Мы, люди

В палате ещё светло, но солнце окрашивает кровати и мебель в насыщенно тёмный, почти чайный цвет; из раскрытого окна долетает короткое пение потревоженных птиц, ветер едва слышно колышет занавески. Минхо сидит на стуле, спиной к подступающему вечеру, ничего перед собой не видя – ни золотистого воздуха, ни прогнувшихся под весом кроватей. Руки давно уже закрыли лицо, пальцы отрешённо надавливают на веки. Они холодные, но совсем не ощущаются. Прижать до бензиновых пятен, отпустить. Круги и линии расплываются в темноте. Когда дверь в палату открывается с коротким скрипом, пальцы не вздрагивают. - Своими соплями ты им точно не поможешь. Джухён говорит это строго, чем-то шуршит, пока ходит по палате. Секундная пауза прерывается коротким женским выдохом. - Солдаты умирают на войне. Она для этого и ведётся. Минхо, посмотри на меня, - приходится повторить несколько раз, прежде чем Минхо медленно отводит руки от бледного помятого лица. – Они выжили. Вы все знали про первый полёт, это правда удача, что они смогли вернуться хотя бы так. Ногу можно заменить протезом, как и глаз. Это всё как… - Конструктор. Хриплый голос Хёнджина вдруг тянется с крайней кровати, но сразу же обрывается в кашель. Он не должен приходить в себя ещё несколько часов после операции; не зря же говорят, что на альфах всё заживает как на собаке. Возможно, даже быстрее поправится, чем планировали. Минхо срывается со стула и, едва не сбив старшую медсестру, оказывается у кровати. - Мы просто… кубики для детской… игры… Конструктор… - Бредит, так бывает. - Джухён сама подходит ближе, внимательно оглядывает чужое вспотевшее лицо. Прикладывает руку ко лбу, чуть кривит губы, задумываясь. Затем приподнимает край одеяла, чтобы убедиться, что нет видимых кровотечений. – Мне кажется, у Сыльги уже есть готовый протез, я что-то похожее вчера убирала. А с глазом будет сложнее. Она переводит взгляд на вторую кровать, стоящую почти возле окна. Там, где до самой шеи перебинтованный Феликс незаметно дышит. - Ну что, Минхо, не передумал ещё служить? В голосе Джухён, таком безразличном на поверхности, внутри на самом деле всего очень много. Издёвка. Сочувствие. Жалость. Печаль. Даже злость, от которой она дышит порывисто. Ставя капельницы, проверяя, надёжно ли всё закреплено, она кажется как никогда живой, настоящей, а может, это Минхо в собственных мыслях потерялся. Джухён выпрямляется, смотрит прямо в глаза. Маленькая, напряжённая, вся в золотистом свете заходящего солнца. - Сделай так, чтобы это всё поскорее закончилось. Хёнджин глухо стонет, слов не разобрать.

---

Минхо спускается в ангар, с трудом перебирая ногами. Приказ о переводе подпишут завтра, решение окончательное, но этот вечер ещё разрешили провести с легионерами – будет что-то вроде поминок. Первое официальное мероприятие после возвращения и короткого восстановления, на котором присутствовать будут все - кроме него. Спасибо за предложение, нет. Кажется, будут даже раздавать знаки отличия – миссия, несмотря на потери, всё же признана успешной. Внизу ангара ярко горит свет, видно, как ходят от одного робота к другому механики, как искрится сварка, всюду разбрасывая огненные брызги. Шумно, так много людей - не сравниться с опустевшим общежитием. Пахнет палёной проводкой и кислотой приваренного металла, но так всё равно лучше; когда сжигали личные вещи умерших, дышать было невыносимо. Никто на Минхо не обращает внимания, хотя это и не удивительно. Он сюда пришёл в последний раз. Джисона долго искать не приходится, он рядом с Чаном, в стороне от других,- там, где тише всего, где можно сосредоточиться. Оба внимательно рассматривают деталь, почти отвалившуюся от колена огромной иссиня-чёрной машины, трогают спутанный клубок проводов, вывалившихся наружу. Это биоробот Пак Чанёля – во всяком случае, Минхо кажутся знакомыми висящие вдоль туловища металлические ладони. Горло неприятно сдавливает. Стоит подойти ближе, как Бан Чан резко разворачивается, будто бы почувствовал чужое присутствие. Не услышал бы из-за гула, наполняющего весь ангар, это точно. Джисон отвлекается от своих размышлений из-за короткого хмыка, который Чан уделяет Минхо. На лице – удивление, а затем сразу же смущение, от которого хочется увести взгляд. После приземления Минхо с ним виделся всего раз, как раз тогда, когда помогал капитану переносить умерших. Они столкнулись на поле, и ничего тогда не было внутри, чтобы поговорить, даже времени не хватало. Возможно, у обоих сразу. А после встретиться просто не получалось, механики работали практически без сна, восстанавливая биороботов для следующего полёта. Минхо не вылезал из лазарета. - Пришёл попрощаться? – Джисон пытается улыбнуться, но получается нервно. Вряд ли ответная гримаса беты чем-то лучше. В голову даже глупые шутки не лезут, а они смогли бы хоть немного это всё между ними расслабить. Только Минхо открывает рот, как кто-то вдруг зовёт Чана из синеватого полумрака - приятно-тонкий, но незнакомый голос. Из-за ноги биоробота выныривает фигура, не дождавшаяся ответа. Этого механика Минхо не видел раньше, хотя со всеми уже перезнакомился, пусть и не по своей воле. Высокий и худой, комбинезон висит на плечах, тёмная чёлка по-детски заколота у лба. Лицо влажно блестит от проступившего пота. Скулы очень чётко очерчены, острые. Когда парень ещё раз спрашивает, что ему делать теперь, появляются на щеках глубокие ямочки. Встретившись взглядом с Минхо, он неожиданно пристально осматривает в ответ. - У вас новенькие? Давно Минхо так бесстрашно не осматривали младшие. - Перевели омегу из города, по ошибке туда направили. Чонин пока ничерта не умеет, кроме как улыбаться и портить оборудование, да, фенек? Возможно, только кажется, насколько ласково Бан Чан произносит чужое имя. Он к своим механикам относится почти как к детям. Новичок Чонин, получив, наконец, задание, снова исчезает где-то в полутьме. Джисон ведёт уже знакомой дорогой туда, где, оставленный всеми, даже другими роботами, молится бездушный «Орфей». Никто не будет больше тратить время на сломанный механизм, когда есть так много дел, никто не попытается пустить в него жизнь. Минхо глубоко вдыхает спёртый воздух, смешавшийся с запахом бензина, но никак не может надышаться; они не заговаривают, пока не отходят так далеко, что перестают различать голоса механиков. - Как Хёнджин? Последние дни я не мог… - Джисон опускает голову, перебирает выпачканными пальцами зачем-то захваченную отвёртку. - Ему уже установили протез. Всё нормально. Ты и не должен был постоянно в больнице быть. Минхо говорит честно, потому что так думает, но понимает, что легче от этого не станет. - Слышал, пришлось ампутировать ещё больше, пошла инфекция? - Да, до бедра. Минхо почти слышит, что Джисон ему хочет сказать этим молчанием. Видит во взгляде, нерешительном и испуганном, болезненно-просящем, и ни слова больше не звучит. Потому что, на самом деле, говорить нечего. Они знают друг друга слишком долго, чтобы оправдываться. Хёнджин остался жив, это главное. Он знал, с чем может столкнуться, что может потерять - об этом каждый день говорят все, кому не лень, разве не так. Со всем остальным как-нибудь справится, и Минхо справится тоже. Зачем нужны слова, когда всё и так понятно. - Признаётесь друг другу в любви? – неожиданно вокруг плеч Джисона появляются тонкие светлые руки, будто выплывают из окружающей темноты. Секунду спустя подбородок новичка Чонина уверенно упирается в чужое плечо, но обнимает он легко, наваливается на спину. – Может, и мне послушать? За чёрными глазами, такими мягкими и невинными, за неторопливыми движениями рук и лёгкой полуулыбкой, есть какая-то цель, это понятно по глуповато улыбающемуся Джисону. Вообще по всем механикам, то и дело бросающим смущённые, но уже не безобидные взгляды. Омега, да ещё и не освоившаяся, без пары и такая юная, никогда не позволит себе настолько откровенно пахнуть. Как если бы Чонин зачем-то нарочно хотел подчинить всех альф, ему доступных. Он, наверное, просто не знает, что с Минхо всё это бесполезно. Почти. - Какие признания, ты что, - рука Джисона тут же тянется к чужой голове, ласково ерошит тёмные волосы. – Мы почти братья, ничего такого. А тебе разве разрешили от Чана отходить? Тут опасно. Чонин, поджав губы, отступает назад, тень быстро поглощает лицо. Спустя несколько секунд он вновь выходит на тусклый островок света, совсем рядом с Минхо, и становится вплотную. Они почти одного роста, это выглядит странно. - Если будешь так злобно смотреть, - говорит, – морщины появятся. Маленький розовый язычок насмешливо пробегает по приоткрытым губам. За многие дни пустоты новое ощущение – яркое, странной волной поднимается до горла. Минхо выдерживает чужой прямой взгляд, липкий, словно патока, но это тяжелее, чем хотелось бы. Чонин подходит ещё ближе, дыхание мягко касается кожи. Нервы предельно натягиваются. Он соблазняет альфу, которого не существует, и это почему-то работает. Минхо чувствует что-то, что точно не должен, но даже шаг назад сделать не может. Окликнувший Джисон теперь пытается взять новичка за руку и оттянуть к себе – секунда, за которую всё колдовство резко рассеивается. Чонин, увернувшись, только смеётся. Чистый, высокий смех. Он уходит в сторону «Орфея», даже не оглядываясь, скрывается за его ногами, похожими на огромные колонны. К Минхо возвращается возможность поставить под вопрос собственный здравый смысл. - Ещё не умеет держать себя в руках, совсем молодой, - оправдываясь, Джисон потирает шею. Улыбается, но сам какой-то побледневший. – Не знаю, что на него нашло, прости. Он обычно тихий, иногда даже спит у нас на коленях. Ладно, не важно, к чему всё это было. С какой бы целью не разыгрывалась эта драма, больше не придётся сталкиваться с механиками - тревожащий Чонин сам собой исчезнет совсем скоро. В земном легионе не нужны роботы, там есть свои рабочие, которые вполне способны справиться с поломками. Чем так тратить время, лучше посидеть в «Орфее» ещё раз, пока никто не видит – или делает вид. Металл холодный, приятно касается разгорячённой кожи. Возможно, только кажется, что внутри робота что-то приветственно загудело. Минхо уже лезет вверх по знакомо выпирающим деталям, из удивлённого Джисона вырывается короткий, тут же подавленный вскрик. Под пальцами всё точно такое же на ощупь, как с Бён Бэкхёном, ничего не изменилось. Ещё немного, и доберётся до кабины, а нервно оглядывающийся Джисон останется позади. Внутри просторно и темно. Приборная панель не горит, ведь Бэкхён ничего не запускал здесь, воздух из-за стёкол кажется дымчато-синим. Минхо садится в потрёпанное сидение пилота, закрывает глаза. Очень тихо. Только слышно, как собственное сердце стучит, медленно и тяжело. Почему-то вспоминается розовый язык Чонина. Минхо прижимает руки к лицу, чтобы снова стало темно. Здесь его место, кто бы что ни говорил. Что бы сам себе ни говорил. Джухён дала ещё одну цель, чтобы умереть. Минхо надевает перчатки для управления. Осторожно поднимает левую руку, сжимая пальцы в кулак. В кабине вдруг становится ослепительно светло.