***
Яркий свет неоновых вывесок, создающий таинственную и интимную атмосферу. Множество людей, снующих вокруг в пьяном или наркотическом угаре и ищущих развлечений на один вечер. Это место славилось тем, что здесь любой мог найти что-то себе по вкусу. Никто не спрашивал твоего положения или статуса, это просто не имело значения. Как и то, насколько извращёнными и осуждаемыми обществом бывали желания некоторых людей. Квартал красных фонарей. Даже в Сучжоу имелся свой собственный уголок развлечений и разврата, в который стремились попасть многие путешествующие туристы, да и, что уж скрывать, другие люди. Цзян Чэн проехал мимо невысокого здания с кованой вывеской, перед входом в которое выстроилась уже приличная очередь. Он продвинулся чуть дальше и завернул на мотоцикле налево, притормаживая около черного входа. Мужчина слез с байка, снимая шлем и поправляя волосы, и зябко поежился от пробирающего холода. Этой ночью он забросил подальше свой формальный костюм и оделся для езды: кожаная куртка, теплый свитер, черные джинсы и ботинки на мощной подошве. «Голубая Орхидея» была одним из немногих заведений в округе, где градус разврата в толпе держался на более низком уровне, но все же присутствовал. Этот тематический клуб был настоящей находкой и пользовался популярностью среди ценителей настоящих танцев и искусства. Все шли сюда не за тем, чтобы догнаться алкоголем или же за пять минут трахнуться в кабинке туалета. Абсолютно нет. И именно поэтому Цзян Чэн обожал это место. Вытащив ключи, он направился к двери, проходя мимо Джей-Джея — вышибалы, который работал тут, сколько Цзян Чэн себя помнил. Тот кивнул в знак приветствия, пропуская Цзян Чэна внутрь. Тусклое освещение заставляло испытывать в этом узком коридоре приступы клаустрофобии; стены дребезжали из-за музыки, доносящейся из главного зала. Он свернул направо, и мимо него пронеслась стайка молоденьких танцовщиц, громко обсуждающих какую-то тему. Цзян Чэн придержал дверь, из которой они вылетели, и прошел внутрь. Мужчина считал это место своим убежищем. Он потерял счет годам, которые провел в этой гримёрке; знакомый запах духов, пудры и клубничных леденцов, которые так любили работающие тут девочки, казался слишком уютным. Сидящая к нему спиной женщина что-то писала в своём блокноте, но обернулась на звук шагов. — Опять забыли что-то?.. — она осеклась, когда ее взгляд упал на вошедшего, а брови удивлённо приподнялись. — Ваньинь? Вот уж не ожидала, что ты сегодня придёшь. Давно не виделись. Никто больше не называл его так, кроме нее. — Ты же знаешь, работа отнимает все время, — он подошёл к ней и притормозил у зеркала, опираясь на подставку для всяких безделушек. Вэнь Цин поднялась со своего места: как всегда, она была одета в строгий костюм, довольно нетипичный для места, которым она управляла, и туфли на шпильке. Волосы были убраны наверх, обнажая длинную и нежную шею. Цзян Чэн хотел бы, чтобы она его интересовала, потому что многие пускали слюни на эту неприступную даму. Но к сожалению, она не вызывала у него никаких лишних движений в сердце или ниже пояса. А может, и к счастью. — Мог бы хоть звонить, дурень, — она похлопала его по плечу, сильнее, чем обычная женщина, и улыбнулась. — Значит, ты у нас сегодня гвоздь программы? — Я бы так не сказал, — натянуто улыбнувшись, произнес Цзян Чэн, но в душе он в предвкушении ожидал сегодняшний выход. Стоило бы объяснить, что он вообще забыл в подобном заведении. С самого детства на Цзян Чэна было возложено слишком много. Возможно даже больше, чем нужно было перекладывать на ребенка в таком возрасте, но его мать это не волновало. Отец всегда был немного отстранённым и проводил с Цзян Чэном слишком мало времени, отдавая предпочтение работе. Мать же требовала от него совершенствования, ведь он должен был однажды унаследовать их бизнес. Неудивительно, что юноша чувствовал себя скованным подобными рамками. Когда с ними начал жить Вэй Усянь, Цзян Чэн впервые узнал, что значит нарушать правила. Это был словно глоток свежего воздуха посреди загазованного мегаполиса. И именно Вэй Усянь открыл для него это место. Однажды они решили прогуляться посреди ночи, несмотря на комендантский час, и Вэй Ин утянул его в этот клуб, сказав, что тут работает его подруга. Им тогда было всего по шестнадцать, поэтому они могли пройти сюда только при помощи Вэнь Цин. Цзян Чэн помнил тот момент, когда впервые увидел танцующих вокруг пилонов девушек вживую, но ещё больше его поразили парни. Настолько гибкие и плавные, словно вода в источнике, движения сложно было отождествлять с движениями мужчины. Но это до такой степени захватило внимание Цзян Чэна, что он на следующий день вернулся сюда снова. Только не за тем, чтобы наблюдать, а для того, чтобы научиться двигаться так же. Выражать эмоции посредством танца. Вэнь Цин тогда работала на должности пониже, но основной ее работой была хореография — все танцы, исполняемые в этом клубе, были поставлены именно ею. Под долгие уговоры и нытье Вэй Усяня она все же согласилась обучать Цзян Чэна, и после это место стало ему практически вторым домом. Он учился долго, проходя через пот и превозмогая боль, но Цзян Чэн влюбился в ощущение, которое он испытывал, исполняя какой-либо танец. Здесь он мог забыть, что ему нужно вести себя подобающе из-за своего статуса; окружающие его люди не были лживыми и лицемерными, и не приходилось выдавливать из себя улыбку и вежливо со всеми общаться. И с тех пор он начал выступать тут, когда было свободное время. Удивительно, но его появление вызывало восторг у посетителей, и через какое-то время он стал довольно популярен; многие заранее резервировали места за столиками, лишь бы попасть на его выступление. Естественно, ему приходилось скрывать свою внешность, чтобы, не дай бог, его родня не прознала, что он занимается подобными вещами, поэтому Цзян Чэн всегда надевал маски, что позже стало его своеобразной фишкой. С тех пор произошло слишком много всего, поэтому его визиты сюда сократились, но он изредка заглядывал в клуб, когда хотелось выпустить пар. Да и сейчас ему было, что терять. Поэтому он предпочитал не рисковать. От размышлений Цзян Чэна отвлёк голос Вэнь Цин: — Что будешь исполнять? — «Реквием». — Ого, — Вэнь Цин приподняла бровь и немного прикусила губу. — После твоего выхода точно выстроится очередь в туалет. — Захлопнись, — Цзян Чэн закатил глаза, проходя к перегородке, за которой находился его шкафчик с костюмами. — Переодевайся, — со смешком обронила женщина и направилась к двери. — Выйдешь после Куколки. Я сообщу о том, что порядок выступлений поменялся. Когда она ушла, Цзян Чэн открыл свой шкафчик, и его взору предстали все те многочисленные костюмы, которые накопились за годы выступлений. Он достал короткие черные шорты, которые больше открывали, чем скрывали, небольшой корсет с металлическими заклёпками и черную маску. Как раз то, что ему требовалось для этого номера. После получаса подготовки и разогрева Цзян Чэн, наконец, нацепил на себя маску и собрал волосы в пучок; они были длинными и мешали бы во время танца, но, тем не менее, он почему-то не слишком спешил отрезать их. В дверь постучали, и в открывшемся проёме показалась голова Вэнь Цин. — Пошли, скоро твой выход. Цзян Чэн кивнул и отправился вслед за женщиной, которая энергичной походкой шла впереди. Они приблизились к задней части сцены, скрытой от публики: вокруг сновали исполнители. Кто-то уже успел выступить и теперь сидел, жадно присосавшись к бутылке с водой, а кто-то только разогревался перед предстоящим выступлением. Но все, как один, удивлённо глядели в его сторону, потому что мало кто из нынешних танцоров знал его лично; многие были лишь наслышаны о его личности. Со стороны сцены слышалась довольно ритмичная композиция, под которую выступала нынешняя танцовщица. Цзян Чэн обхватил рукой запястье другой руки и потянул в сторону, растягивая мышцы. — Надеюсь, ты хорошо разогрелся, — Вэнь Цин обхватила его плечи и сильно надавила, проверяя мышцы на наличие узлов. — Не хотелось бы, чтобы ты что-то потянул, старикан. — Мне напомнить, сколько тебе лет? — через плечо спросил Цзян Чэн и усмехнулся, когда женщина пихнула его. Внезапно музыка оборвалась, и послышался поток бурных оваций. Сердце Цзян Чэна замерло, а мышцы дрогнули от волнения. Такое знакомое чувство. И такое приятное. Голос ведущего звучал бодро: — На этой приятной ноте попрощаемся со столь прелестной дамой. У нас небольшие изменения в порядке выступлений, но, думаю, вы будете довольны. Сегодня у нас очень интересный гость, которого вы давненько не видели, но, признайтесь, очень хотели увидеть, — ведущий выдержал паузу, и по залу прошелся волнительный ропот. — Да, именно. Вы уже в предвкушении? Что ж, не буду вас томить… встречайте, тот самый Лянь*! Зал взорвался аплодисментами, и это было такое знакомое ощущение, боги… Вэнь Цин подпихнула его в сторону сцены, и он поднялся по лестнице наверх, останавливаясь у завесы, ограждающей его от зрителей. Цзян Чэн сделал глубокий вдох, расслабил плечи и размеренным шагом ступил на сцену. Свет прожекторов был до боли привычным: приглушённым, как и было необходимо. Шум толпы все не стихал, до тех пор, пока Цзян Чэн не подошёл к пилону и не встал рядом с ним на одно колено, обхватывая рукой шест и принимая соответствующую позу. Он медленно считал про себя, успокаивая дыхание. Один… два… три… четыре… Послышались первые звуки композиции, агрессивной и дразнящей, как он сам, и Цзян Чэн начал плавно подниматься, забираясь на пилон и начиная двигаться. Мужчина обхватил ногами шест, зажимая его мышцами, и откинулся назад, выгибаясь на максимум и ладонью обхватывая пилон снизу. Впервые за все время зал затих, с упоением наблюдая за разворачивающимся перед ним действом. Темп песни начинал нарастать, и движения Цзян Чэна становились все более раскрепощенными и поражали своей изящностью и гибкостью. Он сделал волну, потираясь кожей о прохладный метал, а затем встал к пилону спиной, обхватил его руками и резко поднял себя, вновь делая захват ногами, рукой обхватил щиколотку и потянул, делая шпагат. Он чувствовал себя просто отлично. Впервые за очень долгое время. Он чувствовал власть; чувствовал, что контролирует желание людей в этом помещение, не важно, женщины это или мужчины. Его заводило то, что он имеет над ними столько контроля. И в то же время композиция близилась к кульминации. Под агрессивный вокал солиста группы Цзян Чэн сделал перекат и забрался на пилон как можно выше, раскручиваясь до немыслимой скорости и выполняя различные трюки. Мужчина зажал шест под коленями и выгнулся назад, обхватывая ноги руками и практически складываясь в коробочку. Музыка постепенно начала затихать, и Цзян Чэн медленно заскользил по пилону вниз и опустил голову, а затем будто растекся по полу, выгибаясь всем телом. После окончания несколько секунд стояла тишина, но затем его оглушил поток аплодисментов и криков. Он медленно поднялся, дыхание сбилось, а грудь ходила ходуном, но это было тем, в чем он нуждался. Цзян Чэн поклонился и скрылся за кулисами, где его встретили восторженные танцоры; некоторые просили автографы или же хотели поднабраться опыта, но он сразу же всем отказал, как можно быстрее выбираясь из их цепких рук и спеша обратно в гримёрку. Он не мог позволить им узнать, кем является. Ни за что. Цзян Чэн дал Вэнь Цин пять и продолжил свой путь в гримёрку, но когда свернул за угол, застыл. Около двери, прислонившись спиной к стене, стоял Вэй Усянь, который скрестил руки на груди, насвистывая себе под нос какую-то мелодию. Он скосил глаза на Цзян Чэна и улыбнулся уголком рта. — Твои выступления как всегда впечатляют, Чэн-Чэн. Мужчина закатил глаза и прошел мимо него, открывая дверь. Он направился к ширме, зная, что Вэй Усянь проследовал за ним. Цзян Чэн начал расшнуровывать корсет, но затем остановился, резко повернув голову в сторону Вэй Ина, который как раз закинул себе в рот один из леденцов. — Какого лешего ты вообще тут делаешь? Ты ведь должен был смотреть за Цзинь Лином. — Как я уже говорил, он взрослый парень, — Вэй Усянь уселся на стул, закинув ногу на ногу. — И к тому же, твой дом напичкан всякими примочками и сигнализацией. Так что не о чем волноваться. А насчет того, почему я здесь, — он достал из-за полы куртки папку и протянул Цзян Чэну. — Я кое-что нашел. Не сказать, что много, но это единственное, что было в открытом доступе. Цзян Чэн натянул джинсы и приблизился к мужчине, принимая из его рук папку и открывая ее. — Лань Сичэнь, сорок два года, холост, — начал рассказывать Вэй Усянь. — Занял пост главы компании после своего дяди, ушедшего на пенсию четыре года назад. Приводов нет, ведет просто ангельский образ жизни, и уцепиться не за что. Такой законопослушный, даже не верится. В наши дни даже домохозяйки чаще бывают в тюрьме, — он вздохнул и продолжил: — Есть брат, Лань Ванцзи, вместе с которым он управляет всеми делами. Но тот не желает появляться на публике, бог знает почему. С таким-то лицом грешно так делать. — Я все это знаю, — Цзян Чэн нахмурился, отрывая взгляд от текста. — Погоди, листай дальше, — Вэй Усянь кивнул в сторону папки, и Цзян Чэн продолжил, а затем внезапно остановился, наткнувшись на кое-что интересное. — Да-а, именно. Я уже сказал, что у него не было приводов, но довольно длительное время назад он оказался замешан в каком-то скандале, связанном с наркопритоном в округе Сяншэн. Правда, информация об этом практически отсутствует, будто кто-то очень постарался, заметая следы, — Вэй Усянь приподнял бровь. — Так что не так уж он и чист, как кажется на первый взгляд. Цзян Чэн почувствовал небольшой укол совести; они ведь неплохо провели время, а он продолжает искать на Лань Сичэня компромат. Но мужчина тут же отмахнулся от этого ненужного чувства. — Хорошо. Продолжай искать.***
Лань Сичэнь снял очки и протер глаза, уставшие от просмотра многочисленных документов, откидываясь в кресле. Он взглянул на часы и заметил, что уже давно перевалило за полночь, а затем перевел взгляд на кипу документов и вздохнул. После его визита в Шанхай жизнь вновь вернулась на круги своя; дни медленно тянулись, сменяя друг друга, а его жизнь шла дальше неизменно короткими шагами. Все было слишком обыденно. За исключением… Он взглянул вниз на надетую белоснежную рубашку. Цзян Чэн, как и обещал, вернул ее после химчистки. Вместе с аккуратно сложенным листком, на котором было написано короткое «Спасибо». Почерк был таким же резким и размашистым, как и его владелец. Цзян Чэн… впервые Лань Сичэнь встретил Цзян Чэна на одном из приёмов, ещё когда его дядя Цижэнь занимал пост ген. директора компании. Тогда он просто поразил его… полным отсутствием дружелюбия. Правда, тот всегда выглядел хмурым, будто желал находиться в любом другом месте. Цзян Чэн бывал довольно резким в высказываниях и никогда не стремился произвести на кого-то впечатление, поддерживая с людьми сугубо деловые отношения. Но в нем было что-то, какая-то своеобразная харизма: в том, как он двигался, плавно, будто танцуя; как подрагивала его бровь, когда кто-то вызывал у него раздражение; и даже его длинноватые волосы, которые он всегда собирал в пучок. Сичэнь хотел бы увидеть их распущенными. Он покачал головой и сокрушенно засмеялся. Лань Сичэнь попал по всем параметрам. Кто же мог подумать, что его заинтересует мужчина. Если бы его дядя узнал об этом, то его хватил бы удар. От размышлений его отвлёк тихий стук, и Лань Сичэнь поднял глаза. — Ах, это ты, Ванцзи, — Сичэнь махнул рукой. — Входи. У тебя ко мне какое-то дело? Его брат коротко кивнул и прошел в кабинет, усаживаясь напротив. — Уже поздно, брат. Не думаешь, что уже пора отдохнуть? — спокойным голосом произнес Лань Ванцзи; его лицо, как и всегда, было нечитаемым, но Сичэнь знал, что тот волнуется. — Я уже скоро закончу, так что не переживай, — он покачал головой и успокаивающе улыбнулся. — Так, что ты хотел? — Просто хотел предупредить, что Сычжуй и Цзинъи позвали друга в гости. — Это же здорово, — с удивлением произнес Лань Сичэнь. — Давно они никого не приводили. Дядя слишком настаивает на строгости в их обучении, но они ведь ещё дети. Почему бы не продлить для них это мгновение? Нам с тобой этого уже не узнать, — мужчина немного улыбнулся, перебирая между пальцев ручку. Лань Ванцзи кивнул и поднялся, забирая половину бумаг с рабочего стола, на что Сичэнь лишь покачал головой. После его ухода мужчина ещё немного поработал, а затем решил, что его брат все же прав. Он выключил настольную лампу и вышел из кабинета, направляясь в свою комнату. Сичэнь как раз проходил мимо гостиной, но притормозил, заметив спящего на диване Сычжуя: тот лежал на спине, прижимая к груди какую-то книжку, и тихонько посапывал, точно один из тех котят, про которых Цзинъи любил смотреть видео. Мужчина усмехнулся себе под нос, аккуратно взял из его рук книгу, достал из шкафа плед и накрыл мальчишку, поражаясь тому, как он выкладывается ради учёбы. Когда-то и сам Сичэнь был таким: было не перечесть тех бессонных ночей, что он проводил за зубрежкой в пансионе и университете. Он не жалел об этом, ведь благодаря своим усилиям он добился того, что имеет сейчас. Но порой мужчина задумывался, а как бы прошло их с Ванцзи детство, будь обстоятельства иными. Будь их родители вместе с ними. Ванцзи совсем не помнил их, ведь все произошло, когда он был крохой. В отличие от Сичэня… он помнил всё. Поэтому его брату в какой-то мере повезло. Юный Лань Сичэнь был вынужден повзрослеть слишком рано, оттого теперь так старался сохранить самое прекрасное в жизни время для своих племянников. Мужчина начал готовиться ко сну, но его пальцы, расстегивающие рубашку, остановились на полпути; мысль о том, что Цзян Чэн носил ее, что эта ткань касалась его кожи, будоражила и заставляла тело покрываться стаей мурашек. Сичэнь все же пересилил себя и стянул рубашку, убирая ее подальше. Он потушил светильники и лег в кровать, натягивая одеяло до груди; его мысли, точно шарики для пинг-понга, носились в голове и отскакивали от черепной коробки, вызывая головную боль. Лань Сичэнь хотел Цзян Чэна, — в своей постели, — хотел видеть, как его вечно хмурое лицо искажается от наслаждения, как реагирует на прикосновения человек, в котором не было ни намёка на нежность. Он прикрыл глаза ладонью. Сичэнь был таким жалким, а его помыслы были далеки от чистых и благонравных, каким его всю жизнь учили. Даже эта затея с объединением компаний была всего лишь порывом и способом подобраться поближе к Цзян Чэну. Глупо? Да. Бессмысленно? Скорее всего. Так и было. До того вечера в Шанхае. Лань Сичэнь ошибался, как и многие другие люди, но мог поклясться, что увидел отклик в его глазах. И теперь он не успокоится, пока не добьётся своего. * один из иероглифов слова 莲花 (Liánhuā), которое в переводе с китайского означает «лотос»