☬☬☬
— Тебе не стоит волноваться, — отрывается от дороги Джин и оборачивается к Чонгуку с мягкой улыбкой. Тот, слишком погруженный в собственные мысли или их отсутствие, реагирует не сразу, заторможенно поворачивает голову лишь спустя несколько секунд. — Я говорю, что ты в безопасности, Чонгук. Что бы ни случилось, ты уйдешь оттуда целым и невредимым. Даю слово. В ответ на неуверенный кивок Джин коротко улыбается и тянется за сигаретой, а после секундной заминки протягивает пачку и Чонгуку. Тот немного смущается, уже успевший осмыслить свой бездумный и наглый поступок в квартире, но сигарету все же берет. — И давно ты? — прикуривает Джин им обоим. — Какое-то время, — бормочет Чонгук, закашливаясь из-за непривычного вкуса чужих ментоловых сигарет. Ему больше нравится табак Юнги — крепкий и терпкий, оседающий горечью на языке и жжением в легких. Почти как и поцелуи старшего, такие чувственные, но не обещающие ничего. — Могу я спросить? Джин коротко кивает, выдыхая дым через нос. Какое-то время он не смотрит на Чонгука, отвлеченный на дорогу, но после оборачивается с вопросом во взгляде. — Чего Намджун хочет? — тихо спрашивает тот. — Что у него в планах, я имею в виду. Для чего эта встреча? Ответом служит тяжелый вздох. Джин поджимает губы и вновь на какое-то время концентрируется на педалях и мигающем светофоре. — Ты знаешь, Квансу повинен в смерти нашего друга, но дело не только в этом, — после недолгого молчания отвечает он, и в его голосе слышится сожаление. — То, чем мы занимаемся, совсем не безопасно. Угроза идет не только снаружи, но и изнутри. Мы все плотно связаны между собой, и когда такие люди, как Квансу, слетают с катушек и начинают совершать бессмысленные ошибки, в итоге опасности подвергаются все. Тогда этих людей приходится останавливать. Чонгук в ответ лишь тихо хмыкает, а Джин закусывает губу и старается не зажмуриться. Он и сам не до конца верит своим словам, сам не до конца уверен, что дело только в Хосоке и опасности для их группировки. Возможно, основное, что движет Намджуном, заключается совсем в другом. — Тогда зачем вам нужен я? — вновь хмыкает Чонгук, хотя звучит он слишком неуверенно и напряженно, словно в действительности не хочет этого знать. Ответ занимает у Джина так много времени, что младший начинает думать, будто он его уже не услышит. — Ты нужен не нам. Ему, — наконец отзывается тот. — Он хочет заполучить тебя, поэтому мы и едем сейчас туда, — Джин виновато вздыхает. — Прости. Как только он убедится, что мы его не обманули, тебя сразу уведут. Джин закусывает губу, с трудом заставляя себя промолчать о том, что это делается против воли Юнги. Он почти уверен, что Чонгук не попросит вернуть его домой, и что он без тени сомнения сам бы ринулся на встречу, если бы изначально понял причину необходимости своего присутствия. Но если бы об этом узнал Юнги, он бы его ни за что не отпустил. — Зачем я нужен Квансу? Почему он так одержим мыслью прикончить мою семью, а теперь и меня, или что он там собирается со мной делать? Черт, мы даже не встречались ни разу! Чонгук нервно сглатывает и замолкает, вспоминая пронизывающий взгляд темных глаз, за который успел зацепиться прежде, чем закрылись двери лифта. Они с Квансу все же виделись однажды, но лишь после того, как от руки этого человека погибли его родители. И Чонгук все еще не имеет понятия, почему это случилось. Джин молчит слишком долго. Так долго, что Чонгук вздыхает, давая понять, что он больше не ждет ответа, который на этот раз уж точно не получит. — Просто, — спустя несколько минут тихо роняет Джин и виновато отводит взгляд, — думай о том, что скоро все закончится и тебе больше не придется об этом беспокоиться. Чонгук не отвечает, и они оба замолкают, погружаются в тишину, которая совсем не кажется приятной или успокаивающей. Эта тишина плотной тягучей смолой ложится на их кожу, сдавливает и душит, будто пытается заставить их произнести то, что осталось невысказанным. — Это должен сделать я. Эти слова действуют словно спичка, брошенная в бочку со все той же смолой и заставляющая ее мгновенно вспыхнуть и загореться. Джин вздрагивает и с едва скрытой растерянностью во взгляде оборачивается на Чонгука. Он слишком резко останавливается перед шлагбаумом у железной дороги, и на мокром асфальте остаются следы от шин. Несколько секунд уходит у него на то, чтобы подобрать слова и начать что-то бормотать, но Чонгук почти мгновенно его обрывает. — Я должен убить Квансу, — он говорит твердо, несмотря на то, что его голос дрожит. — Это мое право. — Ты не должен, Чонгук, — непонимающе хмурится Джин, сжимая пальцами его напряженное плечо. — Это слишком опасно. Тебя уведут, как только все начнется. Ты не должен этого делать, послушай… — Это мое право, хен, — безэмоционально повторяет Чонгук. — Я хочу покончить с ним, и я хочу сделать это сам, — он отворачивается к окну и всем своим видом показывает, что на этот раз больше не собирается произносить ни слова. Джин медленно, словно неверяще убирает руку с чужого плеча, укладывает ее обратно на руль и сжимает черную кожу до противного скрипа. Порш трогается и неспешно пересекает железнодорожные пути, чтобы оставить черту города позади. Джин надавливает на педаль сильнее, сворачивая на дорогу, ведущую к пригородным складам, и с трудом сглатывает вязкую слюну. Сердце в его груди бьется через раз.☬☬☬
Гроза не прекращается, только лишь усиливается, то и дело окрашивая ночное небо яркими вспышками и сотрясая воздух раскатами грома. Чонгук посильнее натягивает капюшон толстовки на лицо и прячет покрасневшие от холода руки в карманы куртки. Он бездумно оглядывает пространство перед заброшенным складом, у которого все столпились — пустынное поле с рядом ветхих хозяйственных построек и десятки тонированных автомобилей, оставленных у дороги — когда чья-то ладонь осторожно хлопает его по спине. — Эй, — Чимин не убирает руку и улыбается так тепло, что Чонгук просто не может сдержать ответной улыбки, пусть короткой и вымученной. — Юнги еще не приехал? Чонгук оборачивается на переговаривающихся в окружении нескольких человек Джина с Намджуном, к которым из остановившейся машины неспешно направляется Тэхен, и после секундной заминки качает головой. Что, если Юнги не приедет? — Намджун вкратце рассказал мне, что происходит, — вздыхает Чимин, и его ладонь замирает на чужой спине. — Тут повсюду наши люди, они контролируют каждый сантиметр территории и ловят любой неверный вздох. Мы позаботимся о тебе, Чонгук, но все равно будь, пожалуйста, осторожен. — Чонгук, — низкий голос окликает его прежде, чем он успевает ответить. Чонгук не хочет оборачиваться, но все же делает это, когда посерьезневший взгляд Чимина упирается ему куда-то за спину. — Могу я поговорить с тобой? Намджун, прикрывающийся от дождя черным зонтом, выглядит не менее серьезным, чем обычно, но будто чуть более встревоженным. Он то и дело бросает короткие обеспокоенные взгляды на Чимина, и Чонгук вдруг задумывается о том, насколько, интересно, сильно тот влияет на него. Влияет ли он так же на Юнги? — Я просто хотел еще раз сказать, что тебе не из-за чего беспокоиться, — начинает он после того, как Чимин вновь хлопает Чонгука по спине и отходит в сторону к остальным. — Когда все закончится, я приложу все усилия, чтобы ты мог вернуться к максимально комфортной и спокойной жизни. Почему-то эти слова больно бьют под дых. Их озвучивает Намджун, а Чонгук будто слышит голос Юнги, который произносит то же самое — уже надоевшее, болезненное, ранящее сильнее, чем должно было бы. Скоро все закончится, и Юнги его оставит. — Ты знаешь, где Юнги? Когда он приедет? — вопрос выходит грубее, чем Чонгук планировал. Он в действительности не злится на Намджуна, тот тоже преследует свои цели, какими бы они ни были. Просто, черт возьми, Чонгук растерян, и он боится не того, что произойдет через несколько минут, а того, что это закончится. Какое-то кислящее на вкус отчаяние подбирается к глотке и застревает посередине. — Я не хочу тебе врать, — вздыхает Намджун. Он переводит взгляд на Джина, который с беспокойством косится на них. — Юнги не знает, что мы здесь. Чонгук в недоумении открывает рот, но Намджун опережает его. — Если бы он узнал, он бы не отпустил тебя. Послушай, пора уже покончить с этим всем. Ты нужен Квансу, и привезти тебя — это единственный быстрый и наиболее надежный способ выманить его и наконец уничтожить, — Намджун говорит с младшим спокойно и уверенно, как с равным. Такое происходит впервые, и, возможно, Чонгук даже загордился бы немного в других условиях, но все, о чем он может сейчас думать — это то, что Юнги не приедет. Его не будет рядом. — Разве ты не устал жить так? — продолжает Намджун. — Находиться в плену, пока убийца твоих родителей расхаживает живой и охотится на тебя? Мы можем избавиться от него. Разве ты не хочешь этого? Слова застревают в глотке, когда Чонгук пытается их произнести. Он хочет этого. Он должен хотеть, черт возьми. Но почему-то даже короткое “да” не выходит из его рта. — Зачем я нужен ему? Ты знаешь? — все, что ему удается тихо из себя выдавить. Чонгук поднимает взгляд от земли и встречается с глазами, в которых почему-то проскальзывает сожаление и вина. — Это… — Намджун звучит хрипло и сухо, будто ему не хочется продолжать. — Не я должен рассказывать тебе об этом, Чонгук. Его голос растворяется в тишине, которой мгновенно накрывает Чонгука. Мир глохнет, погружается в вакуум, единственными звуками в котором являются лишь стук зачастившего сердца и шум крови, приливающей к вискам. Чонгук хватает ртом воздух и стаскивает с головы вдруг начавший давить капюшон. Юнги знает. Юнги знает, по какой причине Квансу за ним охотится, знает, почему погибли его родители, но за все это время так и не проронил ни слова. Чонгук не уверен, что хочет знать саму причину, и что дело вообще в ней, просто осознание, что Юнги даже никогда не давал понять, что в курсе, сжимает внутренности так сильно, что перекрывает доступ кислороду. Будто все его доверие и искренность никогда не имело смысла и ничего не значило. — Пора выдвигаться, — негромко окликает их откуда-то сбоку Тэхен, и Чонгук трет лицо в попытке стряхнуть с него растерянность и капли дождя. — Квансу параноик, не хватало еще, чтобы он заподозрил неладное и свалил. Намджун коротко кивает, обходит Чонгука и всего на мгновение замирает рядом с ним, чтобы невесомо коснуться его плеча и тут же убрать руку. Он вновь молча кивает куда-то в сторону, заставляя всех присутствующих встрепенуться и напрячься, а затем возобновляет движение и скрывается в глубине полуразрушенного здания. Чонгук неосознанно касается пистолета, скрытого за поясом сзади, и следует за ним.☬☬☬
Чонгук не нервничает. Если честно, он вообще не испытывает почти никаких эмоций. Будто напряжение внутри него постепенно накалялось как электрическая лампочка, пока не перегорела, достигнув пика, и не оказалась обесточена. В помещении темно и душно. Всполохи молний едва пробиваются сквозь частично заколоченные окна склада, но даже этого достаточно, чтобы подсветить плотные столбы пыли. Влажный воздух пропитан чем-то сладковатым и едким, и Чонгук отстраненно задумывается о том, каким количеством крови уже пропитаны эти старые доски, служащие полом. Они ждут уже несколько минут в полной тишине и напряжении. Разве что Чимин, стоящий с Чонгуком позади всех, то и дело сжимает его холодные пальцы и что-то тихо шепчет, ободряя и поддерживая. Чонгук почти не слышит его, он скользит отстраненным взглядом вдоль огромного помещения, уставленного разномастными контейнерами и ящиками, но резко оборачивается на дверь, когда та тихо скрипит. Пальцы сами по себе тянутся к поясу, нащупывая твердую сталь, но Чонгук одергивает себя и непроизвольно задерживает дыхание. — Прошу прощения за задержку, возникли неотложные дела, — сначала раздается раскатистый низкий голос, гулко отражающийся о стены склада, а уже следом появляется и его обладатель в окружении пары десятков людей. — Помнится, ты не очень любишь, когда опаздывают на твои встречи, — хмыкает Намджун. Он спокоен и даже будто бы немного насмешлив, но Чонгук ощущает в его голосе угрозу. Квансу этого не замечает или просто не реагирует. — Верно, но порой обстоятельства обязывают переступать через свои принципы, — Квансу останавливается напротив Намджуна, но даже не смотрит на него. Его взгляд внимательно сканирует стоящих за ним людей и опасно темнеет, когда натыкается на того, кого выискивал. — Вижу, ты не обманул. Приятно, что я в тебе не ошибся. Квансу обращается к Намджуну, на его лице играет легкая улыбка, но тяжелый темный взгляд намертво прикован к Чонгуку. Тот смотрит в ответ, ощущая, как эта темнота в чужом взгляде пробирается под кожу и окрашивает кровь в черный. Ненависть зарождается где-то в глубине груди и начинает подниматься к горлу, чтобы вырваться наружу, но Чонгук не позволяет, стискивает челюсти крепче и медленно выдыхает. — Предлагаю не затягивать и решить все сразу, — спустя несколько бесконечно долгих секунд Квансу наконец отводит от Чонгука взгляд, в одно мгновение вновь становится спокойным и расслабленным, а тот осознает, насколько сильно все это время стискивал пальцы Чимина в своей руке. — Подпишем бумаги, осуществим обмен и разойдемся, — кивает Квансу в сторону, и в следующую секунду один из его людей протягивает ему тонкую папку с бумагами. — Я хочу убедиться, что ты привез именно ту версию, которую согласовали мои юристы, — хмуро кивает на папку Намджун, и Квансу с легкой усмешкой, но без лишних вопросов протягивает ему ее. Вместо Намджуна папку хватает Чимин, а после отходит в сторону с парой других человек, чтобы вычитать договор на соответствие их финальным правкам. Чонгук, оказавшийся один, не сводит взгляда с Квансу, который принимается лениво расхаживать по складу из стороны в сторону. Намджун стоит перед ним неподвижно, скрестив на груди руки, и внимательно следит за каждым его движением. В воздухе раздаются только звуки неспешных шагов, шелест бумаг и шум напряженного дыхания присутствующих. Именно в это мгновение Чонгук вновь думает о Юнги. Ему хотелось бы, чтобы тот был здесь. Чтобы просто стоял рядом, касался плечом его плеча и успокаивал одним своим присутствием. Чонгуку не страшно, почему-то совсем ни капли, но проходить через это все одному тошно и трудно, несмотря на то, что происходящее до сих пор кажется чем-то не совсем реальным. Больше полугода прошло с тех пор, как он остался один, лишился семьи и дома. Больше полугода прошло с тех пор, как он оказался в плену у чужого, до дрожи пугающего человека, ставшего в итоге самым родным. Больше полугода прошло с тех пор, как на Чонгука началась охота, и вот он наконец стоит лицом к лицу с убийцей своих родителей, но не чувствует почти ничего, кроме горечи. Горечи только из-за того, что рядом нет Юнги. Просто абсурд. — Все в порядке, — подает голос Чимин спустя несколько бесконечно долгих минут и отдает Намджуну папку. — Это согласованная версия. — Ты серьезно сомневался? — наконец останавливается Квансу. Он внимательно следит за тем, как Намджун ставит подпись на нескольких листах, а после подходит и оставляет свою. — Порты теперь твои. Он забирает один из экземпляров договора, а после вновь небрежно кивает своим людям, которые выходят из-за его спины и направляются вперед. Чонгук напрягается, невольно сжимается в комок, осознавая, что идут они по его душу, но ряды людей Намджуна внезапно смыкаются и не позволяют им пройти. — Спасибо за порты, Квансу, это правда очень выгодная сделка, — отрезает Намджун, а растерявшийся Чонгук не сразу понимает, что кто-то отталкивает его назад и встает перед ним. — Но вторая ее часть выполнена не будет, — кривит губы в улыбке Намджун, рассчитывая увидеть на лице Квансу страх или хотя бы злость, но тот лишь устало вздыхает и не выглядит при этом хоть сколько-нибудь удивленным или растерянным. — Черт возьми, Намджун, я ведь не рассказывал тебе, что вообще произошло на той сделке, да? — тянет Квансу и жестом приказывает своим людям отступить. Намджун раздраженно складывает руки на груди, но не перебивает. За чужой спиной Чонгук не может увидеть чьего-либо лица, но замечает, как плечи Джина и Тэхена, стоящих сбоку от него, резко напрягаются. — До меня доходили слухи, что ты винишь в случившемся меня. Я бы на твоем месте тоже так считал, так что не могу осуждать тебя за это. Но дело в том, — он мычит, будто очень довольный собой, — что во всем, в том числе и смерти твоего друга, виноват папаша этого мальчишки, которого ты сейчас так отчаянно защищаешь. — Какого черта, — шипит Чимин и подается вперед, но Намджун останавливает его, позволяя Квансу продолжать. Чонгук видит, как Чимин обеспокоенно оборачивается к нему и что-то шепчет одними губами, но, словно в тумане, не может среагировать. Он возвращает внимание Квансу, чей глубокий раскатистый голос пробирается ему под кожу острыми, похожими на лезвия словами. — Я слишком поздно выяснил, что его семья довольно продолжительное время сливала копам всю информацию, которую могла на меня нарыть, — хмыкает Квансу, но его взгляд, напротив, темнеет и наполняется ненавистью. — Не то чтобы его папаша занимал важную должность, нет, так, обычная шавка. Но все же он знал достаточно, чтобы на нас смогли устроить облаву, — он вновь смотрит Намджуну за спину и находит взглядом Чонгука, который, будто почувствовав, выступает вперед. Шум в ушах заглушает и без того приглушенные звуки, Чонгук ощущает на себе чужие взгляды — хмурый Тэхена и обеспокоенный Чимина — но все, что он может делать — словно под гипнозом смотреть прямо в потемневшие глаза Квансу и впитывать каждое его слово. — Копы должны были прижать нас на той сделке, взять с поличным. В итоге нас действительно обступили, и я уже даже готов был сдаться. Ну, знаешь, это все же лучше, чем подыхать, — переводит Квансу взгляд обратно на Намджуна и пожимает плечами. — Но Хосок открыл огонь. Клянусь, этот псих точно знал, что делает. Он, черт возьми, осознанно начал пальбу, не остановился даже после предупреждений, будто намеренно хотел, чтобы всех нас перестреляли, — задумавшись, он на мгновение замолкает. — Большая часть моих людей тоже не успела уйти, я и сам едва выбрался оттуда, — в конце концов тихо хмыкает Квансу, и он единственный, кто издает хоть какие-то звуки. Атмосфера в помещении напряжена до предела. Воздух словно густое желе, и каждый короткий вздох или нервное сокращение пальцев, прижатых к спрятанным под одеждами пистолетам, кажутся нереалистично медленными и затрудненными. Ежась от несуществующего холода, Чонгук опускает взгляд и пытается подавить тошноту, подкатившую к горлу. Мысли в его голове кружатся безумным калейдоскопом, но ни одна из них не кажется достаточно ясной, чтобы за нее ухватиться. Все, что он может чувствовать — это резкий недостаток кислорода и ненависть, которую он больше не в силах контролировать. — Вы считали крысой меня, думали, что это я подставил вас, что это я повинен в смерти вашего друга. А виноват оказался вовсе не я, верно, Чонгук? — Квансу улыбается, и улыбка застывает на его лице, искажаясь в опасный оскал. — Скажи, ты знал, что твои родители были не только преступниками, но еще и крысами? Знал ли ты, что быстрая смерть, которую я им подарил, слишком милосердна для их предательства? Намджун, все это время неподвижно стоящий напротив Квансу, резко шагает вперед и выхватывает из-за пояса пистолет. Он вскидывает руку, но в следующее мгновение, недостаточное для чьей-то реакции, отскакивает в сторону, когда ощущает пулю, со свистом пролетевшую мимо его лица. Пуля, выпущенная откуда-то сзади, попадает в столб позади Квансу и разносит бетон и облупившуюся штукатурку в пыль. Мимо. Чонгук крепче сжимает в пальцах нагревшуюся после выстрела Беретту и срывается с места, расталкивая опешившие на мгновение тела, но люди Квансу отмирают и реагируют так же быстро, как и люди Намджуна. За секунду склад заполняется лязгом стали и щелчками затворов, а после тонет в граде пуль. Чонгука резко толкают на землю, выбивая из его пальцев пистолет, но он на животе скользит по деревянному полу, оставляющему в коже занозы, и хватается за рукоятку. Квансу отходит назад, прячется за бетонным столбом, но не прекращает отстреливаться. И без того густые клубы пыли взмывают столбами, оседают на коже и одежде, забиваются в ноздри и глаза, мешая видеть. — Ты не уйдешь отсюда живым, Квансу, клянусь богом, — кричит Намджун откуда-то слева, но его голос тонет в очередном залпе бьющих по целям пуль. Громче, чем крики и оглушающие выстрелы, Чонгук слышит только биение собственного сердца. Ладонь остервенело сжимает пистолет, указательный палец давит на курок четко и твердо. У него нет запасных магазинов, а потому каждую пулю он тратит расчетливо и точно. Попадает в затылок одному. Сбивает прилетевшей в грудную клетку пулей другого. А после перестает считать и думать и просто бьет по живым, движущимся и дышащим целям, продвигаясь между контейнерами ближе к противоположной стороне склада, где засел Квансу. Юнги не хотел, чтобы он убивал. Он надеялся, что Чонгук останется чистым, не запятнаным кровью, чужими смертями и разрушенными жизнями. Только с каждым выстрелом его руки все сильнее окрашиваются алым, а грудь, бездонная дыра в которой только недавно, кажется, затянулась, вновь будто выворачивается ребрами наизнанку и являет взору глухую черноту. Правда, это совсем не имеет значения. Чонгуку не быть чистым, не быть нетронутым и незапятнанным. Его невинность вспыхнула свечой и стлела в тот момент, когда он лишился всего, стал свидетелем смерти своих родителей, своего маленького брата, своей пусть не самой счастливой, но привычной и комфортной жизни. Он потух изнутри и окрасился в черный именно тогда, а не когда убил впервые или же в десятый раз. И единственным, кто видел и действительно разжигал в нем свет, разыскивал среди истлевших обломков всего живого последнюю чистоту, был Юнги. Сегодня он готов хоть с ног до головы измазаться в крови и грязи, потому что, что бы ни случилось, тот все равно разглядит и подожжет в нем даже самую тусклую искру. Краем глаза Чонгук замечает Чимина, врукопашную бьющегося с кем-то, кто крупнее его в росте и размерах. Он выскальзывает из укрытия и изо всех сил прикладывает врага рукояткой Беретты по затылку, тем самым сбивая с ног. Тяжелый ботинок Чимина сразу прилетает дезориентированному мужчине в лицо и с хрустом размозжает его череп о пол. — Чонгук! — пытается ухватить его за руку Чимин, но тот вырывает запястье и вновь ныряет в узкие ряды контейнеров. Чонгук не уйдет. Пока Квансу дышит, пока он лично не убедится, что этот человек мертв, Чонгук не уйдет. Он не задается вопросами, является ли правдой то, что Квансу сказал, не тратит время на размышления о том, что все, в чем он был убежден, и во что верил, за одну ночь перевернулось с ног на голову. Это не имеет никакого значения. Сегодня Квансу должен умереть, чтобы больше ничего не мешало Чонгуку дышать и светиться. — Чонгук, уходи, — кто-то все же успевает грубо схватить его за плечо и развернуть к себе. Тэхен загнанно дышит, утирает покрытое пылью и кровью лицо не менее грязной рукой, а его глаза нервно мечутся из стороны в сторону, сканируя ситуацию. — Нет, — рявкает тот и пытается ускользнуть, но его вновь дергают за плечо и возвращают на место. Автоматная очередь врезается в металлическую обивку контейнера за их спинами, и им обоим приходится резко пригнуться. — Послушай. Скоро подоспеют наши люди, — нервно оборачивается на двери склада Тэхен, — они уведут тебя, и ты… — Кстати, забыл предупредить, Намджун, — раздается сквозь грохот выстрелов голос Квансу, громогласно раскатывающийся по складу. — Если ты ждешь подкрепление, то это зря. Ты думал я не пойму, что ты устроил засаду? — он злится, и Чонгук может в деталях представить его перекошенное лицо в этот момент. — Помощи тебе ждать неоткуда, мой друг. Мы зачистили территорию перед тем, как прийти сюда. Глаза Тэхена, до этого встревоженные и обеспокоенные, наполняются ужасом. Он сжимает плечо Чонгука сильнее и открывает рот, чтобы что-то сказать, но тот стряхивает с себя его руку и ползком пробирается к соседнему контейнеру. — Просто отдайте мне мальчишку, и я вас отпущу, — вновь раздается ненавистный голос. — Пошел к черту, — рычит в ответ Намджун, высовываясь из укрытия, чтобы выпустить из компактного Узи град свинца. Вновь скрывшись за преградой из торчащего в стене куска металла и арматуры, он одним ловким движением перезаряжает пистолет и уже собирается переместиться, когда боковым зрением замечает, что что-то идет не так. Чимин, с которого Намджун глаз не спускал и от которого не отходил далеко, скрючивается за соседним железным ящиком и болезненно мычит. — Чимин! — сдавленно, стараясь не привлекать внимания, зовет его Намджун, но тот лишь неопределенно машет рукой, что все в порядке. Только ни черта не в порядке, не может быть в порядке то, как он зажимает предплечье и болезненно жмурится. — Задело? Ты ранен?— старший одним рывком подрывается к нему, протаскивает по грязным деревянным доскам в сторону и облокачивает спиной о стену. — Дай посмотрю. — Херня, просто царапина, — фыркает Чимин, но все же убирает ладонь, и Намджун с облегчением выдыхает, когда руками разрывает ткань его рубашки. Предплечье подстрелено, но ничего серьезного, пуля прошла по касательной и лишь поверхностно вспорола кожу. Точно останется шрам, но для жизни и здоровья не опасно. — Напугал, — недовольно цокает Намджун, а сам притягивает Чимина к себе за затылок и упирается своим лбом в его. — Когда все кончится, хочу уехать с тобой куда-нибудь. Хотя бы на какое-то время, — шепчет он в чужие покусанные губы, едва касается, но чувствует, как они растягиваются в горьковатой улыбке. Над их головами все еще свистят пули, а воздух пропитан напряжением таким плотным, что кажется осязаемым, но в данный момент это не имеет никакого значения. — Думаешь, выберемся отсюда? — хмыкает Чимин, но в противовес своей язвительности нежно забирается пальцами здоровой руки в волосы на чужой макушке. — Как-то не очень все складывается, да? — вновь хмыкает он и чуть подается вперед, чтобы осторожно коснуться губ Намджуна поцелуем. Они на вкус как порох и соль. — Я только обрел тебя, — невесомо проводит Намджун пальцами вдоль его щеки, кожа на которой невыносимо мягкая даже под слоем грязи и пыли. — Не собираюсь терять так быстро. Чимин кивает, накрывает его ладонь своей и прижимает сильнее, старается насытиться прикосновением, которое запросто может стать последним. В действительности они проигрывают. Люди Квансу наступают все сильнее, оттесняют их к дальней части склада, из которой уже даже при желании не пробраться к выходу. Пол усыпан телами своих и чужих, залит кровью, разве что не хлюпающей под подошвами тяжелых ботинок. В воздухе пахнет смертью и неизбежностью. Но никто не пытается отступать или сдаваться. У каждого из них есть свой смысл выжить. Прижавшись к стене за выступом, чтобы отдышаться, Чонгук осторожно высовывается и оглядывает помещение. Он видит Намджуна с закатанными по локоть рукавами рубашки, остервенело отстреливающегося из противоположного угла в попытке прикрыть Чимина. Видит Джина и Тэхена по разные стороны от рядов контейнеров, беспощадно всаживающих пули в цели, которые едва различимы сквозь пыль и пороховую завесу. И видит Квансу, который находится так близко, что один рывок, и Чонгук сможет всадить ему пулю в лоб. Всего несколько шагов, всего одно попадание в цель, и с ним будет покончено. Утерев со лба выступивший пот и проверив магазин Беретты, в котором осталось всего два патрона, Чонгук подрывается с места и несется вперед, пригибаясь от летящих в его сторону пуль. Квансу спиной к нему прячется за стопкой металлических ящиков. Чонгук стискивает рукоятку Беретты с такой силой, что металл нагревается и разве что не обжигает ладонь, почти разъедает плоть прямо до кипящей от отчаяния и адреналина крови. В цель. Он должен попасть в цель. Чонгуку остается всего один шаг, прежде чем он сможет выстрелить. Словно в замедленной съемке он вскидывает руку, надавливает на курок пистолета, целится в чужой затылок, но мгновение, и Квансу, будто почувствовав его присутствие, оборачивается. Пара темных глаз впивается ему в лицо, вспыхивает огнем, который обещает спалить его до самого тла, а после растереть пепел подошвой грязных ботинок. Чонгук замирает, загипнотизированно смотрит в ответ и просто не может пошевелиться. Этот взгляд обезоруживает, сбивает с ног чистейшей, ничем не разбавленной ненавистью. Звуки вокруг затихают, оставляя слышным лишь стук колотящегося поршнем сердца. Квансу вскидывает руку с пистолетом в ответ и самодовольно ухмыляется напоследок — Чонгук видит, как он жмет на курок, а затем воздух почему-то все так же беззвучно сотрясает выстрел. Земля уходит из-под ног, когда Чонгук, кем-то резко сбитый, валится на пол и прикладывается затылком о бетонную стену. На мгновение все перед глазами темнеет, а боль от удара отдает в виски с такой силой, что тихий стон невольно срывается с пересохших губ. Чонгук распахивает веки спустя всего доли секунд, пытается сфокусировать расплывшееся зрение, и то, что он видит, заставляет его почти задохнуться от ужаса. Квансу все еще стоит там и смотрит прямо на него. Его взгляд пустой и остекленевший, а колени неестественно медленно подгибаются, опуская обмякшее тело на залитую кровью землю. Дыра в его лбу кажется не красной и даже не бордовой, а почти черной, такой неестественной и уродливой, будто намеренно кем-то нарисованной так неправильно. Из последних сил хватаясь за реальность, Чонгук заторможено оборачивается и видит в стороне Юнги с пистолетом во все еще вытянутой руке. За ним из распахнутых дверей врывается еще десяток людей, сходу открывающих огонь по растерявшимся противникам. Он смотрит Чонгуку прямо в глаза, и в его взгляде в одну секунду сменяется так много эмоций — от усталости и злости до облегчения и нежности — что младший почти задыхается. Юнги здесь. Его Юнги здесь. — Чонгук, — кто-то слабо хватает его за руку, и только в этот момент он опускает взгляд. Реальность окончательно подводит, оборачивается чем-то страшным и абсолютно неправильным. У его ног, прижав окровавленную ладонь к солнечному сплетению, лежит Джин. Кровь толчками выливается из зажатой раны, просачиваясь сквозь пальцы, а помутневший взгляд кажется растерянным, но нисколько не испуганным. — Хен! — все еще ощущая боль в висках и тошнотворное головокружение, Чонгук перекатывается на живот и подползает к Джину ближе, садится, укладывает его голову к себе на колени. — Надо остановить кровь, надо в больницу... Он не замечает, что плачет, и не знает, в какой момент начал. Слезы градом катятся вдоль его бледного лица, мешаются с соплями, потом и пылью, а дрожащие руки, вместо того, чтобы их утереть, прижимаются к ране на чужой груди поверх холодных ладоней с кривоватыми пальцами. — Послушай. Черт, — шипит Джин в попытке сдержать рвущийся наружу стон боли. Чонгук лишь снова всхлипывает и тихо воет, не знает, куда себя деть и что сделать, чтобы помочь. — Послушай, Чонгук, успокойся, дай мне сказать, — чуть мягче говорит Джин и получает в ответ кивок и сдавленное мычание. — Я… прости, что привел тебя сюда. Я не хотел этого делать, особенно вопреки желанию Юнги, — он замолкает, чтобы сплюнуть кровь, которая собралась у него во рту, но сил для плевка недостаточно — сгусток темной крови стекает вдоль его щеки, и Чонгук дрожащей рукой тянется, чтобы стереть его. — Я не хотел, чтобы ты пострадал, но не видел другого выбора, кроме как привезти тебя сюда. Это никогда бы не прекратилось, так и продолжало бы отравлять всех нас. Я… Мне очень жаль, — его голос глохнет до шепота, а брови сходятся над зажмуренными от боли веками. — Прости меня, Чонгук, прости, прости. — Тш-ш, хен, тише, — словно в бреду бормочет Чонгук, продолжая свободной рукой утирать его лицо, расплывающееся и нечеткое из-за пелены слез, но лишь только больше размазывая кровь и грязь. — Я не злюсь и не виню тебя. Пожалуйста, не волнуйся, сейчас кто-нибудь подойдет, тебе помогут, и... — Джин! — Чонгук в панике поднимает взгляд, чтобы увидеть, как рядом с ними на колени приземляется Тэхен и хватается за широкие плечи старшего. Он настолько глубоко погрузился в свой ужас, что отключился от реальности и совсем перестал осознавать, что они все еще находятся посреди ада, пусть их главный враг уже мертв. В то время как сам Чонгук жив лишь благодаря тому, что его друг сейчас истекает кровью у него на коленях. — Хен, открой глаза, ты слышишь? Хен, не смей, не смей умирать, я прошу тебя! Джин! Голос Тэхена срывается на истеричные нотки, Чонгук впервые видит его настолько потерянным и обезумевшим, впервые видит, чтобы татуированные пальцы тряслись так сильно и так отчаянно хватались за чужие плечи. — Это ты виноват! — рычит Тэхен, оборачиваясь к Чонгуку. Его покрасневшие глаза опасно сверкают, обжигают злостью и отчаянием. — Если бы ты не лез на рожон, ничего бы не случилось! Чонгук неверяще качает головой и опускает взгляд, не в силах ответить хоть что-нибудь. Ему нечем дышать, легкие разрывает от боли и ужаса. — Тэхен, — медленно, будто из последних сил отрывает ладони от своей груди Джин и нежно укладывает их на щеки друга в попытке успокоить. Кровь из его раны тут же выливается обрывистым толчком, следуя за биением сердца, и Чонгук со всхлипом зажимает ее сам. — Прошу, не вини его. Я не смог спасти свое дитя, но Чонгук… Прости. Мне тут все равно покоя нет, ты же знаешь, — слабо улыбается он и прикрывает веки, из-под которых скатывается несколько прозрачных слезинок, тут же смешивающихся с грязью и кровью. — Я не хотел так, но я спокоен. Я знаю, что ты будешь в порядке. — Не буду! Черт возьми, не буду, я не хочу, чтобы ты… чтобы ты… Блять! — орет Тэхен, встряхивает Джина за плечи, но тот больше не открывает глаза. Его ладони соскальзывают с чужих щек, Тэхен в ужасе хватается за них и укладывает обратно. Чонгук неверяще наблюдает за тем, как его собственные руки отрываются от глубокой раны, как чужое сердце замирает, прекращая подгонять и выталкивать кровь. Как Тэхен притягивает Джина к себе, прижимается лбом к его груди и начинает всхлипывать, а затем срывается на рыдания. Духота вперемешку с плотной завесой пороха и сладковатым запахом крови обвивает шею Чонгука, перекрывает доступ кислороду и рвущимся из глотки слезам. Он цепляется за стену, оставляя на ней алые разводы, и зачем-то пытается встать, но онемевшие ноги отказываются держать. Он было валится обратно на пол, когда чьи-то руки в последний момент подхватывают его, силой удерживают на месте, а затем прижимают к себе. Сквозь пелену тошнотворных запахов Чонгук выхватывает один, невыносимо знакомый и необходимый, обещающий покой и безопасность. Чей-то шепот обжигает ухо горячим дыханием, но ни одно слово не достигает потрясенного сознания. Чонгук крепко обхватывает руками чужую шею, а после проваливается во тьму.