***
Цзян Чэн направлялся на работу, но его мысли были отнюдь не о ней. Даже близко не валялось. Пока он поднимался на лифте в свой офис, сбился со счету, сколько раз они возвращались к утреннему кофе. Хотя, кому он врал: он любил кофе, но не настолько. В голове все время проносились обрывки его разговора с Лань Сичэнем и тот момент, когда их взгляды сцепились, словно проводя безмолвные баталии. Цзян Чэн в последнее время многого не понимал. Например, какого хрена он творит и почему так себя ведет. Всю жизнь ему было плевать на чужое мнение и вообще на всех людей, не входивших в круг его семьи. Раньше он даже планировал рано или поздно жениться, но не мог вынести ни одну женщину, потому что большинство, «соответствовавших» его статусу, были избалованными и изнеженными особями, которых волновал лишь размер его кошелька. А еще они были очень громкими и надоедливыми. Это было еще до того, как он осознал, что его больше привлекают мужчины. Цзян Чэн пробовал и с девушками, и с парнями, но в конце все всегда сводилось к разовому перепиху и утолению своей похоти. Тогда он был моложе и еще не до конца растерял надежду найти кого-то, кого смог бы вытерпеть дольше, чем неделю. С годами это вообще перестало его волновать, и он сосредоточился на работе и воспитании Цзинь Лина. Поэтому Цзян Чэн никак не мог понять, почему в этот раз все иначе. Едва он вошел в свой офис, как на него обрушились чьи-то всхлипы. Цзян Чэн вошел в приемную и увидел рыдающего Не Хуайсана. Его волосы были в полном беспорядке, очки валялись где-то на столе, лицо покраснело, а глаза опухли до такой степени, что казалось, будто его покусали пчелы. Увидев шефа, Хуайсан тут же широко раскрыл глаза и принялся вытирать лицо. — Д-директор, вы сегодня рано… — В чем дело? — нахмурившись, спросил Цзян Чэн, подходя к столу. — Из… извините, — просопел тот, шмыгая носом. — Я сейчас приведу себя в порядок. — Не вздумай с таким лицом общаться с клиентами, — Цзян Чэн поморщился, достал платок из нагрудного кармана и протянул ему. — Держи. Вытри лицо и скажи, какого хрена ты ревешь. Цзян Чэн никогда не умел успокаивать людей, поэтому чувствовал себя в такие моменты до дикости неловко, не зная, что предпринять. Но Не Хуайсан немного улыбнулся сквозь слезы, принимая протянутый платок. А затем громко высморкался. — Я постираю его и верну, — смущенно сказал Хуайсан, заметив взгляд Цзян Чэна. — Да нет, можешь оставить себе, — медленно проговорил Цзян Чэн и в ожидании уставился на мужчину. Тот пригладил волосы, пытаясь вернуть себе презентабельный вид, но провалился. — М-мой брат… мы не ладим, — начал свой рассказ Не Хуайсан. — Ты ведь знаешь об этом. Еще бы он не знал. Цзян Чэн учился с Не Хуайсаном в университете на одном направлении. С самого начала было очевидно, что он терпеть не мог экономику, ведь Хуайсан едва вытягивал оценки и был в шаге от того, чтобы вылететь. Он вечно ныл, вынуждая Цзян Чэна исполнять роль репетитора, но все его потуги были напрасны. Хуайсан всегда мечтал быть дизайнером: почти все пространство в его комнате занимали веера, расписанные им вручную. Даже Цзян Чэн признавал, что у парня к этому талант. Как и к тому, чтобы заговаривать другим зубы (в этом и был секрет того, что его пинком не выпнули из университета). К сожалению, с его братом это не работало. Не Минцзюэ всегда был строг с ним, пытаясь вбить в голову, что Хуайсан обязан участвовать в семейном бизнесе, и после его визитов в общежитие тот обычно несколько дней ходил чернее тучи. А однажды они настолько повздорили, что его брат порвал все веера, которые Не Хуайсан создал собственной рукой за многие годы. Он целый месяц прожил в комнате Цзян Чэна и едва разговаривал. А затем заявил, что больше ни за что не вернется домой. Хуайсан бросил учебу и перебивался с одной работы на другую до тех пор, пока Цзян Чэн не начал работать и не нанял его. Он не жалел Не Хуайсана, лишь оказал услугу, получив взамен ценного сотрудника. Хуайсан промокнул платком глаза и продолжил: — Мы не общались долгие годы, но его, видимо, задела та встреча в Шанхае. Он нашел квартиру, где я живу, и приехал сегодня, как раз когда я собирался на работу, — мужчина обнял себя за плечи. — Он был таким спокойным, сказал, что хочет поговорить, поэтому я впустил его. Я ведь… правда думал, что за эти годы он изменился. Но люди не меняются, — Не Хуайсан поджал задрожавшие губы и взглянул на Цзян Чэна. — Мой брат сказал, что я поступил как избалованный ребенок и пора уже прекратить вести себя глупо и вернуться домой. И именно в тот момент, когда я хотел рассказать, чего я добился за эти годы, собственными силами, без его помощи и денег своей семьи. Как глупо, — горько усмехнувшись, Хуайсан на время завершил свой рассказ, услышав телефонный звонок. Мужчина сразу же подобрался, поднял трубку и спокойным голосом произнес: — «Юньмэн Электроникс», офис директора Цзян, чем я могу помочь? Лицо Не Хуайсана темнело с каждой секундой, пока он слушал говорящего на том конце провода. Он сжал ладонь в кулак. — Хорошо. Я передам директору. Спасибо. Он положил трубку и запустил пальцы в волосы. — Прости. — Что за хрень творится? Можешь ближе к делу? — Цзян Чэн начинал терять терпение. — Минцзюэ сказал, что раз я работаю в таком замечательном месте, то ему не составит труда усложнить мне жизнь. Потому что тогда я точно упаду перед ним на колени и буду просить принять меня обратно, — глаза Не Хуайсана вновь заблестели, а Цзян Чэн про себя взмолился, чтобы его заслон не рухнул. Иначе в его офисе будет чертов потоп. — А сейчас звонил юрист из его компании. И он сказал, что брат собирается расторгнуть договор о сотрудничестве. Цзян Чэн потер переносицу и вздохнул. — Черт. Это принесет проблем. — Именно. Мой брат вложил в компанию много капитала еще до того, как ты стал директором. И если он отзовет все обратно, то это сильно ударит по производству. Наших резервов хватит, но ненадолго. И кризиса не миновать. — Прекращай истерить, — Цзян Чэн закатил глаза и хлопнул Не Хуайсана по спине. — Незаменимых людей нет. Как и компаний. Будет тяжело, но это не значит, что я позволю своей компании скатиться в пропасть. За кого ты меня принимаешь? Хуайсан едва заметно улыбнулся уголками губ, с облегчением глядя на Цзян Чэна. — И правда. — Подготовь документы на подпись. И принеси в мой кабинет контракт о сотрудничестве, — Цзян Чэн улыбнулся, но эта улыбка больше походила на оскал. — Если он думает, что разорвать связи будет так просто, то очень сильно ошибается.***
Сичэнь весь день провел на работе, хоть у него по плану и должен был быть выходной. Потому что работа действовала на него подобно медитации и помогала вернуть душевный покой. Правда, сегодня никакие бумажки не могли помочь ему отвлечься. Он как раз закончил разговор по телефону с финансовым директором, когда его секретарь связалась с ним по громкой связи: — Директор, к вам пришел господин Лань. — Впусти его, — ответил Сичэнь и нажал на кнопку, откидываясь в кресле. Его брат вряд ли побеспокоил бы его в такое время, поэтому оставался лишь один человек, который хотел бы его навестить. Дверь в кабинет открылась, и внутрь вошел статный мужчина в возрасте: в волосах уже кое-где пробивалась седина, но все равно казалось, будто он в полном расцвете сил. — Дядя, — Лань Сичэнь встал с кресла и учтиво поклонился в знак приветствия. — Сичэнь, — Лань Цижэнь ответил тем же, а затем присел на предложенное место. — Я удивился, узнав, что ты на работе в свой выходной. Хотя, такое рвение заслуживает похвалы. — Это совершенно ни к чему, — Сичэнь немного покачал головой. — Просто нужно было разобраться кое с какими делами. Вы что-то хотели? — Через пару месяцев будет бал основателей, ты ведь знаешь? — Конечно. О таком сложно забыть, это ведь событие года, — немного улыбнувшись, ответил Лань Сичэнь. Бал основателей — это одно из самых масштабных событий правящей элиты Сучжоу. Его устраивали в честь кланов, которые самыми первыми осели на этой территории и основали город. На бал приглашались представители самых известных семей, которые и являлись потомками тех самых основателей. Он поражал своим размахом и пафосом, хотя Сичэню порой казалось, что устроители немного перебарщивают с антуражем. — В этом году гостей будет намного больше, поэтому это отличная возможность наладить связи и укрепить свое положение в обществе, — Лань Цижэнь погладил свою бородку и внимательно взглянул на племянника. — Будет много молодых дам из влиятельных семей. Теперь цель визита дяди стала для Сичэня так же кристально чиста, как слеза младенца. Он вздохнул. — Помнится, мы уже говорили об этом. И вы знаете мой ответ. Лань Цижэнь строго взглянул на него. — Сичэнь. Ты ведь знаешь, как обстоят дела. Вы с Ванцзи — последние наследники из нашей линии. Нельзя прерывать ее. Поэтому один из вас должен жениться, рано или поздно. Ты как раз в том возрасте, пора бы уж это сделать. Разве ты не понимаешь? — Дядя, пожалуйста, — Сичэнь сложил руки в замок и уверенно посмотрел в его глаза. — Я уже говорил, что не собираюсь жениться только для того, чтобы упрочить свой статус. Как и Ванцзи. Да и вообще, а как же Сычжуй? Не забывайте о нем. — Сычжуй — прекрасный мальчик, не спорю. Примерный ученик, талантливый, дисциплинированный и эрудированный. Но в его жилах течет кровь не нашей семьи. Лань Сичэнь немного нахмурился. — Как вы можете говорить такое? Ванцзи воспитывал его с ранних лет. Так что он такой же полноправный член нашей семьи, как и мы с вами. — Ты совершенно меня не понимаешь, — Лань Цижэнь покачал головой, а затем ворчливо добавил: — Нынешнее поколение совсем не чтит традиции. — Я знаю, что вы хотите для нашей семьи только лучшего. Но нельзя жить лишь прошлым. Вы уже давно отошли от дел, но продолжаете давать мне советы, и я искренне благодарен за это. Однако в вопросе женитьбы я непреклонен. Простите. — Поступай, как знаешь, — Лань Цижэнь выглядел разочарованным, но все же не стал слишком настаивать на своем и поднялся. — Сегодня я уезжаю в нашу резиденцию в Гусу. Меня не будет до самого бала. Думаю, ты справишься тут со всем. — Конечно, дядя. Хорошей поездки, — Сичэнь тоже встал и на прощание поклонился. Как только дверь закрылась, мужчина плюхнулся обратно, потирая переносицу. Эту просьбу он слышал уже на протяжении многих лет, и, по правде сказать, это выматывало. Его семья была верна традициям, и порой бывало трудно совмещать их со своими мечтами и желаниями. Сичэню, как главе семьи, было запрещено мечтать о чем-либо постороннем. Он должен был выполнять свои функции, поддерживая статус и работая на ее благо. И он понимал, какая ответственность на нем лежит. Было бы эгоистично думать по-другому. Лишь его мать всегда относилась к нему не как к главе одной из влиятельных семей. А как к собственному дитя. С лаской. Заботой. Любовью. «Мой мальчик. Ты такой сильный и смелый, — обычно приговаривала она, поглаживая его по волосам своей маленькой и худой рукой. Слишком худой. — Ты всегда должен быть таким. И защищать своего брата. Хорошо?» Она очень любила рассказывать истории. А Сичэнь с Ванцзи очень любили их слушать. Обычно они садились на кровать Сичэня в детской: мама брала Ванцзи на руки, потому что он был совсем маленьким и не любил отпускать ее подвеску с облачным узором, перебирая кулон своими крохотными пальчиками. Сичэнь же садился подле нее, а она обнимала его своей рукой, прижимая к себе. «Мама, расскажи нам что-нибудь», — как обычно просил Сичэнь, а мама нежно улыбалась, поправляя его волосы. «Конечно, — она немного откашлялась и начала свой рассказ: — Давным-давно, когда боги разгуливали по земле в людском обличии и существовали чудесные волшебные звери, жили люди. Но люди эти не были обычны: у каждого было по четыре руки, четыре ноги и по два лица. Люди эти по силе почти достигли богов. И боги испугались, что люди однажды свергнут их и будут править этим огромным миром. Они хотели уничтожить людей, но тогда не осталось бы тех, кто совершал бы подношения в их честь. Тогда верховный бог решил исправить положение и разделил их надвое, разбросав по всему свету. Поначалу люди страдали без своих половин, но затем начали их искать, а некоторые посвящали этим поискам всю свою жизнь. И когда они находили этого человека, то чувствовали такую сильную связь между собой и понимали друг друга с полуслова. И становились самыми счастливыми на свете. Их называли родственными душами.» Ванцзи засунул ее подвеску себе в рот и внимательно смотрел на нее своими огромными золотистыми глазами, изредка хлопая длинными ресницами. А Сичэнь восторженно ловил каждое ее слово. «Значит, у всех людей есть своя родственная душа?» «Угу», — мама немного улыбнулась, поглаживая Ванцзи по головке и вытаскивая из его рта кулон, но малыш даже не начал хныкать. Он вообще редко плакал. «Ого, — глаза мальчика горели. — А у меня есть родственная душа?» «Конечно. И однажды ты ее встретишь.» «И как я узнаю, что это она? — Сичэнь с сомнением посмотрел на маму. — Вдруг я перепутаю?» «Ты будешь знать это сердцем, — она положила ладонь на его грудь с левой стороны и чмокнула в макушку. — Слушай его. Оно никогда тебе не соврет.» Лань Сичэнь вынырнул из своих воспоминаний, хватая со стола ручку и перебирая ее пальцами. Именно мать подарила ему способность мечтать. И он не хотел забывать об этом. Ни за что.***
Вэй Усянь присвистнул, подъезжая к высоким кованым воротам и разглядывая огромный особняк за ними. Хотя, скорее поместье. Он думал, что у Цзян Чэна огроменный дом, но жестоко ошибался. Мужчина искренне недоумевал, как люди могут жить в таких огромных домах; сам он всегда предпочитал им какой-нибудь крохотный, но уютный и теплый домишко. Хотя даже никогда не жил в таком. Он минуту простоял на въезде, прежде чем охранник кивнул и открыл ворота, пропуская его внутрь. Вэй Усянь проехал довольно приличное расстояние, прежде чем добрался до входа. Он заглушил машину и вышел наружу, вдыхая морозный воздух. У Цзян Чэна был серьезный завал на работе; Вэй Усянь по голосу понял, что случилось что-то серьезное, но тот и словом не обмолвился. Цзинь Гуанъяо на днях улетел в Австрию. Поэтому, кроме Вэй Усяня, забрать Цзинь Лина было некому. Не то, чтобы это его напрягало; наоборот, он был рад, что подросток начинал понемногу выбираться из своей скорлупы. Поэтому и решил сегодня дать ему повеселиться подольше, приехав за ним спустя пару часов после назначенного времени. Узнай Цзян Чэн об этом, тут же переломал бы ему ноги. Да и к тому же, эта поездка преследовала и другие цели. Вэй Усяня встретил пожилой дворецкий, который с улыбкой предложил ему войти внутрь. — Господин не желает выпить чего-нибудь горячего, чтобы согреться? — Оу, нет, благодарю, — Вэй Усянь улыбнулся, покачивая головой. — Лучше позовите Цзинь Лина, нам уже пора домой. Дворецкий поклонился и отправился куда-то вглубь дома. Вэй Усянь как раз этого и ждал. Он огляделся по сторонам и прислушался, но не услышал, чтобы на этом этаже был ещё кто-то, помимо него. Убедившись, что все в порядке, он прошел по коридору и завернул налево, следуя схеме в своей голове. Было тяжело, но он все же смог найти план этого особняка и даже места, где установлены камеры, поэтому мог с лёгкостью избежать проблем. Комната подростков находилась в правом крыле на втором этаже, поэтому у Вэй Усяня было достаточно времени, прежде чем они бы спустились вниз. Он тихо шел вперед, молча восхищаясь висящими на стенах картинами, которые стоили больше, чем весь он сам на черном рынке. Воистину, богатства семье Лань было не занимать. Вэй Усянь заставил себя отвлечься. Кабинет. Ему нужен кабинет. Он готов был поспорить, что в кабинете Лань Сичэня нашлось бы достаточно информации, способной на него повлиять. Вэй Усянь не чурался таких нечестных методов, напротив. Как говорится, на войне все средства хороши. Мужчина как раз вспоминал, куда свернуть в следующий раз, когда заметил впереди открытую дверь и замер. Изнутри не раздавалось ни звука, но он все же решил соблюдать осторожность и тихо приблизился к ней, осторожно заглядывая внутрь. А затем застыл. Комната была обставлена со вкусом, совмещая в себе европейскую роскошь и отдавая дань китайским традициями. Но не это привлекло внимание Вэй Усяня. А инструмент, стоявший на подставке посреди комнаты. Корпус гуциня был сделан из дорого дерева, а резьба была столь изысканной, что было бы греховно отводить взгляд от подобной работы. Вэй Усянь не сдержался и вошёл внутрь, медленными шагами приближаясь к старомодному инструменту. Сейчас мало кто умел виртуозно играть на гуцине, и он задался вопросом, кто же из семьи Лань обладает таким умением. Или же он просто стоит тут для красоты. Вэй Усянь остановился около инструмента, долго рассматривая его, а затем медленно протянул руку, не решаясь прикоснуться, будто мог испачкать его своей ладонью. В конце концов, он все же решился, медленно оглаживая гладкое темное дерево и ощущая кончиками пальцев каждую впадинку и каждый узор, высеченный на корпусе. Вэй Усянь поднял руку повыше и прошёлся по всей длине струн, которые издали тихий звук, будто просыпаясь от глубоко сна. Он усмехнулся и едва успел отнять свою руку от инструмента, когда услышал за спиной холодный голос: — Кто ты такой?