Любовь, смерть и киборги

Чтобы понять, почему многие известные люди не любят журналистов, достаточно один раз оказаться в их окружении при следующих условиях: первое — вы известны, и второе — вы скандально известны. И тогда эта нелюбовь останется с вами на всю жизнь, как умение плавать. Их было много. Нет, их было, казалось, больше сотни, и все что-то спрашивали, снимали, возмущались, говорили на камеру с усиленной артикуляцией и широкими свободными жестами, совершенно лишними в толпе. Клэр продиралась через эту толпу молча, стараясь не сбиться с направления бассейну. А когда десять минут спустя поняла, что все же сбилась, ее крепко стиснули за запястье и скорректировали курс. — Руфь Хейфец в двадцати метрах от нас, — едва слышно объяснил Сидни. — Я просила… — Выдергивать руку под прицелом камер было бы глупостью, хотя и очень хотелось это сделать. Если раньше статьи бы вышли просто захватывающими, теперь они станут с четко выраженной романтической линией. И вряд ли на этом остановятся. — Я выждал. Журналисты ушли за тобой. Руфи повезло больше: так наседать на авшуров не посмел бы ни один здравомыслящий журналист, потому вокруг ее монументальной фигуры образовалась мертвая зона, которую ручейками огибали все люди, центавриане и даже пара фриссов. — Идем, — вместо приветствия сказала она. Клэр согласилась, что двигаться куда-то надо. «Куда-то» оказалось домом с ротондой на берегу моря. Домом это старое, почти древнее строение, мог называть только аскет навроде Зимы. В его гулких пустых залах было прохладно и сумрачно. А главное — малолюдно. Здесь собрались только те, кто был нужен Руфи. — Тебе срочно нужно дать пресс-конференцию, — сухо сказала авшурка в первом нижнем зале. — Тоже скажешь, чтобы я косила под дурочку? — Сидни поморщился от грубости выражения, но Клэр смотрела только на Руфь. — Ничего не знала, ни о чем мне не говорили… — Мне безразлично, что ты станешь говорить. — Одно ухо Руфи оставалось обвислым, а второе приподнялось, выдавая нервозность. Этот день здорово потрепал ей нервы. — Но мне, как и моему отцу, не нравится, что кое-кто начинает поговаривать, мол, это «Хейфец и сыновья» стоят за аферой века. Не исключено, что эти инсинуации зафинансировал добрейший дядя Моня, но слухи, слухи… Понимаешь? — Нет, — честно ответила Клэр. Она действительно не знала, как обелить доброе имя Руфи, когда ее собственное теперь весьма далеко от безупречности. — Но хуже я уже вряд ли сделаю. «Надеюсь», — про себя закончила Клэр. Они прошли в центральный зал, из окон которого просматривался бортик бассейна. Клэр как завороженная уставилась на голубую гладь воды, когда Руфь деликатно хлопнула ее по плечу. — Потом наглядишься. Гляди на твое сегодняшнее сопровождение. Сопровождение не вызывало доверия: какая-то невысокая блондинка и хмурая брюнетка с пирсингом. Где-то за ними мялись тощий кудрявый очкарик, двое сильно смахивающих на боевых киборгов парней и невзрачная девушка с зашуганным выражением лица. — ОЗРК, слышала о них? — представила Руфь. — Нет. — Клэр добросовестно пожала протянутую ладонь. — Ничего, еще услышите, — мрачновато пообещала блондинка, отрекомендовавшаяся как Кира Гибульская. — Общество защиты разумных киборгов. — А они нам зачем? — покосившись на Сидни, робко спросила Клэр. — А это — Галактическое общество защиты инвалидов, или ГОЗИ, — проигнорировав вопрос, продолжила авшурка. Немолодой грузный шерианин с одним куцым крылом приветственно моргнул третьим веком. Стоящая рядом с ним высокая массивная женщина на инвалида похожа не была, но Клэр ли не знать, как многогранны бывают болезни? Клэр не стала интересоваться, как они умудрились так скоро примчаться на край галактики: способности авшуров по спасению своих мохнатых шкурок и нулей на счетах давно вошли в фольклор. «Одни в защиту Зимы, другие в защиту меня, не хватает еще какого-нибудь общества защиты авшуров». — И еще, Клэр, — мрачно добавила Руфь. — Если к тебе подойдет кто-то на предмет одного наивыгоднейшего договора представительства, сделай наконец сама себе хорошо, отправь его ко мне. — Кто-то по фамилии Хейфец? — невинно уточнила Клэр, помнящая о нелегких отношениях Руфи с семьей. Хорошенький мохнатый носик авшурки дернулся. Показались некрупные острые клычки. Улыбаться так, чтобы людей не бросало от их оскала в пот, авшуры учились годам к семидесяти, доводя до автоматизма требуемую доброжелательность. Руфи еще не хватало практики. — Идем дальше, там тебя уже ждут. — Руфь потянула ее в следующий зал, такой же полупустой и гулкий. — Боги с тобой, Руфь! — на ходу усмехнулась Клэр. У авшуров не было принято таскать дела из-под носа у своих соплеменников, но Руфь была слишком молода для самостоятельных дел, чем без всякого снисхождения могли воспользоваться. — Куда я от тебя денусь с космического корабля? — Я только одного не могу понять: а толку от ОЗРК, если Зима не был киборгом? — заметив, что делегация общества отстала, спросила Клэр. — А кем он был? — нахмурилась авшурка, неторопливо проходя в следующий тенистый зал. — Что? Клэр осталась позади, встав как вкопанная. Всем известно, что авшуры никогда не берутся за клиентов, о которых ничего не знают. Авшуры терпеть не могут сюрпризов. — Ты ничего не знаешь? Руфь посеменила обратно. Мимика авшуров была ближе к мимике животных, нежели человека. Этаких небольших обаятельных медведей. Поднятые брови и сощуренные глаза смотрелись на мордочке скорее забавно, нежели строго. Смеяться Клэр не хотелось. — Что он не человек? Это ты мне скажи, Клэр, почему я ничего не знала. — Еще шаг, и она уперлась грудью в девушку. — Почему ты решила, что можешь водить меня за нос, завязывать мне хвост, портить репутацию… — Она наступала и наступала, и Клэр оставалось только пятиться. — Это была не моя тайна, Руфь, — звучало как оправдание. — Я думала, кто-то еще знает. Теперь я все объясню… — Конечно, объяснишь, — широко улыбнулась Руфь, показывая клыки. — Только не мне. Мне-то какое дело до ваших маленьких грязных человеческих секретиков? Почти нежно авшурка подхватила Клэр под локоток своей мягкой мохнатой лапкой и повела на выход. — Ты всем расскажи. — Я не… — Клэр осеклась. Они подошли к арке выхода и остановились. Все ряды амфитеатра снова были заняты шумящей толпой. Сверкали видеофоны, тут и там диковинными грибами проросли камеры. Все софиты были включены и направлены на правый бортик бассейна и белоснежное парящее на гравиподушке кресло с прозрачным гравистоликом рядом. — Ага, — глубокомысленно изрекла Клэр. — Этого кресла я в смете не припомню. Клэр нашла среди собравшихся своих старых знакомых: профессор Вильман сидел на первом ряду так спокойно и привольно, что дай ему вместо видеофона чашечку крепкого кофе и старую печатную газету — этот антураж бы больше соответствовал его облику. Клэр отвела взгляд, и он уткнулся в еще одного старого знакомого. Леня сидел в первом ряду, с планшетом, видеофоном, зажатый с одной стороны камерой, а с другой — сияющим улыбкой гламурным журналистом, гордым наилучшим обзором, что можно было получить. Неподалеку маленькой диаспорой расположились старые фанаты творчества Зимы, с по-детски обиженными лицами. Это журналисты вели себя не в пример спокойнее, чем караулившие ее снаружи транспортника, да и вид их, лощеный и пресыщенный, говорил, что они-то не будут подкарауливать жертв сенсаций за углом. Почти высшая каста. На пару операторов, бросившихся с камерами наперевес Клэр навстречу, они посмотрели с презрительной жалостью. — Начало пресс-конференции через три минуты, — объявила Руфь. — Микрофон. Она сама закрепила на воротнике крошечную прозрачную капельку. Толпа на трибунах находилась в непрестанном движении, как пчелы в улье, вскрытом неосторожным пасечником. — Не вижу смысла тянуть, — вздохнула Клэр. И шагнула вперед, к арке выхода. — Стой. — Сидни невесомо сжал локоть. Клэр недоуменно обернулась. На его вытянутой ладони лежали два шарика: гексинам и травидол. — Инструкция, — зачем-то напомнил Irien. — Точно, — кивнула Клэр и проглотила капсулы. — А у меня к тебе просьба…

***

— Добрый вечер, — начала Клэр. Голос звучал хрипловато, но слышно было даже на задних рядах. — Рада приветствовать вас на пресс-конференции, посвященной последней выставке Зимы Блю, художника и творца. Недопонимание уже привело к тому, что его работы пытаются свести к «арт-объектам». Это чудовищная ошибка, порожденная непониманием ситуации. Вокруг наступила если не тишина, то ее преддверие. Прямо перед Клэр Леня помогал оператору наводить камеру и старался не глядеть на нее. Через кресло от них угрожающе шипели кому-то: «На робота наводи, на робота…» Маленький белый уборщик действительно нарезал круги по пустому чистому бассейну и как раз подплыл к людной стороне. Резко развернулся и на большей скорости отчалил к бортику у дома, за пределами пятна света. Клэр бросила быстрый взгляд на Сидни, крошащего что-то прямо в воду на радость роботу. — Давайте вернемся к началу истории, — голос наконец выровнялся и зазвучал уверенней. — Не столько к появлению первых развитых искусственных интеллектов, сколько к появлению первых киборгов. Что мы там увидим? Киборг не может творить. Он инструмент в руках человека, процессор, обрабатывающий команды, если хотите — лампа Аладдина, в которой джинн исполняет желания владельца. Как только хозяин сменится, джинн с такой же услужливостью исполнит и новые приказы. Это старая дискуссия времен первых искинов: признаем ли мы искусством творения искусственного интеллекта? Именно тогда научное сообщество ввело в обиход для обозначения результатов творчества искинов термин «арт-объект» и пришло к выводу, что без воли и сознания разумного существа объект искусства не появится. Процессор не может творить, и тогда это было правдой. Клэр нарочно опустила длинную предысторию с так называемым алгоритмическим искусством. В конце концов, это не лекция. Клэр не признавала риторику за сколько-нибудь полезную науку, но сейчас, глядя на замолкшую толпу, понимала, что хочет донести до этих людей правду, и не знала, как это сделать. — Процессор изначально был признан псевдосубъектом, и тому главная причина — оторванность заказчика от результата. Воля, подталкивающая процессор выполнять команду, всегда находилась извне. Но что получится, если процессор окажется частью создателя? И станет инструментом, а не исполнителем? У всех на слуху прокатившаяся несколько лет назад волна срывов у шестых моделей DEX’ов. И это показывает, что теперь идея о том, что процессор не может творить, стала фикцией. Она остается правдой до того момента, пока не окажется, что между мозгом и процессором существует симбиоз. «Заказчик» и «исполнитель» оказались соединенными в одной голове. Возникает вопрос: ведь Зима Блю не относится к этому поколению. Он даже не относится к киборгам, по сути. Мы знаем историю разумных киборгов DEX-компани, и пока есть те, кто отстаивает их права, — Клэр повернулась к нахмурившейся Кире Гибульской, — ее не забудут. Камеры защелкали уже в направлении ОЗРК, давая передышку Клэр. Все это неинтересно, никого здесь не интересуют права каких-то умозрительных киборгов, в конце концов, миру не было известно ни об одном шестом DEX'е, ставшим знаменитым художником. Им интересен скандал, а не правда? Что ж, правда тоже бывает скандальной. Все, что она могла рассказать, она знала со слов Зимы, потратившего годы и десятилетия на расследование своего прошлого. Влезшего в десятки коммерческих тайн и засекреченных документов. Хорошо, что сроки хранения под грифом многих из них истекли. Хуже всего то, что если все узнанное им — неправда, Клэр проиграла. Если же он прав — Клэр придется залезть в политику не просто планет — корпораций. Она посмотрела на маленькую белую машинку на другом конце бассейна. И решилась. На правах наследницы. И друга. — Робот-уборщик, ставший Зимой Блю, был создан за миллион световых лет от DEX-компани и их разработок, в закрытой системе траккашей. По рядам среди журналистов прокатился гул. — В качестве обязательной предпосылки синтеза рассматривают процессор нового образца, созданный Гибульским. — Клэр ступила на чуждую ей почву технических изысканий и старалась быть осторожной в словах. — История Зимы тесно связана с историей DEX’ов в своем начале. Первоначально наработки по киборгам были куплены DEX-компани у некой центаврианской биотехнической компании. Директорам DEX-компани было безразлично, откуда эти наработки и как они были получены. Центавриане известны своими биотехнологиями и… нестандартным подходом, — осторожно обошла слово «неэтичным». — Однако идея создания киборгов принадлежит не центаврианам. Сто тридцать лет назад человечество внезапно заинтересовалось урановыми залежами на Арниине — маленькой планетке на границе системы траккашей. Траккаши забеспокоились и резко отказали геологической экспедиции в пролете по своей системе. Геологи обиделись: будь они просто учеными от какого-нибудь геологического института, улетели бы искать свой уран подальше от линкоров дружественной нации. Эти же геологи пожаловались военному ведомству Союза, чей заказ отрабатывали. Траккашский уран был ценным, а время на поиски других месторождений ограничено — в галактике шла война с Альянсом, и Совет был готов заплатить любые деньги за то, чтобы удержать новое месторождение в своих руках. Траккаши, закрывшиеся от всего мира так давно, что люди едва не забыли, как они выглядят, не считались серьезным противником. Геологи беспечно слабо зашифровали сигнал в военное ведомство. Траккаши радостно его перехватили. Когда ближайший в секторе корвет подошел к Арниину, ни корабля геологов, ни их следов в эфире не нашли. Зато по всей границе были приведены в готовность суда военного флота траккашей. Люди отступили: перспектива войны на два фронта их не прельщала. А траккаши поняли, что однажды у злопамятных обиженных людей может хватить времени и желания, чтобы вернуться за своим драгоценным ураном. И не только на пограничной планетке. Клэр выдохнула и отпила воды. — Траккаши малочисленны, а прирост популяции низок. Любая война в то время, — вряд ли сейчас ситуация изменилась к лучшему, но говорить о демографических проблемах стороны конфликта казалось безопаснее в прошедшем времени, — была бы для них убийственной. Наемникам они не доверяли по идеологическим причинам. Вот тогда какому-то траккашскому гению и пришла идея создать роботов, как две капли воды похожих на людей. Безотказных. Почти бессмертных. У траккашей были свои робототехники, а с биотехнологиями у них не срослось. Пришлось идти на поклон к центаврианам. Ну, а те никогда не заключают договоры с полным отказом от собственных прав на интеллектуальную собственность. Так что, возвращаясь к началу — Зима Блю был подопытным образцом, личным роботом-уборщиком одного из ученых робототехников из траккашской группы. Ab initio он был роботом, по наследству переданным знакомому ученому из той же группы, а после все дальше, дальше. Он прошел по сути путь киборга на своем опыте. От начала и до конца. Здесь, — она небрежно повела рукой к бассейну и его окрестностям, камера послушно проследила очертания островка, особенно выделив бассейн, — все начиналось. И, наверно, закономерно, что все так закончилось. Наступила тишина. Клэр смотрела на бассейн с тихо жужжащим роботом. Блестела голубизной плитка. — Я знаю, что остается много вопросов, и на многие из них я готова.— Клэр неожиданно испугалась этой тишины и добавила: — Зима Блю много лет посвятил изучению своей собственной истории. К сожалению, я легкомысленно считала, что в любой момент смогу узнать у Зимы любые детали, и не интересовалась его исследованиями. Впрочем, они все еще хранятся на его рабочем месте. Она не удивилась, увидев поднявшегося профессора Вильмана. — Значит, вы готовы утверждать о схожести психических процессов у разумных киборгов от DEX-компани и вашего покойного друга? Без технического заключения, без посмертной психологической экспертизы, — он был снисходителен и уверен. — На данный момент никаких оснований для отказа от обозначения арт-объектом всех работ Зимы нет. Звание искусства нужно заслужить. Не дешевыми жестами и не столетним обманом. История искусств знает множество примером творчества под псевдонимами, анонимно, но такого циничного обмана оно еще не знало. — Вы правы, искусствоведение — одновременно самая консервативная и самая прогрессивная из отраслей гуманитарного знания. В ней очень шаткие истины, — чуть улыбнулась Клэр. — Давным-давно жил на планете Земля прекрасный импрессионист Педер Северин Крёйер. И славен он был поразительной синевой своих картин. «Синий цвет Крёйера» стал его маркой. Помнят ли о нем сейчас за стенами университетов и музеев? Едва пятьдесят лет назад вышла статья малоизвестного тогда журналиста о «синем цвете Зимы Блю», как мир окончательно забыл о Крёйере. Искусствоведы с легкостью распрощались с ним, найдя нового фаворита. А теперь искусствоведам кажется, что над ними посмеялись. Цвет Зимы Блю, вековая загадка, не взят из вакуума. — Клэр обернулась к бассейну. — Плитка под фабричным наименованием «Зима Блю». Здесь начало целой истории, которая выложена тысячами публикаций, статей и независимых расследований. Правда оказалась проще. Или сложнее? — она требовательно посмотрела в глаза профессору. — Несложный пазл, для разгадки которого нет нужды становиться профессором кибернетики. Есть робот, который всю жизнь идет к своему прошлому. Есть прошлое, которое он откапывает из песка здесь, на этой планете. Есть робот, который достигает предела творчества и возвращается в свое прошлое. Что спрятано между первым и вторым, вторым и третьим кусочками? Пять лет назад на открытии выставки Зима Блю сказал приветственную речь. Может быть, кто-то помнит, о чем? Ряды амфитеатра молчали. Клэр готова была поклясться, что многие из сидящих на них журналистов были на той выставке. Сама она помнила ту речь слово в слово. — Он говорил о космосе, транслирующем истину. И вот сегодня он поправил собственные слова: это не космос, это его подсознание транслировало истину. Искусствоведы так долго препарировали его творчество. Теперь дело за психологами. Мечтают ли роботы вернуться домой?.. Мгновение тишины, и вопросы посыпались один за другим. — Было ли для вас неожиданностью случившееся с Зимой Блю? — Кто отдал приказ о самоликвидации? — Что вы скажете о трехкратном понижении цен на арт-объекты за авторством Зимы Блю на бирже за последние два часа? — Наши зрители интересуются, когда будет объявлено об окончании перформанса? Говорить правду было несложно: самое трудное она сказала. Сложнее видеть, что журналисты не верят. Нет, перформанс никогда не закончится, но каким бы неожиданным он ни был, его неожиданность естественна, поскольку мысли и поступки другого никогда не могут быть известны заранее. Какой бы ни была цена работ Зимы на рынке искусства, она сохранит его наследие и будет благодарна всем, кто внесет в это свой вклад… — Молодец, — скупо похвалила Руфь полтора часа спустя. Она невидимым дирижером направляла ход конференции, указывая Клэр на тех, кого лучше спросить. — Сейчас СМИ переключились на тех, кто может дать технические ответы. Смотри, — авшурка кивнула в сторону делегации от ОЗРК, облепленных журналистами. — Хоть кому-то выгода. Руфь вздохнула. Это был не ее провал, самоубийства приравнивают по неожиданности к стихийным бедствиям, но ее репутация в семье пошатнулась. Руфь пожала плечами, прищурилась, глядя вдаль. — Там нотариус пришел. Мимо рядов с никак не расходящимися журналистами пробирался маленький тщедушный траккашец с портфелем. — Как это ты его с ходу опознала? — В голове было пусто и звонко. — Мой дядя Беня любит такие же портфельчики. Нюх у меня на них, — проворчала авшурка. — Разогнать бы к черту журналистов, — вздохнула она, глядя, как преграждают дорогу операторам нанятые для выставки охранники-гориллоиды. Руфь остро и внимательно взглянула на Клэр, на стоявшего за ней Сидни и деловито спросила: — Что теперь делать будем? — Да чтоб я сама знала, — покачала головой Клэр. Ей смертельно хотелось остаться одной, а лучше с Зимой… тем, что осталось от Зимы. Обойти его дом, посмотреть на лабораторию. Сесть у моря и придумать, как быть дальше. — Клэр Маркхэм? — неожиданно осведомились за ее спиной. — Да? Двое высоких крепких мужчин — как в старом боевике про галакопов — выставили перед собой знак Галаполиции на мотив креста против бесовской силы. — Нам нужно задать вам несколько вопросов. Клэр с тоской оглянулась на бассейн, из которого сотрудники ОЗРК вместе с еще одним полицейским начали вылавливать останки Зимы Блю. — Никаких вопросов без адвоката, — вмешалась Руфь. — Руфь Хейфец, «Хейфец и сыновья», — представилась она. Судя по тому, как поморщился старший полицейский, ему доводилось сталкиваться с авшурами в своей профессиональной деятельности, и опыт этот ему не понравился. — Заноси в протокол, — приказал он младшему. — Любезнейше прошу меня извинить, — донесся из-за их спин запыхавшийся голос. — Но бюро «Хейфец и сыновья» еще не утвердило кандидатуру адвоката для представительства нашего клиента. Пожилой упитанный авшур в представительнейшем костюме расплылся в довольной улыбке. — Позвольте представиться, Бенджамин Хейфец. В скорости прибудут мои досточтимые братья, и мы с радостью объявим вам избранную кандидатуру. До этого момента, к моему величайшему сожалению, Клэр Маркхэм не сможет сказать вам ничего, кроме как «здравствуйте», «до свидания» и «приятного аппетита», буде таковой у вас появится. — Простите, — вмешалась Клэр, не выдержав несправедливости происходящего. — Но разве я не могу самостоятельно выбрать своего адвоката? — Конечно можете, милая леди! — Бенджамин улыбался намного лучше своей племянницы. Человечнее. — Я даже сам могу порекомендовать вам парочку наиопытнейших кандидатов. Но поскольку ви остановили свой выбор — не могу не отметить, что выбор превосходный, — на нашем партнерстве, мы просто обязаны дать вам лучшее. Что скажут наши конкуренты, если не дай Всевышний по нашей вине ви окажетесь за решеткой? А что скажет мой дражайший брат. — Авшур скорбно зажмурился и поник ушами. Клэр вскинулась одновременно с полицейскими. — Нет, вы что, считаете, мы будем все это время ждать… — В таком случае мне придется отказаться… Тяжелая лапа Руфи опустилась на плечо Клэр. — В этом деле вас будет защищать все наше агентство «Хейфец и сыновья». По крайней мере, пока отец не примет решение. — Тогда приступим, — обрадовался полицейский, доставая кипу бумаг, по виду еще индустриальной эры, и вполне современный планшет. — Когда вы познакомились с объектом предположительно кибернетического происхождения, именовавшим себя «Зима Блю»? — Вопрос некорректен, поскольку создает путаницу в терминологии. Разумных киборгов не называют «объектам кибернетического происхождения», насколько мне известно, — с удовольствием отбил Бенджамин, укладывая рядышком свой деловой портфельчик. — Наша подзащитная не ответит на этот провокационный вопрос, поскольку ви можете извратить ее ответ в суде как признание ее информированности о кибернетической сущности Зимы Блю. На этом основании со всем нашим уважением просим переформулировать вопрос. Детектив крякнул. Авшур с довольным прищуром повернулся к Руфи. Племянница наклонила голову, выжидательно глядя на полицейских. Борьба Клэр Маркхэм перестала быть только ее борьбой.