От chrisamonroll ??????? аээээ я не умею читать! хз не знаю спроси кого-нибудь другого!!
Для chrisamonroll ЧТО ЭТО ЗНАЧИТ плз крис это ради всеобщего благаОт chrisamonroll блин для какого конкретно блага?
Для chrisamonroll слушай. если ты мне не скажешь то я убегу жить в лес и стану сумасшедшим отшельником или типа тогоОт chrisamonroll ...ок понятия не имею что ты несешь но если гипотетически, я бы оценивала то как часто он говорит о тебе по шкале от 1 до 10 (в которой 1 это полная тишина а 10 это тэдтолк) я бы оценила на крепкие 12 0w0
Для chrisamonroll гыватдыфаьБЛАЮБВТАЖДОт chrisamonroll но мой рот на замке если хочешь спросить о чём он говорит!!! майкл я люблю тебя но я не могу предать кодекс дружбы - ~ -
Для chrisamonroll да не всё в порядке это всё что мне нужно было знать спасиб ок пока увидимся пойду выкинусь на орбиту что лиОт chrisamonroll повеселись там <3
Майкл забрасывает телефон куда подальше, надеясь, что тот приземлится на кровать, а не в окно, как в прошлый раз, и закрывает лицо руками. К его большому огорчению, его лицо почти горит, ведь Мэлл, может, и любит отрицание, он также не может спорить с холодными твёрдыми фактами. Ну, или. С тёплыми, мягкими фактами. Фактами, как, например, тот, что Джер продолжает тянуться к руке Майкла. Джереми его любит. Эта мысль, кажется, утверждается в его голове. Хир его любит? Наверное. Скорее всего. Шанс примерно в 75%, и, знаете, это на 75% больше, чем Майкл когда-либо имел смелость мечтать. Джереми его любит! И Майкл не имеет ни малейшего понятия, что ему с этим делать.*
— Че? В смысле “я понятия не имею, что с этим делать”? — шипит Рич в тот же день во время лабораторной по химии, максимально небезопасно размахивая коробком спичек. — Ты сорвал джекпот, чувак! Парень, по которому ты тоскуешь миллион лет, любит тебя в ответ. Я всегда знал, кстати. Ну, помнишь тот прикол с рюкзаками? — Ну-ка положи их, — Майкл выхватывает спички из рук Горански, заменяя их ручкой, которую одолжил у Дженны, потому что сам он постоянно теряет всю свою чёртову канцелярию. Это блестящая гелевая ручка, на корпусе которой напечатаны маленькие голубые звёздочки. — И всё не так просто, окей? Я ещё даже не уверен, типа, на сто процентов. Слишком рано что-то делать. — Чушь собачья, — отвечает Ричард, заполняя их лабораторный отчёт. Майкл сначала очень опасался этого совместного проекта, даже несмотря на то, что они неплохие друзья, но все оборачивается просто прекрасно. У Рича почерк лучше, чем у Мэлла, а у Майкла лучше получается, ну, не взрывать вещи. — Просто рискни. Всё, что нужно сделать — признаться, а затем бам! И вы встречаетесь. Счастливый конец, и жить вы будете долго и счастливо. — И почему это я должен признаться, а не он? — ворчит парень, зажигая бунзеновскую горелку. — Потому что ты более догадливый, чем Джереми, он сам никогда не поймёт. Я и сам не знал, пока ты не рассказал. Майкл отодвигает горелку подальше от Горански. — Вау, а что случилось с “я всегда знал, кстати”? — Просто догадывался, — пожимает он плечами. — ...Догадывался? — Бисексуальная интуиция, — объясняет Рич. — Ты слишком всё усложняешь. Просто скажи ему. — Не буду я ему ничего говорить, — вторит Майкл в ответ. Позже он повторяет абсолютно то же самое Брук на другом уроке, совершая ошибку, решив спросить у Лост совета. Девушка ахает, довольно сильно хлопает его по плечу, и возмущенно восклицает: “Скажи ему!”. — И почему нет? — дуется она. Молча он посылает краткую молитву Хлои Валентайн. Обиженный взгляд Брук смертельно опасен. — Не хочу вгонять его в стресс, — мальчик опускается на свое место. — И вдруг я это всё выдумываю? Или что, если всё это вообще не имеет ко мне никакого отношения? Или что, если я признаюсь, а он согласится из жалости, чтобы не огорчать меня, или потому что подумает, что это удержит нас вместе, или— — Майкл, — мягко перебивает его Брук. — Что-то слишком много “если”. Единственный способ узнать что-то наверняка — поговорить об этом. — Звучит как конфронтация, — ворчит Мэлл, и некоторое время спустя вновь повторяет это же Дженне в холле, ударяясь головой о шкафчик. — Ага, так, вообще-то, коммуникация и работает, — отвечает ему Ролан. — Уф. Какой ужас. А, кстати, спасибо за ручку! Держи. — Ты сам у меня совета попросил, просто говорю как есть, — девушка забирает ручку себе, выглядя совершенно не впечатленной. — Тоска в молчании тебе принесет только ангстовую подростковую поэзию и грустные плейлисты на Cпотифае. Просто скажи ему. — А что если, — храбро начинает Майкл. — А что, если он сам мне признается! — Джереми? Джереми Хир? — переспрашивает Дженна. Парень приваливается к своему шкафчику. Справедливо. — Если ты реально хочешь, чтобы это произошло, то тебе нужно показывать ему ясные, просто неоновые, черт возьми, знаки, что ты его любишь, чтобы он наконец задумался, а тем более набрался уверенности признаться. — И как я вообще должен это сделать? — спрашивает он Ролан. И из-за того, что он настолько отчаялся, по возвращению домой Мэлл ошибается, спрашивая свою маму об этом тоже. — Ох, Майки, — воркует женщина, пока Майкл пытается не умереть от унизительного осознания того, что он только спросил свою, блин, маму, как начать встречаться со своим лучшим другом. — Ты же про Джереми, верно? Или про кого-то из твоих новых приятелей? — Джереми, Джереми, господи, — парень закрывает голову руками. — Неважно, ладно, всё в порядке, забудь, что я спросил, боже. — Не надо так, anak, — она цокает языком, взъерошивая сыну волосы. — Джереми такой милый мальчик, мне всегда казалось, что между вами что-то есть. Помнишь, когда вы были маленькими, и ты подарил ему петрушку на День святого Валентина—... — Мам. — ...—Потому что ты хотел подарить ему букет цветов, но боялся, что из-за пыльцы у него будет аллергия? — Мам. — Видишь, это уже было ухаживание. Что он сделал с петрушкой? — Мы её съели. Совершенно не романтично. То-есть—… Я и не хотел, чтобы это было романтично, — Майкл глубоко вдыхает и почти издает короткий визг. Он поднимает голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как его мама добродушно смеется над его потешностью. — Подари ему розу, — предлагает женщина, работая у плиты. Да что не так со взрослыми и розами? — Это довольно очевидный знак. Попробуй брать его за руку. Будь ближе. — Да мы и так уже это постоянно делаем, — ноет он. Его мама поворачивается, приподнимая бровь, а его лицо моментально краснеет. — За руки держимся, я имею ввиду, а не, э-э. Не розы. Я уже держал его за руку—… Но, э-э…. Вероятно понимая, что если она прокомментирует что-либо по этому поводу, Майкл выскочит из кухни и начнет рыть себе могилу на их дворе, она не настаивает. Вместо этого, миссис Мэлл тихо спрашивает: — Ты знаешь, что такое harana? — Мам, господи боже! К этому моменту Майкл осознает, что обращение к людям за советом просто приводит его в ещё большее смущение и замешательство, чем до этого. Всё, что ему удалось выяснить, это то, что если кто-то и собирается в чем-то признаться, то это должен быть Джереми, чтобы Майк мог быть действительно, на 100% уверен, что это реальные чувства, а не какое-то печальное заблуждение, что он сам себе навязал. Но если это и произойдёт, парню придется пойти против всех своих инстинктов, которые он культивировал на протяжении многих, многих лет, что держали его чувства скрытыми и почти незаметными. Он должен как-то это сделать, одновременно и давая понять, что это не просто что-то, что делают лучшие друзья, но и чтобы не ошеломить Хира ни в коем случае. И ещё— — Ааааггхххх, — он плюхается на кровать. — Да что с тобой такое? — спрашивает Никки, сидя у стола и неловко бренча на укулеле, что ей подарила тётя. — Ничего, всё нормально, — полумёртвым тоном отвечает Майкл. Девочка крутится разок в кресле и оглядывает его таким уничижительным взглядом, что вообще никогда не должен быть на лице ребенка. — О боже, ладно, не смотри на меня так. С Джером у меня проблемы. — Что? С kuya Джереми? — Никки оживляется, и Майк не может не улыбнуться. И, может быть, ему совершенно по-детски хочется немного подразнить. — Ага, с kuya Джереми. Есть вероятность, что я ему нравлюсь, и это довольно странно, поэтому я нервничаю. Лицо Никки в этот момент абсолютно бесценно. Выражение меняется от растерянности до шока, от довольно пугающей ревности до подозрительно презрения в прищуренных глазах. Наконец, она задаётся вопросом: — А что случилось с Кристин? — У них ничего не вышло, — отвечает парень. — ...И теперь ему нравишься ты? — Никки недоверчиво морщится. Майкл уже собирается ответить так же пассивно-агрессивно, но, возможно, она и права. Он? Серьёзно? У него и самого не получается в это поверить. — ...Наверное, — тихо шепчет Мэлл, поднимая взгляд на потолок. — А может я и выдумываю себе всё это. Его кровать слегка наклоняется в сторону, и следующее, что он чувствует, это то, как Никки с размаху бьет его в плечо. — Ай! Эй, за что! — Я просто шутила, — хмурится ребенок, придвигаясь к нему, всё ещё держа в руках укулеле. Она начинает бренчать аккорд C. — Как ты понял, что он тебя любит? — Я ещё не понял, — пожимает плечами Майкл. — Не до конца ещё. Просто у меня такое чувство, и—… И—, может, он на меня очень часто смотрит. — Фу, — Никки морщит нос. — И что собираешься с этим делать? — Собираюсь умереть, наверное? — Вообще не круто, — закатывает глаза она. Девочка переставляет пальцы на другой аккорд и ужасно всё портит одним действием. — Отстой. Тебе надо ему сказать. — А тебе надо правильно инструмент держать, — Майкл поправляет её запястье. — Держи вот так, иначе трудно будет достать пальцами другие лады. — Не меняй тему, — Никки высовывает язык, но позволяет кузену поправить её. — Ты ему скажешь? — Нет, — кратко отвечает он. — Почему? Боишься? — Не боюсь, — уперто выдыхает парень, — Он сам должен сказать. Чтобы я наверняка был уверен. — А звучит так, будто ты просто боишься, — хихикает она. — Но это нормально, мне кажется. Всё у тебя будет круто. — Ты так думаешь? — ошеломленно спрашивает Майкл. Одобрение начинает приходить из самых странных мест, серьёзно. — Попробуй снова побренчать. — Ага, — пожимает плечами Никки, начиная играть вновь, и в этот раз звук становится намного лучше — она нажимает на правильные струны, и нота звучит так, как надо. — Тебе самому с этим разбираться, если что, так что это всё на твоих плечах, я ничего не говорила. Да вы оба чудаки, в любом случае, есть вероятность, что у вас всё сложится. — Эй, я-то думал, что тебе нравится Джереми, а теперь он чудак? — смеется Майкл. Он и подумать не мог, что из всех людей, что давали ему советы, именно этот крошечный монстр необъяснимым образом умудрится заставить его чувствовать себя хорошо. Почему-то из всех именно Никки говорит ему, что бояться — нормально. — Я и не говорила, что быть чудаком плохо, — фыркает ребенок, снова репетируя новый аккорд. Мэлл запоздало осознает, что это самое близкое, что может быть похоже на комплимент, и, честно говоря, Никки ни разу ещё такого ему не говорила. Он бы её обнял, но она, скорее всего, расцарапала бы ему лицо. Рисковать мальчик не станет, и вместо этого довольствуется этим: — Я могу научить тебя играть на укулеле. Я всё ещё помню, как играть на гитаре, а это почти тоже самое. — Правда? — восторженно ахает девочка, прежде чем наклонить голову, чтобы спрятать свою улыбку, ведь показывать позитивные эмоции в сторону Майкла равносильно ей концу мира. — Да, правда. Сиди тут, — встаёт Майк. Он так и не решил, что будет делать с Джереми. Он всё ещё в замешательстве, чертовски смущен, его скрытый страх был выведен на свет, но когда он вообще что-либо полностью выяснял? Всему своё время. — Возьму свою гитару и научу тебя тому, что сам знаю, хорошо? — Класс, — отвечает Никки, отчаянно стараясь, чтобы её голос не звучал слишком восторженно, но Майкл всё равно слышит неумолимую радость в её словах. Всему своё время.*
Сказать, что Майкл начинает ухаживать за Джереми, было бы неточностью как минимум и ложью как максимум, потому что он на самом-то деле никак не меняет собственное поведение. Единственное, что он делает — сбрасывает тонкую маску, которую он всегда носил; ту, которая напоминает ему перестать так влюбленно глядеть или отступить назад, чтобы не стоять слишком близко. Мэлл выбрасывает это в мусорку, а результат почти всё тот же — его самые обычные действия, но без того нервного чувства, что всё время над ним висит. Без той боли, что постоянно сжимается в его груди, когда Джер рядом. Майкл и Джереми держатся за руки в холле школы. За ланчем ребята сидят совсем рядом. Они рубятся в видеоигры целыми днями, болтают почти каждую минуту и смеются над глупейшими шутками. Майк ходит по магазинам с Брук, и он покупает классный брелок, что бросается в глаза ему на кассе. По сути, это просто синий марбл, но зато очень блестящий и на брелоке. — Это что? — спрашивает Джереми на следующий день за ланчем, когда Мэлл отдает ему свою недавнюю покупку. — Древний артефакт, что магическим образом превращает своего хранителя в девочку-волшебницу, — серьезнейшим тоном молвит Майкл. — Не знаю, увидел вчера и подумал о тебе. — Ты—… Ты подумал обо мне? — бормочет Джереми, перекатывая брелок в ладони туда-сюда. — Ну, ты любишь марблы, чувак, — просто отвечает он. — Я. Я люблю марблы, — кивает Хир. В голове Майкла звучит голос, подозрительно похожий на Хлои Валентайн. Голос спрашивает, действительно ли он говорит про марблы, Майки, а? Заткнись, Хлои. — Это очень клёво. Спасибо. — А ты смотрел то видео с подборкой гонок с марблами? Я его целую вечность назад отправлял, кажется. — Мэлл ловко переводит разговор на более безопасную тему. — А? — Джереми поднимает взгляд, застегивая брелок к молнии на рюкзаке. — Какое видео? Ах. Точно. Он же импульсивно всё это удалил. — Неважно, сейчас, — Майкл достаёт свой телефон. — Ты просто обязан это заценить. — Оно длится двадцать шесть минут. У тебя концентрация внимания как у белки, как ты это вообще посмотрел? — Заткнись и смотри на марблы, Джер. — шутливо ворчит парень, и Хир лишь тихо смеется в ответ, кладя голову на плечо друга, когда начинается видео. — Просто поверь мне. — Чего, да это—…. Ох. О боже, — говорит он. — Да? — Офигеть. — Да? — Че как, нерды, — приветствует их Дженна Ролан, садясь за столик с ними. — Тшшш! — одновременно шипят они оба, не отрывая взгляда от видео. Джереми легко хватает Майкла за руку под столом — их пальцы быстро переплетаются, а на экране телефона марблы катятся в небытие. В этом есть что-то тихо освобождающее; в том, что на самом деле ничего особо не меняется, но Майкл больше и не сдерживает себя. Он никогда по-настоящему и не думал, что вся эта тоскливая влюбленность слишком сильно на него влияет, но теперь, с более свободными и легкими смешками и взглядами, которые парень больше не хочет прятать, а просто продолжать смотреть, когда Джереми к нему поворачивается, он чувствует себя так, будто наконец взял перерыв от постоянных танцев вокруг принятия собственных чувств. Ну, почти. Потому что Майкл всё так же ничего не говорит. Бывают моменты, когда он чувствует, как слова подступают к горлу, мягко побуждающие его просто просто все высказать, но мальчик проглатывает их и вместо этого пытается передать их смысл через свою руку на плече Хира, или через игривый толчок в холле, или через крепкие объятья к концу школьного дня. Майк не сдерживает своего признания, честно — он просто ужасно боится его произнести, и кто его вообще может за это винить? Это не похоже на рутинную работу. Каждый новый день — странная смесь самого обычного скучного школьного адского пейзажа, но постоянную обыденность осветляют его друзья и Джереми. Хорошие дни все идут и идут, и он не променял бы их ни на что в мире. Из-за этого очень легко забыть, что плохие дни тоже случаются. Это едва различимо, но в то же время и заметно, если вы являетесь давним другом парня и присмотритесь повнимательнее. Джереми идёт по коридорам школы, выпрямив спину словно шомполом. Джереми слабо машет рукой Мэллу в знак приветствия и корчит бессильную улыбку, что трещит по краям. Джереми осознанно и очень чутко направляет свой взгляд на места, где ничего нет. По крайней мере, ничего нет в глазах Майкла — быть может, сам Хир действительно там что-то видит. От этой мысли мальчику становится плохо. За ланчем Джереми держит руки при себе, нервно выкручивая подол кардигана под столом. Майкл не делает ни малейшего движения, стараясь его не коснуться, вместо этого просто шепотом спрашивая: — Ты в порядке? — Нет, — признается Джер, а на его лице застыло отсутствующее, отстраненное от мира выражение. Мэлл желает залезть ему в голову и вырвать все, что заставляет его чувствовать себя плохо, но это не так работает. — Я могу как-то помочь? — спрашивает он. — Можем потусить у тебя потом, если хочешь. — Можно мы пойдем к тебе? Я просто не хочу—… Там—… — Конечно, без проблем, — отвечает Майк. Хир и раньше объяснял ему, что иногда не может толком объяснить большинство вещей, что выводят его из-под контроля после инцидента со Сквипом, и то, как он терпит неудачи после того, как пытается всё пояснить, заставляет парня чувствовать себя так, будто он просто слишком остро реагирует на пустяки. — Я как раз собирался показать тебе, у меня в комнате пару дней назад какая-то странная вмятина на стене появилась. Джереми слегка улыбается. Кажется, он немного приходит в себя. — Странные дела творятся в доме Мэллов, да? — Ты даже не представляешь, чувак. Столько всякой фигни происходит, — смеется Майкл. Джер всё ещё не дотрагивается до него, но его ладони уже перестали дрожать. Всему своё время. — Странные звуки ночью, какие-то стрёмные скрипы и стуки, — он перечисляет на пальцах. — О-о, мы говорим о странных домашних делах? — спрашивает Кристин, садясь за стол вместе с ними. — Я почти уверена, что под нашим крыльцом живет телепатическая крыса. — Окей, ладно, это даже не было соревнованием, но ты всё равно победила, — говорит Майкл, перекрывая смех Джереми. — Нельзя такое выдать и не объяснить, — продолжает Джер, и в этот раз его взгляд фокусируется не на пустом месте позади девушки, а на ней. Канигьюла смеется: — Хорошо, значит, в первый раз я это заметила, когда—... Ланч проходит спокойно — Джереми кивает Кристин, что излагает доказательства своей теории, в то время как все остальные постепенно подтягиваются, рассказывая свои собственные странные домашние истории. Хир всё это время то внимательно слушает, то вдруг резко поворачивается в совершенно другую сторону, уставившись на пустое место. Все это замечают, но никто не говорит и слова. Они все знают, что плохие дни случаются, и также понимают, что мальчик может и сам с этим справиться. Джер улыбается, и смеется, и болтает, а рука Мэлла почему-то всё это время непривычно пуста. Майкл раньше и не подозревал, что его руки так легко мерзнут. Он ждет Джереми у своей машины после занятий, и к тому времени, когда Хир выходит из здания, тот выглядит… Ну. Дерьмово. Парень выглядит так, будто кто-то протянул руку за бабочкой только для того, чтобы потом раздавить её прямо у него на глазах. Несмотря на это, Джер всё равно заставляет себя улыбнуться Майклу. Он, вполне очевидно, не в порядке. Поездка к дому Мэллов проходит без происшествий, прерываемая только тем, что Джереми возится с радио, переключая песню за песней, как будто пытаясь что-то найти. Когда они наконец укрываются в его комнате, ребята расслабляются, смотря ситкомы на ноутбуке Хира бок о бок на кровати. Джер почти не говорит, и Майк на него не давит, полагая, что тот, должно быть, сам скажет, когда ему что-нибудь понадобится; сам скажет, как Майкл может помочь. Сейчас достаточно просто быть рядом. В течение нескольких эпизодов Джереми продолжает медленно сталкивать Майкла с его собственной чертовой кровати, потому что он злобный гремлин, а Мэлл слишком упрям, чтобы принять поражение, потому тот покорно сползает на пол, пока Хир звонко смеется с его нелепости. — Ого, кажется, тебе там удобно, — встает Джер, чтобы размять ноги. — Вообще-то я тут из-за тебя, безбожник, — поправляет Майк, усаживаясь на полу, прислонившись спиной к кровати. — Ай! — шипит Джереми, подпрыгивая на одной ноге, ударившись пальцем о какую-то массу, лежащую у стены Мэлла, прикрытую парой толстовок, что ещё не дошли до того, чтобы нуждаться в стирке. — Что за— — Упс, извини, — говорит Майкл, пока Хир скидывает кучу одежды, обнаруживая гитару друга. — Забыл убрать. — О. Ты опять играешь? — спрашивает парень, хватая инструмент за гриф. — Ну, я в общем-то особо и не прекращал. Просто вышел из той фазы, когда думал, что буду фантастически хорош в этом и стану рок-звездой, — он пожимает плечами, вспоминая свои ранние подростковые годы, когда пробовал новые хобби почти каждый месяц. — Сейчас я просто учу Никки. Джереми улыбается и переносит гитару на кровать Майкла. Он неловко держит инструмент в руках и со вздохом отвечает: — Скучаю по Никки. — О, уверен, что она тоже по тебе скучает, — поддразнивает Мэлл, и его приятель шутливо толкает его по плечу. — Она учится играть на гитаре?.. Она, типа, — Хир протягивает указательный палец в нескольких дюймах от большого. — ...Вот такая маленькая. — Ну, не на гитаре, а на укулеле, — смеется он. — Укулеле ей гораздо больше подходит по размеру. В принципе, основы у них почти одни и те же. Джереми слегка проводит пальцами по струнам, и Майкл начинает аплодировать. — О боже, гений музыки прямо здесь, ребята, — притворно восторгается Майк, будто удивленно прикрывая рот ладонями. — Придурок, — смеется Джер, толкая друга в плечо. Он перекладывает гитару на колени Мэлла. — Сыграй мне что-нибудь? — Хорошо, — юноша берет гитару в руки, а его сердце по какой-то причине внезапно начинает биться немного быстрее. — Какие-нибудь запросы есть? — Чему ты учишь Никки? — Базовым аккордам. И как не получить спазмы в запястье, — фыркает тот в ответ. — Из этого особо крутого шоу не выйдет, если у тебя, конечно, не болит запястье. Тогда я профессионал в этом деле. — Ага, пожалуй, я пасс. — Джереми смеется про себя, думая, какой же Майк абсолютный нерд, и откидывается обратно на кровать друга. Он ничего не говорит, но тишина не кажется такой уж плохой. Мэлл на самом деле учил Никки одной песне — она сама попросила научить её играть именно эту. Его пальцы легко находят лады, и бренчание будто становится второй натурой, из чего складывается невоспетая песня, что раздается по всей комнате — Майкл невнятно напевает мотив вместо того, чтобы четко произнести текст. Он наигрывает мелодию и начинает заново-заново-заново, потому что его пальцы уже привыкли к этому мотиву; парень замечает, как Джереми постукивает ногой в такт и улыбается про себя. — Красиво, — говорит Джер. — А что это за песня? — Ligaya, — отвечает Мэлл, приближаясь к припеву. — От группы Eraserheads.¹ — Как это переводится? — Э-э, — Майкл прикрывает глаза, пытаясь продолжить играть, пока вспоминает значение слова. — Счастливый. Или счастье. Что-то типа такого. — А ты? — Что? — мальчик вытягивает шею, чтобы взглянуть на Джереми. Ну, или, по крайней мере, он пытается. Парень не может увидеть друга со своего места на полу, но он замечает, как Джереми вытянул руку перед собой, направляя её к потолку. — Ты что имел в виду, братан? — А ты—..., — начинает Джер. Майкл замечает тон его голоса — он не может назвать это колебанием, но будто в его словах прячется что-то неуверенное. — А ты счастлив? — выдает он. Мэлл вдруг начинает нервничать, но всё равно продолжает играть, хотя и уже немного мягче, немного тише; он считает, что никто из них обоих не смог бы выдержать, если бы в комнате в такой момент повисло тяжёлое безмолвие. — Прости, — Хир садится, устало проводя руками по лицу. — Извини, это было очень странно и чересчур философски и—… — Эй, — мягко перебивает Майк. — Не извиняйся. Ты не сделал ничего плохого. Я просто думаю об ответе, вот и всё. — Ладно, — отвечает Джереми, и Майкл уже знает, что тот сдерживает ещё одно извинение, опуская руки и откидываясь обратно на кровать друга. — Я счастлив, — собравшись с мыслями, говорит он, уже полностью уверенный в сказанном. Джер не переводит на него взгляда — вместо этого тот продолжает пялиться на потолок. Идеальна ли жизнь Майкла? Нет. Но и ни у кого она не прекрасна. Есть ли у него всё, что человеку только может быть нужно? Хорошие приятели, любящая семья, и — Мэлл смотрит на лучшего друга некоторое время и молчит, — он. Парень просто смотрит, внимательно наблюдает за тем, как Хир моргает быстро-быстро, будто желая что-то (кого-то?) прогнать. Майкл никогда не был ненавистным человеком, но гнев, что он испытывает из-за того, что преследует Джереми по пятам, словно обжигает его изнутри. Да оставь ты его в покое, — хочется прокричать ему. Но это, конечно, не поможет. Как бы он не хотел, это не так работает. — Джереми, — говорит Майкл, и Хир отрывает взгляд от пустого пространства перед ним — встречается взглядом с Мэллом, и тот выдыхает, — Я счастлив. — Это, — отвечает он, — ...Это хорошо. Я рад. — А ты? Ты счастлив? — спрашивает Майкл. — Нет, — почти безэмоционально произносит Джереми. — Но скоро буду. Я на правильном пути. — Вот и славно, — отвечает Майк, не переставая играть. Песня уже, кажется, на третьем цикле. — Мы все готовы тебя подождать в любом случае, не спеши. Всему своё время. — Ты ко мне слишком добр, — немного грустно улыбается Джер. — Вы все слишком хорошие для меня. — Да пошел ты, ты абсолютно точно заслужил всего этого, глупый, — притворно ворчит парень, бренча громче для пущей убедительности. — Мы о тебе заботимся. — А у этой песни есть текст? — Хей, воу, давай помедленнее, мастер смены темы, — смеется Мэлл. — Дай мне секунду, нужно оправиться от таких резких переходов, окей? — Да замолчи, мне правда интересно, — расслабленно отвечает Джереми. Его улыбка становится более игривой. Ну наконец-то. — Да, там есть текст, нерд, — Майкл закатывает глаза, начиная с самого начала. — Ilang awit pa ba ang aawitin, o giliw ko?Сколько песен мне спеть, любовь моя?
— Что это значит? — Джер снова откидывается на кровать друга, и его голова почти спадает с края койки; он внимательно наблюдает, как Майкл переходит от аккорда к аккорду. — Надеюсь, что ты не ожидаешь, что я буду точно переводить, петь и играть на гитаре одновременно, чувак, — парень уклоняется от Хира, что собирался его тыкнуть за возмущенный тон его голоса. — Буууууу, — перебивает Джереми, и он так близко к Майклу, что он почти может почувствовать его дыхание. — Эй, если думаешь, что это так просто, то сам и сделай. — Нет, нет, господи, — смеется он, и Мэлл клянется, что чувствует, как у него колотится сердце. — Продолжай, я просто буду слушать. — Вот с самого начала так и надо было, — кичливо хмыкает Майк, глядя на Джера, и ему, вероятно, следует отвести взгляд, потому что в груди будто что-то сжимается. Он не боится слов. Даже этого чувства не страшится. Просто будто то, что давно уже было правдой, — о чем он никогда по-настоящему не думал, — давит на его легкие, на его голос, на его сердце. Видите ли, Майкл довольно часто разбрасывается словом “любовь”. Он любит слаши. Он любит музыку. Он любит видеоигры, любит писать букву g. Он любит свою семью и своих друзей, и, наверное, к этому моменту это уже одно и то же. Он любит своего лучшего друга во всем мире, и это он знает с тех пор, как они были детьми. Но смотря на Хира сейчас. Глядя на Джера, что смотрит на него в ответ — он знает. Боже, он знает. Он любит Джереми. — Sagutin mo lang ako aking sinta'y walang humpay na ligaya, — поет он. Если раньше мальчик думал, что боится, то теперь это даже несравнимо с тем, что он чувствует в данный момент. Слова, которых он страшится, умудряются прорваться через песню.Просто дай мне ответ, любовь моя, я буду вне себя от радости...
Но Джереми не замечает. Он не спрашивает, что это значит. Он просто слушает. Майкл может только надеяться, что Хир поймет, так или иначе. Он может только надеяться, что, может быть, парень будет чуть храбрее его. — At asahang iibigin ka, — Мэлл откидывает голову назад, его лицо почти прижимается к лицу Джера. — Sa tanghali, sa gabi, at umaga....И ожидай, что я буду любить тебя днями подряд, вечерами и утрами.
— Майкл, — говорит Джереми. — Спасибо тебе за это. За всё. Не знаю, что бы я без тебя делал. — Я тоже, — улыбается парень в ответ. Несмотря на сегодняшние прозрения, словно статические разряды, пробегающие под его кожей, страх, удерживающий его голос в заложниках, и тепло в груди, он всё ещё уверен на сто процентов в том, что сказал раньше. Майкл смотрит Джереми в глаза и надеется. — Ligaya.