***
Орнелии шел девяносто шестой год, когда она поняла, что заскучала. Супруга мультимиллиардера галактического масштаба, сколотившего свое состояние в молодости на агрокомплексах для агрессивных сред (и вовремя убравшегося с рынка, когда на него вышли центавриане с их терраформированием), она проживала последние тридцать лет своей жизни на леравийской вилле. В покое, достатке и гармонии с супругом. Супруг появлялся на Леравии** редко, получал взбучку от жены за очередной стартап, грозящий благополучию семьи, и с чистой совестью улетал к любовницам. Со всеми любовницами Орнелия знакомилась заочно по желтым — отвратительно интересным — газетенкам и с легким сердцем уходила в личный СПА-кабинет на западной веранде виллы. Не обманывая себя, она их одобряла. Они ничем не оскорбляли ее эстетический вкус. Все шло заведенным порядком, пока новый журнальчик «Импульс», бросившийся в борьбу за читателей с прочими газетами: «Жизнь замечательных (не)людей», «Грязный бельчонок», «Распутник» и «Бомонд», не влез в подробности жизни супруга Орнелии слишком глубоко. Рейтинги «Импульса» на Леравии достигли рекордных высот. Соседи стали злорадно коситься на Орнелию и чаще приглашать ее на чай, исподволь расспрашивая о муже. Пришлось с брезгливостью открывать инфосайт газетенки, кинув пару единиц за полный доступ к статьям. В глаза кинулся заголовок статьи дня: «Сколько стоит любовь миллиардера?» Выходило, что стоит она ни много ни мало стоимость эксклюзивного Irien’а с внешностью деревенщины. И размера плюс-сайз. Последнее окончательно добило Орнелию, еще до замужества отличавшуюся стройностью и пронесшую идеальную фигуру через всю свою жизнь. На прилагавшемся к статье снимке крутобедрая черноволосая селянка накрывала на стол улыбавшемуся миллиардеру. «Импульсу», конечно, так и не удалось выбиться в галактический топ: ну кого, скажите на милость, можно удивить обычным секс-киборгом в наши дни? Даже будь его Irien накачанным крылатым феем, это не подняло бы рейтинги до рекордных высот. Леравийские же старожилы — обитатели вилл и дворцов, палаццо и грин-хаусов — сохранили статейку на собственные терминалы и видеофоны. Они, знавшие Орнелию еще маленькой девочкой, бегавшей по пляжу — общественному, поскольку ее отец, член Совета Леравии, считал, что надо быть ближе к народу, — с хищным вниманием стали следить за престарелой женой миллиардера: что же она предпримет в отместку мужу? Разведется? Закатит скандал? Подаст иск на газетенку за оскорбление чести и достоинства? Орнелия хорошо подумала и завела собственного секс-киборга. В леравийском офисе DEX-компани ее встречал весь персонал от главного менеджера до команды настройщиков. Почтительно выслушав пожелания клиентки, менеджер ничуть не удивился, как и предписано кодексом корпоративной этики компании. Выделенный специально для леравийского филиала отдел разработчиков Irien полдня знакомил Орнелию со всеми новинками серии, и все это разнообразие клиентка встречала сухим смешком. Она начала вырисовывать образ мужчины своей мечты еще до похода в DEX-компани, а после представленных образцов ее мысль полностью оформилась. — Достаточно. — Мановением руки она на полпути остановила менеджера с очередным каталогом. — Записывайте. В конце концов, это ее супруг — типичный нувориш, прорвавшийся из нищеты обедневшей индустриальной планетки: ни вкуса, ни воображения — пределом мечтаний считал деревенскую домохозяйку. Она же, аристократка в пятом поколении, родившаяся на Леравии в семье, которой принадлежали разработки анобтаниума на трех планетах, сеть ресторанов в правом рукаве галактики и пятая часть гостиничного бизнеса на Леравии, всегда знала, что достойна большего. Она получила превосходное филологическое образование, привела в порядок антикварную бумажную библиотеку и картинную галерею семьи, выпустила сборник неплохих новелл, чтобы стать женой человека тонко чувствующего, понимающего, достойного ее общества. Отец придерживался другого мнения. Это отец приметил молодого перспективного паренька, чей агробизнес начинал набирать обороты, и он впервые оказался на фешенебельном курорте, неотесанный и смущенный открывшейся роскошью. Отец, заметив искренний восторг паренька от его дочери, подвел его к мысли, что такое сокровище может достаться в жены. Орнелии такая мысль в голову не приходила, и пришлось убедить ее, что деньги отца — это, конечно, ее наследство, но на данный момент отец не имеет ни малейшего желания и дальше финансировать ее недешевые прожекты. Первое время она искренне рассчитывала на то, что ей удастся обтесать мужа, привить ему культурный вкус если не такой же, как у нее, то хотя бы не вызывающий смешки окружающих. На какое-то время Орнелии казалось, что ей это удалось. Их дом (хотя бы леравийский, Орнелия не заглядывала на остальную недвижимость мужа), их яхта, их туристический лайнер — ее детище, стяжавшее себе славу самого дорогого развлечения на Леравии, — все свидетельствовало о том, что она не зря потратила на него лучшую часть своей жизни. Которую он растоптал именно сейчас, когда она подводила итоги прожитой жизни и считала их весьма неплохими. Сейчас, когда она стала посмешищем для тех, кто всю жизнь смотрел на нее снизу вверх, кто восхищался ею, кто говорил… — Простите, какой поведенческий базис вы желаете для выбранного фенотипа? Орнелия вернулась к беседе с программистом отдела. — Скажите, вам доводилось видеть людей с аристократическими манерами? Техник почти улыбнулся, едва не ответив: «Да, вас, например». — Не могу припомнить. Во всяком случае мы никогда не создавали киборга-аристократа. Это должен быть интересный опыт. Но результат потребует привлечения специалистов по… если честно, даже представить себе не могу, по чему. Ну, наверно, по этикету, искусству, литературе… И это повлечет дополнительные затраты… — Не беспокойтесь об этом, — легко отмахнулась Орнелия. — Вы правы, ему необходимы знания по этикету, литературе, искусству, музыке, он и сам должен музицировать… например, на фортепиано. И — самое главное — у него должна быть возможность получать и запоминать новое… это можно сделать? Техник на секунду отвлекся от своего блокнота. Несмотря на ведущуюся запись разговора, он что-то одновременно записывал, чертил, отчеркивал на бумаге. — Самообучение. Да, это возможно, но потребует большего размера памяти, чем мы обычно вкладываем Irien’ам, и большей мощности процессора. В параллельном отделе сейчас разрабатывают новый тип процессора, возможно, нам придется заимствовать… — Не беспокойтесь о затратах, как я и говорила. Главное, чтобы все работало. — Да, будет, — с энтузиазмом откликнулся техник, в воображении которого на этих словах замелькали нолики премиальных. — Наши поведенщики одни из лучших в DEX-компани, а техническую часть мы доработаем до ваших требований. Модель Irien SE574… — Как вы его назвали? — приподняла брови Орнелия. — Его номер будет Irien SE574 — пятьсот семьдесят четвертый эксклюзивный выпуск. Целая летопись нашего отдела… — Сидни. — Простите? — Его имя будет Сидни. Техник постарался скрыть озадаченность. Вспомнил кодекс корпоративной этики, гласящий, что клиент всегда прав. — Хорошо. Модель «Сидни».***
— Старушка потихоньку сходит с ума… — техник в третий раз пробегал глазами по сделанным записям. Поведенщик настраивал канву для новой модели, кидая стандартные коды для Irien’а. Над очередной иконкой он помедлил. — Медицинский блок оставляем? — Однозначно, — пробурчал техник. — И расширенный, если можно. Не хватает, чтобы ее наследники на нас в суд подали, если она помрет прямо под ним от разрыва сердца. — А что с процессором? — Уже сделал запрос в отдел разработок DEX’ов. — Так они нам и ответят, — фыркнул поведенщик. Отношения между отделами традиционно были напряженными. «Боевики» презрительно смотрели в сторону разработчиков секс-индустрии, технически всегда оказывавшихся на периферии компании. «Ириенисты» не менее презрительно смотрели на «боевиков», зная, что по поведенческой разработке дают сто очков форы изготовителям пушечного мяса. — Так я и послал на имя Гибульского. Он из них самым адекватным кажется.***
— Как ты себя чувствуешь? — с тревогой спросила Аманда, заметив пробежавшую по лицу дочери тень. Ужин давно был закончен, но Клэр не спешила уходить. Она и самой себе не признавалась, что не хочет возвращаться в комнату, где ее ждет — а скорее не ждет — киборг. — Да как-то… — Она с усилием провела ладонями по лицу. — Приступов не было, если ты об этом. Просто… — Тебе надо к нему привыкнуть. Уилл осторожно сжал в своей теплой руке холодные пальцы дочери. — Наш отъезд назначен на завтра, на вечер. Клэр быстро вскинула на него глаза, но ничего не сказала. Что она могла сказать? Не бросайте меня? Не оставляйте с этим непонятным существом? Не летите на любимую работу? — Мне завтра в универ. Как вы нашли Сидни? — поспешно сменила тему Клэр. Аманда немедленно подхватила разговор. — Ты не поверишь! Вообще-то мы искали для нашего магазина издание Диккенса тысяча девятьсот двадцатого года, вышли на инфосайт распродающегося имущества банкротов. Я скину тебе список всех вещей — это нечто потрясающее! — Но больше всего нас потряс в этом списке Irien, — улыбнулся Уилл. — Модель старая, стоил он дешевле Диккенса, а нам ведь и не нужны два дополнительных виброрежима и опция тантрического секса от Irien69? — Уилл! — возмущенно воскликнула Аманда. — Что?! Можно подумать, ты не смотрела каталог DEX-компани! Клэр только осторожно улыбалась, глядя на родителей. Возможно, это ее последний вечер в кругу семьи. Возможно, прогрессирующий Рёмёсе не остановит и киборг — хоть старый, хоть шестьдесят девятой модели. Родители сделали все, что могли, а остальное зависит от нее. Десятки психологов, неврологов, иммунологов — на случай, если синдром Рёмёсе все-таки является аутоиммунным заболеванием. Искусственные гормоны, гормонотерапия — все бесполезно. Похоже, правы ученые, считающие синдром генетическим сбоем. Очень редким и встречающимся на паре планет, в том числе на Фантоме — окраинной планетке со смешанным населением и агрессивной природной средой. Оттуда ее забрали Аманда и Уилл, на тот момент увлекавшиеся экстремальным туризмом и решившие в очередной отпуск слетать на известный в кругах экстремальщиков Фантом. Мода на приемных детей тогда на Новой Европе подходила к концу, но, видимо, сами обстоятельства знакомства что-то изменили что в чете Маркхэмов, что в самой Клэр. Ей было три года, соседка по комнате украла ее любимую куклу. Это спровоцировало первый приступ, тогда еще не было понятно, чего. Начали отказывать почки, и Клэр спешно перевезли из детдомовского лазарета в городскую больницу. В приемном покое все каталки были разобраны, Клэр становилось все хуже: от боли ей было страшно, страх вызывал усиление приступа, и все шло по новому кругу. Уилл тоже сидел в приемном покое с засыпающей Амандой: во время сплава по горной реке ее на стоянке укусила в ногу какая-то небольшая ящерка. Биоопределитель показал фантомского сонника. Аманде нельзя было засыпать, пока не выведут яд. Провинциальная больничка с присущим ей разгильдяйством обещала прислать гематолога еще час назад. — Смотри! — с отчаянием Уилл указал неудержимо засыпающей жене на тяжело дышащую малышку. Воспитательница оставила ее одну, «ненадолго», и ушла ругаться с персоналом, чтобы хоть кто-то спустился и отвез Клэр в отделение. Аманда с трудом сфокусировала взгляд. — Надо… — она тяжело сглотнула. — Надо отнести ее. — Только если ты пойдешь рядом. Так их странная процессия начала свой путь. Измотанный, оборванный после джунглей Уилл нес на руках трехлетнюю смуглую девочку, уже впавшую в беспамятство, и беспрерывно окликал держащуюся за его плечо Аманду, похожую на восставшего мертвеца. Главный врач, услышавший гам за дверью, увидел их именно такими. Вокруг кружили возмущенные медсестры, штанишки ребенка были испачканы кровью, Аманда не отзывалась на голос мужа. — Если через три минуты вы не примете меры, — твердо и зло сказал в лицо главврача Уилл, — ВЧОЗ*** примет меры через три дня ко всей вашей богадельне. Не известно, знал ли главврач, что такое богадельня, но спустя десять минут Аманду и Клэр разместили в двухместной палате, не разобравшись, что они не вместе. Уилл не стал ничего менять. Он покупал лекарства как своей жене, так и незнакомому ребенку, заказывал специальное питание, требовал от санитаров вымыть и переодеть девочку, разговаривал с ней, когда она очнулась. Аманда встала на ноги первой, и уже она скандалила с юристами, отказывавшимися включать репликацию почек девочки в объем ее медицинской страховки. Клэр и спустя восемнадцать лет не была уверена, не приснилось ли ей, как Аманда первой сказала мужу: — Мы не можем ее бросить. Наверно, ей просто хотелось так думать.***
Клэр не помнила, когда еще ей было так тяжело сдерживать себя. Она привыкла обо всем рассказывать Аманде и Уиллу — это часть прописанной ей терапии — или Зиме. Но родители и так знают, что она сейчас чувствует, и если она зарыдает, вызовет очередной припадок, сляжет, будет тихим больным голосом просить не уезжать, — они останутся. Так нельзя. А Зима далеко, где-то в системе траккашей, готовит свой очередной шедевр. Клэр не имеет права отвлекать его. Это слишком эгоистично. В комнате ее ждет единственный помощник, и к нему она хочет идти меньше всего. «Зачем он мне нужен?», — злилась Клэр, наконец оставшись наедине в душе. Злилась на себя, на чертово выражение лица киборга, на родителей — неужели трудно было понять, что ей нужно совсем не это?! Приступ, как всегда, был внезапен. Клэр успела еще порадоваться, что сегодня все ограничилось одной ногой, когда вступила поджелудочная, а во рту стало горько от желчи. Одна нога не выдержала веса скукожившегося тела и, подогнувшись, стукнулась коленом о коврик — все потенциально опасные места в доме были готовы принять удар. — С… — в промежутках между волнами боли попыталась прохрипеть Клэр. — Сидни! Человек бы не услышал слабый голос за шумом воды, но Сидни и не был человеком. Дверь в ванную Клэр никогда не закрывала — вечера были самым опасным временем суток, а секунды, потраченные на взлом двери, могли стоить ей жизни. Одной рукой киборг схватил хозяйку за запястье, оценил уровень гормонов, просканировал тело и деловито полез в карман джинсов. — В шкафчике. — Клэр из последних сил не позволяла телу уползти в обморок. — Травидол в шкафчике, вторая полка… Киборг не обратил на ее слова внимание, достал из кармана знакомый блистер и выдавил синеватую капсулу. Приложил к сгибу все еще удерживаемой руки прямо над бьющейся венкой и дождался всасывания в кожу. Все это было проделано со скоростью, не дававшей отделить одно движение от другого, и заняло доли секунды. Еще несколько судорожных вдохов — и транквилизатор начал действовать. Сознание уходило в крепкий сон. Клэр проснулась утром и мгновенно вспомнила конец вчерашнего дня. Хотелось надеяться, что вчерашнего. Восстановление после приступов могло затянуться и на два, и на три дня. Впрочем, к концу второго Аманда или Уилл обязательно будили ее и давали еду. Поскольку они не вернулись, это должно было быть всего лишь следующее утро. За вчерашнее было мучительно стыдно: за собственный эгоизм, за неподавленный приступ, за то, что, узнай об этом родители, они могут никуда не полететь. Клэр сразу поняла, что лежит в своей комнате, на собственной кровати. Раздетая, но укутанная тремя одеялами — и где только нашел — до подбородка. И левую ладонь невесомо сжимали пальцы. Большой — на тыльной стороне ладони. Подушечка указательного — на пульсе. Живой детектор. Клэр еще несколько минут медитировала на эти пальцы, пока не решилась перевести взгляд на их обладателя. Сидни лежал на спине, отодвинувшись от нее настолько далеко, насколько позволяла ширина кровати. Каштановые волосы приобрели легкий беспорядок, а лицо — безмятежное выражение. На ее движение он вслепую повернул голову направо. И только тогда открыл глаза. Его объект проснулся.