***
Бэкхён настолько отвык от оружия, что теперь оно кажется слишком тяжёлым для того, чтобы суметь удержать в руках. Выскальзывает, как если бы в пальцах совсем не осталось сил, ощущается ледяным, хоть ночь тепло ложится на плечи. С ним удивительно спокойно – больше некого бояться, нечего, пистолет приятной тяжестью ощущается у бедра. Бэкхён и Бан Чан осторожно раскладывают бомбы у основания здания центрального управления, и воздух так прозрачен и сладок, что хочется кричать. Совсем скоро наступит рассвет. Ещё Бэкхён отвык от того, что теперь не один. От других людей тревожно. И хорошо тоже. Рядом, но всё ещё держась на расстоянии, копошатся молодые механики Чана, наверное, те, кому он правда может доверять. Альфа, от которого едва слышно пахнет кофе. Альфа и омега, тихо переругивающиеся насчёт того, какое место лучше. Бэкхён почти забыл, как пахнут другие, кто-то, кроме Чанёля или себя самого, или стерильной Джухён, так что, даже не скрываясь, наслаждается. Глубоко вдыхает почти не тронутые горем запахи юности, пьяняще разливающиеся вместе с каждым оброненным словом, надеждой на лучшее будущее, которое точно должно быть. Именно поэтому скоро всё взлетит на воздух. Даже ангар с биороботами. Бан Чану удалось узнать, что наступление легионеров было остановлено; солдаты вернутся домой – это вопрос времени, и его уже слишком мало. Как только закончит здесь, Бэкхён пойдёт в медчасть, чтобы забрать с собой Джухён и её девочек, и не важно, что придётся для этого сделать. Кого убить. У него теперь есть пистолет. У него есть новая ненависть, которая хочет ранить кого-то ещё, кроме себя. И спасти кого-то ещё. Пусть не себя. А светлеет уже так рано. - Что тут… я так и знал, что это ты. Звук разрывает тишину подобно взрыву. Шипящий от ярости голос Шин Хосока, появившегося в белёсом свете просыпающегося неба, врезается в уши. Бэкхён подскакивает на месте, делает несколько шагов навстречу омеге, чтобы заслонить собой растерянного Бан Чана и его замерших детей. Не получается сгруппироваться, когда крепкая рука хватает за предплечье и швыряет на землю. Больно. Как будто теряешь сознание, но не до конца, весь мир заваливает в сторону, а голова отбивает дробь о твёрдую почву. Сопротивляться такой силе просто нет смысла, остаётся лишь ждать. В плечо врезается подошва тяжёлого ботинка, ещё раз, ещё, а затем удары резко прекращаются. - Что ты… Ты хоть понимаешь, что он делает? Хочет всё здесь подорвать. И эти тоже, я видел!.. Рядом есть кто-то другой. - Пожалуйста, помолчи. Бэкхён по новому, быстро разлившему в воздухе запаху понимает, что над ним склонился доктор Че. Из носа быстро течёт что-то горячее, заливая высохшие губы. Очертания тела плывут то ли из-за предрассветной дымки, то ли от удара, в голове всё смешалось. Но что понятно точно – в направленном на него взгляде нет врага. И в пальцах, касающихся запястья, опасности тоже нет. Может, поэтому Че Хёнвон возвращается к всё повышающему голос Шин Хосоку и резко хватает рукой за шею. - Любимый мой, родной, не шуми, я же очень тебя прошу. Тем более, нельзя бить человека в таком интересном положении. - Нужно поднимать охрану, ты не слы… Договорить у омеги не получается, слова застывают на приоткрытых губах; тяжёлая и уже неприятная волна запаха причиняет почти физическую боль, весь воздух будто бы сгустился. Че Хёнвон до побелевших пальцев сжимает чужую шею, склоняется над самым ухом и шепчет. Делать такое со своим беременным партнёром - возможно, это уже лишнее, Бэкхён слишком хорошо знает, каково быть подавляемым альфой, сопротивляться невозможно. Доктор никогда раньше не показывал, насколько сильными и агрессивными могут быть его феромоны, и всё же, даже близко это не сравнится с Чанёлем. Несколько секунд спустя Хёнвон ослабляет хватку. - Собираем вещи прямо сейчас, так? – спрашивает у Бэкхёна негромко. Совсем буднично, словно ничего и не было. Гладит теперь не шевелящегося Хосока по спине. Да, это очень странно. Когда ты больше не один.***
Они не успевают.***
Огромный, почти полностью разрушенный «Аид» Чанёля не приземляется, а врезается в землю полигона, всполохами чёрного дыма вспарывает уже начавшую желтеть траву. Солдаты, следующие за ним, похожи на потоки падающих звёзд в августовских ночах, только вот уже рассвело, да и желание не загадаешь; взрываясь при столкновении, биороботы разгораются десятками огненных солнц, и когда им в ответ здания военного городка с грохотом начинают разрываться на части, этого даже не слышно. И всё же, большая часть вернувшихся солдат жива. Бэкхён, похоже, единственный, кто может сражаться. Один за другим, как кости домино, вспыхивают огненными столбами дома и строения. Бэкхён как никогда в жизни быстро бежит в медчасть, пока огонь до неё не добрался, и так не важно, что будет с другими - лишь бы Джухён осталась жива. Дышать очень больно, лёгкие будто склеиваются и не пропускают воздух, кровь стучит в голове. Едкий серый дым разъедает глаза, путает запахи, но как только становится отчётливо слышен конфетно-жвачный аромат доктора Сыльги, напряжение спадает. - Что происходит? – альфа испуганно кричит, почти сбегая по ступенькам. Оглядывается так быстро, что может сломать шею. На руках у неё – Джухён в белой больничной пижаме, похоже, только вытащенная с кровати. Медсёстры стайкой встревоженных птиц выпархивают следом, кричат и замирают на месте. - Возле общежития легионеров ждёт грузовик, там Хёнвон и другие. Беги туда. Если меня не будет через полчаса – уезжайте и не ждите. Бэкхён теперь так близко, что может дотронуться до бумажно-белого лица Джухён. Совсем ничего не понимает, глаза так широко раскрыты. - А ты? – голос сухой и хриплый, закашливается от дыма. Возможно, это последний раз, когда Бэкхён улыбается. - Мне ещё нужно кое-что сделать. Теперь есть, что терять. Бэкхён не уверен, хочет ли. Сыльги прижимает к себе Джухён слишком сильно, до хруста костей и сдавленного от боли выдоха. Между ними места больше нет. И сомнений тоже. Бэкхён, широко улыбающийся, самая большая опасность здесь, что-то, чего всегда нужно было опасаться - в почерневших глазах Сыльги эта мысль очевидна. Она уйдёт так далеко, как только сможет, чтобы никогда больше жизнь Джухён с его не соприкоснулась. В конце концов, на Земле есть много городов, где можно спрятаться и притвориться свободным, а Бэкхён - он всего лишь Бэкхён. - Беги. И Сыльги бежит.***
Бэкхён идёт в сторону места, в котором существовал так долго, что почти забыл себя. «Дом», так его родным и не ставший. Пока всё вокруг заполняется тяжёлым дымом, а огонь, шипя, безжалостно разрастается ввысь, ноги ведут его в «дом», которого никогда не было. Бесцельное подобие жизни. Любовь, которая изуродовала. Бэкхён всё ещё не знает, любовь ли – разве жалкое тело, наизнанку выворачивающееся при мысли о том, что Чанёль умер, не такая же часть него, как и слабое сердце? Сердце, в котором не кровь. Ненависть. Ненависть. Ненависть. Чернота, которую никому никогда до дна не испить. Любовь всё может вылечить, разве нет. Любви не может быть недостаточно. Их дом уже догорает – Бэкхён взорвал его первым. То, что Чанёль тоже здесь, не удивляет – как только «Аид» показался в небе, Бэкхён знал, что всё будет так. Истинные. Единственные. Обречённые и прикованные друг к другу, не способные ни на что другое. Облегчение на чужом лице. Ты жив. Глубокая разорванная рана делит лицо наискось, от опустевшей темноты глазницы до окровавленного подбородка. Заставляет всё внутри предательски сжаться. Ты жив – мысль, не сказанная вслух, но наполнившая собою воздух. Они думают одно и то же. - Это ведь ты всё устроил? Голос Чанёля хриплый, будто обожжённый. Он хочет подойти. Так сильно хочет подойти, что Бэкхёну физически больно. - Давай сбежим отсюда. Начнём всё сначала. Нет. - Бэкхён? Позади Чанёля с грохотом обваливаются деревянные балки когда-то правда прекрасного дома, алые искры рассыпаются над посветлевшим небом. Это всё так не по-настоящему, что на мгновение кажется сном. Кошмаром, от которого скоро проснёшься. Чанёль делает шаг вперёд. Бэкхён выхватывает из кармана пистолет. Рука совсем не дрожит, целясь точно в голову. Между ними так много всего. Мир не имеет значения. - Я люблю тебя. Чанёль смотрит. Сквозь дым. Сквозь все года вместе, когда так и не смогли стать семьёй. Сквозь боль и страх, и ненависть, и сожаления, и войну, из-за которой всё могло сложиться иначе. Сквозь оглушающее осознание, что любви - недостаточно. Сквозь новую жизнь внутри Бэкхёна, о которой они оба знают - теперь, оказавшись так близко друг к другу, это невозможно скрыть. Чанёль с трудом улыбается своим разорванным ртом. Бэкхён никогда, никогда в жизни не ощущал настолько сильной боли. Он стреляет. Тело перед ним падает на землю.