vanquish

Чонгук уже несколько недель ворует у Юнги сигареты. Не берет сразу много, незаметно стягивает по паре-тройке штук и прячет в шкафу, чтобы выкурить, пока старшего дома нет. Он все еще не уверен, зачем это делает, и не то чтобы ему вообще это нравилось, но сейчас горло и легкие уже совсем не дерет, и порой это даже немного приятно. Лучи яркого утреннего солнца пробиваются даже через густые кроны деревьев, и Чонгук ловит их по пути на озеро, сжимая в одной руке Беретту, а в другой — смятую сигарету и коробок спичек. Ветерок мягко колышет траву и посылает рябь по прозрачной глади воды, будто приветствуя, когда он усаживается на землю и прикуривает. Медленно выпущенный из легких дым тут же поднимается наверх, к небу, и перемешивается с чистым загородным воздухом. Чонгук будто скучает по серой загазованности города, иначе и не объяснишь его стремление дышать чем угодно, но не свежим запахом леса и только-только раскрывшихся полевых цветов. Докуренная до фильтра сигарета тушится о влажную землю, а вытянутые руки уже сжимают пистолет, который вот-вот разорвет воздух оглушающим выстрелом. Чонгук выравнивает оружие, убеждается, что целик и мушка, как учил Юнги, находятся на одной линии, снимает предохранитель, а затем жмет на курок. Выстрел. Мимо. Выстрел. В цель. Выстрел. В цель. Выстрел. В цель. Мимо. В цель. В цель. Мимо. Чонгук цокает языком и вынимает магазин, заменяя его на новый. Первое время ему не хватало сил даже на то, чтобы оттянуть затвор, сейчас же перезарядка занимает считанные секунды. Он уже заметно лучше обращается с оружием, попадает в цель пять из восьми раз, но считает, что этого все равно недостаточно. Из любого количества выстрелов он должен попадать каждый. Этот пистолет перешел к Чонгуку как-то негласно. У Юнги есть свой — легендарный Глок 17 на семнадцать патронов девятимиллиметрового калибра. В компактную Беретту, которую старший держал как запасную, вмещается только восемь. Юнги по этому поводу вечно подшучивает, мол, это для того, чтобы младший экономил, не паля мимо цели. Чонгук отстреливает три магазина и половину четвертого, когда понимает, что уже полдень и пора бы все же позавтракать. Юнги уехал еще до того, как он проснулся, а есть одному стало как-то непривычно. Они теперь даже иногда разговаривают за завтраком: старший рассказывает об оружии или машинах, Чонгук заводит обсуждения прочитанных книг, и порой эти беседы увлекательнее самой еды, о которой периодически забывает легко поддающийся на провокации младшего Юнги. Чонгук не знает, во сколько тот вернется — у него нет ни телефона, ни вообще хоть какой-нибудь связи. Он изолирован от всего мира, ограниченный несколькими сотнями метров по периметру, но почему-то это не вызывает ощущения несвободы. Чонгуку не хочется так думать, но иногда он все же признается себе, что ему немного нравится такая жизнь. Вставать с первыми лучами солнца, пробивающимися сквозь высокие окна в доме. Принимать прохладный душ, после которого остается свежий мужской аромат геля и шампуня старшего. Приходить на кухню, в которой пахнет поджаренными оладьями и свежезаваренным крепким кофе Юнги. Пить свой апельсиновый сок и наблюдать за нахмуренным лицом напротив, упуская при этом половину рассказанного. Уходить на озеро, внимательно слушать наставления и тренироваться до последнего патрона, а потом либо заниматься с Чимином до ломоты в костях, либо нарезать круги по лесу, пока легкие не откажут. Если Чонгук возвращается в дом, а Юнги никуда не уехал и сидит в гостиной с книгой в руках, он всегда тихонько подсаживается к нему на диван и поджимает под себя ноги. Тогда старший включает фильмы, которые они смотрят вместе, и в такие вечера Чонгук засыпает совсем рано и почти не ворочается. Отрубается с мыслью, что это был хороший день. Спокойный и по-своему уютный. Чонгук улыбается, раздумывая о своей жизни здесь, и до него не сразу доходит, что что-то не так. Он слышит приближающийся рев мотора, но понимает, что это не Астон Мартин. Машина Юнги звучит совсем иначе — мягче, гармоничней. Чонгук так часто прислушивался к ее урчанию за окном, что запросто узнает этот звук из тысячи. Сейчас же он слышит, как следом за первым раздается звук еще нескольких машин, въезжающих во двор, и окончательно убеждается в своих подозрениях. Сердце начинает стучать чуть быстрее. Оно еще не понимает, в чем дело, но чувствует, что происходит нечто неправильное, странное. Опасное. Чонгук замирает за одним из кустарников с густой листвой и пытается выровнять дыхание. Он нервно придумывает этой ситуации объяснения, но ни одно из них ему не нравится. Дом совсем не видно за деревьями, и Чонгук, на всякий случай пригнувшись, пробирается ближе. Его наверняка тоже сложно заметить, но все же лучше соблюдать аккуратность. Он отодвигает листву, вглядывается в окна, бликующие из-за яркого солнечного света, и чувствует, как сердце пропускает удар. Сквозь высокое окно в гостиной можно разглядеть несколько темных силуэтов, точно не принадлежащих Юнги или Чимину. Паника накатывает липкой волной, заставляя сердце забиться быстрее уже в несколько раз. Чонгук отступает вглубь леса и пытается судорожно придумать, как ему быть. С Юнги никак не связаться, отпора с четырьмя патронами ему не дать. Однажды старший обронил, что с другой стороны лес обрывается, а за ним начинается небольшой поселок, и лучше всего сейчас пробраться туда и попытаться позвать на помощь. По крайней мере, переждать там будет безопаснее, чем в лесу. Но что, если вернется Юнги, и они схватят его? Что, если старший… Чонгук не успевает додумать мысль — его хватают поперек туловища и прижимают ладонь ко рту. Сошедшее с ума сердце подскакивает куда-то к горлу, он уже собирается начать кричать и вырываться, как слышит тихий голос, обжигающий горячим дыханием мочку уха: — Тише, это я, — знакомая хрипотца пускает по телу волну облегчения. Чонгук втягивает носом воздух и медленно кивает. — Я сейчас тебя отпущу, только не шуми. Ладонь пропадает со рта, хватка ослабевает, и Чонгук разворачивается, с облегчением узнавая перед собой Юнги. С души падает таких размеров камень, что он почти слышит его глухой стук о землю. Прежде, чем что-либо осознать, он хватает Юнги за руку, притягивает к себе и утыкается носом в чужую грудь. Его не обнимают в ответ, но чужого-родного свежего запаха с едва уловимыми древесными нотками становится достаточно, чтобы немного успокоиться. Чтобы ощутить себя в безопасности. Это длится ровно секунду, которая уходит на то, чтобы осознать происходящее, оторвать себя от чужой груди и смущенно отвести глаза. Чонгук поправляет растрепавшиеся волосы и заставляет себя посмотреть на Юнги. Тот так и стоит неподвижно и растерянно смотрит в ответ. — Как ты?… — Чонгуку неловко. Он бы с удовольствием провалился сейчас под землю, залег бы прямо под тот гигантский камень, упавший с души, но мысль о том, что всего в нескольких метрах находится враг, рыскающий по их дому, возвращает на землю. Юнги, кажется, тоже вспоминает об этом и мгновенно серьезнеет. — Я уже подъезжал к дому и увидел чужие машины. Пришлось сдавать назад и прятать малышку, меня вроде бы не заметили, — его голос звучит тихо и напряженно, у Чонгука мурашки по телу от всего происходящего, но распадаться на части не время. — Я пошел искать тебя, надеялся, что ты еще не успел вернуться с озера. — Юнги, как они нашли нас? — губы Чонгука дрожат, во взгляде по новой накатывающая паника, которой он с трудом не позволяет себе поддаться. — Неважно. Сейчас надо добраться до машины и тихо свалить, пока нас не заметили. Их слишком много, — чуть отодвигает листву, оглядывая дом, и тяжело вздыхает Юнги. — Надо идти. Он подталкивает Чонгука в спину и начинает двигаться вглубь леса, дугой обходя дом и близлежащие насаждения. Астон Мартин остался в нескольких сотнях метров от дома, добраться до него необходимо раньше, чем их отправятся искать. Вторую половину пути они преодолевают бегом и прыгают в салон машины почти на ходу. Старший сдает назад и резко выкручивает руль, выезжая на узкую лесную дорогу, когда в салоне раздается тихое: — Юнги. Ничего не понимающий, он кидает быстрый взгляд на зеркало заднего вида и чувствует, как холодеют внутренности. Не успели. Юнги резко бьет по газам, и машина с диким визгом срывается с места, разгоняясь до сотни всего за несколько секунд. Три машины — два черных Гелендвагена и серебристый Ленд Крузер — уже успевшие заметить уносящийся Астон Мартин, срываются следом. — Что нам делать? — Чонгук судорожно вцепился в ручку двери и теперь неотрывно следит в боковое зеркало за нагоняющими их автомобилями. Машина у Юнги резвая, но дороги в лесу разбиты в хлам, и разгоняться слишком сильно просто опасно. Любая яма, кочка или неудачно попавший под колеса камень, и это запросто может привести к аварии. Астон Мартин заточен под гладкие трассы и бешеную скорость, в отличие от догоняющих их джипов, которые пусть в разы тяжелее и медленнее, но идеальны для бездорожья. — Нам нужно выехать на трассу, там я оторвусь, — судорожно сжимает руль Юнги, пока ловко маневрирует, объезжая неровности. Он напряжен до предела и полностью сконцентрирован на дороге. — Мы не успеем добраться до трассы. Они догонят нас, — оборачивается Чонгук к старшему, который не отвечает, продолжая вглядываться в дорогу. Желваки на его лице играют, он выглядит до предела серьезным и опасным. Весь его вид кричит о том, что он сосредоточенно думает, как им выбраться из этого дерьма. Чонгук снова переводит взгляд на зеркало и тяжело вздыхает. Юнги не понравится его идея, ему и самому она не очень нравится, но выбора нет. Нужно хотя бы попытаться. Он выхватывает из-за пояса Беретту и открывает окно. Скорость бешеная, ветки деревьев почти задевают лицо, но Чонгук все равно высовывается в окно и пытается прицелиться. На такой скорости это почти невозможно. Он делает выстрел наобум и попадает в лобовое стекло Гелендвагена. Этого недостаточно. — Ты какого черта делаешь? — рявкает Юнги, коротко оборачиваясь на младшего. Сделать он больше ничего не может, руль отпускать никак нельзя. — Сядь на место! — Сбавь скорость! — кричит ему Чонгук, ныряя обратно в салон, потому что по ним, разумеется, открывают ответный огонь. — Я сказал, сядь и закрой окно! — рычит Юнги. Его грудь часто вздымается под тяжелым дыханием, а кожаная обивка руля под судорожно сжатыми пальцами разве что не скрипит. — Юнги, сбавь! — просит Чонгук и снова высовывается, когда выстрелы на мгновение замолкают. Палец жмет на курок. Выстрел. Пуля попадает в колесо. Второй черный Гелендваген резко тормозит в заносе и остается позади. Осталось два. Чонгук едва успевает вновь нырнуть внутрь, прежде чем целый град пуль обрушивается на Астон Мартин. Ветер врывается в салон сквозь открытое окно и ерошит волосы, пули свистят, частично пролетая мимо, частично врезаясь в капот, а из-за грохота металла закладывает уши. — Чонгук, твою мать! — кричит Юнги, меча яростные взгляды в сторону младшего. Тот прижимается затылком к подголовнику, пытается отдышаться, а в следующее мгновение снова высовывается в окно. Мимо. — Юнги, я прошу тебя, — Чонгуку сложно говорить, его грудная клетка вздымается часто-часто, а сердце бьется где-то в глотке, разгоняя по телу кровь вперемешку с адреналином. Он слышит его стук в ушах и изо всех сил пытается перекричать. — У меня остался один патрон. Пожалуйста, просто сбавь! Чертову! Скорость! Юнги резко бьет по тормозам. Недостаточно сильно, чтобы остановиться и позволить в себя врезаться, но в самый раз, чтобы автомобили сзади растерялись, а Чонгук успел высунуться в окно и прострелить переднее колесо серебристого Ленд Крузера. Внедорожник начинает резко оттормаживаться, водитель выкручивает руль, пытаясь взять контроль над управлением, но едущий чуть позади Гелендваген увернуться не успевает и врезается прямо ему в бок. Машины останавливаются, по инерции проезжая вперед еще несколько метров, а Юнги выжимает педаль газа и уносится вперед с визгом шин об асфальт. — Какого черта ты творишь? — он зол, его голос ниже обычного, а под тонкой кожей лица видно крепко сжатую челюсть. — Мы бы не оторвались, — выдыхает пытающийся унять дрожь в руках Чонгук. — Тебя могли задеть! — Юнги стучит ладонью по рулю, не в силах совладать со злостью. Страх за младшего накрыл его с головой, и сейчас не время придумывать этому оправдания. Ему было страшно. Этой своей безрассудной смелостью Чонгук напомнил ему Хосока. Это было опасно, чертовски опасно, но младший не послушался — полез под пули, словно не боялся ничего. — Не задели. Юнги, все хорошо, — оборачивается на него Чонгук и коротко улыбается. Ему и самому было страшно. Страшно не оторваться и быть схваченными, страшно, что их убьют. А сейчас на место страха приходит эйфория, заставляющая губы растягиваться в безумной улыбке. Это лишь временное последствие пережитого, совсем скоро осознание случившегося навалится горой и придавит к земле своей тяжестью, но сейчас ему хорошо. Он убирает Беретту в бардачок и откидывается на сиденье. Дрожь в теле постепенно утихает, но сердце все никак не вернется в спокойный ритм. После подобного трудно прийти в себя. — Черт бы тебя побрал, Чонгук, — уже спокойнее бросает Юнги. Его сердце тоже все никак не успокоится.

☬☬☬

Юнги тормозит у дома Чимина и выбирается из салона, разочарованно оглядывая изрешеченный пулями кузов Астона Мартина. Малышка пострадала не так сильно, как могла бы — даже стекла целы, но бампер, багажник и оба задних крыла под замену. По дороге они позвонили Намджуну и кратко описали ситуацию. Тот посоветовал ехать к Чимину, добираться до которого было ближе всего, но, если судить по припаркованным во дворе знакомым автомобилям, они все равно приехали последними. В лифте Чонгук нервно переминается с ноги на ногу, то и дело поправляет растрепанные ветром волосы и нервно одергивает футболку. За время дороги он успел испытать тысячу эмоций, а теперь застрял где-то между усталостью после пережитого стресса и нервозностью из-за предстоящей встречи с незнакомыми людьми. Юнги как молчал всю оставшуюся дорогу, так и молчит, изредка на него поглядывая. — Все в порядке, — сухо кидает он, уже нажимая на кнопку дверного звонка. — Я знаю. Просто… — Чонгук не успевает договорить. Дверь распахивает взволнованный Чимин, который сразу же хватает Юнги за плечи, внимательно оглядывает, а потом проделывает то же самое с Чонгуком. — Ты в порядке? — похлопывает его Чимин по плечу и улыбается, несмотря на явное беспокойство во взгляде. — Юнги хорошо поставил тебе руку, а? Чонгук, не способный сдержать ответной улыбки, кивает и проходит внутрь квартиры. Голоса людей, до этого накинувшихся на Юнги с расспросами, резко затихают. Все головы поворачиваются в его сторону. Юнги, стоящий к нему спиной, обращается к остальным: — Это Чонгук. Намджун, Чонгук уже знает его, подходит к нему, так и замершему в коридоре под всеми этими взглядами, и сдержанно улыбается. — И снова здравствуй, Чонгук, — его лицо выглядит серьезным и сдержанным, а взгляд кажется немного холодным, несмотря на то, что губы его растянуты в легкой улыбке. — Выходит, это ты спас вам обоим жизни? Чонгук сначала теряется, но быстро берет себя в руки и придает голосу всю уверенность, какую только может в себе найти. — Да, — кивает он. — Жалко только, не все это признают, — и мечет жгучий взгляд в сторону Юнги. Сзади раздается приглушенный смешок Чимина, а Намджун удивленно вскидывает брови, роняя свою непоколебимую маску, но уже в следующую секунду возвращает лицу спокойствие и сдержанность. — Ты хорошо справился, — легонько хлопает он Чонгука по плечу. Тот сдерживает порыв съежиться под этим прикосновением и поднимает глаза на двух других мужчин. Темноволосый, перехватив его взгляд, тепло и широко улыбается. — Привет. Я Джин. — Привет, — кивает в ответ Чонгук. У Джина мягкий голос и приятное лицо, хотя глаза кажутся по-странному грустными. Он рассматривает Чонгука очень внимательно, даже жадно, и взгляд его при этом так стремительно теплеет, что младшему становится совсем не по себе. Правда, второй мужчина, с огненно красными волосами и бесчисленными татуировками, покрывающими даже пальцы и шею, дискомфорт вызывает куда больший. То, с какой жгучей ненавистью он сверлит лицо Чонгука, заставляет сжаться и сделать шаг назад. — Здравствуйте, — выдавливает он из себя, скорее из вежливости, чем из реального желания поздороваться. Красноволосый в ответ только закатывает глаза и отворачивается. — Пойдемте на кухню, нам, вроде как, есть, что обсудить, — встревает Юнги, явно заметивший эти переглядывания. — Чонгук, останься пока в гостиной. — Туалет слева по коридору. Ты, кстати, не голодный? — обращается к нему Чимин, задержавшись в проходе. Чонгук качает головой и усаживается на диван, наконец позволяя себе немного расслабиться. Он не ел со вчерашнего дня, но мысль о еде вызывает лишь тошноту.

☬☬☬

— Они нашли вас быстрее, чем я ожидал, — вздыхает Намджун после подробного рассказа, прикладываясь к виски, который Чимин ему единственному налил прямо в кофейную кружку, а не в стакан. — Мне все еще не совсем понятно как, — выгибает бровь Джин, все это время стоящий прислонившись спиной к раковине. — Просто, — пожимает плечами Намджун. — Пробили соседей Чонгука, нашли Юнги. А там уже не так сложно сложить два плюс два и выяснить, где они могут прятаться. — Вопрос только, где нам прятаться дальше, — устало забирается пальцами в волосы Юнги, массируя кожу головы. — Ты можешь избавиться от мальчишки и вернуться к себе. Всем станет проще, — язвительно кидает Тэхен. — Не придется возиться с маленьким ублюдком людей Квансу. Юнги сжимает кулаки и уже готовится к тому, чтобы развернуться и впечатать младшего в стену, но их прерывает недовольный голос Намджуна. — Ты знаешь, что это не вариант, Тэхен. Лучше помолчи, если не можешь предложить ничего толкового. Тот сначала открывает рот, чтобы возразить, но вовремя передумывает и только недовольно фыркает в ответ. — Вы можете остаться у меня, пока ищите квартиру. Тут тесновато, но у меня в доме хорошая охрана, — подает голос Чимин. Намджун еле сдерживается, чтобы не обернуться на него. Хочется, но смотреть сил нет. Воздух вокруг них и так чуть ли не искрит. — Приставим еще людей, не помешает, — вместо этого, чуть прокашлявшись предлагает он. — Теперь они точно знают, что мы причастны, нужно быть осторожными. Нам пока рано выступать и развязывать войну. — Ладно, — бросает Юнги и вливает в себя виски, недовольно поджимая губы. И дело не в приторном вкусе напитка, который привык пить младший, а в том, что эти “нам еще рано” Намджуна уже не лезут в глотку. — Я уйду на диван, а вы можете занять спальню, — улыбается Чимин, уже представляя, как Юнги будет спать на полу на белье в цветочек. Он ему такое специально купит, просто из вредности. Тот в ответ ничего не говорит, только вздыхает тяжело и опрокидывает в себя стакан до дна. — Что с тачкой? — интересуется чуть успокоившийся Тэхен. — Весь зад под замену, — вздыхает Юнги и тянется за новой порцией алкоголя. Повреждения на малышке пережить труднее, чем даже собственные. — Говно, — ругается Тэхен, сочувствующе поджимая губы. — Ладно, пригоняй. Займусь. — Значит, решили, — отрывается от раковины и направляется к выходу. — У нас вечером поставка новых винтовок, так что я пойду, если на этом все. Тэхен? Тот кивает и поднимается вслед за старшим. Они оба скрываются в коридоре, о чем-то тихо переговариваясь. Юнги отставляет опустевший стакан и устало проводит ладонью по лицу. — Я заеду к тебе позже, — обращается он к Намджуну, а затем поворачивается к младшему. — Спасибо, Чимин. Надеюсь, мы недолго будем тебя стеснять, — и, не дожидаясь ответа, выходит. Чимин подрывается вслед за ним, но уже в дверях его останавливает напряженный, вмиг похолодевший в тоне голос. — Я звонил тебе, — эта фраза прилетает в спину словно пуля. Чимин, мысленно выковырнув ее, медленно вздыхает и оборачивается. — А я не хотел отвечать, — безразлично пожимает он плечами, хотя ни черта ему не безразлично. Сидел потом весь вечер и ждал еще звонка, на который сотню раз пообещал себе ответить. Правда, так и не дождался. — Это непрофессионально, Чимин, — мечет в него недовольный взгляд Намджун. — Мне нужно было, чтобы ты выполнил задание, а ты не ответил. Как я могу полагаться на тебя? Чимин изнутри крошится, но и эту атаку внешней броней отбивает. Он уговаривает себя вообще промолчать, но сам себе проигрывает. — Если тебе нужно было, чтобы я выполнил задание, ты бы позвонил еще раз, — в голосе Чимина сквозит яд. Он словно хищник приближается к старшему мелкими плавными шагами и изо всех сил старается уколоть острым взглядом. — Если бы тебе от меня было хоть что-то нужно, ты бы позвонил еще раз. Разве нет, Намджун? Тот не отвечает, но и взгляда не отводит. Сказать нечего, потому что младший прав, только вот сил вину признать нет. Ни на что сил нет, кроме как смотреть на эти губы, брызжущие ядом, и пытаться не задохнуться. — Молчишь? — продолжает Чимин, все наступая. — Вот и молчи, если тебе нечего мне сказать. Хочешь дать задание — пиши смс, — хмыкает. Он уже совсем рядом со старшим. Нагибается к нему, придвигается вплотную, нос к носу, глаза в глаза, и в тех, что напротив, видит, как костры вспыхивают, но сам держится. Только приоткрывает пересохшие губы и ядовито выдыхает в чужие, едва распахнутые, обжигая горячим дыханием: — А теперь вон из моего дома и не смей меня больше в чем-то упрекать. Мы дадим тебе знать, если что-то появится. А потом резко отодвигается и быстрым шагом выходит из кухни. Намджун стискивает зубы и прикрывает глаза, медленно выдыхая через нос. Чужое горячее дыхание все еще чувствуется на плотно сомкнутых губах.

☬☬☬

— Эй, — Юнги окликает Чонгука, который неподвижно сидит на диване и бездумно сверлит взглядом стену напротив. — Чимин сказал, что мы можем остаться у него. Тот поднимает глаза и чуть заторможено кивает. Юнги хмурится. Он уже видел на лице Чонгука подобное выражение и догадывается, что оно означает. — Чимин уступил нам спальню, так что ты можешь занять кровать, а я постелю себе на полу. — Хорошо, — снова кивает Чонгук, и уголки его губ едва заметно ползут вверх. Пальцы нервно перебирают подол футболки, а ресницы заметно подрагивают, отбрасывая тени на бледные щеки. Внутри младшего очередная война, и, судя по всему, он безбожно в ней проигрывает. Юнги тяжело вздыхает и подсаживается на диван. Не слишком близко, так, чтобы не коснуться случайно, но достаточно, чтобы иметь возможность говорить тихо. — Послушай, — начинает он, но замолкает на секунду, подбирая правильные слова. — Ты отлично справился и на самом деле спас нам жизни. Я не хотел кричать на тебя, но ты повел себя так безрассудно, так легко подверг свою жизнь риску, что я… испугался. Чонгук едва заметно вздрагивает из-за этих слов, но виду не подает, продолжает молча разглядывать светлый ковер, путаясь в собственных мыслях. — Я благодарен тебе, но просто… будь осторожнее, ладно? Не нужно подвергать свою жизнь опасности, — хлопает Юнги себя по коленям и поднимается на ноги. — Мне нужно отъехать ненадолго, ты пока располагайся. И попроси Чимина тебя покормить — его еда ужасная, но хоть сейчас на страницы инстаграма. Одни салаты и вареные куриные грудки, — усмехается он и уже разворачивается, чтобы уйти, но не успевает. Чужие горячие пальцы хватают его за руку и крепко сжимают, прося остановиться. Юнги оборачивается, растерянно смотрит на младшего, а затем опускает взгляд на свою ладонь, которую обжигает чужое прикосновение. — Будь осторожен, — поднимает голову Чонгук, наконец осмысленно вглядываясь в чужие глаза. Юнги кивает и в знак согласия мимолетно сжимает в ответ такие горячие, почему-то дрожащие чужие пальцы. Так и не разрывая зрительного контакта, Чонгук ослабляет хватку и отпускает руку. Старший снова растерянно смотрит на свою ладонь, а после отворачивается и выходит прочь.

☬☬☬

Уже успевший перегнать машину в мастерскую к Тэхену и доехавший до офиса Намджуна на такси, Юнги распахивает дверь кабинета и застает друга сидящим за столом со стаканом в руке. — Ну что, как расположились? — интересуется Намджун, когда старший, плеснув себе виски, усаживается на диван. — Нормально. Я почти сразу уехал, мотался по городу, отвез машину к Тэхену, — пожимает плечами Юнги. — Он сильно против этого мальчишки, — хмыкает Намджун, внимательно наблюдая за другом. — Тэхен заебал, — раздражается Юнги. — Кидается как бешеный пес. — Его можно понять, разве нет? — вопросительно выгибает бровь Намджун. — Он сын людей Квансу. Тебе ли не знать, как сильно Тэхен переживал смерть Хосока. А ты, кажется, поостыл, пока возился с ребенком? Юнги закатывает глаза и со вздохом откидывается на спинку дивана. Он полностью доверяет Намджуну и считает близким другом, но его психологические игры порой невыносимо раздражают. На Юнги они не действуют, но надоесть успевают. — Нет, Намджун, я не остыл и не передумал. Как раз пришел к тебе узнать, как надолго это “мы еще не готовы, нам еще рано воевать” собирается затянуться? Я устал ждать, — он отставляет стакан на стеклянный столик и с вызовом смотрит другу в глаза. Намджун хмыкает, принимаясь легонько раскручиваться в кресле из стороны в сторону. — Я не знаю. Недели? Месяцы? Больше? Я не знаю. Мы сейчас правда слишком слабы, чтобы пытаться реализовать наш план, — пожимает он плечами. Юнги хмурится, ожидая разъяснений. — Я хочу не просто отомстить. Я хочу полностью отобрать у Квансу бизнес, хочу забрать себе всех его партнеров, все связи. Я хочу все, — продолжает Намджун. — И дело уже даже не в мести. Квансу — редкостный ублюдок, который не знает понятия чести и профессионализма. Он силен, это факт, но он слишком обнаглел, почувствовал силу и теперь думает, что может все. Из-за него творится настоящий хаос, Юнги, и мы не единственные, кому он мешает. Его давно пора убрать. — Нам придется долго набираться сил, чтобы осуществить то, что ты хочешь, — злится Юнги, который этими разговорами о бизнесе и амбициях сыт по горло. Его интересует только месть за Хосока. — Именно поэтому мы так усердно работаем, — спокойно кивает Намджун, не поддаваясь эмоциям друга. — Нам удалось перетянуть многих на нашу сторону, мы в два раза увеличили обороты, заключили новые контракты. Но пока этого недостаточно, даже несмотря на то, что у Квансу сейчас тоже все не очень гладко. — О чем ты? — не понимает Юнги. — Мы думали, он залег на дно, чтобы переждать. Ты же знаешь, какой хаос поднялся после той сделки. Слухи о том, что Квансу крыса, ходили давно, многим эта ситуация не понравилась, хотя и тех, кто встал на его сторону, тоже оказалось достаточно. Вспыхнули войны, люди расторгли договоренности из опасения оказаться в таком же, как и мы, положении, — терпеливо поясняет Намджун, изучая взглядом янтарную жидкость в стакане. — Но недавно я узнал, что у Квансу, оказывается, тоже не все в порядке. Его кто-то крупно подставил, кто-то свой. Теперь у него проблемы со всех сторон. Он не прохлаждается после учиненного хаоса, Юнги, он прячется, чтобы навести у себя порядок. — Пока внутри беспорядок, действовать опасно. Никому нельзя доверять — не знаешь, откуда и в какой момент тебе может прилететь нож в спину, — задумчиво рассуждает Юнги. — И Квансу это как никто понимает. Поэтому у нас есть все шансы убрать его, — улыбается Намджун. — Если мы успеем собрать достаточно сил и воспользуемся нашей маленькой хитростью, сможем избавиться от ублюдка раз и навсегда. — Как ты собираешься воспользоваться Чонгуком? — вмиг напрягается Юнги. С каждым днем мысли об их планах на младшего беспокоят его все больше. — В этом и состоит наша хитрость, — поднимает серьезный взгляд уловивший напряжение в голосе друга Намджун. — Когда будем полностью готовы, дадим Квансу знать, что Чонгук у нас. Подыграем, предложим сделку: жизнь мальчишки взамен на возобновление наших отношений. Убедим, что нуждаемся в его товаре, — усмехается он. — Этот кретин купится. — Ты же не собираешься действительно отдавать ему Чонгука, — больше утверждает, чем спрашивает Юнги. Он подобный вариант даже не рассматривает. — В мои планы это не входит, но взять его с собой придется. Квансу туповат, но даже его не так легко наебать. Нам его не выманить, если не покажем мальчишку, — прищуривается Намджун. В черных глазах напротив он не без удивления отмечает зарождающееся беспокойство. — Его могут задеть, — начинает заводиться Юнги. — Могут. Как и всех нас, — медленно проговаривает Намджун, и в его взгляде вспыхивает явное недовольство. — Я понимаю, Юнги, что ты, возможно, привязался к мальчишке, но мы не можем не воспользоваться этим шансом. Я могу только пообещать, что его сразу уведут. Юнги отводит взгляд и принимается рассеянно бегать глазами по кабинету друга. Сердце в его груди беспокойно колотится, подгоняемое мыслями о том, что Чонгуку может грозить опасность. Он прекрасно понимает Намджуна и осознает, что иного выбора нет, но как заставить себя не беспокоиться? Его раздражает это чувство. Раздражает, что внезапно жизнь Чонгука стала ему небезразлична. Что он вообще допускает мысль о том, чтобы поставить его безопасность выше возмездия, план которого несколько долгих месяцев тщательно вынашивает и лелеет в своей груди. Но о слова Намджуна любой здравый смысл разбивается словно волны о высокие скалы. Чонгук не должен пострадать, он к происходящему непричастен. Юнги другу больше ни слова не говорит, опасается закончить конфликтом. Он с громким стуком ставит так и нетронутый стакан на столик и молча выходит из кабинета. Звук хлопнувшей двери отражается о голые стены, кажется слишком оглушающим в повисшей тишине, чересчур эмоциональным для Юнги. Намджун хмыкает, откидывается в кресле и с наслаждением отпивает виски, который раскрывается на языке изысканным дубовым послевкусием двадцатипятилетнего Макаллана.

☬☬☬

— Эй, — Чимин тихонько заглядывает в спальню и находит Чонгука на подоконнике, внимательно следящим за переполненными машинами и людьми улицами города. — Ты весь день не выходишь. — Да мне как-то не хочется глаза тебе мозолить, — спрыгивает с подоконника и неловко улыбается тот. — Тебя что, Юнги в спальне запирал? Такой пугливый, — удивленно смеется Чимин. — Нет, — спешит возразить Чонгук, чуть подаваясь вперед, но тут же в смущении одергивая себя. — Нет, — повторяет он уже чуть мягче. — Юнги давал мне полную свободу действий. Просто… — Что такое? — непонимающе хмурится Чимин. — Просто чувствую себя обузой, — со вздохом признается Чонгук. — Юнги со мной приходится возиться, теперь тебе. Не хочу быть обязанным. — Если так посудить, Юнги ты уже отплатил тем, что с полупустым магазином сбросил хвост из трех машин, — усмехается старший. — А мне с вами веселее. Чимин мысленно возвращается к Намджуну, и сердце его непроизвольно сжимается. После разговора на кухне старший просто молча ушел, лишь дверью хлопнул напоследок. Хотя, он его сам об этом попросил — не глупо ли теперь расстраиваться? — Просто чувствуй себя как дома и не стесняйся просить, если что-то понадобится, — добавляет Чимин, с трудом отмахиваясь от не оставляющих в покое мыслей. Он уже собирается выйти, чтобы оставить Чонгука в покое, дать ему время прийти в себя и привыкнуть к новой обстановке, как его окликает тихий голос. — Хен, — Чимин оборачивается. Чонгук смущенно переминается с ноги на ногу, будто не решается попросить. — У тебя есть какие-нибудь книги? Все мои вещи остались в доме, так что… — Нет, книг у меня нет, — на лице Чимина вдруг расцветает улыбка. — Но есть кое-что не менее увлекательное.

☬☬☬

Чимин не соврал. У Чонгука никогда не было приставки, его слабенький ноутбук едва тянул стандартные программы, не говоря про игры, поэтому навороченная Плейстейшн старшего оказывается для него целым открытием. Поначалу его не привыкшие к геймпаду пальцы то и дело жали не на те кнопки, пока они с Чимином разминались, играя в Мортал Комбат. Зато спустя час или два Чонгук уже ловко надирал старшему зад в Гран Туризмо в трех заездах из пяти. Он оказался хорош в играх, Чимин, всегда предпочитавший победе качественную схватку, даже проигрывал ему с удовольствием. Увлекшись, они почти полдня убили на игры. Чимин едва мог сдержать улыбку, глядя на то, как горели в восторге глаза Чонгука и как заливисто он смеялся, в очередной раз приходя к финишу первым. Про себя он даже отметил, что младший смахивает на кролика с этими своими чуть выдающимися вперед большими зубками и вечно взлохмаченными волосами, в которые постоянно забирается, переняв, кажется, эту привычку у Юнги. Наблюдая за ним, Чимин также не мог не задуматься об их взаимоотношениях со старшим. Юнги отнекивается, в штыки воспринимает любые намеки, но то, что он заботится о Чонгуке, и без того очевидно. И дело не только в том, что Юнги охраняет его как своего пленника, обеспечивает ему безопасность и должный уход. Это прослеживается в мелочах, настолько ничтожных и едва уловимых, что человек, не обладающий проницательностью Чимина, это вряд ли заметит. Это чувствуется в тоне голоса, который внезапно едва заметно смягчается, стоит Юнги заговорить о Чонгуке. В коротких обеспокоенных взглядах, которые он то и дело кидает на младшего, чтобы убедиться, что тот в порядке. В том, что сам взялся обучать его стрельбе и даже привлек к тренировкам Чимина. Юнги может оправдывать это чем угодно, но его поступки говорят сами за себя. И то, как сам Чонгук относится к старшему, тоже говорит о многом. Чимин, пока они играли, между делом задавал интересующие его вопросы. Во время совместных тренировок было не до разговоров, а здесь мальчишка легко и открыто делился своими мыслями, расслабленный приятной атмосферой и чужим дружелюбием. И в каждой его фразе, в каждом слове сквозила какая-то непоколебимая уверенность в Юнги. Чонгук, прекрасно осознавая, что находится здесь в качестве пленника, и лишь потому что нужен им в личных целях, ни разу не дал понять, что не доверяет старшему. Он чувствует себя с ним в безопасности и этим утром спасал не только свою жизнь. Чонгук доверяет Юнги, а тот это доверие чувствует и старается не предавать. И Чимин бы даже проникся нежными чувствами к их отношениям, если бы они не напоминали ему еще одни. Те, что закончились весьма плачевно: оставили одного с дырой в груди, а другого отправили на тот свет. Но, в конечном итоге, это не его дело. — Юнги сказал, ты любишь здоровую пищу… — после очередной гонки подает голос Чонгук, вырывая старшего из паутины собственных мыслей. — Может, закажем пиццу? Чимин смеется, но отказать не может. К моменту возвращения Юнги младший уже давно отправлен спать, а сам Чимин на кухне разбирается с бумагами, которые ближе к вечеру ему привез Тэхен. Он даже подниматься в квартиру отказался, аргументируя тем, что видеть мальчишку не желает. Чимину пришлось спускаться вниз и забирать документы самому. Юнги тихо открывает входную дверь и проскальзывает внутрь, стараясь не разбудить уже наверняка уснувших парней. Заметив свет на кухне, он чуть расслабляется и заходит поздороваться. — Уже второй час, почему не спишь? — интересуется он у младшего, кидая короткий взгляд на циферблат часов на запястье. — Да вот, работенки подкинули, — хмыкает и поправляет на переносице очки Чимин. — Ты же знаешь Намджуна, с документооборотом он не дружит. Юнги издает тихий шипящий звук, отдаленно напоминающий смешок, и прислоняется к косяку двери. В его взгляде усталость и обеспокоенность, которая в итоге выливается в один короткий вопрос: — Как вы тут? Чимин пожимает плечами, снимает очки и поднимает на старшего покрасневшие из-за долгого вглядывания в мелкие буквы глаза. — Хорошо, — коротко улыбается он, улавливая, как расслабляется Юнги от этих слов. — Играли весь день, твой пиздюк надрал мне задницу в гонках, а я в отместку накормил его жирной пиццей. — Развлекались, значит? — в удивлении вскидывает брови и не может сдержать уже полноценного смешка Юнги. — Еще как, — с улыбкой кивает Чимин, а затем вновь натягивает очки и возвращает внимание бумагам. — Чонгук уже спит, я и тебе постелил там на полу. И, да, другого белья у меня не было. Честно-честно. Юнги непонимающе хмурит брови, но, так и не дождавшись разъяснений, оставляет друга работать и уходит. Правда, одного беглого взгляда ему хватает, чтобы найти ответы на свои вопросы. Чимин постелил ему розовое белье в мелкий цветочек, а заодно уложил рядом с подушкой маленькую плюшевую игрушку Хеллоу Китти. Растерявшийся Юнги сначала недовольно фыркает, но в итоге все равно не может сдержать улыбки. Чимин как маленький, ей-богу. Наверняка еще и Чонгука втянул. Взгляд непроизвольно падает на соседнюю кровать, где, отвернувшись спиной и закутавшись в одеяло так, что торчит одна только макушка, мерно посапывает младший. Юнги давит в груди снова зародившееся после разговора с Намджуном беспокойство и заставляет себя отвернуться. Он старается раздеваться как можно тише, неосознанно прислушивается к чужому дыханию, но все равно вздрагивает, когда из кокона одеял доносится тихий голос. — Где ты так долго был? — Чонгук не оборачивается, даже не двигается, и Юнги на секунду кажется, что ему послышалось. — Я волновался. Больше нет смысла пытаться быть бесшумным. Чонгук молчит, но нет ни единого шанса, что он снова уснул или просто говорил во сне. Юнги по-быстрому переодевается и тяжело вздыхает. Сложно. — Я принес тебе кое-что. Чонгук начинает ворочаться, с трудом выпутывается из одеяла и усаживается на кровати. В комнате темно. Из освещения только полная луна, затянутая свинцовыми тучами. Но даже так Чонгук смущается бледности чужой кожи, почти не скрытой тонкой футболкой и короткими шортами. — Что это? — поднимает он глаза, принимая увесистую белую коробочку из рук старшего. — Телефон, — коротко бросает Юнги и принимается складывать вещи. — Там уже есть сим-карта, она зашифрована, так что это безопасно. Мой номер тоже уже записан. Чонгук в растерянности разглядывает спину старшего и не знает, что ответить. Он мнет коробку в руках, неуверенный, что с ней делать и как вообще себя вести. В конце концов, так и не открытая, та оказывается на тумбочке у кровати. — Спасибо, — снова зарывается он в одеяла и еще долго прислушивается к тому, как ворочается пытающийся устроиться на жестком полу Юнги. Молчание повисает в комнате тяжелым полотном, впервые неуместным и почти осязаемым. Минуты тянутся словно капроновые нити, которые одну за одной вытягивают из этого полотна до тех пор, пока последняя из них, до предела натянутая, не рвется. — Юнги, — зовет Чонгук. Тот не отвечает, но тяжелый вздох выдает, что он не спит. — Я, если честно, испугался сегодня утром. Тиканье настенных часов безбожно отстает от в унисон зачастившего пульса. — Ты сказал, что я поступил безрассудно и неосторожно. Наверное, я напомнил тебе твоего друга. Каждое едва слышно произнесенное слово в тишине звучит громче звона утреннего колокола. — Но на самом деле мне и самому было страшно, — шепчет Чонгук, которому сейчас, вообще-то, намного страшнее. — Просто я не хотел, чтобы нас догнали. Я так привык к тому, что был в безопасности в том доме. С нашими уроками стрельбы, с тренировками. С тобой, — пересохшее горло вдруг отказывается выпускать слова наружу, но он упорно выталкивает их из себя. — И это ощущение, будто я не могу решать сам, будто я ничего не могу... Я не хотел, чтобы оно вернулось. Чонгук переводит дыхание, пытаясь успокоить сердце, которое вот-вот выпрыгнет из груди. За его стуком он даже не слышит чужого неровного дыхания, но ему так важно сейчас рассказать Юнги то, о чем он думал весь день. Чтобы тот понял, чтобы не считал, что Чонгук поступает так же, как когда-то поступал его друг. Он не безрассудный. — Мне правда было страшно, Юнги, они стреляли прямо в меня, мои руки дрожали так, что, думал, выроню пистолет, — выпускает Чонгук нервный смешок. — Но больше этого я боялся только, что нас догонят. Я хотел помочь тебе, сделать то, что ты не раз уже делал для меня. Знаю, ты всего этого не хотел, да и я тоже, знаешь, не очень счастлив находиться в плену, но... Но я просто пытался нас спасти. Тихие слова все еще звучат в комнате, эхом отражаются о стены и оседают где-то глубоко под ребрами. Там, где часто-часто бьется вдруг ставшее неспокойным, небезразличным сердце. Где в пустоте, которую Юнги сам ладонями в стороны растягивал, чтобы шире, необъятней, вдруг становится так по́лно. Там, где по периметру он утрамбовывал все живое и пеплом засыпал, лишь бы только не прорастало ничего кроме колючих шипов, вдруг пробивается росток. Маленький, беззащитный, совсем неуместный. Юнги бы его голыми руками выкорчевать, землю бензином залить и поджечь, только вот на него и дышать боязно, но с ним же наконец и полной грудью впервые дышится. Юнги хочется промолчать и сделать вид, что уснул. Но как тут промолчишь, когда даже в беззвездной ночи видно, как на дне темных глаз напротив яркие огоньки разгораются. — Бояться — это нормально, — спустя минуты отзывается он тихим хриплым голосом. — Зачастую страх сводит нас с ума, подталкивает к безумным, опрометчивым поступкам. Но он же нас отрезвляет, заставляет задуматься. Думаю, главное — не повиноваться ему. Не избегать, но уметь обращать себе на пользу. Чонгук плотнее кутается в одеяло и подтягивает к себе ноги, словно пытается сжаться в комочек. Хрипотца в голосе старшего, его слова пробираются под кожу, заставляют ежиться и покрываться мурашками. Юнги весь такой. Он просто не может пройти мимо, не задев, не коснувшись. Он так запросто просачивается внутрь, порой, наверное, и сам того не замечая. Может быть, оттого он и прячется за своим равнодушием, потому что если не будет — раскрошится весь под напором того, что каждый у себя в груди вынашивает. Только вот с Чонгуком у него так не получается. Чонгук сам словно весенний ветер в приоткрытое окно врывается, сам оседает повсюду пыльцой и свежими листьями. И попробуй скажи, что в легкие этот ветерок не забивается. Попробуй сделай вид, что тебя не касается. — Чонгук, тебе не стоит бояться. Ты не беззащитен. Утром ты это снова доказал. Ты можешь больше, чем думаешь, — переворачивается на бок Юнги, сквозь темноту вглядываясь в лицо напротив. Чужих глаз совсем не видно, но он знает — младший так же слепо смотрит на него в ответ и цепко хватается за каждое слово. — А там, где не справляешься сам, всегда обязательно успеваю я. Он говорит, а у самого слова глотку жгут. Обещает младшему спину прикрывать, а сам часами ранее обсуждал, как его врагу словно вещь продавать будет. Юнги с первого дня убеждал себя, что ему все равно, что это всего лишь работа, способ достижения цели, которой он вот уже больше полугода живет. Только месть совсем безвкусной теперь кажется, когда знаешь, за какую цену ее покупаешь. — Юнги, — тихо зовет Чонгук. — На полу неудобно. Кровать большая, ты мог бы перебраться сюда и поспать спокойно. Я имею в виду, это было бы честно. Юнги слепо моргает, вглядываясь в темноту. Он пытается разглядеть лицо Чонгука, пытается найти правильные слова, но кроме тихого дыхания и бледного отблеска луны в разметавшихся по подушке темных волосах ничего не находит. — Мне… Мне правда так будет спокойнее, — голос Чонгука совсем приглушенный, еле слышный. Ему каждое слово произносить — с собой бороться. Но победа в этой маленькой войне кажется ему сейчас жизненно необходимой. — Пожалуйста. Юнги растерянно открывает рот и все пытается ухватиться за ускользающие сквозь пальцы оправдания, каждое из которых в итоге разбивается о тихое Чонгуково “пожалуйста”. Он неровно вздыхает и выдумывает тысячу объяснений тому, что в итоге откидывает одеяло и поднимается с пола. Все еще пытается ухватиться за миллион разных “нет”, которые сам себе выкрикивает, укладываясь на край кровати рядом с отползшим к стене Чонгуком. Но каждое из них намертво замолкает, оглушенное тихим: — Спокойной ночи, Юнги. Он накрывается легким одеялом, отодвигается на самый край постели и так же тихо, в надежде, что совсем не слышно, отвечает: — Спокойной ночи. Спи. Только вряд ли ему самому в эту беззвездную, полную молчаливых откровений и окончательно обрушенных границ ночь удастся хоть на секунду заснуть.