Когда я был Золушкой

Казнь должна была состояться на закате, и мы как раз укладывались вовремя. Время было рассчитано так, что даже если дождь не справится с ролью нашего союзника, мы все равно успеем вытащить Мэй из лап этого подобия человека. - Ни в коем случае нельзя смешивать селитру, серу и уголь до тех пор, пока не доберемся до места назначения, - предупредил Том, загружая на лошадь мешки с нашим инвентарем. Мы двинулись в путь, и по мере приближения к деревне напряжение в моем сердце нарастало. Плотные серые тучи прочно обосновались на небе и, совершенно не желая отступать, отлично отражали то, что творилось у нас внутри. Мне начало казаться, что ранняя апрельская трава моментально пожухла, а цветы скрылись, и никогда еще зеленые холмы не казались такими блеклыми и безжизненными. Мы остановились подле забора, огораживающего деревню с северной стороны, спрятав лошадей в густых ясеневых зарослях. Там же прошлось заканчивать последние приготовления, плотно начиняя холщовые мешочки самодельным порохом и обвязывая промасленными веревками. - Ну что, готовы? – твердо произнесла Джина. У меня заметно дрожали руки, и я старался глубоко дышать, чтобы успокоиться. Тому тоже было не по себе, он стоял, опустив глаза вниз и теребя завязку от мешочка. Джина выглядела внешне спокойной, еще в поместье переодевшаяся в штаны из тонкой шерсти и льняную зеленую тунику, с коротким мечом на поясе, она казалась мне воинственной амазонкой, ведущей свою немногочисленную армию в бой. Конечно, девушка переживала не меньше нашего, но она единственная сумела обуздать свой страх целиком. Я немного завидовал Тому. Он должен был оставаться за пределами деревни ждать до тех пор, пока не получит от нас знак. Нам же с Джиной предстояло пробраться прямиком во вражеский тыл. Прежде чем ступить за ограду, я накинул на себя старую серую куртку с широким капюшоном, чтобы не привлекать к своей персоне внимания хорошо знающих меня в лицо местных жителей. Как выяснилось сразу же, эта предосторожность оказалась напрасной. Обычно многолюдные деревенские улицы были пусты. Кое-где шныряли куры, с нескольких дворов доносился собачий лай, но ощущение заброшенности от этого никуда не исчезало. - Пойдем к Нэнси и Джорджу? – я говорил шепотом, но даже он казался слишком громким в этой пугающей пустоте. - Не вижу смысла, - покачала головой девушка, - Лучше сразу к Юстиниану. Спрячь мешочек с травами подальше. И платок не забудь, повяжи его сразу, как травы попадут в огонь. Я покорно кивнул и направился к нужному дому. Быстрая, как тень, Джина исчезла из моего поля зрения, чтобы где-нибудь рядышком дождаться нужного сигнала. Я подошел к крыльцу домика старухи Грейс, точнее, ее бывшего домика, и простоял там несколько минут, пытаясь хоть немного унять дрожь в руках и коленях. Наконец, выдохнув, я постучался. Когда за дверью послышались глухие шаги, мне пришлось спасаться от внезапного порыва сбежать куда подальше. Старая скрипучая дверь медленно отворилась, и на пороге показался человек в темных одеждах. Пути отступления были перекрыты, и я внезапно ощутил, как еще секунду назад терзавшее меня волнение отринуло. Дышать стало гораздо легче, и дрожь утихла. - Добрый день, господин, - я неуверенно поднял глаза вверх и рассмотрел стоящего передо мной человека. Это был высокий, тучный мужчина, с широченным лицом, обвитым густыми рыжими бакенбардами по бокам, и румяными щеками. По внешнему облику его было заметно, что если новая религия и славилась какими постами, этот ее представитель вряд ли их почитал. - Могу ли я поговорить с пресветлым Юстинианом? - я вновь опустил глаза вниз, с одной стороны спасаясь от презрительного взгляда рыжеволосого монаха, а с другой – боясь, как бы в неподвластных мне самому глазах не промелькнул огонек ненависти. - Чего тебе надо, щенок? – монах рявкнул так грубо, что я содрогнулся, - Как тебе хватило смелости явиться сюда в таком виде? Ты что, не слышал вчерашней проповеди? В святилище и к любому духовному отцу должно приходить чистым и в лучшей своей одежде, дабы выказать глубокое уважение и почитание. А на тебе что? Серая рубаха, залатанные штаны да старые башмаки! Негоже так появляться перед пресветлым Юстинианом. - Прошу прощения, добрый господин, - промямлил я, еще глубже опустив глаза, боясь, что наша затея вот-вот сорвется, - Но другой одежды у меня попросту нет. Я… я нищий сирота, едва зарабатывающий себе на хлеб, потому-то и пришел сюда, в надежде, что господин Юстиниан не прогонит меня, позволит остаться рядом с ним и постигать азы вашего учения. Я старался вложить в заученный текст как можно больше чувств, и вроде сделать слезливый голос у меня получилось неплохо, но я боялся, что глаза все еще могут сыграть против меня. Толстый монах озадаченно хмыкнул и исчез в недрах старого домика. Это привело меня в некоторое замешательство, и я, не собираясь сдаваться так быстро, решил постучаться вновь, однако дверь распахнулась сама. Все тот же монах с весьма недовольным лицом жестом пригласил меня войти. Обстановка, царящая внутри, заставила меня содрогнуться вновь. Раньше тут всюду были развешаны пучки ароматных трав, связки грибов, на каминной полке стояли разные баночки с целебными порошками, а на подоконниках – бутыли с настойками и мазями. Деревянные полы, застеленные домоткаными половичками, раньше были заставлены деревянными и коваными сундучками, Мэй обожала сидеть на них, аккуратно поджав ноги, и слушать завораживающие сказки старой Грейс. Сегодня же некогда приветливая комната встретила меня холодом и пустотой. Все, все, что Грейс собирала с таким трудом, исчезло. Судя по стеклянным осколкам, валявшимся около камина, имущество знахарки поглотил огонь. И если у нас ничего не выйдет, он поглотит и ее саму. Меня начало потрясывать от предчувствия близкой опасности, но к счастью рыжий толстяк счел это проявлением благоговения. - Вот он, мальчишка-оборванец, - ворчливо доложил он, человеку, сидящему в кресле-качалке, некогда принадлежащему Грейс, как и все в этом доме. Кресло было повернуто к камину, и потому я не мог разглядеть лица своего главного врага, но ненависть начала бурлить у меня внутри, от одной мысли, что сейчас передо мной сидит чудовище, вот так просто готовое объявить ни в чем неповинному человеку смертный приговор. - Давай же, - подтолкнул меня монах, - Подойти к своему господину, поцелуй его длань, выкажи свое почтение. - Не будь так строг с мальчиком, брат Фома, - прозвучал мягкий голос, и я просто не мог поверить, что этот голос принадлежит злодею-изуверу, - Мы ведь для того и ниспосланы, чтобы помогать нуждающимся и очищать заблудших. Мальчик просит помощи, разве можем мы быть строги с ним? Юстиниан поднялся и обернулся к нам лицом. До сего момента я много раз выстраивал образ этого человека в своей голове, и представлялся он мне высоким, худощавым мужчиной, с проседью в волосах, орлиным носом и надменным взглядом. И этот образ порушился, как только я увидел главного проповедника своими глазами. Полноватый лысеющий мужичок, чуть ниже меня ростом, с добродушнейшей улыбкой на лице. - Как твое имя, мальчик? – спросил Юстиниан, подойдя ко мне ближе и откидывая капюшон с моей головы. Я взглянул священнослужителю прямо в глаза, ожидая хоть в них увидеть злобу и жажду крови, но, конечно же, ничего такого не было. Монах всем своим существом излучал добродушие, чем привел меня в состояние полнейшей растерянности, и это, должно быть, четко отразилось на моем лице, потому что он добавил, - Не пугайся Фомы, он суров, но в нем нет и грана желания причинить тебе вред. - Меня зовут Ник, господин Юстиниан, - я низко поклонился и коснулся губами лоснящейся кожи его руки, как учила меня Джина, и повторил все, что говорил прежде Фоме, - Я думаю, что могу быть неплохим слугой, и буду несказанно рад, если вы меня примите. - Конечно, конечно, я всегда рад новым послушникам, - произнес Юстиниан своим сахарным голосом, - Особенно молодым и воодушевленным. Я покажу тебе, мой дорогой, как нужно сеять справедливость. На сегодняшней казни ты будешь стоять по правую руку от Фомы, в первых рядах, чтобы хорошенько видеть, как злу воздается по заслугам. - Конечно, мой господин, - я вновь опустил взгляд в пол, маскируя злость под глубокое почтение, - Будут ли у вас для меня поручения? - Сегодня ты можешь отдохнуть, мальчик, - ласково и снисходительно промолвил Юстиниан. - Прошу вас, господин Юстиниан, - твердо стоял на своем я. - Что за недостойное поведение! – возмутился Фома, но Юстиниан мягким взмахом руки его одернул. - Полно, брат, - все так же добродушно посмеялся он, - Мальчику просто не терпится показать свое рвение, проявить себя! Разве можно подавить такие порывы? Сбегай-ка к колодцу на задворках дома, да натаскай сюда воды, чтобы после казни мы могли умыться и продолжили нести правосудие не только с непорочной душой, но и очищенным телом. Я сломя голову помчался исполнять это поручение, чтобы ни у Юстиниана, ни у Фомы, не осталось и шанса взглянуть в мои глаза и узреть там помимо рвения еще и отчаянную ярость. У колодца я, наконец, смог перевести дыхание и собрать в кучу всю полученную мной информацию. Первая часть плана, целью которой было войти врагу в доверие, была успешно выполнена. Нужно было переходить ко второй его части. Что меня пугало, так это сам наш противник. Он был не жестокосердным убийцей, получающим удовольствие от криков своих жертв, а запутавшимся человеком, свернувшим в какой-то момент своей жизни не по тому пути. Ненависти в моем сердце от осознания этого факта меньше не стало, но в душе промелькнуло некоторое… понимание. «Вот бы и этого Юстиниана забросило в какой-нибудь параллельный мир, чтобы тот послужил ему исправительной колонией, как этот – мне», - пожелал я про себя, затаскивая в дом два полных ведра воды. Из кухни доносились звуки шагов и звон посуды, и я моментально поспешил туда, надеясь на удачную возможность исполнить другое свое предназначение. - Могу ли я помочь чем-то? – пылко воскликнул я, едва появившись на пороге. - А, новенький с неугасаемым энтузиазмом, - посмеялся поджарый мужчина, помешивающий в котелке какое-то варево, - Прибереги силы, после ужина будет отдирать остатки еды от мисок. - Не беспокойтесь, моих сил хватит на все, - заверил я повара, - Может, вам все же нужна помощь? - Пожалуй, не помешает подрезать немного лука в суп, - немного подумав, ответил он, и я принялся старательно исполнять его просьбу. Затем мне было приказано следить, чтобы не подгорели лепешки в печи, но это никак не приближало меня к желанной цели. - Расставить посуду на столе? – никак не отставал я от повара, - Или достать вино? В погребе наверняка есть вино. - Господин Юстиниан не пьет вина, лишь травяной отвар, как и мы, его подначальные, - назидательно объяснил повар, - Вино позволено лишь в великие дни благодати, когда небеса того позволяют. В остальные дни я готовлю специальный травяной отвар, - повар указал на стоящий на столе котелок с толчеными травами, - Если и дальше будешь хорошо себя вести, я и тебя научу. Это было то, что нужно. Я молча внимал его речам, пытаясь улучить момент. Я ходил вокруг стола с сырьем для отвара, как кот вокруг крынки сметаны. Стоило повару лишь на секунду выйти, как к уже имеющемуся сбору из шалфея, розмарина и мяты, добавились истертые в порошок дурман и корень мандрагоры. Я едва успел перемешать сбор и отдернуть руку от котелка, как он вернулся вновь, насвистывая какую-то простенькую песенку, перекрывающую громкий стук моего учащенного сердцебиения. - У тебя капли пота на лбу, - заметил повар, когда я помешивал кашу в котле, кое-как справляясь со страхом едва не настигнувшего меня разоблачения. - Наверное, усталость и правда берет свое, - как можно более непринужденно ответил я. - Так иди, отдохни! – с жаром воскликнул мужчина, - Ты и так сегодня неплохо постарался. Иди-иди, осталось всего ничего, заварить травы, а уж тут ты мне не помощник. Повара было ужасно жаль, разве была его вина в том, что господин Юстиниан настолько фанатичен? Однако скрепя сердце я выбрал меньшее из зол. На кону была жизнь Мэй, а ради этого можно было приступиться многими принципами. О начале ужина возвестил колокольчик, в который звонил один из молодых послушников. За столом стали собираться все участники дикой охоты, и глядя на них я не мог осознать, что эти веселые добряки (за исключением, пожалуй, Фомы) отправляли на костер старух и детей. Юстиниан представил меня своей пастве как нового ученика, и среди участников трапезы пронесся одобрительный гул. Я тихонько прошептал ему, что не хочу есть сегодня, напротив, моя душа жаждет отметить мое новое положение жестким постом, и я пообещал себе, что до завтрашнего вечера ни возьму рот даже капли дождевой воды. Юстиниан посмеялся и дал добро, оценив мой очередной чистосердечный порыв. Сам пресветлый сидел, конечно, во главе стола, я же стоял позади, за правым его плечом, словно олицетворение потерянной совести. Никто не посмел даже притронуться к еде, пока сам Юстиниан не отведал первую ложку супа. Я следил за каждым движением монахов, каждая съеденная ложка супа приближала их к скорому отравлению. Я облизывал пересохшие от волнения губы, на что Фома презрительно фыркнул, расценив мой жест как проявление голода. Это немного успокоило меня, но с волнением совладать все же было сложно, особенно, когда монахи добрались до травяного чая. Тут мой пульс стал настолько бешенным, что я испугался, как бы кровь сонной артерии не пробила скважину в моей шее. - Марк, не кажется ли тебе, что отвар имеет какой-то странный привкус, - выпив добрую половину кружки, поинтересовался Юстиниан, и остальные тут же подхватили, - Ты добавил новые ингридиенты? - Нет, пресветлый, - с удивлением ответил повар, принюхиваясь к своей кружке, - Но я брал часть шалфея из запасов этой мерзкой ведьмы. Могла ли она изменить свойства отвара? Простите меня, господин, я совершенно не мог предположить такого исхода. Сейчас же пойду и вылью эту гадость. - Что ж, дорогие друзья, - развел руками Юстиниан, - Видно, сегодня небеса хотят, чтобы мы обошлись без всеми любимого травяного чая. Но давайте все же поблагодарим Лучезарного за выпавшие на нашу долю трудности. И вновь меня не раскрыли, а все благодаря суеверности Юстиниана. Том предполагал, что так оно и случится, но все же какая-то часть яда попала в организм, а это уже немало для дальнейших шагов. И я надеялся, что мнительность главного проповедника еще не раз окажет мне помощь. *** До казни оставалось несколько часов. Я терпеливо ждал первых проявлений отравления, но возникли они лишь около часа спустя после ужина. - Что-то меня подташнивает, - пожаловался какой-то молодой послушник, - И голова кружится. - Это все работа старой ведьмы, не поддавайся, - сквозь зубы процедил Марк, щурясь на свет, падающий из окна, - Новенький, закрой-ка ставни, глаза болят. Я послушался, с удовлетворением отметив, что в зале, где сидел Юстиниан, окна закрыты тоже. - Итак, давайте же попросим у небес благословения на действа, что собираемся мы вершить, когда солнце укроется за горизонтом, - Юстиниан придал голосу громогласности и торжественности, но между ними все равно слышалась проскальзывающая мягкость. Все монахи собрались в зале и благоговейно сложили ладони вместе, дружно шепча слова какого-то длинного и монотонного стиха. Я видел, что многие из них страдают от учащенного дыхания и слезотечения, но все равно стойко держатся на своих местах. Как только они закончили чтение, я, наконец, решился рискнуть. - Господин Юстиниан, - немного подрагивающим голосом обратился я, - Позвольте мне кое в чем признаться… Старуха, обвиненная вами в колдовстве, однажды подарила мне мешочек. На счастье, сказала она, а я, по своей наивности согласился его принять. Позвольте, я сожгу этот дьявольский амулет, брошу в камин прямо сейчас. Проповедник одобряюще похлопал меня по плечу, и я исполнил последнее свое обязательство. Легко разведя огонь, я положил рядом мешочек с багульником, можжевельником и беленой, и невысокие языки пламени аккуратно его облизали, распространяя по всей комнате терпкий дым. Глаза мои заслезились, и я поспешил задержать дыхание, чтобы не поддаться чарам быстро догорающих растений. - Смотрите, как рушатся дьявольские чары в священном огне, что воплощает вечное пламя подземного мира, - возведя руки к небу, почти пропел Юстиниан. Последователи с благоговением в глазах зачарованно смотрели на своего предводителя и почти полностью уничтоженные огнем травы. Прикрывая рот платком, я рванул к выходу, быстро захлопнув за собой входную дверь. Я не первый раз был в этом доме, а потому прекрасно помнил про толстую деревянную балку, исполняющую роль засова, и быстро накинул ее на торчащие в косяках петли, перекрыв вход снаружи. Сразу же после этого раздался барабанящий стук. - Дьявольский приспешник, - глухо доносилось из-за двери рычание Фомы, - Ты полетишь в костер вместе с этими ведьмами. - Вы ошибаетесь, - крикнул я ему в ответ, - Я вовсе не злодей, а посланник небес, спустившийся на землю, дабы открывать вам глаза на ваши злодеяния. А теперь же, узрите мощь того, кого вы почитали все эти долгие годы! Я дал Джине знак, и она тут же спрыгнула с ветвей ближайшего дерева, облаченная в белоснежный плащ, с капюшоном, полностью закрывающим лицо. - Дадим им еще четверть часа, чтобы сработало наверняка, - прошептала она, и по истечении указанного времени, отворив засов, решительно вошла в комнату. На секунду мне показалось, что я вернулся в свое прошлое, в один из ночных клубов, где происходили пьяные оргии. Самые молодые послушники с криками бешено слонялись по комнате, кто-то рвал волосы на голове, кто-то бился этой головой о стены. Фома стоял на коленях перед камином и, закатив глаза, отчаянно воздавал мольбы своему божеству. Юстиниан просто сидел, с умалишенным взглядом уставившись в закрытое окно и еле-еле что-то нашептывал. С уголка его губы стекала тонкая струйка слюны, и у меня мурашки побежали от осознания, что творцом этого безумия являлся я. Джина, в своем белом одеянии, вышла на середину комнаты и провозгласила: - О, дети небес, смиренно исполняющие волю Создателя! По вашим мольбам спустилась я с райских садов, дабы помочь справиться с наступающей тьмой, жаждущей поглотить ваши нетронутые пороками души. Голос ее звучал так убедительно, что я сам почти проникся и поверил. Еще не выветрившиеся ароматы пьянящих трав немного ударили в голову, и начало казаться, будто белоснежная фигура с ангельским голосом испускает всюду солнечные лучи, делающие все окружающее пространство таким мягким и ярким, и происходящее здесь мне казалось окутанным туманной дымкой. Все проповедники зачарованно смотрели на небесную посланницу, а Фома, подкосившись, бросился перед ней на колени. - Чудо, - со слезами на глазах прошептал он, - Неземное чудо… Остальные последовали его примеру. Самые рьяные бросились к ногам Джины, чтобы хоть просто коснуться ее одеяния. Девушка подошла к огню, вскинула над ним руку, и пламя окрасилось в зеленый цвет. Ошарашенные монахи тут же отпрянули. - Магия… - доносился до меня их шепот, - Это магия… Неужто она тоже ведьма?.. - Я – посланник небесный, - звонко ответила девушка, - Я ниспослана, чтобы уверовали в силу Создателя сомневающиеся, чтобы своими очами узрели они его мощь. В зеленом пламени будут вечно гореть те, кто презирал его в жизни земной. Куча мужчин валялась на полу, вскидывая руки вверх и прославляя сошедшего к ним ангела. Юстиниан стоял в стороне, не смея приблизиться, но по его взгляду я понял, что Джине он не доверяет. - Лгунья! Ведьма! – с пеной у рта закричал он, - Ты дочь подземного чудища, что пожирает грешников, а вовсе не ангел! Джина гордо вскинула подбородок и вновь провела рукой над костром. Пламя стало синим. - Тот, кто не предает Создателя нашего, кто не верит в силу его, тот будет вечно плавиться в синих кострах подземного мира. Возбужденный шепот вновь пронесся по рядам послушников. «Пресветлый, взгляните, она же – воплощение священного духа», - доносилось откуда-то. - Я создана, дабы вознаграждать достойных и нести кару провинившимся. Внемлите мне, и исполняйте волю мою! – эхом доносилось от стен, - Иначе в иных мирах пожрут вашу плоть лиловые костры. В подтверждение слов Джины, в очаге запылали фиолетовые языки огня. Это окончательно убедило монахов в неземном происхождении девушки в белом, и все как один, распластались они у ее ног, рыдая и прося о прощении всех согрешений. И лишь Юстиниан не был готов признать Джину небесным послом. Впервые в его обычно добрых глазах заиграла ненависть. Джина тем временем продолжала вещать своим волшебным голосом: - Вы должны выдать мне тех женщин, что ждут кары земной в подвале сего дома, дабы сразу они постигли кару небесную. Фома рьяно бросился к дверям подвала, кое-как открыв его трясущимися руками, и вывел оттуда дрожащих от слез и страха Грейс и малышку Мэй. - Вот они, лучезарная госпожа, - низко поклонился рыжий монах. - Ты не посмеешь отпустить осужденных, - рявкнул Юстиниан, покраснев от злости. - Посмею, ведь на то воля небес, - благоговейно прошептал Фома, почтенно опустив перед Джиной веки. Взяв под руки пленниц, я вывел их на улицу. На свежем воздухе в голове начало что-то прояснятся. Туман перестал притуплять мой взор. - Садитесь на лошадь, скорее, - тряхнув головой, чтобы сбросить остатки наваждения, велел я. - Бесполезно, это совершенно ни к чему, - сотрясаясь от рыданий, прошептала старушка, - Они все равно найдут нас, все равно мы погибнем. - Нет, нет, - возразил я, усаживая старушку в седло против ее воли, - Мы поможем вам. Давай, Мэй, устраивайся позади. Вам нужно как можно быстрее добраться до ясеневой рощицы, что на севере. Там вас встретит Том. Бледное личико Мэй сразу оживилось, и девочка с надеждой подняла на меня заплаканные красные глаза. - Он пришел, - Мэй тихонько засмеялась, - Я знала, я верила… - Да. Он пришел. А теперь давайте, поезжайте быстрее, - поторопил я все еще плачущую Грейс. Лошадь что есть мочи рванула за ограду, а я подошел к двери, чтобы встретить там Джину. Девушка выбежала внезапно, а следом за ней показалась задыхающаяся от злобы и опьяняющего дыма фигура главного проповедника. Лицо его было красным, как помидор. - Стой, чертово отродье, - повизгивающим голосом кричал он вслед, потягивая свои коротенькие ручки вперед, пытаясь ухватить девушку за одежду. Запыхавшись, Юстиниан решился на совершенно отчаянный для него шаг – он напрягся, прыгнул и с ликованием стянул с Джины капюшон, обнажив ее лицо. - Я так и знал, - хохотал обезумевший проповедник, - Так и знал! Ты всего лишь человек! Чертова синеглазая ведьма, ты сгоришь в огне праведном! Юстиниан дернул за плащ изо всех сил. Джина отстегнула его, и толстый проповедник завалился на землю, все так же сжимая белоснежную одежду в руке. Джина схватила меня за руку и потащила на юг, чтобы переманить возможную погоню на себя. - Нам. Совершенно. Не о чем. Беспокоиться, - отрывисто констатировала она, пока мы бежали, - Этому, на своих маленьких ножках, ни за что нас не догнать. Но опасность подстерегала нас с другой, совершенно неожиданной стороны. *** Далеко убежать не удалось. На дороге внезапно возник Чарли, деревенский староста. В руках он держал вилы, направленные острием прямо на нас. - Я не хочу вашей крови, - сказал он бесчувственным голосом, - Отвечайте, куда побежали заключенные. - Что ты такое говоришь? – возмутилась Джина, - Всем известно, что они ни в чем не виноваты. Дай нам уйти, и шагу нашего больше здесь не будет. - Я знаю, - все так же отрешенно продолжал он. Вокруг нас начал толпиться из ниоткуда взявшийся народ, - Но нашей деревне настанет конец, если Юстиниан решит, что мы с вами заодно. Жителей объявят отступниками. Нас сожгут, как старое тряпье. Я с ужасом оглядывался по сторонам. Те, кого я еще совсем недавно считал своими друзьями, стояли начеку с импровизированным оружием, в любой момент готовые вцепиться в горло. Я запаниковал, и, потянув Джину за собой, хотел выбежать из окружавшей нас толпы, но девушка вовремя остановила меня, спасая от едва не задевшей мой нос острой косы. - А я-то считала вас хорошими людьми, - сокрушенно пробормотала Джина, - Жаль, что это оказалось не так. - Мы не желаем вам зла, не хотим вашей крови! - перешел на отчаянный крик староста, - Мы хотим продолжать свою мирную жизнь, и если для того требуется одна единственная жертва из старухи или девчонки, пусть будет так! Джина выставила вперед меч. - Выпустите нас. Мне совсем не хочется пускать его в ход, - вновь попыталась договориться девушка. - Всех нас не перебьешь, - усмехнулся Чарли, - Пусть ты и мастерица в бою, но численно мы вас превосходим. За моей спиной раздалось частое дыхание запыхавшегося человека. - Синеглазая ведьма и ее подручный, не упустите! – услышал я некогда добродушный, но сейчас скрипучий как битое стекло и повизгивающий голос. - Уж мы-то не упустим, - заверил староста, делая выпад вилами в нашу с Джиной сторону. - Я так надеялась, что нам удалось избежать худшего… - тихо проговорила девушка, доставая из заплечного мешка тугой холщовый мешочек. Мне показалось, что на щеке девушки блеснула слеза, - Пожалуйста, я прошу вас последний раз. Дайте нам пройти. Староста злобно щелкнул зубами и стал медленно приближаться к нам. Круг оцепления становился все уже, и Джина с печальным вздохом ловко подожгла масляную обвязку, кинув мешок на дорожку, ведущую к выходу из деревни. - Пригнись! – крикнула девушка, и потянула меня за собой на землю. Раздался взрыв, жутко громкий, я, было, решил, что оглох на правое ухо. Глаза щипало от поднявшейся вокруг пыли и дыма, я ничего не видел перед собой, как и большинство перепуганных насмерть деревенских. Какая-то женщина завизжала так дико, и я подумал, что теперь оглох еще и на левое. Но все мысли исчезли, когда я увидел перед собой картину, до сих пор преследующую меня в кошмарных снах. Окровавленное тело хрипящего на последнем издыхании старосты билось в конвульсиях. Женщина стояла перед ним на коленях. Запрокинув голову вверх, она выла, словно раненный зверь. - Душегубы, - изрыгала проклятия какая-то старуха, - Демоны. Ты заслуживаешь смерти синеглазая ведьма, и этот подонок рядом с тобой тоже. Джина схватила меня за руку, и мы рванули прочь. Я просто следовал за ней, не разбирая дороги, спотыкаясь о кочки и камни. Я мог запросто упасть и больше не подняться, но девушка упорно тянула меня вперед. Я бежал, не замечая перед собой ни деревьев, ни холмов. Я не помнил того момента, когда Джина усадила меня на лошадь позади себя, умчавшую нас до самых Верхних Холмов. Перед глазами маячило дергающееся тело Чарли и дико ревущая женщина… ***