Когда я был Золушкой

В замок начали прибывать новые рабы. Их не тащили в цепях, не заковывали в кандалы. Они приходили сами, своими ногами. Они добровольно падали ниц перед королем Алессандро и просили обратить их в рабство. Они готовы были на самый тяжелый труд лишь бы получить огрызки со стола короля. Мне было страшно смотреть на эти осунувшиеся лица, бледные и грязные, на разорванную одежду и сбитые колтунами волосы. Поначалу Алессандро милосердно давал им кров, принимая их себе в услужение, но чем ближе дело двигалось к зиме, тем таких приходящих становилось больше. Король стал отправлять их на ночь в одну из дальних построек замка, а наутро они исчезали. Я все же выпытал у молчаливого Паоло, куда они девались. «Рудники», - был его краткий ответ. Мне было совсем не по себе от этого: дети и подростки, молодые девушки были обречены на такую короткую и страшную жизнь. Мальчики среди них встречались реже. Даже без Паоло я понимал, что большая часть мужского населения сражается сейчас где-то на далеких землях, а те, кто не сражается, вкалывает изо всех сил, чтобы прокормить себя и свою семью. Мне было одинаково больно смотреть на каждого прихожанина, но кое-что заставило сердце рваться на части с удвоенной силой. Однажды к королю на поклон пришло целое семейство. И я с трудом удержал порыв, чтобы не ринуться им на помощь. Пятеро человек. Тонкие, рваные одежды, совсем не защищающие от пусть и легких, но все же холодов. Из-под рубашечек высовываются тоненькие ножки троих малышей, которые жмутся к худенькой девушке. Двое тщетно пытаются спрятаться за ее спиной, а один боязливо смотрит на грозного короля. Я вглядывался в лицо девушки, пытаясь определить ее возраст. Как страшно было смотреть на закладывающиеся морщинки на этом юном личике и глубокие, рано повзрослевшие глаза. За ними стоял мужчина, первый мужчина из пришедших к Алессандро. Он опирался на самодельный костыль и подволакивал левую ногу. Девушка начала говорить сама. - Ваше величество, я молю вас, - она встала на колени, - Дайте пристанище мне и моим родным. Мы будем работать изо всех сил, клянусь вам. Нам не нужно много пищи, самые крохи, чтобы не умереть. Отец лишь недавно вернулся с войны. Ему оторвало ногу взрывным порошком, и он не может работать. Какое-то ворье прознало об этом недуге и воспользовалось нашей слабостью. Они украли все, что у нас имелось, и подожгли дом. Нам больше не что рассчитывать, кроме вашей милости. Только после этих слов я заметил, что левая штанина мужчины свободно болталось. Он не проронил ни слова, но в его лице можно было многое прочитать: отчаяние, уязвленную гордость и потерянные надежды. Каково это, жить, видя, как унижается твоя дочка ради жалкого подаяния? Каково это, осознавать, что ты отдал все ради эфемерной цели, результаты которой тебе не суждено лицезреть? Алессандро пообещал сделать все, что в его силах. Он говорил такое всем, кому суждено было окончить свои последние дни на рудниках. Трое детей, калека и хрупкая девочка… Стражник закрыл за ними дверь, и моя выдержка треснула. - Так нельзя, посмотрите на них, они же и недели не продержатся в рудниках! – я услышал собственный крик и приготовился к худшему. Глаза Алессандро зловеще сузились, он встал из-за стола и схватил меня за волосы. - Мне всегда нравилась твоя смелость, признаю, но я терпеть не могу, когда смелость перерастает в наглость. Если я услышу от тебя еще хоть одно дерзкое слово, ты тут же отправишься на рудники вместе с остальным сбродом. Ты меня понял? – голос короля стал похожим на шипение хорька, готового впиться в горло своей добычи, - Я не слышу. Понял? - Да, господин, - я опустил глаза вниз, боясь, что контроль эмоций, который я освоил с таким трудом, даст слабину. Позже я ужасно злился на весь мир. На судьбу, за то, что она так не справедлива. На Алессандро, за то, что он безжалостен. На себя, за то, что я не могу ему противостоять. Я рассказал об этом случае Тео, и тот, к моему удивлению, полностью меня поддержал. - Мы можем объяснить им, что к чему. Или хотя бы покормить. - Тео! – я не мог поверить своим ушам, - Ты готов рискнуть вновь? - В этот раз без дурацких побегов, - он улыбнулся, - Просто прогуляемся по замку. Мы же можем ходить по внутреннему двору, верно? Наш гениальный план состоял в том, чтобы украсть из кухни парочку булок хлеба. Большее скрыть все равно не удастся. А потом незаметно прокрасться мимо стражи в здание, где держат несчастных бедняков. Мы караулили дверь кухни несколько часов, и стоило повару лишь шагнуть за порог, как проворный как кот Тео стащил со стола два румяных хлеба. Мы неслись оттуда что есть мочи, спрятав добычу за пазуху. Конечно, мы знали, что преступление рано или поздно раскроется, но мы надеялись к тому времени завершить свою миссию. Пока мы раздумывали, как проскользнуть мимо стражи, решение появилось само собой. - Смотри, - указал на кого-то Тео, - Это же Беатриса. Она наверняка идет кормить пленников. Беатриса несла в руках небольшой котелок. Судя по его размерам, накормить из такого досыта можно было лишь пару-тройку человек, а их там было не меньше десяти. - Хей, Беатриса, - окликнул я девушку, - Можно мы присоединимся к тебе? - Конечно, - девушка широко улыбнулась и взмахнула своими ресничками. В такие моменты она делалась очень похожей на Мэгги, когда та строила глазки кому-то из своих ухажеров. Стража пропустила нас без вопросов. Какая разница, один раб идет или с кем-то? Все равно, никуда не денется. Стоило девушке поставить жалкое кушанье на стол, как бедняки сразу на него накинулись, вырывая котелок друг у друга из рук и зачерпывая жидкую кашу прямо пальцами. Если бы это зрелище довелось лицезреть кому из придворных, они бы позажимали носы, спасаясь от смрадного запаха немытых тел, и наморщили лица, глядя как кучка бездомных чавкает, облизывая свои перепачканные в овсянке пальцы. Я ощутил лишь острый укол жалости. Мне хотелось помочь им, отмыть их, дать чистую одежду и возможность зарабатывать на жизнь честным трудом, но я не мог им предложить ничего, кроме краюхи хлеба. Беатриса округлила глаза, но ничего не сказала, когда мы с Тео разламывали булки и делили их между изголодавшимися бедняками. - Возьми, - я протянул несколько довольно увесистых кусков той девушке, которая заставила мое сердце трепетать от сострадания, - Как тебя зовут? - Мария, - в глазах девочки мелькнула радость, и на секунду я ясно узрел, что передо мной сейчас находится совсем еще ребенок. - Я должен тебя предупредить, Мария. Алессандро не станет оставлять вас при дворце. Скорее всего, вы завтра же отправитесь на рудники. Так что если будет возможность, постарайтесь бежать. Раздался тяжелый вздох, а затем хриплый, утомленный тяжелой жизнью голос. Заговорил отец девочки. - Я знал, что на лучшее не стоит и надеяться. Это стало понятным еще тогда, на поле боя. Мы проигрывали. Нас все время оттесняли, дважды мы попадали в осаду. Полководец Антонио был хитер, да. Иногда ему удавалось выходить победителем, только чаще всего мы оставались ни с чем и зализывали раны в тылу. Мы проигрывали. А тут по возвращении вдруг оказывается, что наши войска в шаге от победы. Жестокая ложь… - мужчина горько усмехнулся. Он говорил тихо, слышно было только мне и его дочке, но та все равно испуганно зажимала рот и взглядом просила отца остановиться. - Достаточно, - мягко сказал я, - Тут такие разговоры не приветствуются. Вы же не хотите оставить детей сиротами? - Я устал молчать. Хочу, чтобы хоть кто-то услышал правду. Мы проигрываем. Северные Снега продолжают набирать силы, когда мы слабеем с каждым днем. Помяни мое слово, они сотрут нас в порошок через пару лет. А ты что так смотришь? – он сердито кивнул девочке, - Для нас в любом случае все кончено. Продержимся на рудниках от силы пару месяцев, а потом дружно отбросим коньки. Мария грустно отвела взгляд. Я видел, как о холодный пол разбилась ее слеза. - Ты, наверное, думаешь, что мы дураки, да? – мужчина взглянул на меня, - Своими ногами пришли на закланье, как и многие другие дураки. Только вот выбора нам никто не оставил. Знаешь, что происходит за пределами замка? Не знаешь, рабов туда не пускают. Я тебе скажу. Народ оголодал так, что сосед готов съесть соседа. Пустеют все рынки, кроме невольничьего. Работы нет, даже судомойки и поломойки дорожат своими местами, что готовы за них глотки повырывать. Еды мало. Процветают грабежи. Налоги растут как грибы. Все идет на войну. На оружие, на пропит армии. Только что толку? Мы проигрываем, а об этом никто не знает. Знаешь, сколько писем мы посылали с фронта родным? Ни одно из них не дошло. А знаешь, что происходит с теми нищими и бездомными, которые не приходят к королю на поклон сами? Их загоняют в рудники силком, как стадо животных. С ними обращаются, как со свиньями. Кормят гнилью, насилуют беззащитных женщин. Понимаешь, почему мы здесь? - Папа, замолчи, - Мария сорвалась и заплакала. Глядя на нее трое малышей тоже начали похныкивать. - Ты старшая, Мария, - голос мужчины в тот момент показался очень мягким, - Ты должна быть сильнее. Не плачь. Ты не должна плакать. «Слезы непростительны для лидера», - пронеслось в голове. Как много воспоминаний сразу… Из раздумий меня вывел толчок в спину. - Идем, - сказала Беатриса, - А то стража что-нибудь заподозрит. - Не говорите про хлеб, хорошо? – попросил напоследок Тео. Ответом стали согласные кивки. Но стража вновь не обратила никакого внимания на нас, когда мы покидали здание. - Все прошло удачно, да? – обрадовался Тео. - Да, - согласился я, но в душе было неспокойно. Слишком удачно. *** Утром всех рабов согнали на площадке перед входом во дворец. Оглядев эту толпу, я осознал как же много у королевской семьи прислуги. Мужчины, женщины, даже дети – десятки людей встревоженно перешептывались, пытаясь выпытать друг у друга, для чего они тут собраны. - Молчать! – раздался повелительный голос. Все как один поклонились подошедшему человеку. Я стоял далеко не в первом ряду и потому с большим трудом смог разглядеть его среди закрывающих обзор голов. Принц Леонардо. Серьезный, высокий, и поразительно похожий на старшего брата в этом нарядном камзоле. Только взгляд у принца был менее тяжелым. - Итак. Вчера вечером произошло нечто непростительное, - юноша расхаживал перед толпой рабов, заложив руки за спину. Прямо как Алессандро, - Кража. Король бесконечно добр к вам – дает вам кров, дает пищу, не смотря на непростое положение государства и его казны. И вот она, черная благодарность. - А что украли? – раздался из толпы робкий голосок. Будь сейчас тут король, вопрошающий тут же ответил бы за свое любопытство, но принц относился к подобному гораздо лояльнее. - Украли хлеб. Прямиком из кухни, - ответил принц, и я готов был поклясться, что взгляд его направлен на нас с Тео. Я стал потихоньку пробираться вперед, и заметил, что мой друг делает то же самое. - Кому-то кража покажется мелочью, но факт кражи остается фактом, - продолжил принц, - Сегодня хлеб, а что дальше? Мы с братом очень огорчились, узнав об этом. И я лично вызвался отыскать преступника, чтобы воздать ему по заслугам. Если он не признается сейчас, я допрошу каждого из вас, но вор непременно будет найден. А если правда и на допросе не вскроется – нечего делать. Разделю наказание на всех. По толпе пронесся ропот. Мы переглянулись с Тео и незаметно кивнули друг другу. Вот мы снова попались на нарушении правил, и скоро предстоит за это ответить. Страшно было представить, что удумает король, узнав, что мы снова проявили дерзость по отношению к нему. И пока я лихорадочно соображал, как лучше поступить – признаться сейчас или лично принцу во время допроса – в толпе раздался девичий голос. - Это я украла хлеб. Но не для себя, а чтобы накормить тех, кого сегодня переправили на рудники. Можете спросить у охранников. Вчера вечером я ходила их кормить. Беатриса! Она вышла вперед и низко поклонилась принцу. Леонардо глубоко вздохнул, как мне показалось, с облегчением. - Клянешься ли ты, что не выгораживаешь истинного преступника? Учти, ложь – грех не менее тяжкий, чем кража, и если я вдруг открою, что ты соврала мне, наказание ты получишь за оба преступления, - Леонардо ловко отрезал нам с Тео путь спасения Беатрисы. - Клянусь, - уверенно сказала та. Принц кивнул и дал приказ страже увести девушку, а рабам велел разойтись по своим делам. Мы с Тео оба были не в духе. Это неприятное чувство в груди, когда из-за тебя страдает невиновный, оно не отпускало, даже когда я вернулся к работе. С тяжелым сердцем я прислуживал Алессандро весь день, надеясь поскорее спуститься на кухню и узнать, все ли с ней в порядке. И стоило только королю сказать «свободен» как я помчался вниз, перепрыгивая через ступеньки и едва не поскальзываясь на поворотах. Беатриса уже сидела там, прислонившись к стене, и безо всякого аппетита разглядывала стоящую перед ней похлебку. Завидев меня, девушка улыбнулась через силу, хотя глаза ее были красными и опухшими. - Даже не думай просить прощения или винить себя или что ты еще обычно любишь делать? – строго сказала она. Я улыбнулся. Не ожидал, что она может быть такой сильной. - Тогда можно я скажу «спасибо»? Ты спасла нас с Тео. - Не делай больше ничего опасного, ладно? – Беатриса прикрыла глаза, - Вряд ли у меня получится помочь вам снова. - Я постараюсь, Беатриса. Тебе было больно? - Не больнее, чем в то время, когда королем был Альфредо, - девушка усмехнулась. Я почувствовал острый укол совести и все же попросил прощения, хоть и обещал этого не делать. - Ну вот, - склонила голову Беатриса, - Опять за свое. Ник, ты не исправим. Я же сказала, что все нормально. Не вечно же тебе геройствовать. - О чем ты? – я даже рассмеялся, - Что я вообще делал? Помогал тебе драить замок? Это ты называешь геройством? - Самым настоящим, - уверенно сказала Беатриса и провела рукой по моей щеке. От ее теплого прикосновения стало неожиданно легко на душе. Вдруг девушка обхватила меня за шею и шепнула, - Пожалуйста, не рискуй больше. Я переживаю. Неожиданно для себя я принял этот порыв и притянул Беатрису ближе. Она была рядом. Настоящая и мягкая. И это оказалось очень приятным, хотя где-то внутри над моей душой все еще властвовал синеглазый ангел. *** Я выполнял просьбу Беатрисы и вел себя как примерный слуга, хотя смотреть на голодающих людей было очень горько. «Мы все равно не накормим их всех, даже если отдадим свои руки и ноги», - пытался утешить меня Тео. Еда становилась все скуднее. Дров для отопления жилища рабов тоже поставляли все меньше и меньше. Хорошо, что зимы в Южных Солнцах были мягкими, иначе половина из нас померзла бы насмерть. - Все хуже и хуже, - сказал мне Тео однажды вечером, - Восточные Ветра благодушно оказали помощь армии Южных Солнц – солдатами и провизией – но принц Леонардо очень сомневается, что это даст какие-то результаты. - Как же надоели эти войны, - простонал я, кутаясь в одеяло, чтобы согреться. - Я думал, тебе будет интересно послушать о политике, - мне послышалась обида в голосе друга. - Интересно, да. Я хочу знать, что происходит, но так устал. Мне больно смотреть на то, что творится в мире, понимаешь? – я перешел на шепот, - Все говорят о предстоящей победе и восхваляют прекрасную жизнь. Но мы-то знаем, что это не так. Если закрыть глаза на проблемы, они не исчезнут. - А я им завидую, - неожиданно сказал Тео, - Какой смысл вникать в проблемы, если мы все равно не можем их решить? Признай, Ник. Мы можем только наблюдать и переживать, но ты хоть на секунду задумывался, зачем мы вообще это делаем? Посмотри на остальных рабов. Они гораздо счастливее нас, потому что живут, как живется. Я много думал, и решил, что Лео прав. Нам повезло, что мы здесь. Мы не пачкаемся в крови врагов, мы не долбим камень до потери сознания. Тут вполне можно нормально жить, разве я не прав? К тому же, у тебя, кажется, появился к этому новый стимул. Вы постоянно держитесь за ручки, а ты мне до сих пор ничего не рассказал! Лицо Тео озарилось улыбкой. Он так впился в меня глазами, что я понял: мне не отвертеться. - Я и не знаю, что тебе сказать, - это было правдой, - Беатриса славная. Она смела и верна дружбе, ты сам видел. Для меня ценнее качеств нет. - А еще она красивая, - многозначительно протянул Тео. Я кивнул. Она и вправду была хороша. Как роза, которой оборвали шипы. Настоящая южанка с черными бровями, густыми ресницами и загорелой кожей даже в зимние дни. Черты лица у нее были острыми, и это очень ей шло. Она не казалась беззащитным слабым котенком, как Айрис, не была дурманящей головы молодым людям лисой, как Мэгги. Но за внешней слабостью Беатрисы, за ее отстраненностью от дел других я видел огромную внутреннюю силу и мужество. Наверное, потому я и испытывал к ней такую нежность. - Ты ее любишь? – допытывался Тео. Я не знал, что ответить, и пожал плечами. Можно подумать, я сам не задавал себе этот вопрос. Она мне определенно нравилась, но сердце все еще находилось под властью той, чья кожа была аристократически бледна, а глаза глубоки, словно два синих омута. После стольких лет я все еще любил Джину. - Определись, - продолжил Тео, - Она не станет долго терпеть размытых отношений и рано или поздно спросит тебя, готов ли ты к чему-то большему. Ты знаешь, что рабы могут даже создавать семьи, если им позволит хозяин? Ты же всегда этого хотел. Стабильности и спокойствия. - Но какой ценой… - я дотронулся до ошейника. На миг показалось, что сейчас он меня задушит, - Стабильность ценой свободы. Спокойствие ценой лжи. Нет, не этого я хотел… - Подумай хорошенько на досуге, - Тео зевнул и потянулся, - Но сейчас поспи. С утра голова работает лучше. Он отвернулся от меня и с головой закутался в одеяло. Я был рад, что сон моего друга пришел в норму, и засыпал Тео быстро и крепко. Я иной раз вообще не мог сомкнуть глаз, и эта ночь не стала исключением. Я много думал о том, как жить дальше. Принять все как есть или попробовать изменить что-то? Да, хотелось чего-то большего, всегда хотелось, но с другой стороны… Какой смысл гнаться за недостижимыми мечтами, утекающими как вода сквозь пальцы, неуловимыми, как вечерние тени. Ведь рядом есть нечто хрупкое, но дорогое. Не счастье даже, скорее его жалкий слепок. Только вот я боялся, что погнавшись за чудесным образом, выстроенным в голове, потеряю уже то, что имеется. Я взглянул на посапывающего Тео, и мое сердце сжалось в комок. Он смеялся и шутил, ел и спал, выстраивал вокруг себя то, что можно назвать нормальной жизнью, но каково это, строить ее на пепелище и руинах. «Где гарантия, что пока я ловлю журавлей в небе, не придет хорек и не растащит моих синиц, оставив на память лишь обескровленные тушки и разбросанные перья?», - думал я. Дружба Тео, любовь Беатрисы, уважение Леонардо. Я буду неблагодарной свиньей, если поставлю это под угрозу. Под утро я пришел к выводу, что постараюсь любыми путями сберечь свое жалкое, хлипкое счастье. *** «Меня это не касается, меня это совершенно не касается», - упрямо повторял я каждый день с утра до вечера, - «Меня не касается политика, меня не касается война. У меня есть кусок хлеба. У меня есть крыша над головой. У меня есть Тео и Беатриса. Остальное меня не касается». Все разговоры с Тео, с другими рабами теперь сводились к тому, что овсянка скользковата, хлеб не пропечён, погода портится, а одеяла отстирываются плохо. Иногда мне казалось, что я тупею. Иногда, что становлюсь счастливее. С Беатрисой все было хорошо. Когда я находил свободные минуты, сразу шел к ней, чтобы помочь с работой или чтобы вместе отдохнуть. Иногда мы прогуливались по внутреннему двору, а когда зацвели розы, просто сидели и наслаждались их нежной красотой. Эти моменты согревали меня каким-то всепоглощающим теплом. Я любил их, но не саму Беатрису. И это была та самая ложка дегтя, которая не давала душе успокоиться. Много раз я убеждал, что любовь можно вырастить, если правильно к этому подойти. Если хранить ее нежные ростки, ухаживать за ними и оберегать. Какой же я был наивный. Сколько ни пытался я взрастить в себе любовь, ничего не вышло. Я целовал Беатрису, обнимал ее за плечи, гладил ее волосы, но представлял при этом одну лишь Джину. Мне было стыдно. Казалось, будто я пользуюсь Беатрисой и играю на ее чувствах. Это виделось мне ужасным, но сам факт того, что девушке придется разбить сердце, казался еще ужаснее. Она смотрела на меня с необыкновенным благоговением, будто я был доблестным рыцарем на белом коне, а не рабом в ошейнике. Как я мог разочаровать ее? И зачем? Чтобы сделать плохо нам обоим? В конце концов, все мое хрупкое спокойствие состояло целиком изо лжи, и была ли разница, одной ложью больше или меньше? Приятной неожиданностью оказалось то, что Алессандро вновь разрешил нам с принцем продолжать беседы. Леонардо стал серьезнее относиться к учебе, и его брат сжалился и прислушался к просьбам мальчика. - Долго же меня тут не было, - я с улыбкой оглядывал покои принца. Ничего не изменилось, разве что в шкафу стало больше книг, и беспорядок вырос вместе хозяином комнаты. Леонардо, что-то сосредоточенно разглядывающий в толстенной книге, поднял глаза и рассмеялся, увидев меня. - Как же я скучал! – крикнул принц, бросаясь мне на шею, - Ты не представляешь, как я скучал. Никто кроме тебя не понимает мои каракули. А ведь я стал лучше рисовать за это время. Хочешь посмотреть? Принц кинулся к столу, где лежала целая кипа бумажных листов вперемешку с каким-то еще барахлом, и принялся рыться, придирчиво вглядываясь в каждую страницу. - Вот то, что ты называл аэропланом, - энтузиазм так и горел в глазах мальчика, когда он мне показывал свои наброски, - Железной птицей. У меня она не железная, скорее тряпично-деревянная, но если я рассчитал все правильно, такая конструкция могла бы взмыть в небо. А это во-до-про-вод. Ты знал, что такие и раньше были, только их уничтожили во время древних войн? Я нашел упоминания и нарисовал свою схему. Похоже? А тут способ, как обезвредить инструменты, которыми вскрывают животы, чтобы грязь и зараза не проникли внутрь. Я не знаю, рабочий ли он, ведь нет возможности проверить… …Принц болтал без умолку, как и прежде. Он, конечно, немножко подрос, даже догнал Тео, и стал выглядеть чуточку солиднее, но в душе остался тем же ребенком. С надеждой на лучшее и великими мечтами. Я был рад видеть его таким, немного наивным, но оживленным и радостным. «Хорошо, когда есть на что надеяться», - думал я, кивая в такт трещащему Леонардо. - Как же хорошо, что ты снова тут, - улыбаясь во весь рот, сказал мальчик, - Я все-таки глупый был. Не подумал, что Сандро рассердится из-за обучения. А вообще-то должен бы предвидеть такой исход, иначе какой из меня правитель? Но все же кое-что я пресек. Помнишь, когда вы с Тео напроказничали, а девочка за вас вступилась? Я тогда молился, чтоб вы с Тео не выскочили вперед, иначе я бы вам точно не помог. Знаешь, каких трудов мне стоило убедить Сандро, что я сам справлюсь с этой ситуацией? - Спасибо вам, юный господин. Конечно, Беатриса тоже вовремя сообразила. - Беатриса, значит. Это с тех пор ты за ней ухаживаешь? – Леонардо прищурился хитро, как лисенок, - Хочешь, чтобы она стала твоей женой? Сейчас Сандро вряд ли согласится, но позже, как война закончится… Кстати, хочешь узнать, что там на фронте? Я передавал кое-что через Тео, но… - Нет, юный господин, - я резко оборвал неуемный совестный поток принца, - Я больше не хочу ничего знать. - Вот как, - взгляд Леонардо неожиданно стал совсем взрослым, - Я понимаю. Я бы тоже хотел забыть обо всех этих передрягах, отдаться науке, но… Когда-то ты мне сказал, что не хотел бы родиться принцем. Иногда мне кажется, что я бы тоже не хотел. - Но ведь наукой вам заниматься никто не воспрещает, - я хотел побыстрее вернуть Леонардо прежнее бодрое расположение духа, - И вы вполне успешно движетесь вперед. Это новые книги? - Да. Я просил посыльных их достать, и скажу, это было совсем непросто, - глаза Леонардо вновь загорелись прежним огнем, и он начал подробно рассказывать, что и откуда у него появилось. - Видишь, какой тут необычный корешок и переплет? Это не наша книга, ее делал заморский мастер. Тут даже буквы не все понятные, зато какие иллюстрации! Она по физике, мне сложно разбираться, но я пытаюсь. А эта книга досталась случайно. Ее хозяин обеднел и сидел в своей лачужке, пропивая последние деньги. Конечно, какое ему дело было до библиотеки! Поэтому обложка рваная и странички мятые. Зато содержимое просто великолепно! Тут очень много про механику. Язык наш, не варварский, буквы понятные, смысл разгадать удается не всегда, но большая часть мне все же доступна. А эта куплена у какого-то ушлого торговца. Знаешь, сколько за нее было отдано? Двадцать пять золотых! Дорого, правда? Ты, наверное, думаешь, что я маленький эгоист, раз бросаю такие деньги на покупку бесполезной бумаги. Но я ведь не только ради себя. Я для всех. Может, однажды я сотворю что-нибудь великое, и оно спасет мир. - Конечно, юный господин. Я верю в вас всем сердцем. И тут прозвучали слова, которые эхом отозвались в моей душе. - Благодарю. И пожалуйста, Ник. Зови меня по имени. Леонардо. Я хочу быть тебе другом, а не господином. Как я был растроган! Могла ли сыскаться лучшая награда? Думаю, все же нет. ***