Любовь, смерть и киборги

На следующее утро Клэр проснулась от звонка видеофона в четыре утра по корабельному времени. На Майере миновал полдень. — Клэр, ты знаешь, как я тебя уважаю. — Клэр редко доводилось видеть Руфь такой недовольной, даже шерсть на затылке встала дыбом. — Но поскольку ты вполне можешь выйти на связь, разберись с гостями, они мне все лапы обгрызли*. Если с ними буду говорить я, ты рискуешь остаться без пары клиентов. — Уже приезжают? Связывай, только минут через десять, я хоть в порядок себя приведу. — Девушка с трудом подавила зевок. Если авшур отбрасывает свой любимый акцент, дело серьезное. — А ты как думала? Событие века! — Шерсть немного улеглась: Руфь приготовилась к долгому спору и не рассчитывала на легкую победу. — Перенаправляю звонок. — Десять минут! — напомнила Клэр потемневшему экрану. Через девять с половиной минут Клэр, одетая и собранная, сидела перед терминалом капитана и думала, распространяется ли вчерашнее разрешение на новый день. — Эм-м, искин? У меня есть право доступа к терминалу? — так и не определилась она. — Он твой, милочка. — Маша появилась на платформе в платье от кутюр с рисунком из «Звездной ночи» Ван Гога, правда, очень уменьшенном, чтобы уместиться на таком крошечном участке ткани. Особенно эффектно смотрелись завихрения облаков на пышной груди. Клэр вздрогнула от зрелища и тут же отвлеклась на первый звонок. — Доброе утро, мадам Пфальц! — сдержанно улыбнулась она, всем лицом выказывая радость от встречи со старой знакомой. И щедрой покупательницы трех фресок Зимы по итогам аукционов. — Мы рады встрече с вами на новой выставке… — Да-да, девочка, мы это проходили. — Мадам была в том возрасте, когда могла с полным правом называть девочкой и маму Клэр. — Я прекрасно знаю, на каком уровне ты можешь проводить мероприятия, но это… это какой-то кошмар! Какие-то трибуны, как будто мы прибыли на футбольный матч! Милочка, никакой футбол не стоит таких денег, что вы запросили за билеты на выставку! — Клэр продолжала спокойно улыбаться, прекрасно помня, что Пфальц который год не выходит из списка приглашенных гостей, которым билет не стоит и единицы. — Здесь мало кислорода, а вы даже не удосужились поставить купол! Все задыхаются! Пускай авшуры могут находиться в такой нечеловеческой обстановке, но я не авшур. Здесь такое ультрафиолетовое излучение, что, смею заверить, со всех ваших гостей кожа слезет клочьями к концу выставки! А освещение? И выделенные мне места… Клэр терпеливо и сочувственно выслушивала жалобы, незаметно убавляя громкость динамиков: ей не хотелось перебудить весь корабль, а наушники выбивали образ из делового этикета, чем непременно бы оскорбили мадам. — Мы предоставим всем желающим костюмы полной защиты и позаботимся о самочувствии гостей, — доброжелательно ответила она по завершении монолога. «И тяжелый скафандр, чтоб наверняка, лично вам: и от излучения, и от кислородного голодания», — закончила Клэр про себя. Она прекрасно помнила, что Майера отличается теплым тропическим климатом и близкими к земным условиями. — К сожалению, расстановка мест амфитеатром наиболее полно позволит воспринимать новую работу художника, мы понимаем и ценим вашу жертву ради искусства… Новая экспозиция нуждается именно в таком освещении, месте и времени. Возможно, вам покажутся более удобными места, находящиеся ближе к морю? Там будет прохладнее и бесспорно комфортнее… Приношу свои извинения, что сразу не разместила места по пригласительным билетам в этом более живописном участке амфитеатра! Разумеется, там должно быть удобнее, чем на первом ряду перед экспозицией. Я прямо сейчас готова произвести замену места, а мои помощники, — Клэр представила лицо Руфи, узнай она, что о ней говорят во множественном числе, — проведут вас к ним, проверят на уровень ультрафиолета, выдадут защитный костюм и… С каждым словом лицо мадам Пфальц все сильнее удлинялось, пока она не опомнилась и возразила: — Бог с вами, деточка! Зачем такие трудности! Там наверняка ужасный сквозняк. У моря всегда ветрено. — Перспектива сидеть на отшибе, вдали от знаменитых друзей и знакомых, да еще и в защите, явно не прельщала ценительницу искусства. — Мадам Пфальц, — сокрушенно покаялась Клэр. — Мы поставим заслон на крайние места, а индивидуальная защита будет совершенно непродуваемой! Одно ваше слово, и мои помощники мигом все исправят. — Говорите, экспозиция будет прямо перед моим нынешним местом? — Мадам Пфальц, разве можно наслаждаться искусством в таких нечеловеческих условиях? Мы гуманные цивилизованные люди, и мы не ставим личный комфорт под условия внешних обстоятельств. Ваше самочувствие и здоровье — высшая ценность для нас как организаторов… — Нет-нет, как вы можете такое говорить! Моим личным комфортом я могу насладиться и дома, я все-таки прилетела в такую даль не на отдых. Искусство — вот, что объединяет нас и для чего мы готовы лететь хоть на край галактики. Клэр растроганно моргнула от такого душевного отпора. — Простите, мадам Пфальц, конечно, я не права. Понимаете, в наше время так мало людей любят культуру больше, чем себя, это настоящая жертва, ради которой мы и готовы проводить выставки в местах, которые угодны музе автора. Вы наша давняя гостья, и Зима Блю каждый раз напоминает мне, чтобы вам ничто не препятствовало наслаждаться его работами. Мадам польщенно улыбнулась, заверила во взаимном уважении к художнику и откланялась. Клэр на секунду откинулась на спинку кресла, все еще улыбаясь. — Сидни, — окликнула она киборга, оборачиваясь. Он сидел на диване, неотрывно наблюдая за беседой по терминалу. — Не сделаешь мне кофе? Кажется, я здесь надолго. Звонки продолжались несколько часов: звонили гости — приглашенные и купившие билеты, — недовольные своим местом, недовольные местом на стоянке для кораблей, недовольные отсутствием стоянки для кобайков, недовольные отсутствием фуршета для прибывающих гостей, недовольные наглым персоналом, жарой и отсутствием дополнительных мест. По опыту прошлых лет Клэр знала, что позже приедут и начнут жаловаться владельцы экзотических животных, родители многочисленных детей («А что, я должна была их дома оставить? Моих шестерых крошек? Какие правила выставки? На инфосайте я не видела никаких правил!») и — в намного большем количестве — их вынужденные соседи по выкупленным местам. До начала работы организатором Клэр даже вообразить себе не могла половины конфликтных ситуаций. В ее воображении интеллигентный контингент не мог создать и пятой части всех проблем. Зато их с легкостью генерировало воображение Руфи, не имеющей иллюзий насчет людей. С ее подачи на первой выставке были подготовлены для всевозможных случаев медицинская, противопожарная и информационная служба, были приглашены несколько полицейских (точнее, с трудом вытребованы у отделения полиции на охрану публичного объекта) и оплачены услуги частной охраны. Правила выставки усложнялись каждый год, и все равно их удосуживались прочитать очень немногие. К восьми часам Клэр успела подосипнуть, выпить четыре чашки кофе, две порции лекарств и изрядное количество воды. Последний вызов был от секретаря одного из приглашенных гостей, касался одних таможенных формальностей и — неописуемая благодать — никаких требований, воплей, недовольства, угроз «никогда больше не связываться с вами». Клэр готова была его расцеловать. Секретарь был несколько озадачен искренней радостью, с которой Клэр по памяти перечисляла список запрещенных для провоза на траккашскую территорию вещей и объясняла, когда необходимо будет подать пассажирскую декларацию. Попрощавшись с ним, Клэр несколько минут напряженно ожидала нового звонка. В пультогостиной стояла тишина. — Доброе утро, — раздалось от коридора. Дэн удивленно моргнул и прошел к чайнику. Сегодня было его дежурство по кухне. — Извините, пожалуйста, что мы вторглись в вашу гостиную, да еще в такую рань. — Клэр действительно было стыдно. Она торопливо вышла из своего почтового аккаунта и отъехала от терминала. — Вам помочь с завтраком? Дэн заинтересованно поднял бровь. Он не собирался делать ничего сложнее омлета, но вдруг покажут новое блюдо? Ничего интереснее салата Клэр показать не могла, в чем искренне созналась. Тем не менее, с помощью Сидни успешно его настрогала и поставила перед командой. Весь день на нее сыпались звонки, запросы, просьбы об интервью, письма и счета на утверждение. К обеду команда уже привыкла к бесконечным звонкам и не вздрагивала от каждого сообщения. Только к вечеру Клэр вынырнула из лавины дел и вернулась к людям. Сидни аккуратно пересадил ее на диван и сунул в руку чашку со сладким чаем. Она благодарно кивнула. — И что, все эти люди готовы лететь в систему траккашей, за тысячи световых лет от основных трасс только для того, чтобы посмотреть на какую-то картину? — неверяще спросил Тед. Спросил вроде бы в пространство, но Клэр прекрасно поняла, кому адресован вопрос. — Да. Именно так. Около девятнадцати тысяч человек — это в среднем, иногда достигает тридцати, в первое время было не больше тысячи, а теперь их все больше — готовы лететь по первому объявлению Зимы об очередном шедевре. Это… — Клэр задумалась, как бы понятнее объяснить. Команда «Мозгоеда» внимательно слушала, видимо, сегодняшние бесконечные звонки привели их к тому же вопросу. Рядом напряженно ловил каждое слово Сидни. Его тоже интересовал этот вопрос. — Это целое сообщество. Очень богатых людей, да и инопланетян среди них немало, которые медленно, на протяжении многих лет составляли свой закрытый кружок. Не могу сказать, сколько из них действительно ценят работы Зимы Блю, для многих важнее влиться в эту элиту, показать, что у них достаточно денег и вкуса, поддерживать связи… — Так это просто элитная тусовка? — недоверчиво спросил Тед. — Нет, — мягко возразила Клэр. Было несколько странно разговаривать о мировой элите, сидя на ядовито-розовом диванчике на обыкновенном транспортнике, с людьми, которые даже не слышали имени Зимы Блю до вчерашнего дня. — У истоков стояли действительно энтузиасты, люди со вкусом, которые были под впечатлением от его таланта и заразили этим окружающих. О Зиме Блю заговорили и продолжают говорить сейчас, хотя в науке не прекращаются споры. — Она поморщилась при воспоминании. — У истоков — это когда? — в разговор включился Станислав. — Больше ста лет назад, — улыбнулась Клэр, предчувствуя реакцию. — Ну нифига себе! — Тед подавился наведенным чаем. — Он создал себе тело, которое способно жить очень долго. И выдерживать экстремальные условия без дополнительной защиты. Например, для «Альфы Лебедя» он опускался на поверхность ближайшей планеты, что-то близкое к очень теплым землям. Вся поверхность там покрыта лавовыми морями. Он также был на экстремально холодных планетах, правда, оттуда сделал только наброски, больших работ не было. Вы… — Клэр с удивлением посмотрела на команду: сидящих за столом Станислава и Вениамина, стоящего у терминала Теда, Дэна и Полину в креслах и Ланса, устроившегося на полу на диванной подушке с бумагой и карандашами. — Вы правда никогда не видели работ Зимы Блю? Клэр честно постаралась не подпустить в голос удивления, но Станислав с Вениамином все-таки немного смутились, как школьники на уроке литературы, которых учительница подловила на чтении «Войны и мира» в кратком содержании на пяти страницах. Полина виновато моргнула, уловив пробел в своем образовании. Дэн честно покачал головой. Клэр подумала, насколько будет уместно провести заочную экскурсию по работам Зимы Блю. Выходило, что не очень — читать лекции в гостях будет странно и неловко. Команда продолжала смотреть на нее в молчании, даже карандаш Ланса перестал скрести по бумаге, и она робко предложила: — Если хотите, я могу рассказать, а с терминалом — даже показать его работы… Вениамин с энтузиазмом подхватил идею: — Очень хотим! В конце концов, об искусстве на этом корабле нам еще не рассказывали! Станислав подумал, что у них и вправду побывали разные «лекторы»: бывшие космодесантники, полицейские, пираты — бывшие и настоящие, — биологи, зоологи, ксенопсихологи, хакеры, кибертехники — искусствовед в этот ряд вписывался вполне органично. Точнее, не более безумно. Клэр улыбнулась и подъехала к терминалу, уступленному Тедом. — Если будешь показывать, то лучше выводи на платформу… Маша немедленно обозначила, куда именно, своим появлением в чрезвычайно концептуальном квадратном мини-платье без плеч характерного голубого цвета оттенка Зимы Блю и экскурсоводческой неоновой указкой в руке. — Путешествие в мир искусства, — с интонацией экзальтированных литфаковских барышень начала она, медленно облизывая губы, — нужно начинать с себя. Голубой квадрат мгновенно исчез, и от образа осталась одна указка. — Машка, иди погуляй, — беззлобно шуганул ее Тед. — Э-э-э, извините, — неожиданно выдавил он при виде выражения лица Клэр. — Кхм. Лучше на «ты», — наконец обозначила позицию она. И начала виртуальную экскурсию в своей спокойной неторопливой манере. — Нет, вот этот, — она мельком указала туда, где стояла Маша в своем концептуальном платье, — голубой квадрат появился не сразу. Путь Зимы Блю как художника начинается здесь. — Над голоплатформой появился портрет пары. — Первые работы. Портреты, и первым из них стал известен портрет Верховного Правителя Республики Траккашей. Его заметили благодаря некоторой традиционности стиля. Первые статьи относили его стиль к Модильяни, — она вывела портрет Эбютерн для сравнения, — сохраненный в манере письма Моризо. Зима Блю пишет очень широко, немного небрежно, но то, как он видит лица и людей, поражает. Видите? Эта удлиненность, плавность лиц, произвольное скульптурирование лиц, нередко асимметричность черт… Этим он показывает характеры, что далеко не всегда нравилось заказчикам. — Портреты медленно сменяли один другой. На последнем из портретного периода она остановилась. — Вот на этой картине впервые проскакивает та самая знаменитая голубизна. Посмотрите на пуговицы. Кажутся отбликами света, но на оригинале отчетливо видны именно голубые окошки. Первое время кто-то проводил аналогию с голубыми глазницами Модильяни. — Над платформой остался портрет мадам Сурваж. — Но вскоре от всяких сравнений отошли. Возможно, останься Зима в портретной живописи, можно было бы сделать какие-то выводы. Но он хотел большего. И семьдесят лет назад полностью сменил свой жанр. Стиль. Манеру письма. Ходили слухи, что автор вовсе не Зима Блю, и он вынужден был появиться на публике. Посмотрите фрески «космического периода» в динамике, слова здесь излишни. Клэр любила наблюдать за лицами людей, впервые видящих работу Зимы Блю. Конечно, самое сильное впечатление оказывали фрески в полную высоту, подсвеченные в темном зале, после стремительно раскрывающихся кулис. И все равно даже здесь, на маленьком транспортнике, голограмма, съедающая четверть цвета и размеры последних работ, заставляла удивленно открыть рот. Клэр улыбнулась и тоже посмотрела на голограмму. Перед открытием новой работы она часто пересматривала старые, чтобы понять, предугадать, куда Зима придет в этот раз. Удалось только в последний раз, на голубом кольце астероидов. Этот вечный поиск идеи… Чего-то неощутимого. Он привлек ее в голубом периоде Зимы Блю, оторвал от собственных амбиций и вынес на другой уровень. Это не просто упоение цветом, это нечто другое. Цвет важен для него не сам по себе, он не столько наслаждается им, как наслаждался полнотой выражения желаемого Пикассо. Зима непременно соединяет форму и цвет. Все гадали, когда же у него пройдет эта страсть, а она только разрасталась. Многие люди искусства были немного странными, безумными, захваченными идеей и невыпущенными ею до самого конца. Одержимость не нова среди художников. Клэр не могла отделаться от ассоциаций с Врубелем и его демонами. Михаил Врубель всю жизнь мучительно искал его воплощение. «Демон сидящий» был относительно прекрасен с точки зрения общественной эстетики. «Демон летящий» — грандиозное, монументальное полотно — еще не безумие, но уже шаг до него. «Демона поверженного» Врубель не выдержал. Много попыток, конечный результат, так и не удовлетворивший художника и — темнота безумия. Психиатрическая клиника. Он все пытался выразить идею неизмеримо прекрасной в своих метаниях души. Демон камнем падает с небес, отрекшись от своего дома. Не мужчина и не женщина, но мятущаяся, страдающая и величественная душа, любящая и ненавидящая человеческий мир. Чтобы понять идею, нужно проникнуть в нее, стать ею. Голубой цвет у Зимы начинался как окно в свет, но оно все ширится, ширится. Растет, как опухоль, поглощая все прочие идеи. И Клэр боится, что, если он снова, как семьдесят лет назад, не повернет на девяносто градусов свое творчество, — однажды придет конец. Клэр вздрогнула и поняла, что говорила вслух. Начиная с Врубеля? Еще раньше? Она виновато посмотрела на команду, но они не были шокированы или неприятно удивлены. Они продолжали смотреть на последнюю работу и старались не смотреть — на нее. — Простите, я вас заболтала. — Клэр торопливо отключила платформу, но Маша над ней так и не появилась. — Кажется, мне лучше пойти спать. — Завтра открывается новая работа? — первым нарушил тишину Станислав. Клэр кивнула. — Охренеть, — пробормотал Тед, мотая головой. — Хотел бы я на это посмотреть. Дэн с Полиной молча с ним согласились. — Мжн, — высказался непонятно когда оказавшийся в пультогостиной Михалыч. — Мы будем на Ырые вечером. У траккашей сложно проходить таможню? — поинтересовался Станислав. — Нет, — рассеянно отозвалась Клэр. — Напротив, на эту выставку они пускают по упрощенному режиму. И гасильная станция на время выставки бесплатна — это великое культурное событие для траккашей. — В таком случае мы довезем вас до Майеры, если не возражаете, — постановил капитан. Клэр сначала замотала головой, потом заговорила о дополнительной оплате. Станислав только отмахнулся. Поняв, что вечер подошел к концу, Сидни забрал опустевший стакан Клэр и понес к посудомойке. Теодор заглянул в свою кружку, вспомнив, что сам давно выпил чай, и последовал примеру Irien’а. - Твою ж… - вырвалось у пилота, когда прямо из под ног вывернулась Котька, пасшаяся у холодильника. Парень кривым неудобным скачком перепрыгнул ее, чуть задев хвост, и врезался плечом в Сидни. По полу прогремела выроненная кружка. Тед развернулся к Irien’у, готовый извиниться, но наткнулся на напряженное гневное лицо. Пилот протянул руку, неосознанно собираясь по-дружески похлопать по плечу – и киборг взорвался. Никто не понял, что произошло, когда Дэн подскочил и рванул к ним, едва не размываясь в движении. У Irien’ов нет боевого режима без дополнительно инсталлированной программы, но сдаваться без боя он явно не собирался. Сидни отпрянул от случайного соприкосновения, резко перетек в стойку, напоминающую боевую, и развернулся к Теду, как будто готов был броситься на него по первому сигналу. - Что нафиг происход… - ошарашенно начал Тед. Клэр направила кресло так, чтобы поставить между двумя киборгами лицом к Сидни, поймала и крепко стиснула его запястье. Тот сразу замер. В пультогостиной повисла настороженная тишина. Только Котька невозмутимо вскочила на стол и заглянула в стоящую на нем чашку. Все обернулись на нее, и тогда Клэр почувствовала, каким вялым и беспомощным становиться тело, закружилась голова. Сидни мгновенно переключился на нее, замеряя показатели. - Все хорошо, - тихо сказала ему Клэр, успокаивающе пожимая ему руку. – Тебя здесь не обидят. Я не оставлю тебя. Смотреть на Сидни было намного комфортнее, чем на команду. Оказалось, что вскочили все. И теперь смотрели попеременно на совершенно не понимающего, что происходит, Теда, на Дэна, не выходящего из боевого режима, и странных пассажиров. - Простите, - пробормотала Клэр. – Я вернусь через минутку. И потянула Сидни в сторону каюты. - Сиди здесь. Никуда не выходи. Подожди меня, я поговорю с командой, - отрывисто и спокойно приказала Клэр. Это был первый раз со знакомства, когда она именно командовала, а не просила или предлагала. - Не отдавай меня, - донеслось ей в спину. – Не передавай права управления. И через силу, едва слышно: - Пожалуйста. Клэр протянула руку и осторожно коснулась теплого плеча. - Им нужно все объяснить, Сидни. Люди боятся неизвестного. Если они захотят высадить тебя с корабля, я пойду вместе с тобой. Но буду благодарна, если ты объяснишь, что на тебя нашло. Сидни молча смотрел на нее. Клэр не выдержала его взгляда и вышла в коридор. - Заблокировать каюту? – серьезно спросил капитан, ожидавший ее в коридоре. Рядом с ним стоят Дэн. - Нет, ни в коем случае, - выдохнула она, направляясь к пультогостиной. – У вас боевой киборг, чего вам бояться? - А как же вы… ты? – недоуменно спросила Полина. – У него срыв? - Да что я ему сделал!? – не выдержал Тед. – Что это вообще было? Клэр вспомнила немногочисленные статьи времен скандала с DEX-компани. У нее тогда была на носу первая выставка, и все прочее шло задним фоном, неосмысленным и размытым. Сама слово "срыв" казалось ей далеким и пугающим. - Он никому не причинил вреда, - Клэр покачала головой. – А срыв – это же... это всегда агрессия? Вениамин, все еще потрясенный поведением Irien'a, ответил: - Не всегда. Срыв – это первое открытое неподчинение хозяину. - Тогда это не срыв, - грустно усмехнулась Клэр. – Во всяком случае, не первый. И он правда никому не навредил. Наоборот, это ему… - она замолкла. Впервые Клэр осознала, насколько хочет выговориться. То, что было только их с Сидни и еще Зимы тайной, перестало быть таковой. Удивительно, что эти люди еще не отключили Irien’а и не бросили в грузовой отсек. – На него напали. На Асцелле. Он пришел домой и… все было понятно, но он ничего сверхъестественного не говорил и не делал. До этого был небольшой эпизод с картиной, но даже я, - она печально улыбнулась своим скромным техническим познаниям, - понимала, что это ничего не значит. После нападения я его подлечила. И врач приходил. Потом, - она поморщилась и потерла лоб, - у меня был приступ, и я не знаю, где он был и что делал. Когда я очнулась, он срезал себе волосы. В ванной. Маникюрными ножницами, отстригал целыми прядями, - она повела в воздухе рукой, вспоминая, как темные пряди падали на белую плитку пола. Мозгоеды сгрудились вокруг, стараясь не смотреть в глаза и не сбивать вопросами. Клэр говорила с заметным трудом, в котором постороннему виделось преодоление застенчивости, или нежелание говорить, - все что угодно, но не то, чем это было на самом деле. - Когда он направил лезвия на лицо, я не выдержала и предложила позвать тату-мастера, - смущенно продолжила она. Рука безвольно упала на колени, и Клэр смотрела на нее, как на чужую. Тед одобрительно хмыкнул. До такой психологической кибертерапии еще никто не доходил. – Он сам выбрал рисунок, потом вроде бы познакомился с Зимой, он как раз звонил, и это показалось мне неплохой идеей… - она поймала взгляд Станислава, как бы спрашивая, действительно это была неплохая идея. Но ответил Дэн. - Ты сообщила постороннему, что находишься в одном помещении с сорванным киборгом, - одобрительно сказал он. - Разумным, - поправила Клэр, прямо посмотрев ему в глаза. - Разумным киборгом. - Что могло спровоцировать первый срыв? – удивился доктор. - Не знаю. Я говорила с Уиллом и Амандой, это мои родители, приемные, и мы привыкли называть друг друга… - взмахом руки она оборвала себя, поняв, что это ненужное уточнение. – О наказании этих… - Клэр не первый раз в жизни пожалела о нехватке словаря обсценной лексики. Даже если она ругалась, выходило неубедительно и глупо, без огонька. – Аманда сказала, что ничего им не будет и… Может, это? Клэр чувствовала безразличие и усталость. Одно безразличие и тяжелую, гнетущую усталость. Ныло все тело: еще не начало припадка, но тревожный сигнал. Если бы этот разговор не был так необходим, она бы извинилась и ушла к себе. Мысли путались, становясь все несвязнее, и ясно обозначали близость предела. Только бы не потерять сознание снова. Только не сейчас.

***

Сидни сидел в безлюдной каюте и смотрел на пустую койку хозяйки. Он раз за разом анализировал свой выпад, и не мог понять: сделал он хуже или лучше? Он давно осознал разницу между результатами поведенческого анализатора, заложенного в программу, и реальной мотивацией людей. «Дружественный жест поддержки и утешения» мог быть началом всего, что угодно. В прошлый раз начиналось так же. Безразличный интерес к прохожему. Вопрос о наличии курительной смеси – слабого аналога сигарет, разрешенного на Асцелле, - если не реагировать, люди переключаются на более сговорчивых особей. Сидни пошел дальше, отфильтровывая лишние звуки. Один из ребят подошел ближе, положил руку на плечо – «Дружественный жест поддержки и утешения», как уверял анализатор – и поинтересовался: - Ну нет, так и скажи. Чего убегать-то сразу? К нему присоединился другой, высокий и темноволосый: - Гля-янь, какая девочка! – «Повышение уровня тестостерона в крови. Средний уровень агрессии». Когда-то на Леравии, в один из последних случаев «аренды» племянницами Орнелии, он решил, что может и должен сопротивляться. А потом посмотрел на лица этих, совершенно посторонних, не считая права доступа, людей, и понял: если начать сопротивление сейчас, он останется с ними. Только с ними. Среди них. Как только Орнелия его выбросит – он окажется здесь. Вероятность, что она сдаст его DEX-компани составляет десять процентов. Орнелия не из тех, кто ломает надоевшие игрушки. Она их просто выбрасывает, как подачку бедным. Мир за стенами дома действительно не тот, перед которым можно открыться. Мир без хозяйки не тот, в котором он хочет жить. И только одного он не рассчитал: что едва не лишится новой хозяйки потому, что не сопротивлялся. Клэр никак не отреагировала на его эскападу с внешностью. Но осталась без ног из-за его физического состояния. Сидни честно попытался оградить себя от лишнего внимания. Видно, подействовало не на всех. Анализатор часто врет. Люди прекрасно умеют калечить и без высокого уровня агрессии. А значит, нужно верить пресловутой интуиции. Нельзя допустить, чтобы хозяйка умерла после очередного нападения на него. Как знать, что имел в виду под прикосновением этот человек из экипажа корабля, похожий одновременно на всех кобайкеров? Сидни не причинил ему вреда и не давал повода для прикосновений. А теперь эти люди расспрашивают хозяйку, советуют отправить его на проверку… нужно проверить, как она. Сидни хотел появиться в пультогостиной незаметно, но в наступивший тишине это было невозможно. Наверно, нужно было что-то сказать. Наверно, придется собирать вещи. Клэр устало улыбнулась ему и подъехала поближе. Взяла за руку. Пульс был слабым. Голос тоже: - Простите, мне нужно отдохнуть. Завтра будет трудный день. В спину им смотрели с тревогой, сочувствием, надеждой, но не страхом.