Цена иной реальности

       Взору Бакуго предстала знакомая спортивная площадка, у которой он с Тошитсу и Изуку любил собираться когда-то в прошлом. На эту площадку он часто вызывал свою подругу на разговоры, которые обычно заканчивались дракой. «Она заранее знала, что мы сцепимся? Неудивительно, ведь я готов ей челюсть сломать», — Кацуки ускорился по направлению к площадке, разминая пальцы.        Слова, вылетающие из его грязного рта, причиняли боль. Он знал и знает, его тыкали носом в то, что его слова подтверждали наличия у него души и сердца, но он и по сей день продолжал лить грязь на дорогих ему людей. Объясниться не мог и не хотел, но совесть сгрызала, как тогда в больнице, у её койки.       «Я знала, что это добром не кончится. Кацуки знает меня от корки до корки. Он все знает. И он все понял. Он понял, что у Изуку причуда Всемогущего, что он следующий Номер один. Он знает, что его спасла не я, а Изуку. Снова везде Изуку. Зная его, этот разговор состоится, и день закончится исключительно кровью и слезами. Я расскажу ему все, что он хочет знать».

***

       Бакуго прибежал на спортивную площадку. Она была пустой и плохо освещенной, и только тёмная фигура, ждущая своего часа, сидела на перекладине.        Впервые за долгое время Кацуки почувствовал свой предел — он устал. Он набирал в лёгкие воздух, с него лился пот, глаза с трудом открывались. Из-за тяжести Кацуки опёрся руками о колени. Так плохо ему ещё никогда не было.        Его прерывистое дыхание услышала Тошитсу. Она повернула голову и косо посмотрела на него. И, кстати, она тоже была удивлена его видом. «Ещё бы. Пережить такое всего за один день», — дёрнула уголком губ Тоши, спрыгивая с перекладины.        Она не хотела ругаться, драться, огрызаться.        На сердце было тягостно. Кошки скреблись и истощённо мяукали. Ей всегда было тяжело разговаривать с ним, потому что хотелось тёплых дружеских разговоров без стычек. Глубоко вдохнув и выдохнув, Тошитсу пошла вперёд, сокращая дистанцию. Она шла тяжело, напряжённо, кулаки дрожали, а нахмуренные брови, подергивающиеся от страха, были сведены у переносицы.        Бакуго выпрямился, демонстративно расправляя плечи и гордо поднимая голову. В его взгляде было отчетливо видно: «От тебя и мокрого места не останется».        Она остановилась. Между ними оказалась разница в метр.        Оба не сводили с друг друга глаз.        Один скалился. Вторая боялась дышать в его сторону.        Один жаждал правды. Вторая хотела сбежать.        Но у обоих сердце кровью обливалось.        — Ну? — Кацуки сделал круговые движения плечами для разминки. — С чего начнём? — Тошитсу стояла неподвижно, как мышь, увидевшая кота. Кацуки продолжил испепелять её взглядом. — Видимо, не знаешь, с чего начать?        — Чего ты хочешь? — напряжённо поинтересовалась Тошитсу.        — Что это было, на площади?        Тошитсу обомлела. Не этого вопроса она ждала в первую очередь. Тоши начала нервно потирать ладони и переплетать пальцы, и только Кацуки заметил это, как она остановилась и замерла.        — На площади? Ты сам все прекрасно видел. Всемогущий победил злодея, и…        — Сейчас из меня идиота не делай, — его голос звучал грубо. Тошитсу боязливо бросила взгляд на его руки. — Ты знаешь, что фраза «Ты следующий!» адресована была этому задроту. И неспроста. Что за бумага у тебя была тогда? Что у тебя была за реакция?        С каждым вопросом ей становилось всё тяжелее. Будто бы каждый его вопрос — это тяжёлый булыжник, который падал на неё и давил своим весом, а она от его тяжести не могла вздохнуть. «Если я скажу, что встретила незнакомку, он посчитает меня полной дурой. Мне это тоже казалось странным, но ведь она существует. Нет. Ему нельзя рассказывать, — взгляд Тошитсу пробежался по его рукам, вычерчивая невидимую сетку из вен. — Тогда что мне сказать в своё оправдание?»        — Я знаю, что Изуку унаследовал причуду Всемогущего, — как гром среди ясного неба раздалось признание. Того, чего она больше всего боялась в сегодняшнем разговоре. Глаза Бакуго на мгновение потухли. «Не отвечаешь… значит. Правда», — понял он, глубоко вздохнув.        Тошитсу тяжело закрыла глаза, обняла себя руками и отвернула голову в сторону.        — Он был никчёмным. Ты же помнишь, — в его хриплом, тихом голосе чувствовалась вся душевная боль. — Каким-то чудом поступил в академию. Хотя большим чудом стало появление причуды. Ты подслушала наш с ним разговор на площади в начале учебного года, когда он сказал мне, что ему передали причуду. Он был невыносимым нытиком, которого я вечно дергал, а ты защищала. А что потом? Да будь он проклят, он с довольным лицом начал расти. Даже ты, твою мать, начала в него больше верить… Сегодня я сложил мозаику, — Тошитсу еще никогда не испытывала такой тревоги. Это был не страх, а именно тревога. Сейчас она могла абсолютно точно отличить эти чувства. Страх непродолжителен и интенсивен. Тревога другая. Она охватывает постепенно и длится бесконечно. — Босс всех злодеев может получить причуду других людей чуть ли не по щелчку и передавать её другим. Из-за этого одна из Диких кошек ушла в отставку. Плюс Ному, у которого херова туча причуд. И тогда я понял. Босс и Всемогущий знают друг друга. Передача причуды — это может значить, что Всемогущий как-то связан с этим. И это так же объясняет его слова про передачу причуды. Но я вижу, что ты только что узнала для себя кое-что новое, не так ли? А твоё молчание лишь подтверждает эти факты. Только знаешь, мне интересно, откуда ты узнала, что ему передал причуду именно Всемогущий?        Даже сейчас теория Бакуго вновь подтвердила слова той незнакомки.        Буквально за мгновение сердце разогналось до ста двадцати ударов в минуту — казалось, будто оно сейчас взорвётся. В голове туман, мороз по коже, жар и ужас, сковывающий и в то же время заставляющий бежать отсюда. Больше всего на свете ей хотелось остановиться. Замереть в вакууме. Проснуться там, где нет воспоминаний.        — Если я скажу, — взгляд Тошитсу остановился на лице Кацуки, глаза наполнились слезами, — ты не поверишь, — бровь Кацуки удивлённо взлетела вверх. Он нахмурился, ожидая продолжения. — Я встретила одну незнакомку. Она не говорила своего имени. Появилась из ниоткуда. Говорила, что Изуку в опасности. Рассказывала что-то про его причуду, мол, он следующий…        — Так ты… тоже её встретила?       Тошитсу побледнела.        — Тоже?        — Она ко мне пришла во время спортивного фестиваля. Втирала что-то про опасности, подстерегающие меня и Изуку. Я думал, мне приснилось или привиделось, но после твоих слов…        «Черт, что происходит-то?» — подумала Тошитсу, вытирая выступившую слезу.        — И, выходит, Изуку будто бы тоже что-то двигало придти в то место и время, — продолжил Бакуго. — Возможно, мы втроём знаем о незнакомке. Но знаешь, что меня больше всего бесит? Что вместе с тем дерьмом, гордо подняв голову, растёшь и ты.        — Ч-что?        — Мы втроём брали пример со Всемогущего и хотели стать вместе героями, как он. Помнишь? Да. Для меня этот камушек, лежавший на обочине, внезапно стал героем, которого я больше всего уважал. А ты после появления причуды Деку позабыла обо мне и моем существовании. Повесила себе полотно с его изображением, а ведь раньше на этом полотне был и я. Ты же считаешь меня своим лучшим другом, да? Но как ты можешь считать меня другом, если в него веришь больше? Первый превзошёл меня. Вторая восхищается и верит в него, позабыв о втором «друге». А сейчас выясняется, что первый получил причуду от того, в кого я больше всего верил. От своего героя!        «Тогда я боялась, что жизнь никогда больше не будет прежней. Она разрушена, потому что разбилось то, что должно работать, для того чтобы работало все остальное, а без этого лучше не станет, потому что хорошему не к чему прилепиться. Мысль, что лучше не станет, невыносима», — она стояла напротив него и наблюдала за его движениями… Его поступки и действия отдавали таким совершенством, что ей иногда казалось — он старше своих лет. Он пробуждал дикие чувства… И она как будто забывала дышать.        — А ещё больнее осознавать, что спасать меня шла не ты, а этот идиот! И то, что было тогда, в момент спасения… — у него были такие моменты, когда боль до того сильна, что он не мог больше дышать. Природа придумала хитрый механизм и неоднократно испытала его. Он задыхался, инстинктивно пытался справиться с удушьем и на миг забывал о боли, а потом боялся возвращения удушья. — Это все было не от тебя! Ты!.. Твою-ю ма-а-ть!        Раздался взрыв.        Кацуки сорвался с места.        Она не поняла, как это произошло. Мысли и ситуация заполонили разум, и она ничего не видела, только яркий свет перед собой.        — Если бы это все было сделано от чистого сердца… если бы ты сама была чиста… — Кацуки замахнулся рукой. — Всего этого не было бы!        Тогда Тошитсу осознала свою большую, если не огромнейшую, ошибку. Самой большой ошибкой, которую она совершила в своей жизни, являлась постоянная боязнь ошибаться.        За считанные секунды перед Бакуго выросла огромная земляная стена, которая моментально рассыпалась и превратилась в волну, отправившуюся в его сторону.        — Да, ты прав, Каччан.        Он отпрыгивал от каждой приближающейся волны из земли, яростно отбиваясь взрывами.        Тем временем Тошитсу неподвижно стояла на месте, медленно облачаясь в земляную броню. Её зеленые глаза бегали из стороны в сторону за маленьким огоньком, что удалялся от неё. А он видел, как это милое девичье личико медленно, но уверенно покрывалось слоем земли. Её взгляд моментально поменялся — из невинной овечки в последнюю стерву.        — Я не отрицаю твои слова! Изуку в действительности практически заставил меня пойти за тобой, но это не означает, что я не хотела спасти тебя!        — Вот ты сука! — взорвался он, идя в атаку. — Если бы хотела — пошла бы, как он!        — Очнись, идиот! Весь класс хотел! Нам всем было обидно от одной мысли, что ты в руках злодеев! Но знаешь, почему не пошли другие и засомневались? Не желаешь узнать? — повысила она голос, активируя причуду. — Почему Изуку пришлось меня заставлять? Потому что я боялась! Я боялась всего! Боялась потерять учебу, боялась лишиться своей мечты стать героем, боялась потерять тебя! А что хуже, боялась потерять тебя на своих глазах! Это практически случилось, когда ты не ухватился за Киришиму! Но в тот момент я рискнула всем, чем смогла. Меня никто не заставлял. Я прыгнула к тебе навстречу, была готова сделать всё, что угодно, лишь бы вытащить тебя! Даже если бы мне пришлось жизнь отдать!        Раздался взрыв. Полетели куски земли в стороны. Поднялась пыль.        Оба столкнулись друг с другом, пытаясь удержать атаку. Руки Тоши превратились в глыбы земли. Бакуго зажимал их и активно подогревал их взрывами так, что те медленно раскалывались.        — Знаю, что ты бы пошёл не задумываясь, если бы я попала в беду. Но ты не боишься… — продолжила Тошитсу, глядя уже в глаза другу. — Ты не боишься терять близких! А я всю жизнь боюсь потерять кого-нибудь!        — Я не боюсь?! — громко взревел Бакуго, оттолкнув Тошитсу и ткнув в неё пальцем. — Да откуда ты знаешь, что не боюсь? Я каждый день думаю об этом. Что ты, что Деку! Что тогда было на Спортивном Фестивале? Что было сегодня?        Кацуки направил огромную волну взрывов на Тошитсу, и она поставила блок, сопротивляясь атаке.        — Почему ты вечно отрываешься на нас? — выкрикнула Тошитсу, усиливая броню. — Ты постоянно бил Изуку, когда тот ходил за тобой! Потому что ты его считал ниже себя? Или потому что он тебе постоянно помогал?! За что ты меня вечно упрекаешь, а потом жалуешься, что я такая сука?!        — Почему?! — заорал Бакуго, усиливая взрывы. — Почему я тащусь позади вас?! Тащусь за дерьмоедом и заучкой?! Такой никчемный урод вроде него стал сильнее, да ещё и получил признание Всемогущего! Ты его словно оберегала от меня, защищала! А я? Я ведь тоже не сидел, сложа руки! Я занимался. Старался. Падал и взлетал! Я тоже хотел… Хоть какую-то защиту! Почему из-за меня больше нет Всемогущего?! Будь я сильнее, не попался бы в руки злодеям!        Только в одном случае не стоит бояться оскорбить друга, когда дело идёт о том, чтобы высказать ему правду и таким образом доказать свою верность. Нужно только открыть глаза. Сердце может солгать, сознание — одурачить, но глаза видят верно. Он никогда не думал, что горе способно причинить физическую боль.       Бакуго глубоко задышал. Его грудь активно вздымалась. Руки поднялись к лицу, повергнув Тошитсу в тихий ужас. Страшно наблюдать, как человек, всегда державший себя в руках, полностью теряет контроль над собой.        Понимание и осознание всегда приходит поздно. И правда вместе с ней. «Он колючий, но его сердце наполнено добротой и любовью. Я о многом хотела поговорить. Но знала, что ему будет больно. Когда открываешь своё сердце, всегда существует риск, что станет хуже. Он носил эту боль в себе. Самый обычный мальчик, который со стороны выглядит сильным, гордым и непобедимым, а на деле…»        — Я тоже хотел признания от других, больше всего от тебя. Я видел, как ты восхищаешься им, поддерживаешь. Всегда хотел оказаться таким же беззащитным, как и он. Хотел признания, веры в себя. Я не такой несломленный, как кажусь, но… — с его стороны послышался всхлип. — Я выстроил эту стену. И эту стену увидела только ты. И я понимаю, что твоей вины тут нет. Если бы не эта преграда, все было бы по-другому. Я не знаю, что мне делать дальше. Помоги мне, прошу!        «Он всего лишь хотел внимания. Он будто бы ревновал. Как и я. Что же я натворила?» — отчаянно подумала Тошитсу, её тонкие пальцы полезли в волосы и сжались. Глаза наполнились слезами.        — Каччан… — по-детски захныкала она. — Я ведь… тоже…        Бакуго поднял голову. На нём не было лица: влажные глаза, бледная кожа, усталость во взгляде после пережитого дня. Но его лицо быстро поменялось, когда он увидел её. Тело дрожало, ноги подкашивались, руки, зарывшиеся в волосы, слёзы, текущие ручьём, и улыбка.       Никогда до того момента он не осознавала так ясно тяжесть и глубину драмы, которую сама породила, которая должна была преследовать ее до самой смерти. И она заплакала в первый раз с того дня, как стряслась беда.        — Я всегда тебя защищала. От дурных мыслей окружающих, взглядов… от обычных людей до злодеев… сколько бы мы ни спорили, что бы мы друг другу ни говорили, ни разу я от тебя не отвернулась. Я тоже всегда хотела твоего внимания, хотела твоего… признания! Я не просто заучка или земляная! Я тоже, как и ты, и он, мечтаю стать героем! Я всегда стремилась быть рядом с вами на одном уровне, метаясь между тобой и Изуку. Думала, что когда-нибудь воссоединю вас вновь, но… После появления его причуды это становилось все сложнее, — её сознание кричало, сердце колотилось так, что гудело в ушах. Тошитсу закрыла глаза, сдерживая слёзы, и обхватила себя руками. — Мне пришлось жертвовать доверием и дружбой, рискуя потерять одного из вас. Каждый день я чувствовала себя беспомощной, искала ответы, решения, а никто не мог мне помочь! И каждую ночь слёзы, истерики! Я ничего не могу исправить! И вы не хотите помочь! У тебя никогда не было такого ощущения… Будто всё, за что ты принимаешься, обречено на неудачу? Будто ты в бездне несчастья, да так глубоко, что даже не видно солнца над головой? Я чувствую, что, как бы я ни старалась… У меня недостаточно сил, чтобы выкарабкаться из этой дыры!       Она плакала совершенно по-детски. Никакой женской истерики, никаких надрывных всхлипов. Просто крупные капли — как грибной дождь. И сияющие глаза. Никакой укоризны. Искренняя обида ребёнка, не понимающего и не принимающего внезапно открывшиеся ему несправедливости мира.        — Мне раньше казалось, что принять помощь означает признать свою слабость, утратить контроль над происходящим, но это не так.       Она молчала. Он тоже молчал. И в целом всё это складывалось в нечто большее, чем обычное неловкое молчание, затянувшаяся пауза в разговоре. Это было молчание по обоюдному согласию в сочетании с предельной сосредоточенностью на другом человеке. Кацуки даже не подозревал, что молчание может быть таким чувственным.       Всё лишено смысла, кроме разве что бледного плеча, на которое можно положить голову и закрыть глаза… Самое лучшее лекарство от всех невзгод — это объятия близкого человека. Кто угодно может быть подавлен, расстроен, разбит на тысячу кусочков… Но стоит кому-то тебя обнять, как все тут же становится на свои места. Кусочки складываются воедино. И ты — это снова ты.       В объятиях близкого человека… Обнять кого-то — значит пригласить этого человека в свой мир. Это значит надеяться, что ты забудешь печаль в его руках. Это значит надеяться, что ты перестанешь плакать.        «Я не знал, чего она хотела, и понятия не имел, что мне делать, но я не мог просто стоять в стороне, пока она плакала. И тогда я просто крепко обнял её и не отпускал, я же обещал», — повторил как мантру Бакуго, прижимая маленькую голову к своей груди.        Нежно, осторожно касаясь пальцами, он проводил рукой по ее волосам, наслаждался чувством, затронувшим его сознание, и не мог оторвать глаз от родного лица. Две пары глаз столкнулись в темноте, он почувствовал дрожь, пробирающую его изнутри. Словно кот, Бакуго опустил голову ей на плечо и протянул ладони к её рукам, накрыв их и крепко сжав. Тёплое ощущение близости и душевного равновесия отгоняло все мысли прочь, оставляя в груди трепетное чувство дежавю. Губами он коснулся горячего лба; она задрожала, и оба неожиданно в один голос сказали:        — Прости меня.        Тошитсу снова его обняла. Кацуки вновь положил голову на её плечо. Тёплое дыхание щекотало тонкую девичью шею, и где-то там, в глубине, он раскаивался во всех своих грехах. Но не мог себя простить за ошибки прошлого.