Инсбрукская волчица. DLC

Мне было пятнадцать, когда это случилось. Есть в этом какой-то символизм: пятнадцать лет я прожила спокойно у себя в деревне, теперь столько же я буду сидеть здесь, в тюрьме. Сама я из-под Кечкемета, тут до города час ехать. Я была в семье одна, был когда-то брат, но он умер от крупа. Ещё один во младенчестве умер. Отец хотел наследника, но пришлось смириться с тем, что только я есть. А четыре года назад случилось это… Вот так, в деле только указали, что я новорождённого ребёнка бросила на морозе, а то, что этот ублюдок Ласло со мной сделал, их не интересовало! Почему я должна была оставлять у себя это существо? Как я могла жить, пока рядом со мной будет ежедневное напоминание о этом ублюдке? Это не человек, нет, человека бы убить я не смогла — я убила выродка, который бы стал таким же, как тот ублюдок, сломавший мне жизнь. Я на суде не услышала ни слова утешения, зато проклятий — сколько угодно. Потому я и огрызалась, но особенно злил папаша: я запятнала честь семьи? Чем? Тем, что какая-то скотина не укротила свою похоть? Тем, что надо мной надругались? Тем, что ещё в утробе не сумела убить это существо? Я ему прямо и заявила об этом: если бы он реально честь семьи хотел защитить, то не меня бы бил, что не там он ищет причину. Я сказала всё это в сердцах, я не ждала от него никаких действий. Он ведь всегда только о себе и думал. Придёт, спросит: накормила ли Каталин скотину, всё ли в порядке у нас, а потом выпьет и завалится дрыхнуть. Я привыкла, он когда пьян, вполне безобиден, а когда был трезв, так что угодно можно поручить. Сделает, не придётся даже упрашивать. Да, мы может и не были с родителями по-настоящему близки, но теперь эти моменты греют мне душу. Потому, что больше уже не будет ничего. Я осталась одна, передачки мне никто не носит. Уже загибаюсь на тюремной отраве. Может, не делись ваша сестра ничем, я бы уже не писала бы вам ничего, и не откровенничала бы. Но теперь я вижу, что вам можно довериться. Что ж, думаю, надо рассказать всё, что было после. Меня отправили в тюрьму на пятнадцать лет. Папа с горя запил, а в один прекрасный день вломился в дом к Ласло и зарезал его. И не только его, но также жену и малолетнего сына. Убил не сразу, а куражился над ними несколько часов. Сперва он рассказал Ласло всю историю, потребовал объяснений, а он давай оправдываться, что я сама его соблазнила. Тогда он рассвирепел и стал его бить. Затем он буквально разорвал его, на нём живого места не осталось. Когда он уже выбросил труп в помойную яму, вернулись жена Ласло вместе с сыном. Они к доктору поехали, вроде он приболел. Папа и их быстро приговорил: зарубил топором обоих. А потом заколол самого себя. Мама вскоре умерла сама. Не пережила удара. А я сожалею только о том, что сама не убила этого ублюдка. И о его жене с сыном тоже не сожалею: зуб за зуб, око за око. Этот ублюдок получил по заслугам, и даже если бы его арестовали, дали бы смехотворный срок, а его жена и сынок спокойно бы жили себе, и отравляли бы жизнь нам. Кто мог вырасти у такого ублюдка? Только такое же чудовище. Поэтому я ни тогда, ни сейчас, не раскаивалась в том, что сделала. Я имела право себя защитить, имела право отстоять свою честь. И я бы на месте папы, Ласло бы убила в последнюю очередь. Я бы мучила его долго, чтобы он молил о смерти, чтобы каждый день он переносил новые мучения. И я знаю, что я такая не одна. Тысячи других имеют право защищать себя и свою честь. И я свою задачу выполнила. А что не смогла, сделал папа. За что я ему благодарна: я отомщена, больше этот ублюдок никого не тронет. Вот так, написала открыто, без фальши. Я не сожалею ни о том, что сделала, ни о том, что меня арестовали. Для меня теперь везде тюрьма, а уж после того дня я и не жила уже. Теперь я сплю спокойно, кошмары меня не мучают. И если кто-то здесь будет жаловаться на кошмары, говорить об угрызениях совести, знайте — перед вами лицемер. Вот сидела со мной в камере Маргит, при каждом удобном случае поминает своих родных. Ей дали пожизненное, пять человек убила. Вот не люблю я это цыганьё — врут, как дышат. И Маргит тоже любит повспоминать сынка, поплакаться, что он сиротой остался. Ну да, а когда она девочек малолетних душила, как слепых котят, она думала о сынке? Склизкая и невыносимо мерзкая баба — при всех прямо такая тихая, только что нимба над головой не хватает, а вот повздорила с кем-то, идёт и поливает её такими словечками, что у меня в ушах звенит. Они скандалят обе, а Маргит грозится уши отрезать. Вот тебе и святая невинность… За такими глаз, да глаз нужен. Я почему-то из всех боюсь именно её. Зигель просто живёт особняком, никого не трогает. А с Редой мне действительно страшно находиться в одной камере. Надеюсь только, что мой срок закончится раньше, чем она меня придушит ночью. Если уж не доживу до освобождения, так что ж, видимо, так тому и быть. Помру — и не вспомнят, останется от меня только могильный столбик. Как и от других.