/
— Алло? — Луи поправил наушник, из которого раздавался звук. — Они снова это делают. — Что такое, Лу? — Зейн потянулся, садясь в кровати и откладывая книгу, которую он читал. — Я много раз просил тебя запретить им устраивать общество мертвых поэтов в нерабочее время, а все остается на своих местах. — Луи тяжело выдохнул, опираясь на балконные перила. Этот разговор между ними проходил минимум раз в три месяца. — Они никому не мешают, — Зейн говорил очень спокойно. Даже слишком спокойно. — Так не должно быть, — если бы Луи сам знал, почему он так против этих сборов, все было бы проще. Но он никак не мог это объяснить, только чувствовал, что происходящее — неправильно. Они просто оставляли несколько десятков человек без присмотра в дорогом ресторане, который должен открыться завтра рано утром. А если что-то случится? Кто будет ответственен? Чья эта будет вина? — Ты платишь за электричество, которое они сжигают. — Это копейки, — тон Зейна ни капли не изменился. — А если что-нибудь случится? — парень озвучил вопрос, который крутился у него в голове. В груди Луи поселилось тревожное чувство, которое пропадет только на следующее утро: когда он придет в One Direction и увидит, что все хорошо. Так было уже много раз. — Ничего не случится, Луи, — казалось, тембр голоса Малика был предназначен для того, чтобы успокаивать людей. — Отдыхай. — Я тебя не понимаю, — Томлинсон тяжело вдохнул. — А я тебя. Я многое бы отдал, чтобы оказаться там, а ты дома, — Луи фыркнул в ответ на эту реплику. Зейн не знал, что, на самом деле, он оставался в ресторане после закрытия несколько раз. Луи чувствовал себя некомфортно в этой обстановке всеобщего единения. Место работы не должно быть для всех этих людей сакральным объектом. Но оно почему-то было. По крайней мере, когда Луи там находился, он чувствовал, что все под контролем. — Спокойной ночи, Зейн, — Луи закусил губу. Сейчас этот звонок показался глупым даже ему самому. — Спи сладко, Лу./
За следующую пару недель Гарри оставался на «интеллигентные вечеринки» (да, ему очень понравилось это название) три раза. Судя по рассказам Лиама, каждый год в сентябре они начинали с того, что встречались чуть ли не ежедневно, а потом все постепенно начинали уставать, хотели пораньше лечь спать, и количество встреч сокращалось до одной в неделю. А иногда в две недели. Каждый раз, оставаясь в ресторане со всеми, Гарри чувствовал себя одиноко. Каждый раз, выходя с «вечеринки» ему казалось, что там было так весело, что он клялся себе обязательно пойти туда в следующий раз. Но Стайлс ничего не мог поделать с тем, что он оставался чужим. Наверное, свое влияние оказывало то, что он не проводил время с поварами на кухне или с официантами в их комнате. Гарри приходил, пел и уходил. У него не было времени подколоть Лиама по поводу одного из клиентов, обсудить с остальными новый выход Ким Кардашьян или просто посидеть вместе, давая ногам отдохнуть. К тому же, Гарри приходил только тогда, когда в One Direction были важные гости, потому что для этого его и наняли. А соответственно все были заняты тем, чтобы поддерживать достойный уровень обслуживания и не попадаться под горячую руку Луи Томлинсона. От которого он так же исправно получал смс-ки, и с которым они едва ли перекинулись несколькими репликами за все это время. Правда, Гарри не испытывал никакого удовольствия, наблюдая за тем, как достается другим работникам ресторана. Он понятия не имел, почему никто никогда не возражал Луи, но что есть, то есть. Пару раз Стайлс даже хотел вмешаться, но один раз его остановил многозначительный взгляд Лиама, другой — звонок Найла. Если бы они были в фильме, он бы пафосно заметил: «Луи Томлинсон, тебе просто повезло». Потому что если бывают такие люди, которые просто раздражают на клеточном уровне, то менеджер One Direction один из них. Ко всему прочему, Гарри так тяжело давалось найти с остальными общий язык, потому что оказалось, что разница в возрасте — это важно. Несмотря на то, что им нравились одни и те же музыканты, и они видели в твиттерских лентах одни и те же новости, Гарри воспринимал мир по-другому. Со временем ему стало не только тяжело общаться с Лиамом, потому что он казался Стайлсу приставучим, но его стали раздражать и слишком вульгарные шутки Перри, и слишком грубые обороты в речи некоторых поваров. При этом, Гарри все еще отчаянно хотел стать частью коллектива. Сидя с остальными в кругу, он мог услышать, как рядом кто-то обсуждает интересующий его вопрос, и вставить свое мнение, а его просто не слушали. Или кивали, но продолжали разговаривать без него. Он не был уверен, что поступил бы на их месте по-другому, но продолжал пытаться. По крайней мере, Стайлсу хватало наблюдательности заметить, когда он лишний. Но Гарри продолжал приходить на работу с широкой улыбкой, ни разу не опоздав на назначенную Луи смену. Казалось, менеджер даже жалеет, что он так пунктуален и не дает поводов поставить себя на место. Но, может быть, это его воображение делало из Томлинсона монстра. А Гарри пытался не забывать, что ко всем людям стоит относиться с добротой. Сегодня настроение Гарри оказалось немного подпорченным преподавателем по античной истории, которого не устроила его последняя работа. Поэтому он просто оставил вещи в официантской и поднялся на сцену, в ожидании, когда на экране его телефона время станет круглым. Сегодня он первый раз аккомпанировал себе на фортепьяно, но необходимость снова и снова пытаться понять, что он не досмотрел в истории Древнего Рима, заставляла его лишь принять это как данность, а не порадоваться изменениям. Ровно семь часов, пальцы Гарри нашли клавиши и надавили на них. В этот момент он подумал о том, что в One Direction все происходит совсем не так, как следовало бы. Когда его нанимали на должность музыканта, его даже не прослушали. Когда он пришел петь первый раз — даже не показали, где включается микрофон. Сейчас он играл на пианино, к клавиатуре которого не прикасался никогда. Так не должно было быть. И Гарри чувствовал, как наполняется злостью. Из-за этого Древнего Рима, из-за того, что прошло столько времени, а он до сих пор не чувствовал себя здесь на своем месте, из-за совершенно неуважительного отношения к нему самому. Стайлс почувствовал, как его раздражает, что все эти богатые гости в зале даже не удосужились поднять голову на него, хотя он пел здесь только для них. Его раздражало перекрикивать звук, с которым люди жуют. А еще его раздражала одна из песен, которые Луи поставил в сегодняшний плей-лист. У каждого есть список песен, которые он не может терпеть, причем без какой-либо явной причины. Та песня, которую в исполнении Гарри сегодня хотел услышать Луи, как раз была из такого списка. И если бы сегодня был удачный день, Гарри спел бы ее, заставив себя три минуты потерпеть. Но день был ужасен, и Стайлс решил, что одна измененная песня ничего не испортит. Все ближе приближаясь к ней, он все больше убеждал себя, что альтернатива, которую он решил исполнять, гораздо удачнее. Что она подходит в концепцию плей-листа и идеально встраивается в композицию. Что на ней его голос звучит еще лучше. Гарри мог быть очень убедительным, особенно когда дело касалось его самого. Краем глаза он заметил, как Луи вводит в зал очередных гостей. Он не очень вовремя, но какая Гарри, на самом деле, разница. Он был более чем уверен, что Томлинсон даже не заметит, что он там поет, как и остальные присутствующие. Но как только Гарри заиграл другую песню, он сразу понял по лицу Луи, что тот заметил. А еще понял, что просто так Томлинсон это не оставит. После выступления Луи ждал его прямо в коридоре, но, по правде говоря, в этом даже не было никакой необходимости. Гарри и сам собирался к нему зайти. За то время, пока он выступал, Стайлс почувствовал себя лучше. Музыка позволяла ему подумать, позволяла выплеснуть свои эмоции и позволяла успокоиться. Так что Гарри был уже практически готов признать, что он не прав, и извиниться перед Луи. Только тот, заходя в кабинет и захлопывая за Гарри дверь, заговорить ему, конечно же, не дал. — Что это, черт возьми, было? — Томлинсон даже не стал садиться за свой стол, а просто остановился напротив Гарри. Даже при том, что его глаза оставались холодными, он умудрялся метать искры. — Что ты сделал? — Я… — Гарри посмотрел на него и снова ощутил всю ту неприязнь, которую в нем пробуждал Луи Томлинсон. — Ты и сам прекрасно знаешь, что я сделал. — Гарри не хотел отвечать на вопрос так, как от него ожидали, чтобы дать менеджеру возможность и дальше распаляться. — За такое увольняют, — он даже не кричал. И это наигранное спокойствие показалось Гарри страшнее. А, главное, угроза была настоящей. — Ты думаешь, что ты умнее всех здесь, Стайлс? Что ты одухотворенный творческий музыкант, который знает, какие песни нужно исполнять? — Луи не позволял себе проглотить ни одного слова, придавая каждому вес. — Когда ты окажешься на своей сцене, может быть, так и будет. Но здесь ты посреди чужого поля. В бизнесе, в котором ты ничего не понимаешь. Я трачу время и силы, составляя списки песен, с которыми ты справишься и которые подойдут публике. Я использую песни, которые на подсознательном уровне заставляют людей дольше задерживаться здесь, которые нравятся нашим гостям. А приходишь ты и просто решаешь, что твой выбор лучше? Так? Может быть, Гарри Стайлс, ты привык, что какой бы финт ты не выкинул, тебя будут носить на руках. Может быть, в твоей маленькой деревне ты был первой звездой всех школьных праздников, — Гарри и забывал, как много Луи знает о нем из-за рабочей анкеты, — Может быть, ты привык, что тебе многое прощают. Но ты во взрослой жизни, Стайлс. Тут тебе не игрушки. Я ничего. Никогда. Не делаю. Просто так. Поэтому если тебе дают список песен, будь добр, играй эти песни. Потому что, когда в следующий раз у нас будет обедать тот, кто владеет половиной недвижимости Лондона, а ты решишь заменить его любимую песню в плей-листе на свою, это будет твой последний раз на этой сцене. Ты больше не поешь под фортепьяно, а возвращаешься к минусовкам. — И Луи отвернулся и пошел к столу, давая понять, что разговор окочен. Гарри вышел из кабинета, даже не найдя в себе сил хлопнуть дверью. Он был удивлен тем, насколько структурированную и грамотную речь может без подготовки выдать Луи Томлинсон. Обычно, Гарри определял уровень интеллекта по способности человека долго и связно говорить. Но еще больше он был удивлен тем, насколько глупым он был. Подумать только, смог убедить себя, что его вариант лучше. А ведь Луи был прав. Если бы Гарри был виноват в том, что его песня не понравилась кому-то и этот клиент ушел бы раньше? Что тогда? Гарри почувствовал на плечах груз решения, которое он принял. Он и понятия не имел, что речи Луи Томлинсона могут иметь такой эффект. Кажется, именно в этот момент он начал понимать, почему этот парень руководит рестораном./
Луи не мог поверить своим ушам. Гарри Стайлс изменил плей-лист. Гарри Стайлс, которого, казалось, он сумел убедить не опаздывать и не приходить в дырявых майках, нарушил ход вечера. Наверное, где-то на краю сознания, Луи понимал, что в этот раз ничего страшного не произошло, что сейчас было не принципиально, какую песню он сыграет, и мелодия в целом неплохая. Но он поверить не мог, что Гарри Стайлс действительно это сделал. А Луи уже почти убедил себя, что этого парня можно практически не контролировать. На самом деле, Томлинсон не знал, что делать. Он, конечно же, вызвал (ну, или почти затолкнул) Стайлса в свой кабинет, чтобы рассказать ему о том, что он творит, но Луи не знал, что делать дальше. Конечно, если он будет включать минусы, Гарри не сможет извернуться, и ему придется петь то, что играет, но Томлинсону была необходима живая музыка. А Зейн никогда не позволит нанять другого. Оставалось только снова давать Гарри Стайлсу шанс. А это значит, лично слушать все выступление, чтобы убедиться, что все идет так, как надо. И снова переживать, что все пойдет не так, потому что такую вероятность никогда нельзя было опускать. А, главное, осознавать, что даже если это случится, он все равно не сможет ничего сделать. Нет, Луи все-таки не следовало верить, что хоть одного человека тут можно пустить на самотек./
Если за время своего выступления Гарри смог успокоиться, то речь Томлинсона снова его распалила. Правда, теперь он был скорее расстроен, чем зол. И ему очень нужна была терапевтическая помощь от Найла. Так что, выйдя из ресторана, первым делом он позвонил ирландцу, а уже через час тот вваливался в крохотную квартиру Стайлса с пачками чипсов, упаковкой колы и пижамой в рюкзаке. Гарри слишком редко говорил Найлу, как он его любит. — Я тебя люблю, — выдохнул кудрявый, когда они с ногами забрались на кровать (перед тем, как ложиться спать, ему точно придется вытряхнуть из простыней пару килограммов крошек). — Я знаю, — пропел Найл, который уже что-то жевал. — Но мы это обсуждали, Гарри, ты точно найдешь себе кого-нибудь получше, — Хоран сделал серьезное лицо, а потом впихнул Гарри в рот жаренный в масле ломоть картофеля, потому что его стратегия заключалась в том, чтобы не дать Стайлсу жаловаться на свои проблемы до того, как он поест. Гарри крепко прижал к себе подушку, медленно жуя чипсы и думая, что сказать. Найл не торопил его, спокойно ожидая, пока Стайлс соберется с мыслями. И он собрался. Гарри рассказал Найлу все. Он в красках описал, как проводил вечера после закрытия One Direction в компании коллег, и как каждый раз он чувствовал себя только уставшим и разбитым. Он рассказал, что снова чувствует себя ненужным никому, кроме самого Найла. Что он не получает удовольствия от музыки и что он с начала этого учебного года не написал ни одной песни. Что из-за постоянной работы медленно начинает страдать учеба. А что будет, если он окончательно испортит оценки? Нет стипендии, прощай, Лондон. Казалось, что, когда он формулирует все свои проблемы, их становится больше и они только начинают давить еще сильнее. Но, с другой стороны, так он хоть немного структурировал все и наводил порядок в своей голове. Конечно, кроме всего прочего, Гарри рассказал и о Луи Томлинсоне. В один момент он поделился с Найлом всем, о чем молчал целый месяц. Как Луи кричит практически на каждого работника в One Direction. Как посылает Гарри смс, состоящие только из времени его выступления и списка песен. Как Стайлс до сих пор не сохранил его номер. Как он даже не решится задать менеджеру вопрос, если понадобится. И как сегодня и ему тоже досталось от Луи. Парень так точно угадал, что Гарри был одним из самых талантливых мальчиков в Холмс Чапеле. И настолько язвительно это произнес, что кудрявому самому было противно. Гарри взглянул на Найла с надеждой, что тот поможет ему хоть немного прийти в себя. Ирландец задумчиво кусал губу. — Ты драматизируешь, — наконец тяжело вздохнул он. — Поэтому используем мой любимый способ. Смотрим, как эти проблемы можно решить. — Найл расположился поудобнее и посмотрел на Гарри. — Номер один. Оценка по античке. — Работу можно переделать… — Гарри рассматривал внезапно показавшиеся ему интересными узоры на пледе. — Сколько тебе на это понадобится? — спокойствию ирландца можно было только позавидовать. — Пара часов. Может, три, — Гарри пытался пальцем расковырять дырку в пледе. — Отлично. Ты завтра работаешь? — Нет. — Минус одна проблема, — Найл загнул палец, но Гарри знал, что он так долго не просидит. — Продолжаем. Больше всего в этом обсуждении Гарри угнетало то, что решение, которое он сам мог предложить для проблем с работой, не подходило. Стайлс не мог уволиться. Зарплата за прошлый месяц позволила ему купить новые джинсы и заплатить за квартиру без маминой помощи. Он знал, что не найдет ничего лучше. За последнее время минимум раз в два дня одна его часть кричала, что так больше не может, а он доказывал ей, что придется. Когда Гарри только подавал заявление в лондонские университеты, все вокруг предупреждали его, что легко не будет. Что он не сможет покупать кофе в «Старбаксе» каждое утро. И что его квартира будет совсем маленькой. Но Гарри отмахивался и говорил, что вытерпит. Ради Лондона. Ради себя. Сейчас он изо всех сил пытался напомнить себе об этом, но становилось все сложнее. Стайлс уже так давно не был на больших лондонских площадях (кроме тех случаев, когда он бежал на работу от метро) и не гулял по его улицам, в которые он влюбился много лет назад. Он жил в Лондоне, но не жил в том городе, о котором он мечтал всю старшую школу. — Может, я поговорю с Зейном?.. — Найл задумался, задавая вопрос пустоте. Решение проблемы с работой Гарри тоже не давалось ему так легко. — Думаю, что это бесполезно. Томлинсон чувствует себя так свободно именно потому что… кстати, что у них с Зейном? — этот вопрос вырвался у Гарри совершенно случайно. На самом деле, он хотел узнать ответ на него еще с той самой вечеринки, но спросить у Найла не было повода, а узнавать у Лиама, боготворившего Малика, на взгляд кудрявого, было чревато. Ирландец только пожал плечами. — Я не лезу в чужую постель. Но чувствую, что ничего глубокого там нет, — он снова захрустел вредной для здоровья картошкой. Гарри кивнул. Что-то ему подсказывало, что у работников One Direction были более интересные теории по этому поводу. Решение всех проблем они так и не придумали, но Найл посоветовал Гарри проводить в One Direction как можно меньше времени, не менять больше плей-листов, отдохнуть от вечеринок и «делать вид, что его не существует». Звучало смешно, но при должном выполнении могло помочь. Гарри в любом случае абсолютно точно нуждался в эмоциональном отдыхе. И, наверное, стоило позвонить домой. Стайлс был очень благодарен Найлу за то, что тот просто пришел. Он был тем другом Гарри, на которого кудрявый мог вывалить все свои проблемы, а в ответ даже получить дельный совет. Потом они всегда смотрели «Дневник памяти» до поздней ночи, и Найл укладывался спать у него на диване. Где те времена, когда Гарри не верил, что такой-человек-как-он сможет дружить с таким-человеком-как-Найл? С тех прошло пять или шесть лет? Теперь Стайлс даже не мог вспомнить./
Луи отказался сегодня вечером сопровождать Зейна. Луи отказался сегодня вечером сопровождать Зейна, потому что ему надо было подумать. В ответ на смс, Малик написал, что позвонит ему, как только освободится. Луи ответил «ок», уже зная, что он не возьмет трубку. Вместо того, чтобы после работы поехать домой, он вышел на случайной остановке автобуса и пошел вперед. Стены привычной пустой квартиры давили со всех сторон, и он не хотел туда возвращаться. Луи чувствовал себя уставшим. Но не от работы. Должность менеджера в One Direction он любил большего всего в жизни. Луи Томлинсон устал от себя. И, как спела Уитни, он не мог сбежать от себя, ему было негде спрятаться. Луи шагал вперед по Лондону, на который ложились сумерки, раскусывая нижнюю губу. Он знал, что в бизнесе не бывает легко. И у него получалось делать то, что необходимо, ничего не валилось из рук, но что-то все равно было не так. Он чувствовал, что чем больше развивается ресторан, тем меньше он там нужен. Луи все еще стоило самому договариваться о поставках и заниматься музыкальным сопровождением, он мог нанимать персонал, иногда контролировать совсем зарвавшихся официантов, но, в целом, Томлинсон был уверен, что он может оставить One Direction на неделю, и они справятся. Важных гостей мог встречать кто-нибудь из тех официантов, которые работают тут уже давно, на кухне он никогда не был главным, хотя усердно делал вид, что это так. И Луи было неприятно чувствовать, как он зависит от места, которое не зависит от него. Точнее это было не просто неприятно, а буквально сводило его с ума. Томлинсон продолжал идти по городу, который светился благодаря фонарям и гирляндам на деревьях. Луи прекрасно знал, что никто не выгонит его из One Direction, пока он сам не уйдет. Зейн был человеком, который позволил бы ему работать там, даже если бы они поругались и никогда больше в жизни не заговорили. Но проблема была не в боязни потерять работу. Просто кроме One Direction у него ничего не было. Ресторан и Зейн — вот и вся жизнь. Не то что бы Луи жаловался. Он любил это. Но на самом деле ведь заведение принадлежало ему больше, чем Зейну. Даже название было идеей Луи. И в некоторой степени то, что сейчас происходило, было похоже на наблюдение за тем, как ребенок, которого ты помнишь еще совсем маленьким и пускающим слюни, сам идет подавать документы в университет. И, с одной стороны, ты гордишься им, но, с другой, чувствуешь свою ненужность. Хотя это сравнение было отвратительным, потому что Луи ничего не знал о детях. Он остановился посреди парка, как будто его волновал вопрос, где он находится, хотя это было не так. Он не боялся заблудиться, потому что для этого изобрели «Убер». Луи огляделся вокруг и сел на одну из скамеек, располагавшихся вдоль аллеи. Он просто сидел и смотрел на проходящих мимо людей. На секунду ему хотелось притвориться, что его зовут не Луи Томлинсон и он не знаком с половиной элитного лондонского общества. Он хотел почувствовать, что он больше не контролирует огромный полный людьми ресторан, а отвечает только за баланс на своем счету. Чтобы его переживания перестали существовать, Луи хотелось перестать существовать самому. В те времена, когда он собирался прорываться в шоу-бизнес, он искал вдохновение, сидя в парке. Смотрел на людей и придумывал песни. Тогда Луи узнал много о человеческом поведении, ненамеренно подслушивая чужие ссоры и примирения. Только вот пригодились ему эти знания совсем не там, где он ожидал. Луи поймал себя на том, что он стучит пальцами по колену в темпе песни, которая засела у него в голове. И в этот момент необходимость как-то справляться с «самостоятельностью» ресторана, старые воспоминания и сегодняшний инцидент со Стайлсом причудливо сплелись в голове Луи, подарив ему идею. Идею, которая, по мнению Томлинсона, должна была сработать.