Ненавижу, что люблю

Я поцеловала его, но это случилось целую вечность назад. Вечность, за которую его руки обвили мое тело, а мои обняли Гука за шею, приподнимаясь выше. Вечность, за которую спина была с силой прижата к стене, вечность, за которую я перестала понимать, кто из нас кого целует, а кто на поцелуи отвечать вынужден… Мне… нравились его поцелуи, хотя ощущались они слишком непривычно и даже в какой-то мере неправильно, но нравились, несмотря на то, что были слишком резкими и глубокими, слишком… яркими? Страстными. Его поцелуи были странными, я тонула в этих странных и безумных даже чувствах, в прикосновениях, к которым не привыкла. Правда тонула, меня все затягивало и затягивало в их пучину, как будто в болото, а я не пыталась выпутаться почему-то, лишь привставая на носочки выше и стараясь прижаться к обнаженной коже Чонгука сильнее, чтобы еще более явно ощутить тепло, даже жар, от его тела исходящий. Я не привыкла к таким поцелуям, но они мне нравились. Странным образом меня завораживал этот момент и очищал мысли, которых в моей голове всегда было слишком много, а сейчас большинство вдруг замолкло. Словно мое тело нуждалось в этом поцелуе… но это было странно. Странным было и то, кто мне этот поцелуй подарил… Почему все это вообще происходит? Почему Чонгук поцеловал меня и почему я поцеловала его? Почему мы все еще…? Слова о Юнги заставили меня сделать это. Я знала это, хотя и продолжала задаваться вопросами, ответы на которые и сама прекрасно понимала. Мысли о том, что Чонгук прав, ведь Юн бросил меня, потому что влюблен в другую, что я совсем ему не нужна, и он обо мне даже не думает… были слишком жестокими. Слышать это было слишком тяжело, и я просто… не хотела об этом думать. Не хотела горевать по этому поводу… Поэтому я поцеловала Чонгука. Потому что это было глупо и опрометчиво, потому что его губы казались слишком привлекательными, потому что они были совсем рядом, а мои все еще ощущали вкус его поцелуя. Потому что сердце забилось быстрее. Потому что мне было больно… потому что я не хотела, чтобы внутри болело. А еще потому, что я почувствовала, что запуталась. И у меня было лишь два варианта: снова и снова думать о том, что Юн оставил меня, или позволить… позволить себе ощущать кажущиеся слишком приятными поцелуи Чонгука… того самого, которому я не интересна, и который не интересен мне, потому что мы друзья, а друзья… они не целуются. Но Чонгук целовал меня, целовал ничуть не осторожно, и это сбивало с ног, не давало думать, затуманив голову. Может, поэтому я продолжала отвечать на поцелуи, тяжело дыша и только слыша в голове лихорадочный стук моего собственного сердца. Намного приятнее ощущать, как оно сбивается с ног от волнения, чем когда спотыкается из-за боли. А Чонгук жмет меня ближе и языком проходится по ребристому небу, заставляя промычать в его губы что-то неразборчивое, от чего он тут же отстраняется на несколько сантиметров, позволяя мне вдохнуть и облизнуть распухшие губы. — Гук, что ты…? — я все смотрела на него и старалась понять, почему он меня поцеловал. С чего все это началось? — Заболел? — Я сошел с ума, — шепчет он, глядя на меня серьезно и рукой прикасаясь к моей щеке, а мне почему-то становится весело и даже очень смешно. Чон Чонгук сказал, что сошел с ума? — Я давно тебе это говорила, — хмыкнула я, не контролируя широкую улыбку, которая передалась на губы Гука раньше, чем они успели прикоснуться к моим. — Язва, — ухмыльнулся парень. — Дурак. — Что правда, то правда… — так странно, что он соглашается с оскорблениями в свой адрес, неимоверно странно, но этот вечер и так слишком странный, так что внимание даже не цепляется за это, ведь губ снова касаются губы, и сердце сходит с ума от этих прикосновений, а я снова теряюсь во времени… Поцелуи Чонгука раскрасили мою щеку и снова вернулись к губам, ненадолго отстраняясь, чтобы я, крепче сжимая его плечи, тихо прошептала. — Перестань… — Сама перестань, — ухмыляется он, задевая губы этим движением, а я держусь, целых пятнадцать секунд держусь, глядя на его блестящие губы, и не могу сдержаться больше, облизывая свои собственные и стараясь заставить свой мозг думать. Потому что мне нужно вернуть себе эту способность. Потому что думать это очень полезно. Очень полезно, чтобы не совершать ошибок, которые я совершаю прямо сейчас. — Не хочу, — едва слышно призналась я, придвигаясь ближе. Пальцы цепляют обнаженную кожу широких плеч, а я снова… почти что его целую. — Тогда почему я должен хотеть? Мы сошли с ума, кажется, правда сошли, потому что по-другому это невозможно объяснить. Нереально объяснить то, что происходит. — Ты намного лучше целуешься, чем раньше… — произносит парень, отстраняясь между поцелуями. И сразу вспоминается его обещание научить меня целоваться и попытки проверить прогресс. Это кажется сейчас таким далеким и безумно забавным… целая вечность прошла. — У меня был отличный учитель… — просто. Потому что это весело. Задевать его всегда было чем-то веселым. — Ты можешь хотя бы секунду не думать о своем бывшем? — он сверлит меня взглядом, отстранившись, а я даже не поняла, почему именно Чон на меня злится. Я же просто пошутила, что не странно. Я ведь всегда шучу, как и Гук… — Ты не так уж хороша в поцелуях, если подумать… — Может, перестанешь меня целовать, если я так отвратно это делаю? — Может, закроешь свой рот и постараешься делать это лучше? — его бровь пародирует движение моей, а губы снова впиваются в губы после недолгой паузы. — Чонгук, руки… — шепчу я едва слышно, когда поцелуи переходят на мою шею, а руки парня больше не просто обнимают меня, а в наглую исследуют тело, оглаживая силуэт талии и сжимая ягодицы. Ладони упираются в его предплечья и давят, стараясь дать понять, что мне не комфортно, но Гук игнорирует и меня, и мои намеки. — Руки при себе держи… — Даже не мечтай… — хмыкает он в кожу шеи и подхватывает на руки, вынуждая обвить ногами его талию. Ладони еще более открыто проходятся по бедрам и ложатся на попу, сильно ее сжимая, а губы продолжают оставлять жаркие поцелуи на коже шеи, срывая с моих губ ахи, которые еще никогда с них не срывались. Поведение Чонгука мне все еще не нравится, его прикосновения слишком откровенные, особенно когда ладонь проходится по груди, но я не успеваю его руку отбросить в сторону, проводя границу дозволенного, ведь он и сам ее убирает, а шею прикусывает, отвлекая от моего плана. — Ненавижу тебя… — и пусть не очень честно, но все же… — А я-то тебя как ненавижу… — смеется парень и тянется к губам, но вместо поцелуя ловит мой вопросительный взгляд. — Правда ненавидишь меня? Почему? — Просто, — как можно просто ненавидеть человека? Как можно ненавидеть того, кого называешь другом? Или того, кого вот так целуешь…? — Люблю тебя ненавидеть… — шепчет Чонгук и умудряется поцеловать, чтобы прямо в мой рот выдохнуть, — …с самого первого дня. — Так значит, тебе больше нравилось, когда мы были врагами? — Нет, больше всего мне нравится сейчас… Я не знаю, сколько это длилось, он тоже не знает. Это просто было чем-то невероятным и странным, конечно же, но мы оба спятили, кажется. Оба знали, что не должны целоваться, но никто не отстранялся, потому что… потому что слишком приятно было находиться в руках человека напротив. Он снова поцеловал мою шею слишком откровенно, а я слишком громко выдохнула, теша его самолюбие. — Так сильно нравится? Кто бы подумал, что ты такая чувствительная, Ким Виен… — Просто… просто шея… мою шею никогда не целовали, и я… — Тот урод целовал, — звучит слишком раздраженно, недовольно, агрессивно даже. — Словно присосался своими губищами к твоей шее… Что? Вихрь мыслей налетел на меня неожиданно, яркие вспышки нежелательных воспоминаний с ночи вечеринки в доме Чонгука пронеслись перед моими глазами, пуская по телу мелкую дрожь отвращения. Гук прав, моя шея уже ощущала чужие поцелуи. Неприятные, отвратительные… ощущала… По спине прошел холодок, а прикосновения Чонгука больше не были так приятны. Вместо этого я снова оказалась в том вечере, испытывая отвращение к ситуации и к самой себе. Нет, дело не в Гуке, он не виноват и не сделал ничего неприятного, но мне вдруг стало не по себе. Оттолкнув парня, я встала на ноги и отошла от него на несколько шагов, отворачиваясь и потирая лицо руками в попытке прийти в себя. Мне нужно было успокоиться и прогнать воспоминания о той ночи из своей головы, ведь они были здесь совсем не к месту. Чонгук не вынуждал меня ответить на поцелуй, он не пытался мне навредить, мне ведь было приятно… моя голова не должна проводить аналогии между этими случаями, даже если Чонгук напомнил мне о том, что со мной случилось. Все так запутанно… — Что не так? — подал голос непонимающий Гук, который, к слову, все еще был обнажен своим торсом, и как-то очень резко этот факт начал меня смущать. До покраснения щек смущать, потому что мысли о том, что я только что прикасалась к его гладкой коже, к красивому телу, не давали дыханию стать спокойным. Мыслей о парне с вечеринки в моей голове больше не было. Но были мысли другие, и они были сосредоточены на Чонгуке, на мне, на поцелуе, который затянулся у нас слишком надолго, чтобы сделать вид, что ничего не произошло, или назвать его случайностью. На то, что ко всему этому привело. Взгляд цепляется за журнальный стол, а на нем все еще стоят бокалы и откупоренная бутылка вина… Я не должна была здесь оказаться. Глаза вновь возвращаются к Гуку, и я еще лучше понимаю, что ошиблась. Он полураздет и разгорячен не из-за меня… в его доме только что была другая девушка, девушка, которую он целовал точно так же, как меня только что. Девушка, которая сняла с него половину одежды, и которую он начал раздевать. У них были планы на эту ночь, пока я все не испортила. В моей голове работали сложные механизмы, а я все лучше с каждой секундой понимала, какая я дура. А еще мне все больше казалось, что я совсем ничего не понимаю… — Это неправильно, — покачала головой я, отвечая на вопросительный взгляд парня. — Нам нужно перестать. — Я так не думаю. — Чонгук, — словно это заставит его меня услышать и понять то, что я хочу сказать. — Я не хочу… так не должно быть, понимаешь? Этого не должно было произойти. Боже, что мы натворили?! Нам не нужно было, какой бы ни была причина, нам не следовало… — И почему же? — уперев руки в узкие бедра, поинтересовался Чон, глядя на меня насмешливо, но немного раздраженно. — Потому что ты снова вспомнила про своего бывшего парня? Так странно, что я не подумала о Юнги, но ведь не он сейчас был причиной моего решения. Дело было не в нем. — Ты только что был с другой. — И что? И что? То есть, как «и что?»? — Это ненормально, — попыталась объяснить я. — Для меня это не что-то понятное или обычное. Ты прав, Юнги бросил меня, и мысли об этом затуманили мне голову, поэтому я… поцеловала тебя, но это неправильно, — сколько бы я об этом ни думала, это все еще было неправильно. С какой стороны ни смотри, правильно не получится. — Я не могу так, Чонгук. Здесь только что была другая девушка, вы почти переспали, а сейчас ты целуешь меня! Чон Чонгук смотрел на меня, внимательно слушая, пока не прыснул, хотя я не могла понять, что смешного сказала. — Теперь ты чувствуешь себя любовницей? — Нет, но… — с чего мне чувствовать себя любовницей? Этому нет причин, но я чувствую… все еще чувствую себя изменщицей. Это чувство мне совсем не нравится. А еще мне не нравится мысль о том, что я стала глупой заменой девушки в красном, которую Гук недавно выставил за дверь. Пусть я поцеловала его, сбегая от мыслей о другом, и совсем не была его лучше, мысли о том, что меня использовали, или еще хуже, просто кого-то мною заменили, были ужасны. Для меня поцелуй что-то значит. Я не могу представить того, чтобы целоваться с кем-попало, просто так, веселья ради. Поцелуй для меня — что-то личное и интимное, а Чонгук… десятью минутами ранее целовал другую, а теперь целует меня. Разве это правильно? — Это слишком для меня. То, что ты меня целуешь, приятно, но… Ты так же целовал ее только что, так же к ней прикасался… — Чушь, — перебил меня парень немного резко. — Что? — Это было совсем по-другому… — объясняет он, глядя на меня, как на дуру. Что сказать, он прав. Я и есть дура. — Я не то чтобы идеал парня, но даже такие как я — не машины, окей? — я смотрю на него и не знаю, что должна из этого понять, а он вздыхает устало и трет лицо ладонями, прежде чем продолжить. — Я объясню простым языком, Виен, если тебе это нужно. Я хотел прикоснуться к тебе с нашей первой встречи. Я не раз говорил тебе это, так что не нужно смотреть так удивленно. Ты привлекала меня и возбуждала меня, пока воевала против меня и когда объявила мир. Я много раз прокручивал это в своей голове, так что я просто физически не могу прикасаться к тебе так же, как к той, кого встретил сегодня. Так что не неси чушь, окей? Это как минимум глупо. Так… все это время Чонгук… не шутил? Каждый раз, когда он предлагал переспать или отпускал едкий комментарий о моей «привлекательности», я думала, он просто дурачится и пытается убить во мне оставшиеся в живых нервные клетки, а он правда… правда именно это имел ввиду? Разве это не глупо? Глупо ведь, разве нет? С чего Чонгуку думать обо мне в таком плане? С чего ему…? — Я тебе нравлюсь? — дрожащим голосом спросила я, даже не успев подумать об этом, как следует. Это абсурдно, быть этого не может, но все же если так, это могло бы объяснить многое… — А я тебе? — сложив руки на груди, поинтересовался Чон, передразнив меня, чем ясно дал понять, что отвечать не собирается. Нравится ли он мне? Что за…? Еще секунду назад это казалось таким глупым вопросом, ответ на который очевиден, но сейчас я просто смотрю на Гука огромными глазами полными растерянности и не могу ничего ответить, хотя губы распахнуты и готовы говорить. Я не знаю. Не знаю, что чувствую… сердце так быстро бьется все еще, а щеки ощущают тепло, стоит вспомнить поцелуи Гука, но понравился ли мне сам процесс или же дело в том, что целовал меня именно Чонгук, я не знала. — Почему поцеловал меня? — Почему ты ответила? Меня бесит, что он не отвечает, а его все устраивает, кажется. Гук просто смотрит на меня изучающе и даже не пытается помочь мне понять то, что происходит, продолжая переводить стрелки. — Я… не знаю. — Думаешь, я знаю? — хмыкнул он издевательски, словно сказав «ты не думала, что не единственная, кто запутался?». А что, если он и правда не знает, как не знаю я? — Но я знаю кое-что, — перебивает мои мысли парень, — Я хочу прикасаться к тебе, хочу тебя целовать. Хочу тебя. Это… звучит слишком волнительно. Совсем не кажется шуткой, как казалось раньше, особенно в свете недавних событий. Я почувствовала это через его поцелуи, через прикосновения… он и правда хочет меня. — Гук… — Ты сама спросила, не нужно так на меня смотреть, окей? — он закатил глаза, а я снова удивилась тому, что он слишком спокоен. Только мое сердце выпрыгивает из груди? Только мой мозг старается во всем разобраться? — Что насчет тебя? — он выгнул бровь, делая шаг ко мне. — Хочешь меня? — Я… — в горле что-то совсем пересохло. — Думаю, хочешь, — ухмыльнулся Чон, остановившись рядом. Хочу? Этого не может быть… Но есть ли другое объяснение тому, с какой охотой я впитывала в себя прикосновения Чонгука и как сильно наслаждалась его поцелуями? Оно должно быть… — Мне пора, — проговорила я, разрывая зрительный контакт. — Не забудь поставить еду в холодильник. — Не думаешь, что мы еще не все обсудили? — точно знаю, что он закатил глаза, глядя на меня, спешащую покинуть гостиную да и вообще этот дом как можно скорее. Гук прав, нам нужно поговорить, нужно все обсудить и расставить по полочкам все, что случилось. Вот только не сейчас, потом. Когда я буду понимать себя и все произошедшее. — Мне нужно время, чтобы во всем разобраться. — А пока, что? Притворимся, что ничего не было? — А ты сможешь? — я не знаю, на какой ответ я надеюсь и что услышать боюсь. Все слишком запуталось… слишком. — Я еле сдерживаюсь, чтобы не поцеловать тебя снова, — говорит он, выдержав небольшую паузу, а внутри меня что-то сжимается, и во рту снова пересыхает. В этот момент я могу только благодарить его мысленно за то, что у него отличная выдержка. Потому что если бы он меня поцеловал прямо сейчас, я не смогла бы не ответить… — Я пошла! Я убежала из дома Гука так быстро, как смогла. Не помню, как добралась домой, но уже закрыла дверь комнаты и упала на кровать, обнимая подушку и кусая губу в попытке понять хоть что-то из того, что случилось. Я пыталась понять себя, а это оказалось не так просто, как кажется многим людям. Иногда понять себя намного сложнее, чем понять человека, с мнением которого вы категорически не согласны, или который вам совершенно не нравится. Самое сложное и самое необходимое — понимать самого себя и свои чувства в первую очередь.

***

Я решила поговорить с Чонгуком сегодня. После его тренировки мы должны были встретиться и провести время вместе, как обычно, так что время подходящее. Мы сможем поговорить и расставить для себя и друг для друга все точки над и. Я была готова признать и озвучить то, что осознала за время своих раздумий, и надеялась, что мы сможем прийти к чему-то общему. Однако, по пути на пару мы с Ис стали свидетелями милейшей картины: наш Чон Чонгук, не стесняясь никого вокруг, флиртовал с американкой, приехавшей учиться по обмену. Она не первая иностранка, не обделенная вниманием одного из двух главных красавцев универа, и уж тем более не первая девушка, так что ничего удивительного в этом не было кроме того, что внутри меня что-то сжалось, хотя на деле я только закатила глаза и потащила бурчащую о бесстыднике Чонгуке Исюль к нашей аудитории. Мое настроение окончательно испортилось в обед, когда Ис вернулась из дамской комнаты, жалуясь на то, что Чонгук совсем обнаглел. — Вы ролями поменялись? Раньше Виен постоянно с ним на ножах была, теперь ты. Нельзя просто нормально общаться? — недоумевал жующий обед Чимин, недовольно глядя на подругу. — Если он хочет, чтобы я с ним нормально общалась, пусть не вламывается в женский туалет, слишком поглощенный поцелуем с девчонкой из США, не заботясь о том, есть ли внутри люди, среди которых я! У меня аппетит напрочь пропал… — девушка скривилась, отодвигая поднос, а я отправила в рот ложку риса, медленно пережевывая и одновременно с тем обдумывая новую информацию. На целый день я застряла между непониманием и раздражением. Я была раздражена и даже может быть зла, думая о том, что Чонгук целовался с другой девушкой, одновременно с этим старалась оставаться спокойной и понять, в чем тогда был смысл его поцелуев со мной. Я понимала, что у меня нет права на негативные чувства в сторону Гука по сложившемуся поводу, но вместе с тем, я еще больше запуталась, потому что его намерения становились вообще необъяснимыми. Исходя из его поведения сегодня, он не придал столь большого значения тому, что произошло между нами, а значит, я его совсем не интересую. Следовательно, в разговоре, который я планировала, исчерпался смысл. Я нехотя вспомнила наш первый поцелуй. Это было давно, еще до моих отношений с Юнги, хотя тот мне уже очень нравился. Я прекрасно помню, что тогда случилось, и помню почему именно была зла и расстроена. Не потому, что он меня поцеловал, и даже не потому, что высмеял затем мои чувства, хоть они и были исключительно теоретическими. Я просто не ожидала на следующий день обнаружить в его постели девушку, как не ожидала, что он будет с кем-то флиртовать сегодня и тем более зажиматься с другой в туалете. Я просто не понимала, зачем было целовать меня. Я думала, что могу ему нравиться, думала, что он мог просто не понимать этого так же, как я, но за это время мог осознать свои чувства или мог допустить их, как минимум… проблема в том, что я чего-то ожидала, ждала, что все случится так, как я думала или как мне того хотелось, напрочь забыв о том, что все люди разные и что самое ужасное это иметь ожидания касательно другого человека. Как показывает практика, они очень часто подводят. К концу дня я смогла стабилизировать свое состояние и мысли и прийти к единоправильному решению. Я была в порядке, когда направлялась в сторону футбольного поля, чтобы привычно сидеть на трибунах, слушая музыку, пока Чонгук не освободится. — Ви! — крикнул Чон, покидая мужскую раздевалку, и поднял руку вверх, а я помахала ему в ответ, слабо улыбаясь, и уже через несколько шагов оказалась возле парня. — Хай… — Соскучилась? — дернув бровями, ухмыльнулся Гук, вынуждая меня закатить глаза. — Мечтай. — По-моему, соскучилась… — улыбнулся парень шире и наклонился, намереваясь меня поцеловать, но я, конечно же, отвернулась, отстраняясь на шаг, а он нахмурился, вопросительно глядя на меня, пока выпрямлялся. — Что опять? Тебе все еще нужно время? — Нет, дело не в этом, — игнорируя его издевательский тон, вздохнула я совершенно спокойно. — Я во всем разобралась, и вот мое решение: о том, что случилось, мы забудем. И больше не трогай меня, пожалуйста. Живем как раньше, мы друзья. Никаких поцелуев. Это было самым логичным и самым верным решением в сложившейся ситуации, и мало что может меня в этом переубедить. Даже хмурый взгляд Чонгука и его недовольный тон голоса. — Мое мнение тебя не интересует? — что-то слишком напряженно… — Уже нет, — я качнула головой. — Я его знаю. Если бы он считал иначе, чем я думаю, он бы вел себя по-другому. По крайней мере в моей голове только это считается логичным. — Уже? — манерно удивленно, а мне так хочется закатить глаза, но я сдерживаюсь, желая избежать скандала, который может начаться в любую секунду. Такие уж у нас отношения, мы можем поругаться на ровном месте. Пусть миримся мы очень быстро тоже, да и скандалы наши больше шуточные, нежели серьезны, все же ссориться сейчас у меня совсем не было желания и сил. — Так оно все-таки что-то значило? И что же изменилось? А сам он подумать об этом не может? Он точно видел меня в коридоре, не может сложить два и два? Ладно, мне совсем не трудно объяснить, я не гордая. — Ис видела тебя в туалете целующимся с блондинкой из США, — я даже удивилась тому, как спокойно прозвучал мой голос. Думала, я накричу на Гука, если мне придется говорить об этом, а нет, все относительно в порядке. — Если она ошиблась, я тебе поверю. Ей показалось? Конечно, Ис не показалось, и мы с Чонгуком это прекрасно знаем. Теперь я просто уверена, потому что его выражение лица прочесть совсем не трудно. Кажется, он только что вернулся мыслями в туалет. — Так все дело в ревности? — он слабо улыбается, а мне его стукнуть за эту улыбку очень хочется. Ему кажется, это забавно? — Нет, — я сама от себя не ожидала, но мой ответ был максимально честен. Да, мне было неприятно думать о том, что Чонгук целовался с другой, хотя еще два дня назад целовал меня так, что у меня дух захватывало, но причина, почему я решила обо всем забыть, не в том, что я просто ревную. Если бы было так, я бы скорее устроила истерику, а не просила обо всем забыть. Дело не в ревности к другой, дело в том, что для него нормальны такие вещи. Для меня нет. — Я не говорил, что этого не будет, и мы не договаривались об этом… — Ты прав, и я не обвиняю тебя, — объяснила я. — Дело в том, что твой образ жизни не подходит для меня, Чонгук. Если ты хочешь зажимать меня раз в неделю, а по другим дням зависать с другими девчонками, я ничем не могу помочь. Я так не хочу. И здесь не важно, нравлюсь я тебе или нет, нравишься ли ты мне. С этим вообще ничего и никак не связанно. Просто я не могу быть кем-то между брюнеткой в красном платье и блондинкой из туалета. — Вот как? — Я ничего против не имею того, как ты живешь, и дальше ничего против иметь не буду. Если это не будет касаться меня, разумеется, — добавила я, считая очень важным подчеркнуть данный факт. Я никогда Чонгука не осуждала за его похождения. Никогда не осуждала за них Тэхена, ведь это дело каждого — жить так, как считаешь нужным или как получается. Пока я была для Чонгука врагом и когда стала его другом, я ничего не говорила о его стиле жизни и о круговороте девушек в его постели потому, что это только его личное дело и меня оно не касается. Я и дальше не буду брать во внимание данный факт, потому что на нашу дружбу его личная жизнь никак влиять не должна. Если только я не есть одной и составляющих его личной жизни. Это важно не потому, что я вредная. Я просто пытаюсь сделать все правильно. — Живи, как хочешь и как тебе удобно, но не впутывай в это меня. Чонгук слушал меня внимательно, так же внимательно на меня глядя. Только вот у него не получилось воспринимать мои слова так же спокойно, как я их произносила. — Просто любопытно, в твоей голове есть все же хоть один вариант, в котором мы ничего не забываем? А ты правда не хочешь забывать? — Конечно, — я слабо кивнула, а глаза Чонгука расширились в недоверии, но любопытстве. — Если хочешь прикасаться ко мне, ты будешь прикасаться только ко мне. Если хочешь целовать меня, ты не будешь целовать других. Все просто и очень логично. Вот только у Чонгука вызывает странную реакцию в виде прыскания и отвода взгляда, пока губы расплываются в широкой ассиметричной улыбке совсем не от счастья. — Ультиматумы… — парень поджал улыбающиеся губы и покачал головой вверх вниз, едко добавляя своим коронным саркастическим голосом, — за это я и обожаю отношения. — Меня не устроят отклонения от этих правил. Если ты со мной, то только со мной. Если ты со всеми, то я продолжу быть твоим другом, как раньше. Не нужно так реагировать, я не ставлю тебя перед фактом, если тебе так кажется. Я оставляю право выбора за тобой, хотя могла устроить истерику с выяснением отношений и оскорблениями или просто заявить, что хочу все оставить в прошлом. Гук молчит, молчит, хотя, я знаю, ему есть что сказать, и эти слова едва держатся на его языке. Вместо этого он исследует мои глаза полные решительности изучающим взглядом и вздыхает в итоге все еще недовольно. — Может быть, ты забыла, но у меня не бывает девушки. Я не вступаю в отношения. Как об этом забыть? — А я не зажимаюсь с кем-попало, может быть, ты забыл, — не только он умеет переводить стрелки, так что пусть не смотрит на меня так недовольно. Мы оказались в сложной ситуации и оба должны это понимать, не только я. Он тоже должен. — Чтобы было так, как ты хочешь, кому-то из нас придется уступить, Чонгук, и это буду не я, — если подумать о наших отношениях, именно я всегда делаю первый шаг. Я иду против себя, держу язык за зубами и сдерживаюсь, чтобы чего-то не сделать… это я предложила мир, это я делала все, чтобы мы подружились. Да, это было нужно в первую очередь мне, я понимаю, но все же… в этот раз я не могу уступить, даже если мне тоже хочется быть рядом с Чонгуком. Это слишком… — Меня только что бросили ради другой, и я чувствую себя паршиво. Но еще больше паршиво я себя ощущаю, будучи всего лишь одним из твоих приемов пищи. Ничем не приметным и легко заменимым. Грустно понять, что ты не достаточно хорош для человека, который для тебя очень важен, и поэтому он оставляет тебя ради другого человека. Но понять это можно, даже если непросто дается это самое осознание. Понять же, что ты нужна только по средам, в то время как в другие дни придется мириться, что парень, к которому ты неровно дышишь, проводит время с другими? Увольте, это даже грустным назвать нельзя. Это что-то за гранью абсурда и того, на что я способна пойти, даже если это единственный путь быть с ним рядом. Лучше Чонгука никто не умеет удивлять и загонять меня в тупик. Только он умеет заставить меня чувствовать себя так непонятно и неправильно, что все вокруг кажется каким-то глупым. Я сама кажусь. — Я привык так… — Я знаю, — признаю я с печалью, ведь прекрасно знаю, что именно его к этому привело и почему все так сложилось. Я знаю, но с собой ничего поделать не могу. Не в этот раз. — Потому что это просто. Но я не хочу просто. И не могу. — Так ты хочешь быть со мной? Чонгук, я не знаю, что ты хочешь услышать или что услышать надеешься, и не могу сказать то, в чем не уверена. А сейчас я уверена только в том, что не хочу быть для тебя только одной из, потому что тебе так удобно. Хочу ли я быть с тобой? Возможно. Но это не имеет никакого значения, если ты не хочешь того же. — Не в роли твоего перекуса между обедом и ужином, — все, что я могу сказать после задумчивой паузы, что повисла между нами. — Звучит грубо и очень паршиво, когда ты говоришь так, — скривился он недовольно. — Еще хуже я себя чувствую. Примерно так же я чувствовала себя в тот день, когда Тэхен был в командировке, и я жила с Гуком. В день, когда у его комнаты я столкнулась с девушкой, только вышедшей из душа, в день, который был сразу после того, в который Чонгук поцеловал меня и приказал ему ответить. Тогда я просто убежала, потому что мы поругались не из-за той девушки даже. Сейчас он не может сказать, что мне показалось или что я все выдумала, потому что на такое не способно даже самое продвинутое воображение. Я не хочу больше чувствовать себя так. — Ты слишком спокойна для той, кто чувствует себя перекусом, — заметил Гук, то ли потому что хотел сменить тему, то ли посчитал меня неискренней, то ли был и правда озадачен, и ему был любопытен ответ. — Не злишься? — Ты мне ничего не должен, так что я не имею права злиться. Мы не встречаемся, чтобы устраивать сцены ревности. Я знаю тебя, знаю, что для тебя это нормально, поэтому я самый спокойный перекус на свете. — Но ты хочешь быть единственной, — подводя итог. — Я не могу по-другому. — Я тоже не могу… Мы вернулись туда, откуда начали. Нет, не к самому началу, но к времени, где мы хорошие друзья. Пусть никто из нас и не озвучил окончательного решения, мы оба просто приняли то, что было возможно для нас обоих. Я не чувствовала себя отвергнутой или что-то типа того, мое сердце не было разбито, а гордость не была растоптана. Наверное, у меня ее нет просто. Не знаю. Мы абсолютно спокойно сели в машину. Не чувствуя неловкости, говорили о чем-то по пути ко мне домой. Все было как и всегда, включая небольшие препирания и споры. Произошедшего в доме Гука всего парой дней ранее словно никогда и не было. Чонгук не прикасался ко мне, как и обещал, и больше не пытался меня целовать. Все вернулось на круги своя, как и раньше. Все снова было хорошо. Так прошла неделя, а за ней вторая и даже третья. Поцелуй словно стерся из нашей памяти, и уже ничего о нем не напоминало, поэтому то, что случилось на поле, было странным до безумия. Вместо того, чтобы отправиться в душ вместе со своей командой, Чон Чонгук поднялся быстрым шагом на трибуны и, перегнувшись через сидения, что были рядом ниже того, где сидела я, схватил меня за шею, придвигая лицо ближе к своему, чтобы поцеловать. Я не сразу поняла, что происходит, книга, лежащая на коленях, свалилась на пол, а понимание того, кто именно меня целует, пришло только по тому, каким был этот поцелуй. Я не была мастером поцелуев, но знала, что так целуется только Чон Чонгук. Я промычала в его рот что-то невнятное, стараясь отстранить, но Гук только сильнее надавил на мою шею, заставляя губы распахнуться, и проник языком внутрь, чтобы по моему телу прошла дрожь. Парень тяжело дышал после тренировки, весь взмокший со сбитым пульсом, а теперь и мне его решил сбить? — Мы же договорились… — непонимающе прошептала я, когда мне удалось отстраниться. — Точно. Мы договорились, что если я не буду прикасаться к другим, я смогу прикасаться к тебе, — мои глаза увеличились в размерах от этих слов, и я даже задержала дыхание, стараясь понять, правда ли он сказал то, что я услышала, и все ли я поняла правильно. — Некоторые вещи изменить не очень сложно, — ухмыльнулся Чонгук, все еще находясь к моему лицу слишком близко. — Пути назад не будет… — предупредила я, глядя на него серьезно. — К чертям, — бросил парень и ухмыльнулся шире. — Иди сюда… Мы целовались, пока Гук не устал от неудобного положения, а я не разучилась дышать, раскрасневшись. Было плевать, что Чонгук был весь мокрый после тренировки, и даже на то, что нас кто-то может увидеть. Этот поцелуй казался слишком значимым, потому что был шагом навстречу мне, шагом через себя, сделанным Чонгуком.

***

Flashback

Ким Тэхен не мог оторвать своего взгляда от Кан Исюль во время обеда. С ней было что-то не так, он знал это, хотя не знал, откуда. Она на него не смотрела и не говорила с ним, а он не то, чтобы очень настаивал. Возможно, у нее что-то приключилось, а может, ей просто нужно время. Тэхен знал, что что-то не так, но не знал, что именно. Их не отношения застряли где-то и сбились с «графика» нарушения правил. Какое-то время они не пересекали черту. Она не пересекала, а он старался понять, что именно сделал не так, почему она больше не сверлит его взглядом и никак не реагирует на то, как взглядом ее сверлит он. Он не знал, но очень старался понять, а Виен только прищурилась, когда парень спросил, все ли в порядке у нее и ее друзей. Ответа он не получил. И сейчас он снова за ней наблюдает, стараясь понять, что именно не так, но понять не может, а поэтому психует, отправляясь на работу в не очень хорошем расположении духа. А в десять он снова на парковке ресторана, а она даже не смотрит в сторону его машины, проходя мимо. Брюнет чувствует себя преследователем, сигналя Кан, чтобы та его заметила. А она, садясь в машину, кажется, делает это вынужденно. По дороге домой они молчат. Молчат, хотя он очень хотел бы поговорить, а когда пытается, она отвечает нехотя, словно прося его остаться на своей стороне автомобиля и не пересекать границ между ними. Она только смотрит в окно угрюмо, а он сжимает сильнее руль, включая поворотники. Она прощается и старается быстро покинуть машину, когда та остановлена около ее дома, а Тэхен следует за ней, преграждая девушке путь. — Мы должны поговорить. — Не сейчас… — бросает, стараясь пройти мимо, а он перехватывает руку, заставляя девушку оказаться в его объятиях. — Ты говоришь это уже две недели, а нам все еще нужно поговорить, — произносит он терпеливо. Ким Тэхен не всегда может похвастаться терпеливостью, а точнее не может почти никогда, если только дело не касается Ким Виен. Обычно он вспыльчив и легко раздражается, но с Исюль он тоже полон терпения, и это даже не ощущается странным, хотя странным, несомненно, является. — О чем ты хочешь поговорить? — Ты не нарушаешь правил. Он хотел сказать больше, но начать нужно хотя бы с чего-то… С того, что в последнее время между ними что-то не так. Тэхен просто хочет знать, что именно. — Я… — тянет Ис, глядя в его глаза, а затем опускает взгляд, боясь потеряться там снова, как теряется каждый раз. Если только она вновь позволит себе в них утонуть, она не сможет поставить точку, которую нужно поставить. — Думаю, я больше не могу… — произносит она тихо, хотя знает, что он услышит, и не может позволить себе из его рук выпутаться, хотя знает, что должна. — Не хочу, Тэхен. Она правда не может больше, хотя очень старалась не придавать столько значения тому, что между ними происходит, но не смогла. Она провалилась. Кан Исюль слишком запуталась в том, чего нет, в этом слишком погрязла. Она знает, что еще немного и она не сможет из этого выбраться, но и остаться там невозможно. Брюнетка на него по-прежнему не смотрит, а Тэхен знает, что не должен ее отпускать, что ей не хочется, чтобы его руки исчезли. Но ему самому так хочется, чтобы она на него посмотрела… чтобы поговорила с ним и рассказала, что именно ее тревожит. Тогда он тоже расскажет ей о чем-то. Возможно ли, что они думают об одном и том же? — Что-то случилось? — его голос редко бывает заботливым, но по отношению к ней бывает, только вот он не может сказать, заметила ли она. Он даже не знает, заметил ли сам. — Нет… — она качает головой, устало прикрыв глаза, и не может подобрать слов, а ведь очень старается, потому что должна. — Да… не знаю, — она правда не знает, все стало в один момент слишком сложно… невыносимо запутанно, и распутать все это самостоятельно Кан Исюль было не по силам. — Ничего не случилось, но я не могу так больше. Думаю, нам нужно закончить это, Тэхен. Прости. Шаг назад, а Тэхен не удерживает ее на месте, когда она смотрит на него так. Ему не нравится видеть в ее глазах «прощай», ей совсем не нравится с ним прощаться. Но ничего не поделаешь, — думают оба, потому что жизнь не всегда такая, как хотелось бы. Тэхен не против отпустить девушку из своих объятий, но не считает разговор оконченным. Не потому, что его ни разу не отшивали, и не потому, что его гордость могла бы быть задета, а потому, что он еще не все сказал и вовсе не все услышал. Он еще совсем ни в чем не разобрался. — Так, ты не хочешь меня? — совершенно спокойно подводит итоги он. — Или время сейчас такое, что тебе не хочется…? — Проблема в том, что для меня этого стало мало! — перебив его, роняет девушка эмоционально и замолкает вместе с Тэхеном, понимая, что ляпнула лишнего. Теперь ей придется продолжить… и она продолжает, наполнив кислородом легкие. Смотрит ему прямо в глаза и говорит о том, что чувствует, о том, что ее разрывает на части. Ей совсем не следовало говорить всего, что творилось на душе… — Я слишком многого от тебя хочу, Тэхен. И с каждым днем мне кажется, я нуждаюсь в большем, я большего хочу, и меня это убивает… — признается она, хотя не думала, что способна на это. Он говорил, она смелая. Говорил, что она не похожа на других, что она удивительная. Может, поэтому она говорит обо всем, о чем следовало бы молчать? Потому что это он… Она в нем пропадала. В последнее время куда больше, чем прежде, практически не осознавая того, что происходит. Она тонула в нем снова и снова и ей это нравилось очень. Все нравилось, начиная от простых наблюдений и заканчивая стонами, что срывались по ее вине с его искусанных ею губ. От поцелуев в укромном месте как обещаний последующей встречи, до переплетенных пальцев и уложенной на его тяжело вздымающуюся грудь щеки. Ей все в их не отношениях нравилось, это было большим, чем то, о чем она могла мечтать. Но это было когда-то, а теперь ее мечты пересекли границы дозволенного, прямо как сама Исюль пересекала их не один раз. Она стала слишком жадной и сама виновата в этом. Их дурацкая игра стала для нее слишком серьезной. И больше Ис не могла в нее играть, потому что… потому что чувства к Тэхену крепли, пуская корни глубже в ее сердце, и теперь она знала, что порви он с ней, она этого не вынесет. Поэтому ей нужно прекратить все раньше, чем станет слишком поздно. — Это я начала все, я знаю. Я знала, на что иду, и я не жалею ни о чем, что было между нами… — каждое мгновение навсегда сохранится в ее любящем сердце прекрасным воспоминанием о днях, когда она была беззаботно счастлива. — Но этого становится слишком мало… Каждый день я становлюсь все более жадной, Тэхен. И я больше не такая удивительная, как ты думаешь. Я ничем не отличаюсь от других, и я больше не могу оставаться рядом, потому что тебе не нужна девушка. Она смотрит на него с сожалением, с болью, пропуская через каждую клеточку себя это трудное «прощай», а он неотрывно смотрит на нее и внимательно слушает все, что она ему говорит. Каждое слово впитывает и пытается понять… очень старается. — Ты не виноват, просто наше время истекло, — произносит она, шмыгая носом, потому что никто не предупреждал, что это будет так трудно и больно. Она не думала, что будет плакать, но сейчас рада, что на улице темно и практически не видно ее слез. Если бы еще и фонари погасли… — Тебе не нужно чувствовать ответственность. Ни за то, что произошло, ни за то, что со мною случилось. Это не твоя вина. Просто я решила, что лучше уйти чуточку раньше, чем я успею утонуть в несбыточных мечтах. Она замолчала, снова шмыгнув носом, и опустила взгляд, не выдержав тот, которым на нее смотрел брюнет, подавший после небольшой паузы, повисшей между ними, голос. — Я… — протянул Тэхен, последовав примеру Ис и взглянув на асфальт под ногами. — …думаю, ты права. — говорит он и сам себе кивает, вновь глядя на нее. — Во всем права. И… я не буду чувствовать вины, ведь, как ты и сказала только что, ты знала, на что шла. Ты знала, какой я, а я ничего не обещал и восхищался тем, что ты ничего от меня не ждала и не требовала. Я не буду чувствовать ответственности, не переживай. Как ты и сказала, мне не нужна девушка. Она не знает, что хотела услышать, чего ждала услышать в ответ на свое прощание, но точно не это. Она была не готова слышать то, что он только что произнес. Она не была готова к тому, что это будет так тяжело и так… больно. Кан Исюль не привыкла плакать на людях. Не важно, как сильно ее обижали, она никогда не плакала перед своим обидчиком, и позволяла себе пустить слезу, только когда была вдали от него, но сейчас… она чувствовала, как слезы покидают ресницы, наконец, касаясь кожи щек, а нос вынужден шмыгнуть. Она молчит, глядя на него, молчащего. Их взгляды значат так много, но оба видят в них лишь «прощай», а Исюль не может с ним вот так проститься. Для нее это слишком, даже если это прощание значит шанс на другую, свободную и счастливую жизнь. Он молчит и минуту спустя, а она не находит, что ему сказать, поэтому выдыхает теплый пар в ночной воздух и разворачивается на каблуках, направляясь к дому. Этот день был таким утомительным… последние недели были слишком утомительными. — Но мне нужна ты. Говорить об этом не трудно. Отнюдь. Сказать это было легче, чем Тэхену казалось все эти недели. Ему нужно было сказать это раньше, до того, как она решила с ним проститься. Девушка замерла, как и ее сердце, от услышанных слов. Она никак не ожидала услышать что-то подобное, а сейчас не верила в слова, которые на слух были приятнее, чем она могла себе вообразить в самой смелой фантазии. Она только успела обернуться, глядя на Тэхена потерянно, с распахнутыми в удивлении губами, а он снова заговорил, заставляя сердце в ее груди стучать куда быстрее. — Меня все еще восхищает то, что ты была готова быть для меня даже одной из многих. Но я не был готов к этому. Уже давно я понял, что это невозможно… Ты не можешь быть одной из, ты всегда будешь особенной. — Тэхен… — Ты ошиблась, Кан Исюль, — продолжает Ким, перебив ее шепот. — Наше время еще не истекло. Оно только начинается, если только ты хочешь того же, чего я хочу. Тэхен не думал, что это случится так, он совсем не готов говорить об этом, о своих чувствах. Он никогда еще не говорил… у него никогда еще их не было. Тэхен знал, что когда будет думать об этом вечере, он назовет себя идиотом, отругает за то, что не купил цветы или что-нибудь еще, что сказал обо всем посреди темной улицы вместо уютного места, где обстановка была бы куда более романтичной. Однако, сейчас он просто хотел сказать о них. Знал, что должен. Потому что ему совсем не хотелось слышать от нее «прощай». Он был не готов с ней попрощаться. — А… чего ты хочешь? Она смотрела на него заворожено, одновременно мечтательно и недоверчиво, а он продолжал говорить и не мог остановиться очень долго, даже когда она пыталась его перебить. — Хочу, чтобы очередь исчезла из наших отношений, и мы перестали искать предлоги для того, чтобы побыть вместе. Хочу, чтобы ты воспринимала мои поцелуи не как приглашение в постель, хочу твои воспринимать по-другому и ощущать их чаще, чем раз в несколько дней. Мне не нужен только секс, я хочу всю тебя себе… — а он правда хотел, уже очень давно хотел, но не мог признать этого, и уж тем более не мог в этом признаться кому-то. Даже ей. — Хочу ответственности и обязательств перед тобой, хочу иметь право ревновать тебя к другим, и пусть не имеет значения, был ли на самом деле повод для ревности. И представляться твоим парнем, отгоняя всяких уродов, хочу. Не искать красивые слова, которые натолкнули бы даже идиота на мысли о том, что мы вместе, я хочу прямо об этом заявлять, если будет нужно или если мне захочется сделать это просто так. Хочу быть для тебя большим, чем просто каким-то парнем, с которым можно переспать, когда хочется… Тэхену очень многое нужно было сказать ей уже давно, но он не смог сделать этого по многим причинам, которые и причинами-то нормальными не были. А сейчас, наконец, начав высказываться, ему совсем не было страшно. Он чувствовал, что на душе становится легче. Исюль смотрела на парня глазами полными слез и не могла понять, находится ли она во сне или же по каким-то причинам ее реальность вдруг стала настолько прекрасной, а небеса решили проявить по отношению к ней свою щедрость, наградив ее высшим из земных благ — счастьем. — Тэхен… Но Тэхен ей не позволяет себя перебить, потому что ему кажется, что если он не выскажется сейчас, больше никогда может не заговорить об этом снова. Не потому что трус, а потому что решит, что не достоин всех этих желаний и ее внимания. Возможно, без него ей будет намного лучше…? Он не успел пока подумать об этом, сейчас его голова полна эгоистичных мыслей, а сердце переполнено не менее эгоистичными желаниями, которые срываются с его губ самой драгоценной музыкой для ушей Кан Исюль, для ее сердца и души. — Я хочу целовать тебя без подтекста, хочу держать твою руку не только в постели. Хочу приглашать тебя на свидания и ругаться с тобой из-за того, что я забыл про какую-то дату, хотя я не забуду… — если бы у них была хоть одна важная дата, он бы ни за что ее не забыл. — Хочу поскандалить и разбить что-то от злости и даже, может быть, заставить тебя из-за этого плакать, а потом, остыв, просить прощения за то, каким был придурком… — удивительно, что даже о таких негативных, казалось бы, моментах его странное сердце мечтало тоже. Тэхен не хотел всего только лучшего и самого приятного, он хотел прожить каждый момент вместе с ней, даже самый обычный или самый сложный. Абсолютно через все пройти… — Хочу, чтобы твои родители знали меня, как твоего парня, а не как доброго старшего брата твоей лучшей подруги, который временами подвозит тебя домой, потому что ему по пути. Хочу покупать тебе подарки и не думать, что ты поймешь это неправильно, пойти вместе в кино хочу… — парень даже не заметил, что воздуха в легких не осталось. Он так увлеченно говорил о том, чего хочет, что даже не удосужился взять паузу, чтобы вздохнуть, а сейчас, когда эта пауза ему просто необходима, а легкие наполняются спасительным кислородом, Ким Тэхен находит свое положение глупым и даже позволяет себе слабо улыбнуться. — Наверное, за всю мою жизнь я не говорил так много раз слово «хочу», как сейчас, а я даже треть еще не перечислил… Это правда, Тэхен не привык хотеть. Какое-то время желания были для него непозволительной роскошью, а затем способность хотеть, желать чего-то, словно атрофировалось в нем, но сейчас… сейчас он правда хотел, искренне желал очень многих вещей, как бы странно для него это ни ощущалось. Все его желания были связанны с ней… — А еще я хочу, чтобы ты тоже этого хотела… — добавил парень тише и спокойнее, после минуты молчания, в которую пытался отдышаться и понять, о чем она думает, и в которую она не посмела проронить ни слова. — Я… — протянула Ис, не зная, что именно ответить, что она ответить должна. Ей так много хотелось сказать, но она не могла собрать мысли в кучу, не могла прогнать застилающую глаза дымку слез не печали, радости. Она правда старалась сказать хоть что-то, но была так счастлива, что, в прямом смысле слов, потеряла дар речи, кажется. Тэхен терпеливо ждал того, что девушка пыталась сказать. Он никуда не спешил и, в конце концов, это он стал инициатором этого разговора, хотя она и бросила ему «не сейчас». Он и так требует слишком многого, так что должен хотя бы с пониманием относиться к переменчивому состоянию девушки, которая ему нравилась. — Я… хочу, чтобы места были в последнем ряду, — все, что смогла произнести Исюль, решив, что этого будет достаточно. Сейчас она просто не может говорить о том, что чувствует, ведь чувств внутри нее слишком много. Она просто надеялась, что Тэхен и без этого поймет ее, нет, она знала, что он поймет, как она поняла его чувства, хотя он и не сказал прямо «ты мне нравишься». — И попкорн, — добавила девушка, шмыгнув носом, и слабо улыбнулась, а слезы по щекам все равно потекли, но она не придала им значения. — Только одно ведро, чтобы пальцы соприкасались внутри… и еще хочу потом в кафе и газировку с двумя трубочками… — она правда… правда может этого желать? Она правда может сказать ему об этом? — И хочу все время держать тебя за руку, чтобы у куриц, положивших на тебя глаз, даже надежды не было на то, что они смогут тебя заполучить. Исюль плакала, плакала и улыбалась все шире и шире, понимая, как глупо могут звучать ее слова, как глупо она может выглядеть, но наплевав на все эти осознания. Она счастлива. Прямо сейчас она счастлива как никогда в своей жизни прежде. — Что еще? — спросил Тэхен, не сдерживая улыбки, и сделал шаг, сокращая половину расстояния между ними. — Хочу заказать блюдо для парочек! И только попробуй забыть о нашей дате! Я ни за что не прощу тебя, если ты забудешь! Он ни за что не забудет, ни за что на свете, — это значит его улыбка и объятия, в которые он заключает ее тельце, тут же прижимающееся к нему сильнее. Поцелуй, который Исюль оставляет на его губах, не значит приглашение на ночь, и теперь Тэхен не вынужден корить себя в том, что придумал это. Поцелуй, которым он ей отвечает, не прекращая улыбаться, означает «Ты мне нравишься», а может даже «Я тебя люблю», вместо привычного ей «Я хочу тебя», и теперь ей не нужно убеждать себя в том, что ей все это кажется. — Это признание было намного лучше банального: «Давай встречаться?» или «Ты будешь моей девушкой?», — заметила Ис, не разрывая счастливых и тесных объятий даже через пятнадцать минут, и широко улыбнулась, крепче прижимаясь щекой к груди своего парня. — Твой ответ был намного лучше обычного «да»…

***

Время… оно так спешит куда-то, словно везде чувствует себя гостем, которому совсем не рады. Оно течет совсем незаметно, ускользает сквозь пальцы и оставляет о себе только воспоминания. Какие? Тут уже как сложилось. Прекрасные цветы, сложенные между страниц книг, или раны, затянувшиеся кривым рубцом. Каждому время оставит свое, но для всех будет одинаково жестоко и добродушно, хотя для каждого течет с разной скоростью и всегда исчезает в самый неподходящий момент. Никому не делает исключений. Неделя, другая, третья… совсем скоро весна закончится и ее сменит лето, а в гостиной дома Чон Чонгука и так уже невыносимо жарко. Так жарко, что парень с удовольствием избавился бы от лишней, а лишней он считал абсолютно всю одежду, что была на нем, а еще избавил бы от нее прекрасную особу, кажущуюся недосягаемой, хотя находится так близко, сидя на его коленях. Чертовски жарко, а от ее поцелуев становится еще жарче, кожа плавится уже не в первый раз, и это не случайность, закономерность. В последний раз им пришлось уйти с головой под воду, чтобы остановить пожар, что чуть не разгорелся. Впрочем, была бы воля Чонгука, он бы ничего не стал тушить… не то, чтобы купаться в бассейне вместе с Виен ему не понравилось, но он бы предпочел заняться чем-то более… кхм, интересным. Ладони парня оглаживают тело девушки сквозь ткань ее одежды и пытаются проникнуть под футболку, чтобы прикоснуться к коже, которая Чонгуку уже скоро сниться будет, а Виен мычит что-то, когда парень случайно ее губу прикусывает, и отстраняется, вместе с тем останавливая руки Чона. Провал. Он снова смотрит на нее раздосадовано. Не понятно: еще немного и он расплачется или невероятно разозлится. Чонгук и сам не знал, но знал, что ему совсем не нравится то, что ему постоянно приходится отстраняться. Его это, скажем прямо, бесит. Вот и сейчас парень упирается затылком в спинку дивана и прикрывает глаза, сглатывая, пытается прогнать навязчивые мысли из своей головы, но ничего путного не выходит, и он лишь придвигает девушку ближе, не собираясь отступать, но Ви упирается ладонями в его плечи и выгибается в пояснице сильнее, чтобы он не смог дотянуться до ее губ. Бесит. Прямо сейчас он решил. От досады он плакать не будет, он что-нибудь разобьет от злости или сломает. Расстояние, которое она постоянно держит между ними, его очень бесит. Виен отстранилась не потому, что ей не нравились поцелуи Чонгука или потому, что ее коже не хотелось ощутить прикосновения его пальцев. Хотелось и даже очень, Чон уже разбаловал ее тело прикосновениями, легкими поглаживаниями и чем-то более ощутимым. Поцелуями разбаловал в те редкие моменты, когда ему удавалось стянуть со своей девушки верхнюю одежду, предварительно затащив ее в свою постель. Они еще не перешли черту, ни разу за все то время, что они вместе, ни разу за все время, в которое Чонгуку удавалось обнажить Виен хотя бы наполовину, в попытке подтолкнуть ее к чему-то более значимому, чем поцелуи или валяния в кровати. Еще немного, и он просто сойдет с ума. Если честно, он чувствовал уже себя монахом. Его воздержание от секса длилось уже слишком долго, чтобы не придавать этому значения. К такому он не привык… А Виен не привыкла раздеваться перед парнем, не привыкла ощущать прикосновения, которые ей дарил Чонгук, и поцелуи. Она не привыкла уделять этому аспекту отношений столько времени и внимания, а еще она до сих пор не привыкла к тому, что чувствует. Второкурсница отстранилась от Гука в этот раз вовсе не потому, что посчитала, что он перешагнул черту того, к чему она готова или чего хочет. Она отстранилась, потому что кое-что было ей интересно. Кое-что ее тревожило уже какое-то время… Чон Чонгук целовал ее всегда очень приятно, но это… его поцелуи всегда были страстными, они были резкими и глубокими, они всегда были быстрыми и нетерпеливыми, как и прикосновения его рук. За эти недели, Чонгук ни разу не коснулся ее неторопливо, ни разу не поцеловал тягуче. Он всегда воспламенял ее кожу и сердце сбивал с ног, заставлял задыхаться от жара, исходящего от их тел, но еще ни разу не позволил ей поцеловать его по-другому. Он ни разу ее по-другому не целовал. — Подожди… — шепчет Ви, когда Гук целует ее шею, так и не сумев дотянуться до губ. — Не хочу… — Чонгук… я хочу поговорить. — Сейчас? — недоверчиво, совсем не радуясь ее идее. — Пожалуйста, Гук, — умоляет Виен, стараясь отстраниться, но парень не отпускает, пока она не вскрикивает. — Перестань! Выражение его лица сегодня особенно недовольно, когда он откидывается назад, глядя на нее взглядом: «Ну, что опять?». — Почему ты… всегда целуешь так резко? То есть… как будто я твоя добыча, которая может сбежать, если ты не съешь ее прямо сейчас? Ты ни разу не целовал меня медленно… — Так тебе не нравится, как я целуюсь? — Я сказала не это… — закатила глаза Ви, даже не чувствуя себя виноватой. Как ей сказать то, что она пытается сказать, чтобы он понял ее правильно? — Почему ты целуешь меня? — поинтересовалась она, минуту поразмыслив. — Потому что мне хочется тебя целовать? — за этот его издевательский тон она когда-нибудь точно его прикончит. Если только он не прикончит ее раньше за что-нибудь другое. — Я не понимаю, в чем проблема? Ви не нашла ничего лучше, чем припасть к губам парня своими, целуя его очень осторожно. Ее губы очень ласково прикоснулись к устам Чонгука, и это простое прикосновение значило для нее намного больше всех тех поцелуев, что у них были. Однако, момент был разрушен ответом парня, ведь его язык вновь властно проник в ротовую полость Ви, а руки Гука крепко сжали ее тело. — В этом, — разорвав поцелуй, воскликнула раздраженная Виен, глядя на Чона с непониманием таким же, с каким он смотрел на нее. — Почему ты не позволяешь мне целовать тебя нежно? Куда ты спешишь? — Мой поцелуй значит, что я не могу быть рядом с тобой спокойным, разве это не значит…? — Это значит, что ты меня хочешь, я помню, — перебила его девушка. Она слышала это уже сотню раз, а может быть даже больше. — Здорово, я очень рада. А кроме этого что-нибудь есть? — спросила она, заглядывая в глаза Чонгука с надеждой, ведь ее сердце билось чаще не только от горячих касаний. Оно билось чаще от его улыбки, от смеха, от ощущения его руки в ее ладошке… ей хотелось, чтобы он чувствовал что-то хотя бы самую малость похожее на то, что чувствует она. Виен нуждалась в том, чтобы он тоже чувствовал это, поэтому только жаркие поцелуи, которыми он ее одаривал, ранили. — Тебе хочется застрять со мной в моменте поцелуя? Не хочется вывернуть сердце наизнанку? Я хочу сказать… — она запнулась, не зная, как точно передать то, о чем она думает и что чувствует, что хочет сказать. — Быстрые поцелуи передают желание, верно? Тогда медленные передают заботу и переживания, чуткость… любовь. Разве тебе не хочется почувствовать это или отдать другому человеку? Мне отдать… Ким Виен всем сердцем, что замерло в ее груди, надеялась, что он правильно понял ее слова, что его ответ не ранит ее. Взглядом, полным надежды и искренних переживаний, она смотрела в его глаза, в которых в этот самый момент проскользнуло что-то печальное. — Я не умею любить и заботиться, — проговорил Чонгук тихо. Он понял, о чем она говорит, и ему стало немного жаль, что он вынужден ответить ей именно так. Ей тоже было жаль, что он так ответил, ей было больно, потому что в этом и заключалась правда. Его правда, правда, в которую он верил так долго… все это время до нее. — Нет людей, которые не умеют любить, — покачала головой Виен, не отрывая от глаз парня своего пронзительного взгляда. Ее ладонь нашла его и переплела их пальцы вместе так же, как переплетены взгляды: ее печальный и полный надежд, его печальный и завороженный. — Но так много тех, кто не позволяет себе этого… — кончики ее пальцев осторожно прикоснулись к его щеке и погладили кожу, которой тут же коснулся ее заботливый взгляд. Пальцы Ви прошлись тонкой, едва ощутимой линией вниз по шее Чонгука к плечу и медленно спустились по его мускулистой руке к ладони. Трепетно, ласково, осторожно и очень нежно… Виен очень много чувств вложила в это прикосновение, закончившееся на кончиках его пальцев. — Чувствуешь? Он чувствовал. Конечно, он почувствовал, по-другому и быть не могло. Чон Чонгук ощутил нечто подобное впервые, и это чувство его заворожило. Виен поняла это по его растерянному взгляду и слабо улыбнулась. — Просто попробуй, — прошептала она, придвинувшись ближе к его губам. — Не спеши… К ее удивлению, Чонгук ее не поцеловал. Парень сглотнул и разомкнул замок их рук, рисуя очень осторожную линию от кончиков ее пальцев по тонкой руке к плечу, вверх по шее и до щеки, на которую легла теплая и очень нежная ладонь. Его большой палец оставил несколько мягких дуг на коже лица Ви, по телу которой пробежала не одна стая мурашек за время создания невидимой линии оставленной пальцами Чонгука на ее коже. Только сейчас его губы коснулись ее губ. Медленно. Заботливо. Боязливо. Печально. Осторожно. Нежно… этот поцелуй был совсем другим, он был неторопливым, он был полным смешанных чувств Виен и Чонгука, он был именно таким, в котором она бы хотела застрять, который, она бы хотела, чтобы никогда не прекращался. Гук отстранился первым, не отпуская ее лица. Он смотрел на нее смущенно, робко… совсем не похоже на него. Все это было на него не похоже: то, что он чувствовал, то, что делал, о чем думал… Этот взгляд, как и поцелуй, который он только что подарил ее губам, словно не принадлежал ему. Как будто внутри этого парня живут две совершенно разные личности. Парень чувствовал себя странно, но он улыбался. Слабо, едва ощутимо, но улыбался, хотя сам того не заметил. — Ну, как? — спросил осторожно вовсе не потому, что ему нужна была похвала. Он хотел узнать правду. Почувствовала ли Виен то, что он пытался дать ей почувствовать? — Позволь себе, Гук… — прошептала она, нежно обнимая своими ладонями его лицо и ласково улыбаясь. — Разреши себе быть счастливым.

***

Во вторник за ужином семьи Чимина и Бёлль назначили дату свадьбы. Август — отличный месяц для бракосочетания, так считали не только они, и не напрасно. Девушка была окрылена приближающейся датой свадьбы с любимым, а вот Чимин не был так счастлив, хотя и старался делать вид, что все в порядке. Он не был в порядке, и это было очевидно для него, Бёлль и для Виен, которая не переставала забрасывать друга вопросами, на которые он не отвечал. Бёлль переживала из-за состояния Чимина по многим причинам. Она знала, что все началось с объявления даты, а это значит, Чимина гложет именно их предстоящее бракосочетание. Это разбивало девушке сердце. Но она старательно скрывала это от любимого, который был слишком отстранен в последнее время и погружен в размышления, которыми с ней не делился. Пак Чимин был подавлен целую неделю после того ужина, когда выяснилась дата их свадьбы. Нет, он не хотел ее отменить или что-то в этом роде. Он просто снова вернулся туда, откуда все началось. Их брак — дело уже давно решенное. Он не зависит ни от него, ни от Бёлль. Ничего не зависит от них. Пак Чимин не делал предложения, Бёлль никогда его не принимала. Не они будут выбирать зал или список гостей, Бёлль никогда не наденет платье, которое ей понравится на самом деле, если только кто-то из взрослых выберет другое. Все спланировано уже давно, и они с Бёлль не имеют к этому никакого отношения. Музыка, торт, меню… ничего им не подвластно, даже самое главное: быть свадьбе или не быть. Пак Чимин терпеть не может быть лишенным права выбора, но именно из этого состоит вся его жизнь. Школа, его интересы, профессия и даже жена, все было решено уже давно, и он ни над чем не имеет власти. И сейчас он снова вспомнил об этом. Но он не хочет так. Так не должно быть… Ни он, ни, тем более, его прекрасная Бёлль не заслуживают этого. Он пропустил тренировку и попросил девушку прийти к нему домой. Это было странным на фоне его состояния и отстраненности в последнее время, так что Бёлль стучала в дверь дома Пака с замершим сердцем. А он не открыл… Ей пришлось самой войти и замереть в темной гостиной, украшенной свечами и цветами. Сердце девушки забилось так быстро, а ладошки закрыли лицо, когда ее непонимающий взгляд нашел в темноте комнаты нарядного Чимина с букетом цветов в руках. — Чим… это все… — дрожащий голос едва покинул ее уста, а взгляд не мог остановиться исследовать красиво украшенную комнату. Такого она себе даже представить не могла. Бёлль словно оказалась в романтическом фильме, сама того не осознавая. — Я хочу кое о чем спросить тебя, — проговорил распереживавшийся Чимин, сильнее сжимая букет в свои вспотевших ладонях. Он знал, что просто не будет, но даже не предполагал, что будет нервничать так сильно, что практически не сможет говорить. — Можешь подойти? — Спросить? Ты украсил здесь все, чтобы спросить меня о чем-то? — Пожалуйста, можешь подойти? — попросил он еще более нервно. Парень не был в состоянии много говорить и объясняться, он слишком сильно переживал, чтобы вести долгие диалоги о чем-то не столь важном, по сравнению с тем, о чем поговорить он считал необходимым. Удивленная Бёлль медленно пересекла комнату, останавливаясь рядом с любимым. Сегодня Чимин выглядел по-другому: аккуратно уложил свои светлые волосы, открывая лоб, и даже надел костюм, хотя терпеть не мог официальный стиль одежды. Девушка не могла оторвать от своего парня глаз, не могла налюбоваться им, хотя прекрасно знала, как сильно он нервничает. Пак Чимин обычно застенчив и скромен, он не любит быть в центре внимания, не любит вычурность и показуху. А еще он малословен. А сейчас ей кажется, что перед ней стоит совсем другой Чимин, Чимин, который переживает очень, от чего на виске у него проступает капелька пота, а дыхание слишком поверхностное для спокойного человека. — Бёлль, я очень тебя люблю… — начал Чим, набравшись смелости. — Я тебя тоже… — улыбнувшись, проговорила Бёлль, тут же перебитая. — Не перебивай, пожалуйста, — взмолился Пак, хотя это, может, и прозвучало немного резко. Он только собрался с силами, только решился заговорить и боялся, что если замолкнет, больше не сможет произнести ни слова. А он ведь так старался, чтобы этот вечер прошел особенно… — Я очень тебя люблю. Ты очень ценна для меня. Ценнее всех других, и никто в целом мире не сможет тебя заменить или тем более затмить в моих глазах. Никто и никогда, ты слышишь? — его речь была немного отрывистой, нервной, совсем не похожей на ту, что он репетировал последние несколько дней, предварительно записав все, что хочет сказать, на бумажке, но она была искренней. Самой искренней из всего, что он когда-либо говорил. — Я очень счастлив, что ты есть в моей жизни, и я очень хочу быть с тобой всегда… — он выдохнул, а потом несколько раз моргнул и заговорил еще быстрее. — То есть, я хочу сказать, что это правда то, чего я хочу. Не потому, что мы и так обречены быть вместе, хотим мы того или нет, а потому что я на самом деле не представляю своей жизни без тебя. — Чимин… — Бёлль практически расплакалась, забыв о том, что парень просил его не перебивать. Она была так тронута его словами, что не смогла сдержать в себе эмоций, даже если они могли вызвать недовольство Чимина. — Я знаю, мы поженимся в августе, и от нас ничего не зависит, но все же… Я… я должен спросить… Ты выйдешь за меня? — сказал. Он сказал это, наконец-то, сказал и перестал дышать в ожидании ответа или какой-то реакции от своей любимой, а Бёлль только смотрела на него шокировано и ничего не понимая. А он ее прекрасно понимал, ведь они и так помолвлены, о чем он говорит? — То есть, не потому, что знаешь, что все равно выйдешь, а по-настоящему, потому что хочешь прожить со мной всю жизнь и родить много детей, а затем состариться… — он снова тараторил что-то непонятное, на него это было совсем не похоже, а он и сам это прекрасно понимал, стараясь успокоиться и держать себя в руках, но получалось не очень. Совсем не получалось. — В общем, — поняв что все его слова были глупыми и непонятными, парень попытался начать с начала объяснить то, что чувствовал и пытался сказать, — если представить, что у тебя есть выбор, от которого все зависит, пожалуйста, ответь. Ты станешь моей женой? Его взгляд полон надежд и переживаний, ее взгляд полон чистого восторга и самого настоящего счастья. Его сердце слишком быстро стучит из-за нервозности, а ее сходит с ума от того, насколько этот момент для нее особенный и волшебный. — Конечно! — расплакалась девушка уже всерьез, широко улыбаясь, и даже воскликнула, лихорадочно кивая. — Да, да, Чимин! Да! Ее руки крепко обвили его шею, а его прижали ее тело к себе как можно ближе. Наконец-то, Пак Чимин смог облегченно вздохнуть, но как только позволил себе почувствовать себя самым счастливым человеком на свете, понял, что он самый настоящий идиот. — Чеееерт… Чимин ругал себя в голове так, как не ругал еще ни один живой человек. Объятия разорваны, а Пак нервно тянется к карману, доставая бархатную коробочку, внутри которой спрятано кольцо, достать которое он должен был уже давно. Он так перенервничал, что напрочь забыл о кольце и все испортил… — Прости, я… — начал было оправдываться парень, чувствуя себя виноватым за то, что так и не смог этот вечер сделать идеальным, хотя так старался… — Оно прекрасно… — перебила его Бёлль и быстрым движением пальцев сняла кольцо, подаренное ей в честь помолвки семьей Чимина. Раньше оно так много значило для нее, но сейчас потеряло смысл. Оно ей больше не нужно… Маленькая ладошка протянута Чимину, а он, дрожащими пальцами спешит надеть на освободившийся пальчик кольцо, которое не было дороже того, что Бёлль носила до этого дня, или красивее. Но для нее оно именно таким и было: самым красивым и дорогим. Их поцелуй полон сладости и любви, искреннего счастья. Никто из них не может перестать улыбаться, хотя Бёлль продолжает лить слезы радости, а Чимин не знает, куда деть букет из своих рук. Кажется, отдать его своей невесте он тоже напрочь забыл. — Вот, это тоже тебе… — проронил он смущенно, а она рассмеялась, вытирая влажные щеки и забирая красивый букет. — Это было совсем не обязательно, но очень и очень романтично. — Предложение — обязательный и очень важный этап отношений, — покачал головой Чимин, серьезно прищурив взгляд. — Не говори, что не знала. — Но в нашей ситуации… — Я хочу, чтобы мы поженились, потому что хотим этого, а не потому, что так нужно и это решил кто-то другой, — произнес Чим, обнимая девушку за талию. — Это важно для меня, потому что я люблю тебя. И я хочу, чтобы ты была такой же счастливой, как и другие невесты. Ты заслуживаешь того, чтобы все было правильно… Он очень долго думал об этом, думал и печалился того, что у Бёлль не было того же, что бывает у всех девушек. Чим никогда не просил ее встречи или номера, не приглашал на свидания, не пытался впечатлить… Он не ухаживал за красавицей, не просил стать его девушкой, не знакомил с родителями и не переживал о том, какое впечатление сложится о нем у ее семьи. Они просто встретились однажды в ресторане и узнали, что должны будут пожениться. Бёлль была лишена красивой истории любви, и Чимин чувствовал себя в этом виноватым. Да, она не интересовала его, как девушка, он не видел в ней своей настоящей жены. Это была всего лишь сделка двух семей, их обязательство, но не то, чего они хотели. Хоть Бёлль и полюбила Чимина с первого взгляда, она не хотела такой помолвки, он уверен. Ведь в отношениях важны чувства обоих… для нее тоже. Чимин любил ее, любил очень сильно и старался всячески окутать ее своей заботой, как не делал этого раньше. Свидания и подарки, милые и глупые вещи, которые делают все парочки, — они делали вместе все это, но этого было мало. Он знал, что она достойна большего. Чимин жалел о том, что не пытался быть с ней хорошим и вежливым в самом начале. Ему было жаль, что он не раз заставлял ее сердце болеть, ему было жаль, что они встретились именно так… Поэтому он хотел сделать хоть что-то, чтобы она была счастлива. Хоть что-то в их отношениях должно было случиться правильно. — Это лучший момент в моей жизни, — искренне призналась девушка, даря сердцу Чимина спокойствие и радость. Его губы широко-широко улыбнулись, выпуская из легких вздох облегчения. — Я еще отвоюю для тебя идеальное платье и стану просто идеальным женихом! — Платье? — Свадебное платье, — объясняет он. — Думаешь, на спланированной свадьбе тебе разрешат выбрать платье? Ей совсем нет дела до какого-то платья, когда рядом находится Чимин, который сотворил для нее чудо. — Платье это не самое важное, — улыбнулась она, отмахиваясь от этой затеи и обнимая Чимина крепче. — Я согласна на все, если мой жених ты. — Сегодня я должен разбрасываться романтичными фразами… — немного обижено заметил парень, поправляя волосы красавицы Бёлль и осматривая ее совершенные черты лица любящим взглядом. — Тебе кто-то мешает? Она целует его так, что у него мысли все улетучиваются, как и у нее самой… С каждой секундой их поцелуй становится горячее, дыхание сбивается, и совсем скоро им приходится оторваться от губ друг друга, чтобы смочь вдохнуть. — Я тут подумал… — протянул Пак после небольшой паузы, в которую наслаждался красотой своей невесты и чувствовал, что сердце в его груди работает с явными перебоями, слишком быстро перекачивая горячую кровь. — Что насчет моего предложения завести много-много детей? Это процесс не быстрый, знаешь ли, может быть, начнем практиковаться? — в голове это звучало намного лучше, но сказанного не воротишь, а Чимин снова и снова дает себе мысленные пинки под зад за слишком длинный язык. Да что с ним не так сегодня?! Почему он продолжает морозить чушь?! Они уже разделили ложе далеко не один раз, так что в его словах нет ничего очень страшного, но все же звучат они даже для самого Чима неправильно. Нет, Чимин вовсе не озабоченный парень, но сегодня он слишком нервный, совсем на себя не похож. Однако и это ничего не объясняет и не является чем-то смягчающим сложившиеся обстоятельства. — То есть, я хотел сказать… — он тут же пытается все исправить, разнервничавшись еще больше, но его невнятную речь спешит перебить Бёлль, совсем своего парня не узнающая, но считающая его слишком милым сегодня. — Ты сегодня на удивление много говоришь… — прошептала она, придвинувшись к его губам, и беззастенчиво поцеловала.

***

POV Виен

Не могу поверить, что Гук притащил меня в ресторан. Он просто позвонил, когда я валялась на кровати, читая учебник к завтрашнему занятию, и сказал быть к чему-то готовой через пять минут, а через четыре уже припарковался у моего дома. Как и обычно, без стука войдя в мою комнату, пока я переодевалась, за что, как и обычно, получил по шее, Чонгук сказал мне поторопиться и терпеливо дожидался в гостиной, пока я не спустилась. Больше меня удивлен был разве что Тэхен… И вот теперь мы ужинаем вместе не дома, как бывало всегда. Это было чем-то необычным, но вполне в стиле Чонгука. Вечер был хорош, красив, прекрасен. Мы много говорили, пока ждали еду, и улыбались. На удивление даже не поссорились за сегодня ни разу. Такого у нас еще не случалось. В ресторане, где мы ужинали, звучал рояль, а я заметила это только тогда, когда заиграла мелодия, для меня слишком знакомая. Услышав ее, я замерла, чуть ли не выронив вилку с ножем из рук, а в сторону фортепиано бросила взгляд, словно рассчитывала увидеть играющим совсем другого человека. Я знала эту мелодию, потому что она часто играла в доме Юнги. Под эту мелодию мы танцевали под дождем… Очень часто Юн играл ее, когда я была у него в гостях. Он всегда говорил, что она для него особенная, и она была особенной для меня. Я могла слушать его игру часами, часами смотреть, как его руки перебирают клавиши… Эти моменты были для меня такими важными, хотя в них не было ничего очень особенного. Просто парень и фортепиано, просто музыка. Нет, все было совсем не просто… — Что-то случилось? — Гук вернул меня в реальность, вынуждая несколько раз моргнуть и сосредоточить взгляд на нем, а не думать снова и снова о музыке и воспоминаниях, что были с ней связанны. — Нет, все в порядке… — заверила я, немного нервно улыбаясь, чтобы он не переживал обо мне. — Просто мне нравится эта песня. — Чем же? — Атмосферой… — проговорила я и взглянула на музыканта снова, позволяя каждой ноте пройти через меня и согреть мое тело и сердце. — В ней есть что-то кажущееся волшебным. Эта композиция всегда была для меня волшебной и навсегда останется таковой, ведь каждый момент, в который она наполняла пространство вокруг меня, был великолепен. — Правда? — поинтересовался Чонгук задумчиво и продолжил медленно пережевывать свой ужин, прислушиваясь к музыке, словно пытался найти в ней нечто волшебное, о котором я говорила. — Не бери в голову, — смутилась я и сменила тему. — Может, завтра не пойдешь на тренировку? Тебе следует отдохнуть перед соревнованиями. В субботу в универе соревнования по тхэквондо, правда не в нашем, а это заставляло Гука больше переживать. Наши были осенью, а сейчас наш ВУЗ участвует в городских соревнованиях, где будут студенты и других университетов. Так что последние два месяца наша команда по тхэквондо старательно тренировалась, готовясь к поединкам с другими университетами. Однако кто-то готовился к ним больше всех. Я честно не понимала, почему Чонгук так вкалывает. Тренировки, тренировки, тренировки… вся его жизнь за пределами универа состояла из тренировок. Раньше в нее входили и другие вещи вроде клубов и интереснейших связей на ночь, а сейчас тренировки и я. Даже у меня жизнь более насыщенная, кажется. — Не пойду на тренировку — продую, — надоело уже слышать эти глупости. Парень сам не понимает, как сильно себя выматывает. — А вот и нет, так у тебя будет больше сил для поединка. — Хочешь, чтобы я проиграл Чимину? — вскинув брови, в шутку спросил он. — Хочу, чтобы ты не пострадал, — ответила я, даже не удосужившись закатить глаза. — Я не пострадаю, тебе не стоит переживать. Я отлично дерусь. — Я до сих пор помню, как тебя швыряли, словно котенка, в разные стороны ринга, — меня передернуло от неприятных воспоминаний первых соревнований по тхэквондо, на которых я присутствовала. Хоть Гук и победил в тот день, победа досталась ему совсем не легко. — В этот раз ты ведь не позволишь причинить себе боль? Иначе я поколочу тебя. — Это намного приятнее, чем кажется со стороны, — проговорил он негромко, слегка улыбнувшись и глядя в тарелку, где нарезал стейк на маленькие кусочки. — Что именно? — Забота. Когда слышишь подобные разговоры парочек, это кажется глупым и даже иногда противным. Слишком слащавым, — небольшая пауза кажется ему необходимой, и вот, уголки губ дергаются выше, а взгляд находит мой. — Но это правда очень приятно. Твои милые наставления и переживания о ком-то вроде меня… твое желание меня защитить. Это правда нечто. Мне были приятны эти слова. Хоть он и произнес их с некой иронией в начале и все еще остался при своем мнении о том, что это глупо, я была рада, что ему приятно. Обычно Чонгук непросто принимал заботу. Он все время подчеркивал, что ему это не нужно, что он справится сам, и все проблемы — ерунда. Сейчас он кажется намного проще, Чонгук более позитивно относился к заботе, которая проявлялась как угодно, но не приготовлением еды. От этой заботы он и раньше никогда не отказывался. Эти изменения в нем были не очень заметны другим, но для меня были. С того самого момента, как я попросила его позволить себе любить и быть любимым, в нем что-то менялось. Понемногу, неспеша, но менялось в лучшую сторону, в сторону более сентиментальную. — Ты сомневаешься в том, что я смогу тебя защитить? — я прищурилась и ухмыльнулась, спеша его успокоить. — Со мной ты можешь ничего не бояться, Чон Чонгук, я защищу тебя от всего на свете. — Правда? — Гук не смог мне широко не улыбнуться, а я практически рассмеялась с того, какой примитивной и глупой получилась ситуация и наш диалог, но парень продолжил рассуждать, отнесшись к разговору слишком серьезно, — Разве не я должен тебя защищать? Я мужчина, я старше и сильнее, даже по размерам больше раза в два. — Так если я женщина, я ничего не могу? — Я не это сказал, — Чонгук всегда спешит опровергнуть мои догадки, если только ему кажется, что я подумала о чем-то, о чем думать не следует. Вот я сейчас просто в шутку это сказала, а он серьезно переживает о том, что я неправильно поняла его слова. Впрочем, лучше пусть переживает, потому что мы уже не один раз поссорились, неправильно выражая свои мысли и неправильно понимая выражение мыслей другого. — В тебе всегда просыпается феминистка в самый неподходящий момент, ты знала? — Мужчинам вечно нужно все контролировать… — вздохнула я, качая головой. — Даже феминистка во мне должна просыпаться по расписанию, да? Только, когда вам это удобно. Господи, современное общество должно быть совсем не таким! — Я просто… — проронил Чон потерянно, совершено не понимая, что ему следует сказать, чтобы исправить ситуацию, которую и исправлять-то не нужно. — Я же не это имел ввиду! Я не пытался тебя обидеть и тем более унизить, Виен! Боже, он правда бывает невероятно милым, а еще глупым немножечко. — Не переживай, я не обиделась, — продолжила я в шутку. — Просто выводы уже сделаны. — Ким Тэхен, мать его, как нужно было растить человека, чтобы он вырос таким? — едва слышно выругался Гук, заставляя меня поднять на него вопросительный взгляд. — Я очень надеюсь, под «таким» ты имел ввиду только хорошее, иначе во мне сейчас проснется не только феминистка, но и тот, кто за грубое слово в сторону моего брата, тебя по частям разберет, а затем соберет задом наперед. — Ты все еще очень сексуальна, когда угрожаешь, знала? — выдержав паузу, проговорил Гук, хмыкая, и посмотрел на меня блестящими глазами. — Нет. Кажется, сейчас этого в тебе больше, чем раньше… Возможно, он прав. В конце концов, было бы странно, если бы только он менялся. Во мне, наверное, тоже что-то меняется. Я стала относиться ко многим вещам проще за последнее время, а еще реагировать на них стала по-другому. Как, например, на этот комплимент или замечание. Что это было? Не важно, но вместо того, чтобы на эти слова Чонгука разозлиться, внутри меня что-то порадовалось, хотя привычный едкий тон и скрыл это от чужих глаз. — А еще я стала бить больнее, хочешь, продемонстрирую? — прищурилась я, игриво прикусив губу, но все равно не сдержала улыбки.

***

POV Автор

Оказавшись в своей комнате, хоть было уже и поздно, Виен не смогла лечь спать. Вместо этого она какое-то время ворочилась в кровати, а затем залезла в интернет в поисках нот одной слишком волнующей ее мелодии и включила синтезатор, стоящий у стены. Чтобы не будить Ёнтана, мирно сопящего на ее подушке, Ви надела наушники и погрузилась в изучение музыки. Каждый раз, когда из-под ее пальцев выливалалсь музыка хоть чуточку похожая на то звучание, что любилось ей больше всего, она убирала руки с клавиш и долго смотрела на них. Она видела перед глазами Юнги. Поглощенного музыкой или улыбающегося ей, опирающейся на крышку фортепиано, пока он играл. Она видела его руки… изящные пальцы, тонкие запястья с отсрыми углами костей, вены, проступающие под тонкой кожей… она видела его руки, когда смотрела на свои, танцующие на клавишах. Она слышала не свою корявую игру, а его, безупречную… и она плакала. Не знала, что именно происходит, но плакала и не могла перестать играть, хотя ее первую попытку, как и восьмую, даже игрой назвать нельзя…

***

POV Виен

Не привычно снова засыпать в доме Гука. В последний раз я ночевала здесь, будучи пьяной, а сейчас заснуть не получалось, хотя я продолжала ворочаться в постели. Может, все дело в комнате? Обычно я ночевала в той, что совсем рядом с комнатой Чонгука находится, а сегодня спала на первом этаже. Комнату наверху занял Тэхен, беспокоящийся о том, что, если мы с Гуком будем ночевать совсем рядом, утром он обнаружит одного из нас в постели другого. Мало того, что был зол из-за аварии, что случилась с трубами на нашей улице, из-за которой в нашем доме теперь какое-то время не будет воды, еще и об этом переживал. В отличии от Чонгука, который поступком друга был недоволен, но ничего не мог с этим сделать и даже сказать не в шутку, я с братом была согласна. Намного проще заснуть было бы, находясь хотя бы на разных этажах с Чонгуком. Если бы только он не зашел, чтобы поцеловать меня на ночь, и не требовал бы встречи в наших снах, которые обещал сделать максимально неприличными. Его горячие ладони словно все еще лежат на моих обнаженных плечах, а ушко все еще ощущает его будоражащий кровь шепот, от которого по телу снова проходится дрожь. Уснуть не получается из-за быстрого сердцебиения и мыслей, которые только и делают, что крутятся вокруг подаренного мне перед сном жаркого поцелуя и довольной ухмылке парня, покинувшего мою комнату не менее двух часов назад. Черт. Поворочавшись еще немного, я поднялась с кровати и покинула комнату, направляясь на кухню. Стараясь быть как можно тише, я привстала на носочки, стараясь достать стакан с полки, но не могла дотянуться, вспоминая ненавистные для меня дни, в которые эта проблема преследовала меня постоянно. Дурацкая привычка Чонгука ставить посуду мало того, что высоко, еще и далеко… совсем не думает о том, что кому-то с ростом ниже его самого будет трудно раздобыть себе стакан. Впрочем, он об этом думать не должен, ведь это его дом. Пока я кряхтела в попытке достать что-то из посуды, которую можно было бы наполнить водой, за которой я пришла, в гостиной послышались тихие шаги вниз по лестнице, которые приближались к кухне и ко мне с каждой секундой все ближе. Секунда, и к моей спине прижимается другое тело, а сердце пропускает удар от неожиданности. Ладонь Чонгука легко дотягивается до стакана и достает его для меня, а я, забрав его из рук парня, поворачиваюсь зачем-то к нему лицом, произнося облегченное «спасибо», но в тот же момент, как разворачиваюсь, замолкаю, практически врезавшись носом в обнаженную грудь Гука. Что за черт? — Не спится? — интересуется он, выгнув бровь, а я спешу отодвинуться и отвернуться, чтобы сердце успокоилось и не стремилось так выпрыгнуть из груди. Надеюсь, оно так быстро бьется от неожиданности, а не от чего-то другого. — Захотелось пить. А ты почему не спишь? — Меня, как и тебя, замучила жажда… Я смолчала, наполняя стакан водой, пока Гук доставал еще один, ставя рядом с моим. — Спасибо, — поблагодарил меня парень, поднося стакан к губам, а я неожиданно залипла на то, как он пьет самую обычную в мире воду в пустой темной кухне. Черт бы меня побрал, что происходит?! Во рту еще больше пересохло, и я поспешила отвести взгляд от полуобнаженного парня, который слишком сексуально, по моему странному мнению, пил воду в два часа ночи, и поспешила опустошить свой собственный стакан, которого оказалось слишком мало, чтобы привести меня в чувства. — Аккуратно, подавишься… Я бросила быстрый взгляд в сторону Чона, который слишком внимательно наблюдал за мной, оперевшись пятой точкой о остолешницу, а я и правда подавилась от его взгляда и сильно закашлялась, стараясь быть тише, чтобы не разбудить Тэхена. — Сказал же аккуратной быть. — Это ты виноват, — тяжело дыша, прошипела я, уложив руку на грудину. Кашель все еще рвался наружу, а я старалась подавить его, чтобы не было слишком громко. — Разве я что-то сделал? — недоумевал парень. — Можешь перестать ходить полуголый, пожалуйста? — Я не знал, что встречу тебя здесь, я просто пришел попить, хорошо? Я не покушаюсь на твою жизнь, просто сплю так. Если ты забыла, это мой дом, и я могу ходить здесь хоть полностью голым. К тому же, все, чего ты еще не видела, закрыто, в чем проблема? Когда мы жили вместе год назад, тебе было плевать, был я одет или нет. — Год назад ты не ходил без рубашки, — кого он пытается надуть? — Еще как ходил, — хмыкнул Чон, заставляя мои глаза расшириться. — Просто ты не замечала. Я всю жизнь так хожу по дому и сплю так, и ради одной раздражающей особы свой стиль жизни менять бы не стал. Так что во мне ничего не изменилось, изменилась ты, Виен. Дело не в том, что на мне нет рубашки, а в том, что тебя это смущает. Предположим, его слова имеют смысл… тогда… проблема и правда во мне. И как ее решить? — Хорошо, дело во мне. Уже поздно, я, пожалуй… — И в чем же причина твоих изменений? — игнорируя мою попытку побега, интересуется Гук, пребывая в довольно веселом расположении духа для того, кто пришел на кухню попить в два часа ночи. — Только мне интересно? Все дело в том, что теперь ты находишь меня привлекательным? — И сексуальным… — совсем перестав думать, промямлила я, а когда поняла, что сказала, чуть не разбила стакан, что держала в руке. Какого черта я это сказала?! Какого черта эти мысли вообще взялись в моей голове?! — Что? — словно не расслышал, переспросил Гук, ухмыляясь. — Что? — строя из себя дурочку, переспросила я, заставив парня тихо рассмеяться. Все, теперь мне точно конец. Нужно поскорее отсюда сбежать, поскорее. — Я знаю, о чем ты думаешь, — проговорил Чон, отвлекая меня от продумывания плана побега. — Даже не думай сбегать. — Я и не думала. — Думала. — Нет, говорю же… — начала я, но не смогла продолжить, лишившись возможности говорить. Чонгук оказался близко слишком быстро, его губы слишком неожиданно накрыли мои, а руки легли на талию, придвигая мое застывшее тело ближе. Я кое-как нашла рукой столешницу, чтобы поставить на нее стакан, а когда ладони оказались свободны, смогла прильнуть к парню, крепко обнимая его шею и охотно целуя в ответ. Губы смешались между собой, языки не прекращали битву за первенство, а руки теснее прижимали тела, что накалялись эмоциями, ближе и ближе… Причина, по которой я не могла уснуть, причина, почему смутилась, столкнувшись с полураздетым Гуком, причина, почему сморозила глупость и почему целовала его с таким рвением прямо сейчас только одна — я сошла с ума. Я не знаю, в какой момент мои ноги оторвались от пола, и когда меня усадили на столешницу. Чонгук просто вклинился между моих ног и проник языком глубже, проходясь ладонями по изгибам моего тела, комкая просторную шелковую майку на тонких бретелях. Черт, только сейчас я поняла, что и сама предстала перед парнем в не очень подходящем виде. — Малыш, ты безумно красивая… — шептал Чон, ненадолго отстраняясь от моих губ, чтобы заставить меня сократить расстояние между нами самостоятельно. Мне вдруг перестало быть страшно и непривычно. Нескромные прикосновения Чонгука мне сегодня особенно нравились, его глубокие жаркие поцелуи, толкающие к границе взрослой жизни, больше обычного кружили голову. Все было привлекательно в этом моменте, наше тяжелое дыхание и то, насколько близко к себе Чонгук пытается меня придвинуть, насколько жадно прикасается к каждому кусочку моей кожи обнаженной или скрытому короткой пижамой… все нравилось. Мои руки впервые позволили себе огладить его тело: плечи, спину, руки, грудь и живот… все, чего раньше не решались коснуться, сегодня исследовали любопытные, хоть и дрожащие пальцы. И мне понравилось. Чертовски понравилось прикасаться, понравилось, что по коже от моих рук разбегаются в стороны мурашки. Понравилось, что Чонгук стал тяжелее дышать… что я сама дышать тяжелее стала, мне понравилось. Обычно Чонгук старался держать себя в руках, потому что я была в таких вещах неопытна и была еще совсем не готова к ритму жизни, к которому привык он. То, что для Чона дело обычное, для меня было чем-то неизведанным и страшным, поэтому не все в наших отношениях шло гладко, но мы старались находить компромиссы. В близости компромиссы у нас тоже были, и среди них было разрешение на проникновение мужских рук под ткань белой майки, но не было позволения на прикосновение к лишенной нижнего белья груди. Я ахнула то ли от неожиданности, то ли от нахлынувших на меня ощущений, а он прикусил мою губу и смял грудь несильно, словно хотел еще поверхностнее сделать мое дыхание, а оно и вовсе исчезло. — Гууук… — протянула я, отстранившись, но губы парня мне ответили мокрым жарким поцелуем на коже шеи. Он поглаживал мое бедро и ягодицу, рисовал узоры на спине, под шелковой тканью и ласкал мою грудь, целуя шею, плечи и ключицы… он решил окончательно свести меня с ума, а я могла только шумно дышать сквозь распахнутые губы, жмурить глаза и впиваться пальцами в кожу его плеч, одновременно мечтая сбежать как можно дальше, и сделать все, чтобы этот момент никогда не заканчивался… Мое сердце рвалось из груди так отчаянно, внутри что-то горело так непривычно, пламенем, меня уничтожающим, пускающим жар по моим артериям и по венам, чтобы огонь захватил каждую клеточку моего тела и лишил голову способности думать хотя бы о чем-то… впервые в жизни мне не о чем было думать. — Ви, я очень… очень тебя хочу… От этих слов что-то внутри лопается, а внизу живота так тянет, что становится дискомфортно, а еще очень горячо. Слишком горячо, чтобы это вынести, и я просто не могу смотреть в глаза Гука сосредоточенно, когда он в мои смотрит, могу лишь притянуть его лицо к моему и жадно поцеловать, чтобы парень еще ближе меня к себе прижал, а через секунду избавил от майки, отбрасывая ее куда-то на пол. Все еще слишком жарко, безумно жарко, а от поглаживающих и дразнящих движений рук парня становится еще горячее, а затем его губы шепчут что-то слишком прекрасное мне на ушко и целуют шею, а пальцы проникают легким движением под ткань шорт и проходятся там, где жарче больше всего, заставляя выдохнуть томно его имя…. Я вскочила на кровати и лихорадочно задышала, широко распахнутыми глазами осматривая комнату, которую мне выделили на ночь сегодня. Сначала я даже испугалась, не поняв, где нахожусь, но в течении минуты смогла себя успокоить, точнее успокоить мне удалось лишь часть себя. Сердце все еще лихорадочно стучало в груди, а кожа пылала. Внутри меня все пульсировало и билось в агонии предвкушения чего-то большего, чем просто эротического сна, который непонятно откуда взялся и как со мной произошел. Не могу поверить, что мне приснилось нечто подобное… откуда такие события и подробности, которых со мной никогда не случилось, взялись в моей голове? — Ненавижу тебя… — заныла я, проклиная Гука, который, кажется, сдержал обещание проникнуть в мой сон и опошлить его так сильно, как это будет возможно. Вот и надо было ему обещать мне такие вещи прямо перед сном?! — Чееееерт! Было слишком жарко, так что мне пришлось отправиться за водой. А дальше все пошло наперекосяк, потому что стакан стоял слишком далеко и достать его смог только Чонгук, чудесным образом оказавшийся за моей спиной, который, к слову, выглядел точно так же, как и в моем сне. Нет, в реальности он выглядел еще более привлекательно, а от этого у меня руки задрожали, пока я сглатывала образовавшийся в горле ком. — Не спится? — интересуется он, выгнув бровь, а я отчетливо чувствую, как сердце пропускает удар. — Захотелось пить. А ты почему не спишь? — Меня, как и тебя, замучила жажда… Я ничего не понимала кроме того, что проживаю этот момент во второй раз, точь в точь, только в этот раз это не сон. Точно не сон, и доказательством тому моя боль в ответ на щипок. Это реальность… Отвернувшись от Гука, я поспешила наполнить стакан и принялась пить воду как можно скорее, чтобы быстрее прийти в себя, однако Чонгук, видимо, мне помогать не собирался. — Аккуратно, подавишься… И я подавилась, подавилась, прямо как во сне и закашлялась, стараясь делать это не очень громко. Мне было страшно. Страшно от того, что все это слишком странно, а еще от того, что я знаю, что будет дальше. — Сказал же аккуратной быть, — он цокнул языком, глядя на меня осуждающе, а я снова прокашлялась и облизнула губы, глядя на Чонгука неуверенно. Меня переполняло так много чувств и мыслей, кожа продолжала гореть, внутренности пульсировали жаром, а взгляд не мог оторваться от привлекательного лица и тела даже в темной кухне. Все, что я смогла сделать, это пропустить часть разговора из сна, оставляя стакан на столешницу до того, как сделать это будет трудно. — Это ты виноват… В этой реальности заговорить Чонгуку не дала я. Это я буквально набросилась на него с поцелуями, а он даже не пытался сопротивляться, практически сразу же усаживая меня на столешницу… Это он во всем виноват…