***
Кацуки, избавившись от «пыли под своими ногами», быстро побежал к своей однокласснице. Увидев, что он рванул к ней, Тошитсу отвернулась, ведь сейчас он будет унижать её по поводу того, что она «пешка». Сейчас тот момент, когда Кацуки оказался выше Тоши — она сейчас реально пыль у его ног, лежащая на земле и давящаяся дымом. Бакуго, скорчив свою коронную гримасу, протянул ей руку. — Не время ругаться.***
— Один За Всех получил Изуку от человека, которого знает каждый. Больше скажу, даже ты лично знаешь этого человека и видишь его каждый день. Изуку — будущий Герой Номер один, и я хочу... Чтобы ты сохранила эту тайну и сделала так, чтобы никто не знал об Один За Всех. Никто не должен знать. Слышишь? Он в большой опасности. На него возложена большая ответственность!***
— Я смотрю на тебя, ощущаю твои эмоции и могу с уверенностью и даже грустью сказать тебе о том, что у тебя слишком доброе сердце. Ты и Изуку всегда были моими друзьями и останетесь, но... помоги мне, прошу тебя. Ты мне... нужна. Спаси меня. Спаси от самого же себя, блять! Каждое его слово, ударяясь о стены его души, разносилось эхом по его сердцу. Он старательно подбирал слова, дабы не причинить ей боль снова, но каждый раз это было все труднее и труднее. Ведь даже молчание приносило ему массу страданий. Он был потерян, разбит и безнадежно опустошён.***
Она прыгнула с земляной волны к мальчику и взяла его на руки, крепко прижимая к себе. Зарёванный малыш смотрел на свою спасительницу, вцепился в костюм и не отпускал, прижался к её груди и заплакал. Маленькие ручки сжались, она чувствовала это даже через кору земли, как он хочет прижаться ближе и не отпускать.***
— Ничего он не один и не судьба, — сказала она и схватила Изуку за руку. — То-о-о-иши, — простонал тот радостно. — Как я рад!***
Настала гробовая тишина. Тоши с Котой открыли глаза и увидели пустоту: вместо того лагеря с лесами, кустами, была обшарпанная местность со сломанным скалами. Ни дерева, ни травы. Чистое поле и он. Изуку Мидория. Деку. ...Стоял, облитый светом Луны. На нем не осталось никакой одежды, кроме потрепанных шорт. Подбитый глаз, израненное тело; кровь стекала с уголка губ ручейком. Его руки были фиолетовыми, что означало, что он больше не сможет использовать причуду. Пот лился со лба и падал на сухую землю.***
— Как ты можешь быть такой спокойной в эти минуты, когда даже не знаешь, жив ли он или нет?! Ты должна его спасти!***
— Один за всех... Ощущение дежавю накатило вновь. Она ничего не могла с этим поделать и на этот раз в полной мере ощутила леденящий ужас человека, который наконец-то осознает после получаса бултыхания в воде, что берег не становится ближе, и он тонет.***
— В этом твой план? — спросила Тошитсу. — Упасть с тридцатиметровой высоты недостроенного небоскрёба с неосуществимым планом?***
Он обнимал её так крепко, как не обнимал еще никто. Так крепко, что Тоши перестала дышать. Голова кружилась то ли от счастья, то ли от недостатка кислорода. Его теплые объятья, сильные руки, родной запах. Она слышала, как билось его сердце. Тело дрожало. Руки не могли даже подняться, чтобы обнять его. Когда он посмотрел на неё, она тут же уставилась вниз, боясь встретиться с ним взглядом; всё расплывалось. Оказалось, что она плачет, в этот самый момент он прижался щекой к её макушке. Что-то внутри щёлкнуло, и она отключилась, пропала из той реальности. И, кажется, навсегда.***
— Почему?! — заорал Бакуго, усиливая взрывы. — Почему я тащусь позади вас?! Тащусь за дерьмоедом и заучкой?! Такой никчемный урод вроде него стал сильнее, да ещё и получил признание Всемогущего! Ты его словно оберегала от меня, защищала! А я? Я ведь тоже не сидел, сложа руки! Я занимался. Старался. Падал и взлетал! Я тоже хотел… Хоть какую-то защиту! Почему из-за меня больше нет Всемогущего?! Будь я сильнее, не попался бы в руки злодеям.***
— Это не твоя вина, — сказал герой. — Сколько верёвочке не виться, всё равно будет конец. Ты силён, но знаешь, я слишком зациклился на этой силе и слишком много на тебя взвалил. Прости, — Всемогущий положил свободную руку на волосы Кацуки. — Ты ведь ещё юн. Я уже давно являюсь героем и вот что думаю: жаждать победы, как ты, Бакуго, и хотеть спасать тех, кто в беде, как ты, Мидория. Если будет чего-то не хватать, вы не сможете поддерживать собственное чувство справедливости, как того требует должность героя, — мужчина ласково положил руки на их плечи. — То, как Мидория завидовал силе Бакуго, и то, как Бакуго боялся духа Мидории, — ваши чувства сейчас как на ладони. Это сразу поняла Джишин. Если вы двое сможете признать друг друга и честно поддерживать, вы сможете стать лучшими героями, которые умеют побеждать и спасать.***
— О, копия Теллуса, как дела? Как тебе тут? Что делаешь?***
— Сейчас твои друзья сражаются со злодеями. Самыми настоящими. А в один момент во благо всего мира тебе придётся биться против своих же друзей. Не обещаю, но от такой миссии можно ожидать много чего. Это не сказочный детский мир, где один сильный герой спасает весь мир одним пальцем. Герой — это тот, кто делает жизнь других лучше. Герой — это человек, которому не за кем больше прятаться. Герой — это человек, который принимает судьбу и делает её своей. Это всё детские сказки. Тебе придется встать на реальную тропу пораньше.***
Кацуки смотрел на Тошитсу как раньше — с любопытством и каким-то непонятным разочарованием. Она подняла на него глаза, уверенная, что он тут же отвернется. Ничего подобного, он продолжал испытывающе на неё смотреть. Затряслись руки. — Дай мне обещание, что с тобой всё будет хорошо! Дай мне обещание, что ты всегда будешь рядом! — он смотрел на неё с такой уверенностью и доверием, что это практически разбило её сердце.***
— Давай попробуем? Будем пробовать все, что только возможно. Как-нибудь хлыст себя да проявит. Он поблагодарил её взглядом — одним из тех ясных дружеских взглядов, которые проникают в самое сердце.***
— Это тебе мой подарок. Он поможет тебе, если понадобится моя помощь. В этот момент она захотела заплакать. Увидев выступившие слезы на красиво накрашенных глазах, Изуку, улыбаясь, обнял крепко Тошитсу, начал смешить и успокаивать.***
Его пальцы скользнули в её волосы, и он резко, но аккуратно, насколько возможно, притянул её к себе. Она даже не закрыла глаза. Его губы прижались к её губам. Просто прижались. Нежно и очень аккуратно. От неожиданности, от страха, от бурных вспыхнувших чувств, Тошитсу замычала и начала махать руками, и только потом прикоснулась ладонями к гладкой, безупречной коже его щеки.***
Тошитсу от волнения даже опёрлась о дерево. Кажется, что, как нарочно, ударяешься всем больным местом, а кажется, это только потому, что только удары по больному месту заметны. Она знала, почему разрушилась эта их особая связь на расстоянии. Тут вмешалась война, которая их разделила. Тошитсу слышала, как тяжелело ее дыхание по мере того, как Кацуки отдалялся от неё, а Изуку, наоборот, приближался. Внезапно он ускорил шаг и практически подбежал к ней.***
— Что ты сказала? — прошептал раненый Ястреб, пытаясь улыбнуться окровавленными губами. — Что ты несёшь?!***
— Атлас! — Ястреб что-то хрипло кричал, но слов невозможно было разобрать. — Атлас!***
— Изуку, Кацуки! — Тошитсу закричала, забившись в конвульсиях, потому что теперь уже всё в ней содрогалось — и лицо, и одежда, и душа, и мысли. — Спасите! Пожалуйста, спасите! Выживите! Она тонула. Действительно тонула — в море страхов, вины и раскаяния, — задыхалась, сгорала от пережитого ужаса, не ощущала под собой земли. Она опустилась на землю: кричала навзрыд, надрывая голос так, чтобы не могла больше говорить. — Вернитесь, пожалуйста! — прильнула Атлас к телу Айзавы. Кровь ударила ей в голову, пульсировала в висках, растекаясь по телу. — Пожалуйста! Все смотрели на неё, подавленные несчастьями, свалившимися на их плечи. Плач слышался всё громче. Шигараки узнал, кем была эта кричащая девушка, за которой он шёл. Он видел её уже у себя в штабе, и знал её намерения, но в состоянии ли он сейчас здраво мыслить? Он натянул на своё лицо широкую и по-настоящему злобную улыбку. — Тошитсу Джишин, наконец-то, и ты здесь! — яростно закричал он, мокрый от пота и крови, злобно кусая потрескавшиеся губы, и посмотрел на неё. — Как я долго ждал этого момента! Избранная этим ублюдками! Ты слишком много знаешь! — в его пальцах выскочили черные отростки с красными линиями. «Избранная? — словно не веря ушам, она повторила не своим голосом. — Я?» Внутри у всех нарастало напряжение, словно натягивалась невидимая струна. Пока что эта струна была натянута ещё недостаточно сильно, но вибрирующий её звук нарастал в ушах. «Когда отростки впиваются в человека, они могут активировать его причуду против его воли», — сказал Всемогущий, показав фотографию тех самых чёрных отростков. Изуку глядел на неё, и ему стало страшно: глубочайшее отчаяние рассекало её от макушки до пят: — Только тронь её! — выкрикнул он сорвавшимся от волнения голосом. Голос его был так ужасен, казалось, что сам человек разорвётся на части, и дикие его вопли будут слышны на весь город. Тошитсу просто замерла. Она даже не дышала. А сердце стремительно падало вниз, ударяясь об обрывы и выступы. Она закрыла глаза, мечтая о том, чтобы всё остановилось, жизнь замерла в этот самый миг. Потом всё тело, мышца за мышцей, расслабилось. Она могла в мельчайших деталях описать это ощущение: на её глазах словно медленно распутывался клубок, каждая ниточка занимала своё место, и возникал изящный тонкий узор. Она помнила, как Шигараки выпустил в неё черные отростки, понимала, почему он так сказал. Острие летело прямо на неё. Герои? Что герои? Они против Шигараки — ничто. Посреди неба вспыхнуло огромное пламя, взметнулось вверх, языки жадно кинулись в злодея, обнимая его. В воздухе показалось сожжённое тело. Его лицо оскалилось в страшной улыбке, обнажавшей лицевые кости. На неподвижное лицо упал белый луч света. Сожжённые глаза дрогнули провалами глазниц и повернулись на неё. Тело стало неподвижным. Только рука поднялась и потянулась к ней, снова выпуская черные отростки. — Ты будешь моей, — проговорил не своим голосом Шигараки. — Моей. — Уйди! — выкрикнул Изуку в полёте, заслонив собою подругу в воздухе. «Нет, — сказала себе Атлас, вставая с платформы. Убедившись, что кровотечение у Айзавы прекратилась, а кора сможет продержаться на ноге ещё немного, она спрыгнула с платформы к Изуку. — Я не надолго, учитель» — сказала она и устремилась к высоким небесам. Воздух взвился вихрями. Она в каком-то полумраке видела очертания его тела, слышала, как тяжело он дышит. Сконцентрировавшись на внутренней энергии, Тошитсу заметила, как мало сил осталось у него: едва заметное зелёное свечение распространялось по всему телу тонкими нитями, которые перекручивались между собой, иногда обрываясь на мгновение. [1] Тошитсу оказалась за спиной Изуку, приложила к его горящей спине руку и сжала, приготовившись оттолкнуть его в сторону. Она видела, как на них летели чёрные отростки. Краем глаза они увидели рядом подлетевшего к ним Кацуки, который приложил руки к плечу Изуку и в груди Тошитсу. Оттолкнул их обоих: Мидория отлетел в сторону, а Тоши — вниз. — Пожертвовать собой, чтобы спасти человека? Ты просто дура, — последнее, что она услышала в тот момент. Тяжёлая капля крови упала на лицо Тошитсу и скатилась по её щеке. Всё пространство вокруг потонуло в плотной пелене алой крови. Она видела тело Бакуго, которого отростки Шигараки проткнули насквозь. Его кровь сочилась из глубокой раны в животе. Тошитсу не могла больше двигаться: её ладони дрожали, пальцы на уровне инстинктов пытались сжаться, закрыть поверхность. Даже вздох прибавлял сотни килограмм тяжести, будто бы валун. Зелёные глаза начали тускнеть. Всё расплывалось. Нет, не от потери сознания. На смену разочарованию, осознанию, бессилию пришли слёз. Капли, ранее пролитые в этом месте, наблюдали за ней сверху, унесённые ярким звёздным светом, кружили в масштабном танце меланхолии, так и хотели сорваться вниз, коснуться щек, пробежать по светлому подбородку и вновь вернуться на небосвод. Желание продолжать начатое, бороться за собственный мир таяло на глазах, как и желание жить. Она с немой печалью в глазах отдалась чёрной, страшной апатии, пожравшей её нежную израненную душу. Она сознавала, что кровь отхлынула от её лица. Чувствовала, как кровь покидает её сердце и тело, вытекает из неё, словно все артерии лопнули, и вот уж будто в ней не осталось жизни, а только невыносимая боль. Внезапно Тоши почувствовала на языке металлический привкус. Вначале она не обратила внимания, а потом боль в животе стала нестерпимой. Острая вспышка пронзила живот, следом пришёл холод стали отростка. — Трое могут сохранить секрет, — прошептала она, потянувшись руками к раненому Бакуго. — Если двое из них мертвы.