. Своими старыми нищенскими вещами я, очевидно, этот образ портил. Мои рубашка и штаны изначально выглядели не очень приемлемо, а за три месяца непрерывного ношения (я редко снимал их, только чтобы постирать) вообще потеряли всякий вид. Это же касалось и башмаков. Поэтому я был безумно рад этой внезапной щедрости, хоть и мотивы ее были никак не связаны с заботой обо мне. Я быстро нашел нужную палатку. Добрая торговка посмотрела на меня жалостливыми глазами и отдала вещи намного дешевле, чем планировала изначально. Новая одежда была дешевой и подходила разве что крестьянам и слугам, но я был доволен и этим. Рубашка была без пятен, штаны без дыр и заплат, а башмаки не отставали от подошвы. Я поблагодарил торговку и отправился искать госпожу Софи и ее детей. Это оказалось нетрудно. Дайна кричала так, что ее было слышно на другом конце ярмарки. Они стояли у одной из палаток с украшениями, и девушка что-то страстно доказывала торговцу. Бедный мужчина просто кивал и со всем соглашался, пытаясь закрыть уши руками, чтобы не оглохнуть. У Дайны был прирожденный дар убеждения. Когда мачеха увидела меня, сразу всучила кучу корзин с покупками и велела отправляться к карете и ждать там, пока они обедают в трактире и смотрят представление в театре. Я было попытался заикнуться о том, что тоже проголодался, но мачеха свирепо на меня посмотрела и сказала, что на еду себе я должен был выгадать из того золотого. Было непонятно, как я мог купить все, да еще и чтоб сдача осталась, но решил, что с госпожой Софи спорить себе дороже. И поплелся укладывать корзины и коробки в карету. Места уже не было, а до конца списка покупок еще очень далеко. Ярмарка длилась около недели, и что-то подсказывало мне, что сюда еще предстоит вернуться. «Надо бы запастись еще лепешками», - пронеслось в голове. Жаль, что не додумался до этого раньше. Кучер похрапывал на своем месте. Судя по крошкам в его бороде, он уже успел перекусить. Мне нужно было как-то протянуть до вечера, но живот предательски скручивало. Даже нищие на улицах выглядели менее голодными. Это натолкнуло на мысль, которая была настолько унизительной, что я сразу попытался ее отбросить. Около получаса я бродил вокруг кареты, пытаясь унять предательски воющий живот и перестать думать о еде. Однако запахи жареных кур и свежего хлеба, разносившиеся вокруг, делали свое дело. «Специально они что ли остановились около продовольственных рядов», - со злостью и досадой подумал я, наблюдая как продавец с бульдожьей мордой пытается впихнуть копченого перепела женщине в длинной накидке с капюшоном. Вид у женщины был растерянный, и она все оглядывалась, будто искала кого-то в толпе, и перепел ей явно был ни к чему, но продавец был настойчив. Он говорил что-то о дешевизне, качестве и божественном вкусе, в одной руке держа товар, а в другой – ладонь покупательницы, чтоб не сбежала. Так я и не знал, чем же кончилось дело, потому что пошел на шаг, который потом не раз вызывал во мне едкое и давящее чувство стыда. Шаг, который потом долго снился мне в кошмарных сновидениях. Пошел просить денег у прохожих. Раньше я весьма скептично относился к попрошайкам: почему они сидят без дела? И за что я должен отдавать им свое? Видимо, большинство горожан думали то же самое, потому что многие игнорировали меня или кричали, один даже ударил по руке и назвал ничтожеством. Я не осуждал его, потому что и сам себя считал ничтожеством. Однако приходилось идти, протягивать руку и шептать что-то душераздирающее. Я не смотрел никому из них в глаза. Что там могло быть? Жалость? Презрение? У меня щеки горели, а пальцы дрожали. И все же, когда встречались добряки, снисходительно кидавшие мелкие монетки, я немного успокаивался. Есть хотелось сильнее, чем упиваться собственным достоинством. Чаще мелочь бросали сердобольные женщины. Поэтому я и решил подойти к той девчонке, что сидела на лавочке у фонтана. - Простите… Госпожа, не найдется ли у вас мелочи? Я очень голоден, мне не хватает даже на кусочек хлеба, - я стоял, опустив голову, и внимательно разглядывал носки ее пыльных туфелек. - Вы очень молодо выглядите. Вместо попрошайничества могли бы пойти куда-нибудь работать. В ученики слесарю, например, или повару, - раздалось в ответ. - Вам виднее, госпожа, - ответил я все с той же опущенной головой, - Не смею настаивать. Я повернулся, чтобы уйти, но она схватила меня за руку и развернула к себе. От неожиданности я позабыл о стыде и взглянул ей в лицо. Сначала она показалась мне некрасивой. Наблюдая за местными девушками, было несложно проникнуться понятиями о красоте: щедрый слой пудры, призванный скрыть мелкие розовые прыщики, румяна на щеках и аленькая помада на губках. И прически – чем вычурнее, чем больше лент, чем пышнее локоны – тем лучше. Она выглядела совсем не так. Слишком бледная, и губы тонкие, с маленькими трещинками. Темные волосы не вились кудрями, а были заплетены в тугую косу, перекинутую через правое плечо, и перетянуты простенькой ленточкой. Лоб из-за этой прически казался немного большим. И все же было в ней нечто чарующее. Глаза. Синие, пронзающие меня насквозь глаза. Как васильки. Как небо. Как два острых шипа. Она смотрела на меня и сквозь меня. Я почувствовал внезапную дрожь, а она чуть улыбнулась уголком своих розовых тонких губ. Потом, много времени спустя, я вспоминал ее глаза тысячей прекраснейших сравнений и метафор, но в тот миг единственное, что я отметил – они вызывают дрожь и скованность. - Ты не похож на попрошайку, - сказала она. - Вы мне льстите, госпожа, - чуть усмехнулся я, - Но благодарю. Мне бы и не хотелось на них походить. - Странно слышать такие слова от человека, что мгновение назад стоял передо мной с протянутой ладонью, - она удивленно повела бровью, - Кто же ты такой? - Ник, пасынок госпожи Софи из Серых Елей, - я вежливо поклонился, вспоминая нотации мачехи о правилах поведения в приличном обществе, - Мы собирались второпях и, к несчастью, мне не удалось позавтракать. Мачеха и брат с сестрой отлучились, вероятно, надолго. А я, к несчастью, собственных денег не имею. Вот и пришлось… ну… Вы понимаете, госпожа. Но я не попрошайка, нет. - Мачеха не очень-то следит за удовлетворением твоих нужд, верно? – спросила девушка, но тут же взглянула на меня и быстро перевела тему, - Хочешь, угощу чем-нибудь? - Благодарю, но это слишком большая услуга с вашей стороны, - я снова вежливо кивнул, сложив руки в замок, как учила Мэри. - Брось, - улыбнулась девушка и в ее синих глазках заблестели искорки, - Тебе нужна помощь, зачем отнекиваться? И не надо говорить «я справлюсь сам» и все такое. Кинь я тебе монетку, ты бы забыл меня сразу же, наскреб горсточку мелочи и был бы рад. Ну как же, сам ведь справился. А когда девушка предлагает помощь – тут другое, да? Вроде как чья-то подачка. - Нет, не в этом дело, - замотал головой я, хотя дело-то конечно как раз было в этом, - Просто… Ну я же тебя… прошу прощения, госпожа, вас, я вас совсем не знаю. - Джина. Племянница госпожи Роуз из Верхних Холмов, - девушка протянула мне свою руку, и я будто зачарованный сжал эти длинные бледные пальцы, - Это совсем недалеко от Серых Елей. Так что, мы почти соседи. Софи всегда присылает нам приглашения на свои приемы, а мы с тетей всегда отказываемся. Но может быть, в этом году мы поменяем свое решение. Пальцы Джины сжали мою ладонь в ответ. Удивительно крепкое рукопожатие для такой хрупкой девушки. Она не отпустила меня, а решительно повела в ту сторону, откуда доносились ароматы свежей сдобы и ванили. Мы дошли до булочной. Я, краснея, держался за свой урчащий живот, а тактичная Джина делала вид, что этого не замечает. - Шафрановый пирог, пожалуйста, - прозвенел ее голосок, сделавшийся на удивление тонким, - И что-нибудь с мясом. Булочник назвал цену, совсем немаленькую, надо сказать, и долго рассыпался в благодарностях, когда Джина расплатилась. Его свинячьи пальцы-сардельки с такой любовью сжимали деньги, что мне стало противно на это смотреть. Мы отошли от лавочки, и Джина протянула мне сверток с угощением. Я нервно сглотнул. Пахла выпечка до безумия вкусно, но я все еще сомневался в том, что могу это принять. - Что не так? – поинтересовалась Джина, - Тебе не нравится шафран, может быть? Нужно было купить что-то другое? - Нет, нет, шафран не причём, - поспешил разуверить девушку я, - Просто… Это стоит слишком дорого, и я не могу. Извини… ой, я хотел, сказать извините… - Перестань, - поморщилась Джина, - Я просто хочу тебя угостить. Можем поесть вместе, если ты так смущаешься. Пикник за дружеской беседой в честь нашего знакомства. Как тебе? Я согласно кивнул. Идея продолжить знакомство мне решительно пришлась по душе. *** Джина ела мало и не спеша, тщательно прожевывая каждый кусочек. То ли она была не голодна, то ли хотела оставить мне большую часть. Я, напротив, жевал очень быстро. По привычке – обычно у меня было слишком мало времени на еду. - Сытый? – поинтересовалась Джина с какой-то детской надеждой на лице. - Абсолютно. Спасибо огромное, я твой… ваш должник. Извините за фамильярность, госпожа. Само с языка слетает. Я уже и забыл, что еда может быть вкусной. - Ой, это ведь сущая ерунда, - отмахнулась девушка, - Он и в половину не стоит своих денег. Дора, кухарка моей тети, печет пироги и мягче, и пышнее, и специй кладет в меру… - Овсянка на воде с ним ни в какое сравнение не идет, - перебил я ее и сразу пожалел об этом. Джина посмотрела с таким сочувствием, что мои щеки запылали от стыда. - Ммм, Джина, а может быть, ты расскажешь что-то о себе? Почему ты живешь с тетей, а не с родителями? – спросил я, вновь забывая о том, что она аристократка. - Переводишь тему? – строго спросила девушка, вскинув брови. - А почему бы и нет? – с вызовом ответил я, - Если мне интересно. Если я хочу больше узнать о тебе… то есть о вас… Мои неловкие объяснения прервал смех. Звонкий, мягкий и живой. И я отметил, что когда Джина улыбалась, ее лицо начинало сиять какой-то необъяснимой внутренней красотой. - Неужели действительно интересно? – она продолжала улыбаться, захватывая мою душу в плен, - А я ведь правда расскажу. Я вообще любительница поболтать, так что смотри не жалей потом о таких просьбах. И Джина начала говорить. А я как завороженный смотрел то на ее глаза, то на ее губы, следил за каждым жестом, каждым словом, каждым движением на ее лице. Иногда она хмурилась, иногда закатывала глаза, иногда надувала щеки, а иногда смеялась. И я не мог оторваться от нее. Я дышал ее движениями. - Отец хотел дать мне совершенное образование, чтобы я стала идеальной женщиной, - говорила Джина, - Мне нужно было научиться и танцевать, и петь, и правильно говорить, и вообще быть самой лучшей во всем. Но учителя не выдержали моего скверного характера и сбежали. А я не выдержала давления и тоже сбежала. К тете. Отец, конечно, пишет мне, просит вернуться, но я пока не готова. Он считает, что дама не может ездить верхом на лошади, заниматься науками или фехтованием. Видите ли, идеальная женщина должна быть тонкой и нежной, молча сидеть и томно вздыхать, ожидая, что какой-нибудь воздыхатель попросит ее руки. У меня есть старшая сестра, она именно такая. А я, к сожалению, получилась какая-то неправильная. – Джина рассмеялась. Было видно, что себя неправильной она вовсе не считает. - Неужели родители не скучают? – спросил я. Внезапно нахлынули воспоминания об отце. Интересно, а скучал ли тот по мне сейчас, там, в другом мире? - Скучают, наверное. Но у них пока есть чем заняться и без меня. Сестрицу-то нужно сплавить замуж, - последнюю фразу она произнесла таким тоном, будто сообщает мне вселенскую тайну, - А еще отец надеется, что тетушка Роуз научит меня всему, что должна уметь приличная девушка. Эх, если бы отец видел меня на этой ярмарке, в каком виде я пришла и как себя веду… Он бы либо долго кричал, либо не смог бы произнести ни слова. Я только сейчас заметил, что она совершенно не похожа на племянницу аристократки, скорее, на дочку простого горожанина. У Джины не было вычурной прически и богатой одежды, как у моей сводной сестры. Коричневое платье, грубые башмаки, серый дорожный плащ – такое бы на себя ни одна богатая девушка не надела бы. Я представил, как скривилась бы Дайна, узнав, что подобные вещи вообще кто-то носит, кроме пастушек и судомоек. И все-таки, не смотря на свой скромный наряд, Джина выглядела благороднее их всех, и ей не требовалось ни румян, ни помады, ни блестящих обручей и браслетов, чтобы это подчеркнуть. Я даже удивился, как это мне удалось признать в ней знатную особу? Приглядевшись, я понял, в чем дело: Джину выдавала поистине королевская осанка. И конечно глаза, покорившие меня однажды и навсегда. За эти несколько месяцев к госпоже Софи трижды приезжали в гости какие-то важные особы со своими дочерями. Все они казались милыми накрахмаленными куклами, различающимися только именами и платьями. «Если поставить их в рядок, все равно не отличу одну от другой»,- смеясь, рассказывал потом я Мэри. Девицы эти только и могли хихикать и хлопать ресницами. Мне всегда казалось, что это обычное поведение для всех девчонок, в любой реальности. Тех, с кем имел дело я до попадания сюда, тоже мало что интересовало кроме одежды, косметики и прочих девчачьих штучек. Встреча с Джиной заставила меня изменить свое мнение. Мы говорили несколько часов подряд. То есть, говорила в основном Джина. Я боялся слишком увлечься и ляпнуть что-нибудь лишнее про попадание сюда и свою прежнюю жизнь, поэтому в основном кивал и внимал ее речам. Джина рассказывала о тете, о своем быте, о цветах, что растут около изгороди. И после трех месяцев взаперти я готов был так просидеть целую вечность. Однако время шло, и часы на главной площади пробили три часа пополудни. - Вот черт, - я вскочил с лавки как ошпаренный, - если они уже вернулись из театра, то мне конец. Прости, нужно бежать. Я рванул к карете что есть мочи и, когда, задыхаясь, остановился около нее, то увидел в окошко недовольные лица и новые корзины с покупками. - Где тебя носило? – сердито спросила мачеха, - Решил прогуляться до дома пешком? Я хотел было начать извиняться и уверять, что это было первый и последний раз, но вдруг за моей спиной раздался звонкий голосок. - Прошу прощения, госпожа. Это моя вина. Я попросила помочь Ника отнести тяжелые корзины в мою карету, и ему пришлось задержаться. Я обернулся и увидел за своей спиной Джину, смотрящую прямо в глаза моей мачехе. Она хлопала своими длиннющими ресницами и выглядела совершенно невинной и честной девицей. - Кто ты вообще такая? – скривив губы, спросила госпожа Софи. Ее и без того длинное лицо вытянулось еще сильнее. - Простите, не представилась. Меня зовут Джина, я живу у своей тетушки Роуз в Верхних холмах, - девушка сделала реверанс. Тут гримаса на лице госпожи сменилась широчайшей и слащавой улыбкой. - О, я так рада с тобой познакомиться, милая. Большая честь. В прошлом году вы с тетей ни разу не посещали мои приемы, надеюсь, в скором времени вы нагоните упущенное, - елейным голосом произнесла женщина. - Как может быть иначе, госпожа, - в тон ей ответила Джина. …Вечер прошел на удивление тихо. Госпожа Софи ничего не высказала мне по поводу опоздания, даже не стала наказывать. Перед сном в моей голове мимолетом пронесся образ Джины. Она смеялась, прикрывая губы ладонью. Ее скулы порозовели. Ее глаза сияли. Впервые за все время пребывания здесь я ощутил что-то похожее на счастье. *** Я оказался прав, мы ездили на ярмарку еще дважды. К счастью, оба раза мне удавалось позавтракать. Пока хозяева делали покупки, я отчаянно вглядывался в толпы прохожих, в надежде, что где-нибудь мелькнет знакомое коричневое платье или серый плащик, но все было тщетно. Видимо, Джина решила посетить только открытие. А мне так хотелось поговорить с ней снова. Теперь вся надежда возлагалась только на приемы. Я осознавал, что они принесут с собой много хлопот – нужно будет опять вычищать весь дом, возиться с кучей посуды и нарядами для господ, но все это казалось такими мелочами. Джина привнесла в мою одинокую жизнь то, чего так не хватало. Простое человеческое общение. Я даже и не подозревал раньше, как это было важно. Разговаривать с другими людьми, взаимно и на равных. Когда не нужно постоянно кивать и опускать голову, когда можно говорить все, что хочешь, а не отделываться емкими «да, госпожа» или «нет, госпожа». Конечно, у меня была Мэри, но разве можно сравнивать ее кухонную болтовню с занимательнейшими рассказами Джины? О Северных Снегах, ее родной стране. О том, как суровы их зимы, как сильны морозы и как велики снежные сугробы. И о том, как прекрасны поля в цвету, как ароматен вереск в долинах и как сладка черника в лесах. Как высоки синие горы и могучи сизые ели. Джина говорила долго и с упоением. И глаза ее покрывались дымкой мечтаний и ностальгии. И мне хотелось улыбаться, глядя в ее счастливое, почти детское лицо. Мне хотелось улыбаться, даже просто вспоминая ее лицо. И я готов гнуть спину перед мачехой еще сильнее. Готов был вычищать десятки тарелок и сотни вилок. Готов был натирать до блеска каменное крыльцо. На все, что угодно, лишь бы увидеть Джину еще раз. Очередная случайная встреча стала судьбоносной. Теперь я только и жил воспоминаниями о ней. ***