***
— Тошитсу, прекрати ходить за Кацуки, — сказала мама, взяв ее за руку. — Почему? Женщина тяжело вздохнула и посмотрела на ребёнка. Малышка, которая пока не понимает и не представляет всю жестокость этого мира. Наивная. Сжав аккуратно детскую ладошку, мать присела на корточки и погладила малышку по голове. — Понимаешь, не все... вокруг тебя будут добрыми и дружелюбными. Ты видишь, как Кацуки обращается с Изуку? — Да. — Это похоже на дружбу?***
— Это разве похоже на дружбу, Изуку? — спросила Тоши, убирая причуду вокруг себя. — Нет, не похоже, но... — отвернулся он. Тоши, не выдержав напряжения и невнятного бормотания со стороны друга, топнула ногой и взмахнула руками: — Без «но», Изуку, смотри правде в глаза. Он издевается над нами и не подпускает к себе! — Я восхищаюсь им, Тошитсу. Я восхищаюсь им как Всемогущим, понимаешь? Он для меня... герой. Пример. А ты для него больше, чем просто одноклассница...***
— Слышь, землеройная! К девочке подошла компания подростков, которая намеривалась проучить её. Малышка от испуга сделала шаг назад и, не заметив камня, завалилась на спину. — Эй... я... нет... — Ха, это же та девчонка? — Ага, с причудой земли! — Слышь, ты! — послышался рядом мальчишеский голос. К толпе детей шёл мальчик — пепельно-блондинистые волосы, торчащие в разные стороны, оранжевые глаза. Незнакомый соседский мальчишка встал перед ней, раскинув руки в стороны и грозно произнёс: — А ну не лезьте к ней! — А то чё ты сделаешь, пиздюк? — спросил главный хулиган. Мальчик сжал руки в кулаки. С его стороны доносились звуки взрыва. — Взорву к чертям собачьим...***
— Ты достала за мною ходить. Сколько же можно?! — прорычал Кацуки и с отвращением взял Тошитсу за шиворот. — Отвали от меня!***
— Изуку, я не могу, — плача, произнесла Тошитсу. — Я не могу... — Тоши, эй, не надо только плакать! Он ещё изменится... — Нет. Нет... Я хочу... хочу!***
— Ты прикинь, эти двое конченых тоже поступили, и они со мною в одном классе.***
— С какими бы трудностями ты ни столкнулась, ты не должна терять надежду, — сказал Кацуки и положил руку на плечо Тошитсу.***
— Прости меня... — прошептал Кацуки, поёрзав на месте. — Ты что-то сказал? — переспросила Тоши, спрыгнув с перекладины. — Н... нет, пошли домой! Бесишь уже.***
— Понимаешь, любовь бывает разная... — Любовь должна быть приятной и тёплой, — перебила она. — Да, — монотонно ответил голос, — но все мы выражаем любовь по-разному. — Нет, это не может быть... — Может, дорогая. И он так тоже выражает свою любовь. Да, он груб и агрессивен, но...***
— ...но злость означает страх. Тот, кто злится, — испуган, он боится что-то потерять.***
Тоши устраивала землетрясения, фонтаны из земли, возносила до небес глыбы, меняла рельеф плоскости, но ничто не могло подействовать на Бакуго. Глубокие раны, порезы, ушибы, боль. Под конец соревнующиеся выдохнули; первая замедлилась Тошитсу. Кацуки поймал момент и стал сокращать дистанцию. — Тебе не понять, что я несу в себе! Тоши отбросило к границе арены. Не медля ни секунды, Кацуки сел на нее сверху, приготовившись к исполнению своих действий. Она видела, как ладонь приближалась к её лицу. Ещё миг, и она... «Неужели он это сделает? Да, ведь я только что заставила это сделать! Сегодня всё решится раз и навсегда!» — нахмурилась она и выставила руки вперёд. — Прекрати! Взрыв. Кацуки пролетел через всю арену, упав на другой ее конец. Раздался оглушительный взрыв, который разломал землю вокруг Кацуки в крошево. Арена оказалась частично разрушенной. Бакуго, очнувшись, прикрывался рукой от летевших кусочков бетона и земли, пытался разглядеть, что происходит. Он успел встать и отойти назад — взрыв и землетрясение смогло бы любого уложить на лопатки. Пыль стала оседать тяжёлой серой плёнкой. Тошитсу стояла посереди поля, сжимая руки в кулаки. Со лба и рта текла кровь, она была ослаблена и избита. Глаза полны решимости действовать. Её тело местами медленно покрылось коркой земли. Она не чувствовала ни тяжести, ни легкости на душе. Тошитсу поднялась в воздух на глыбе из земли, Кацуки взлетел за ней, отталкиваясь от своих взрывов, и проорал: — Мелкая сошка! Оказавшись с ним на одном уровне, Тоши решила, что вокруг них остановилось время. «Мне нужно... поговорить с ним и остановить его!» — подумала она, глядя Кацуки в глаза. Окровавленный и раненый, он идёт дальше к первому месту, как всегда мечтал. Кацуки подставил руку вперёд, приготовившись покончить с Тошитсу, как... — Нет! — крикнула Тоши, потянувшись к нему. Ладонь Тоши соприкоснулась с ладонью Кацуки. Тонкие длинные пальцы вцепились в горячую ладонь, которая только что хотела атаковать её. Кацуки нахмурился и хотел выхватить руку, как к нему поползла кора земли и облачила «замок» из пальцев в глыбу, не давая вырваться. Бакуго страшно посмотрел на девушку, которая с каждой минутой теряла силы. Окровавленная и потная, она не сдавалась и шла дальше. — Да что же ты такое? — прошептал Кацуки. — Я та, кто изменит тебя! У Бакуго появилась ехидная улыбка на лице. — Да что ты мне можешь ещё сделать? Ты сейчас в абсолютно убитом состоянии передо мною. Ради чего здесь стоишь? Тошитсу из последних стояла на ногах: в глазах двоилось, воздуха катастрофически не хватало, руки едва поднимались, чтобы поставить хотя бы блок, но правда, всё это ради чего? «Да, он прав, ещё немного и я свалюсь здесь, но это всё...» — Это все... ради тебя! — ответила она, глядя ему в глаза. Не успев и договорить, Тошитсу почувствовала, как Бакуго схватил её за шиворот ветровки и поднёс к себе. — Что ты творишь? Тоши выплюнула сгусток крови. В ответ она тоже схватила его за шиворот и сжала, глядя с болью ему в лицо. — Неужели тебе легко жить с камнем на душе? Почему ты делаешь вид, что ничего не происходит? Единственный, почти беззвучный крик, который она уловила, — узнала и поняла. Она слышала уже такой крик, с которым всё отлетает, всё растворяется и поэтому звенит. Внутри звенит, в нём самом, и звона этого последнего уже никогда не забудешь. Словно замораживается он, холодит, тянет за сердце. — Замолчи! Замолчи! Замолчи! — Да, ты задевал меня, унижал, обзывал. Знаешь, почему? Хочешь услышать? О, эта ярость в её глазах, которую увидел впервые Бакуго. Этот воинственный крик и уверенность, которую он боялся. Всегда. Даже когда она не была ему нужна. Он затаил дыхание. Глаза задёргались в страхе вместе с руками: одна, державшая её за руку в глыбе, а вторая за шиворот. — Тебе сложно доверять кому-то, и рассуждения наедине с собою получаются самыми честными. Это страх. Страх доверять и быть собою. Ты одновременно стремишься подойти к нам и тяжело переживаешь одиночество, надеваешь свою маску этого Кацуки Бакуго, которого все так боятся. Но стоит тебе приблизится, как что-то в тебе щёлкает, и ты начинаешь раздражаться, быть эмоциональным, агрессивным, отчуждённым. Ты делаешь из себя грубого и лицемерного человека, но ведь это... — проговорила Тошитсу; в ее глазах застыли слезы. — Не так! Я знаю настоящего Каччана, которого ты прячешь! Страх, словно предсмертная агония, сковывал Кацуки; его рука ослабла внутри глыбы. Он заорал: — Хватит! Хватит! — Верни того Каччана, который был всегда со мною рядом! Где тот Бакуго, который всем помогал? Где тот Кацуки, который защищал всех своих друзей?! Слезы текли по щекам, падая на землю с высоты на обшарпанный цемент. Начиналась истерика, которую сложно было бы остановить. Горячее дыхание Бакуго чувствовалось на шее и на груди, бешено бегающие разъяренные глаза... Картина, которую невозможно описать словами. Чувства внутри переполняли: гнев и любовь. Боль и прошлое. Но как быть и жить, когда понимаешь, что твой друг изменился? Тот друг, который обещал быть рядом всегда, который защищал и оберегал? — Ты же... всегда был рядом, когда я в беде, так почему обычно не можешь быть рядом? Где мой герой? Вся твоя чудовищность — это всего лишь игра, огромная широченная ширма. И ты рычишь и щёлкаешь зубами, но у тебя всё болит… В твоей чудовищной лапе застрял огромный шип. Его глаза, в которых обычно таилось холодное равнодушие, засветились неподдельной теплотой.***
— Эй, Тоши, — крикнул радостно маленький Каччан, подбегая к Тоши, которая перебирала камни, — ты как себя чувствуешь? Девочка покраснела и гордо подняла голову. — Всё хорошо, Каччан, спасибо. — Уже который раз тебя пытаются обидеть, давай я буду твоим защитником-героем? Тошитсу прищурилась и косо посмотрела на Кацуки, улыбающегося в тридцать два зуба. — Зачем? — Ну, ты же девочка, а девочек надо всегда защищать! К тому же, ты моя подруга!***
— Вот чёрт, Джишин, сколько можно влезать в перепалки такие? — отряхивая руки, процедил Кацуки. — Я не специально... — Да ладно! Я же твой герой!***
— Ты знала, что друзей-девочек у мальчиков не бывает? — А кто бывают? — Любимые девочки, которых захочется защищать до конца своих дней!***
— Эй, Каччан, что случилось? — Не лезь ко мне!***
— Каччан, ты сильно изменился... — Да пошла ты!***
— Каччан! Каччан! — Нет больше Каччана! Поняла? Нет!***
Что делать, если ты видишь, что твой друг обижает вашего общего друга? С каким скрипом в сердце ты подойдёшь и скажешь ему, что он идиот? Не скажешь. Потом ты придёшь домой и будешь реветь в подушку от неизвестности и неразделённых чувств. Твой друг детства, с которым ты росла всю жизнь рука об руку, внезапно меняется в худшую сторону и забывает всех. Он обижает тебя, обзывает, задирает, отдаляется. Когда-то тебе доверявший человек превращается во что-то ужасное. Каково это, приходить домой и осознавать, что того товарища, с которым вы ходили за руку, гуляли, обсуждали и мечтали, больше нет? Его больше не вернуть. И те былые дружбу и чувства тоже не вернуть. Остаётся лишь одно — жить с грузом дальше. Приходить домой и корить себя за то, что ты не была рядом в нужный момент с этим человеком. Каково это, лежать каждую ночь перед сном и думать о нём? Проходить мимо него самого или его дома и вспоминать всё, что вас объединяло. Проходить мимо друг друга и молчать заместо привычных дружеских рукопожатий. Смотреть в глаза друг другу и видеть враньё. Что делать, когда вы стоите спустя столько лет на одном куске земли на высоте в три метра и наконец-то говорите об этом? Когда спустя столько лет вы решаетесь взглянуть правде в глаза? Когда ваши души и сердца открыты друг другу? Слёзы стекают ручьём по щекам. Руки нежно и крепко сжаты в холодном осколке глыбы. В глазах отражается боль. Кацуки, услышав слова Тошитсу, молчал. Ему было тяжело смотреть на её слёзы. Ведь когда-то он обещал ей, что она не будет плакать и он никогда не увидит её слёз. Обещал, что будет её защищать. Обещал, что будет рядом всегда, но в итоге рядом только тогда, когда она в опасности. «Зато рядом», — твердил в такие моменты себе Каччан. Что сейчас происходит? Он не может двигаться, что-то объяснить, сказать, сделать. Он только может... раскаяться и просить прощения. Через потрескавшуюся стену агрессивного Каччана он смотрит честными и наполненными болью глазами на неё, зарёванную и окровавленную. Слабые и маленькие пальцы крепко сжимали его руку и не хотели отпускать, а он... нехотя отпустил её. Он поднял голову к небу и глубоко вздохнул, пытаясь не заплакать и не показать свое истинное «я». Несмотря на всю поднявшуюся боль и прошлое, он вернул своё состояние, которое вырабатывал много лет: тяжело глядя на подругу, сжав её руки и подтянул ближе к себе. Она увидела в его глазах что-то такое, чего никогда раньше не видела. Это был не проигрыш и даже не выигрыш, не ярость или злость, не насмешка. Это было сожаление. — Знаешь, чего я ещё боюсь? Жить в подвешенном состоянии, постоянно ждать и чувствовать, что схожу с ума. Прожигать настоящее в ожидании будущего, хотя оно, когда наступит, станет всего лишь еще одним настоящим, бороться с которым я не умею. Да, ты права. Я боюсь, но... Как бы сделал Кацуки, если бы на месте Тоши был кто-то другой? Толкнул бы оппонента вниз и пошёл прочь, но... — Прости, — шепнул он и толкнул Тоши вниз, — но... Взрыв. Тёплые руки, соединённые вместе, разорвали свое прикосновение. От неё не осталось ничего, кроме прекрасных больших глаз, на которые больно было смотреть, потому что, будь они меньше, в них, пожалуй, не могло бы уместиться столько печали. Тошитсу летела вниз с куска земли, подвешенного в воздухе. Её душу опять разбили. Сожгли, оставив один лишь пепел. Ему было больно смотреть, как самое дорогое в его жизни сейчас падает на холодный бетон. Жизнь и её суть сложны. Теперь, с разбитой душой, в слезах, она летит вниз. И сейчас она чувствует себя виноватой. Но ведь разве так и должно быть? Она не смогла осуществить свою мечту и вернуть Каччана. Что теперь делать? Всё потеряло смысл. И теперь она падала. Осознавая, что она даже не будет пытаться смягчить своё падение, Тоши смотрела на соперника. Когда смотришь в эти глаза, понимаешь, что за ними нет никого, с кем можно говорить. Полёт вниз казался бесконечным. Испытай один раз полет, и твои глаза навечно будут устремлены в небо. Однажды там побывав, ты на всю жизнь обречен тосковать о нем. В полёте обретаешь покой, мысли и душа летят с тобою. Пустота. Легкость. У неё больше не было сил. Она падала. Падала и горела. Боль сковала её тело, и она не могла даже шевельнуться. Она могла лишь лететь тяжелым балластом вниз, распадаясь на миллионы частиц пеплом. Она не хотела плакать и кричать. Не хотела звать кого-нибудь на помощь. Не хотела, чтобы кто-то просто оказался рядом, взял её за руку и вытащил из этого кошмара. Чтобы кто-то обнял её и прижал к себе, сказал, что всё будет хорошо. Но этого не происходило, поэтому всё, что ей оставалось, так это падать. Кацуки бледнел с каждой секундой, ведь она падала... из-за него. Этот страх в глазах, боль и слезы. Слеза поднялась вверх по воздуху. Тоши на миг улыбнулась. — Спасибо, Каччан. — Нет... Боль пронзила всё тело, с макушки до кончиков пальцев, словно в неё вонзали тысячи толстых игл в каждый участок кожи. Двигаться было сложно и страшно, она не знала, что с её телом. Тело Тоши было «влито» в цемент, создав там небольшую ямку. Последнее, что она помнит до удара, — это приземлившийся с грохотом Кацуки, зовущий врачей, его перекошенное лицо, полное ярости и боли. Его тёплые руки схватили Тоши за шею и приподняли к себе. По его щекам текли слёзы. Настала темнота.