ID работы: 8185372

Ненавижу, что люблю

Гет
NC-17
Завершён
1046
автор
Размер:
972 страницы, 36 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
1046 Нравится 1710 Отзывы 410 В сборник Скачать

Глава 31. Поломка

Настройки текста
Поцелуи слишком глубокие, слишком жаркие, слишком резкие, слишком жадные… Чонгук целовал меня жадно и жадно ко мне прикасался, а я так же жадно прикасалась к нему, тяжело дыша и скуля в поцелуй от неожиданных укусов и слишком сильных сжатий моего тела в руках Чона. — Малыш, ты безумно красивая… — шептал брюнет, ненадолго отстраняясь от моих губ, а я эти слова уже слышала. Именно таким тоном голоса он говорил мне этот комплимент во сне, а я, как и во сне, поддавшись своему неконтролируемому желанию, подалась вперед, возобновляя поцелуй. Нескромные прикосновения Чонгука мне сегодня особенно нравились. Его глубокие жаркие поцелуи, толкающие к границе взрослой жизни, больше обычного кружили голову или даже больше, чем во сне. Они больше не казались мне непривычными. Меня не покидало чувство, словно я уже ощущала их когда-то, и не важно, что это было не наяву, а в сновидении. Это было намного лучше, чем во сне. Прикасаться, ощущать прикосновения… целовать. Это было слишком горячо и слишком чувственно, в этом хотелось утонуть, в этом хотелось сгореть… Я не хотела, чтобы это прекращалось, впервые за все время, не слыша в голове тревожный звон или сигнал о помощи. Впервые за все время мне не было страшно и душу не разрывало на части от противоречивых ощущений, получаемых моим телом. Впервые я не считала, что происходит что-то неправильное. Мне… правда нравилось происходящее. То, как ладони парня собственнически оглаживали мои голые ноги, между которыми он был заключен, то, как его язык исследовал мою ротовую полость. В этом было что-то… необычное. Я чувствовала себя заложницей, чувствовала себя безвольной, человеком, напрочь лишенным контроля ситуации. Словно у меня не было выбора и не было права голоса, ведь Чонгук не спрашивал, может ли он вот так прикоснуться к моей коже, он просто касался. Просто подчинял себе мое тело и мои желания. Управлял моими движениями и мыслями, управлял мной… и прямо сейчас мне это нравилось. Нравилось быть ведомой. Я… если подумать, всю свою жизнь была подчинена кому-то. В хорошем смысле, я была подчинена авторитету моего старшего брата в самом начале моего пути. В плохом же, меня подчиняли злые дети в школе, считающие себя сильнее. Хоть Тэхен и направлял меня по жизни, он никогда не лишал меня того, чего пытались лишить другие — выбора. Он навязывал мне какие-то идеи и идеалы, которые считал правильными или которые, как ему казалось, пойдут мне на пользу, но никогда не говорил, что я должна делать. Выбор всегда оставался за мной. Злые мальчишки вроде Вон Хо просто играли, вероятно представляя, что я — их очередная игрушка. Просто кукла, с которой можно делать все, что пожелаешь. Просто они считали меня хуже них самих. Я уступала им в чем-то, поэтому меня было весело подчинять. А я позволяла им это делать потому, что чем меньше сопротивляешься, тем меньше боли чувствуешь, и тем быстрее игра заканчивается… но за всеми этими попытками уменьшить собственную боль, я не заметила, как привыкла быть жертвой, привыкла быть у кого-то в подчинении. Я пыталась справиться с этим, шла против себя и против других. Я пошла против Чонгука не веселья ради, а чтобы заставить себя поверить в то, что я сильная и могу противостоять опасности. У меня есть выбор. Я хотела показать это другим… Поэтому так важна была наша война с Гуком, она многому меня научила. Она показала мне, что выбор есть, всегда есть, и только я могу решать, что будет дальше. Некоторые вещи можно контролировать. Некоторым вещам можно задавать нужное тебе направление и темп. Я не любила быть подчиненной. Особенно когда начала пытаться ею не быть и когда стала относительно свободной. А сейчас я была подчинена, но это не вызывало внутри меня личностных конфликтов и не причиняло боли. Да, я была подчинена Чонгуку, которого так боялась, и подчиняться которому отказывалась все это время, хотя было бы проще просто все замять в тот день в столовой. Нужно было просто склонить голову, и не важно, на ком лежала вина. Просто кто-то должен был быть умнее, а не упертее. Тогда все было бы не так… А в итоге Чонгук все равно подчинил меня, вот только сейчас я совсем не против. Мне это, черт побери, нравится. Все нравится. Как тяжело он дышит, как жадно целует, как прикасается… нравится, что пальцы проникают под ткань майки и оглаживают живот. Нравится, что накрывают под тканью пижамы вздымающиеся груди и вызывают по телу дрожь… мне нравится. — Гу-у-ук… — протянула я, отстранившись от его лица, очень жалобно, совсем непривычно. Не знаю, что именно я хотела сказать, о чем попросить хотела. Я знала, что он должен остановиться, что мы должны, но… что-то маленькое, крохотное где-то внутри меня не хотело конца, жаждало продолжения. Это что-то ликовало, когда кожа шеи ощутила поцелуи не менее жаркие, чем те, что дарились губам, когда руки Чонгука сжались на моих ягодицах. Я ахнула, сильнее сжимая его плечи и блаженно откидывая голову назад, чтобы открыть для парня больше пространства, хотя обычно прячу кожу и участки тела, препятствуя продолжению подобных моментов. Этот раз отличается от других… Я тяжело дышала и роняла с распахнутых губ тяжелые ахи и всхлипы в моменты, когда парень излишне усердствовал с силой, приложенной к прикосновениям, от чего они получались немного болезненными. И Чонгук дышал тяжело, а от звука нашего сбитого дыхания, мне становилось только жарче. Слишком жарко. Это было похоже на мой сон, но не было им совершенно точно, и меня это чуточку пугало, но еще сильнее волновало. Мое сердце рвалось из груди так отчаянно, внутри что-то горело так непривычно, пламенем, меня уничтожающим, пускающим жар по моим артериям и по венам, чтобы огонь захватил каждую клеточку моего существа и лишил голову способности думать хотя бы о чем-то… впервые в жизни мне не о чем было думать. Гук выпрямился только на секунду, заглядывая в мои глаза, а я не смогла выдержать этот взгляд, припадая поцелуями к его шее. Я никогда его там не целовала. Не целовала нигде кроме лица, даже не знаю, почему. А сейчас мне просто хотелось. Хотелось ощутить вкус его кожи, хотелось почувствовать губами скачущий под ней пульс… Это… намного приятнее, чем кажется. Приятно не только получать поцелуи, дарить их тоже приносит удовольствие. А еще удовольствие приносят вздохи, которые срываются с распахнутых губ того, чья кожа украшается жаркими прикосновениями моих губ. — Это все еще сон? — прикрыв глаза, интересуется парень, а я щипаю его за живот, чтобы доказать, что мы в реальности, а шею целовать не могу перестать, ведь так не хочется. — Мне только что снилось, что мы… — говорит он и замолкает, словно пытается подобрать слова, а по моей коже бегут мурашки. Ему приснилось, что мы занимались чем-то похожим? — Что мы вот так на кухне, но там не было… Разве такое случается с людьми? — Мне тоже, — проговорила я, отстраняясь, чтобы взглянуть Гуку в глаза, и запнулась. Признавать это было непросто, я была смущена, очень смущена. — Тоже приснилось похожее. Это вообще возможно? — Ты поэтому проснулась? — Стало слишком… — Жарко? — подсказал парень, выгнув бровь в ожидании ответа, а я смогла лишь нервно кивнуть ему, прикусив распухшую от поцелуев губу. — Так, значит, я сдержал обещание, и мы встретились в жарком сне? — Чонгук широко ухмыльнулся, с весельем глядя на то, как я опускаю взгляд и стараюсь отстраниться, чувствуя, что щеки начинают пылать, и в этот момент радуюсь, что на кухне темно и Гук не может увидеть моего румянца, разве что почувствовать жар, прикоснувшись к щекам. — А мне нравится… в моем сне это я поцеловал тебя… — В моем это тоже был ты. — Реальность намного интереснее даже самого занимательного сна, — задумчиво тянет брюнет и упирается руками в столешницу с обеих сторон от меня, медленно наклоняясь к моему лицу, чем заставляет задержать дыхание в ожидании прикосновений его губ к моим. В этот раз он целует еще более жарко, громко втягивает носом воздух и выпрямляется, утягивая меня за собой, когда я обвиваю его шею руками и прохожусь языком по губам. Черт, это так приятно… — Ви, я очень… — шепчет Гук мне на ушко, прикасаясь к обнаженной коже ног своими большими ладонями, — очень тебя хочу… Внизу живота так тянет, еще больше чем раньше, чем когда-либо, и становится дискомфортно, а еще очень горячо. Слишком горячо, чтобы это вынести, горячее, чем во сне. И я ничего не могу поделать, кроме как жалобно вздохнуть что-то, прикрывая глаза из-за ощущения быстрых поцелуев, усыпающих мою шею. Руки Чонгука вновь проникают под майку, накрывая груди и оглаживая спину, сминают ягодицы, в которые пальцы уже не раз впивались сегодня, а я не могу дышать и думать не могу тоже, не могу заговорить, хотя знаю, что должна отстраниться. Я не могу. Не хочу… В голове ярким воспоминанием светится картинка из сна, где мое тело освобождается от одежды, а пальцы Гука прикасаются к коже там, где сейчас особенно жарко… так не может продолжаться… В реальности на мне все еще есть одежда, хоть под ней почти все исследовано. Чонгук не раздевает меня, только тяжело дышит, когда я с усилием разрываю очередной страстный поцелуй. — Я знаю, что обещал подождать, — начинает он, не убирая рук от моего тела, — но, сколько еще нам ждать? Ты хоть знаешь, как невыносимо трудно хотеть тебя и не мочь взять? Если так продолжится, клянусь, я не смогу сдержаться, и меня обвинят в изнасиловании. — Прости, но… не думаю, что… Мне страшно, Гук… — признаю я честно, еще более смущенно, чем обычно. Потому что сегодня мне было труднее всего отстраниться, потому что сегодня я тоже хочу чего-то большего очень сильно. — В этом нет ничего страшного. Я обещаю, тебе понравится… Он придвигает меня ближе к краю столешницы и обнимает сильнее, требуя зрительного контакта, а я не могу выдержать этот взгляд без чувства вины, но и переступить через себя не могу… А он снова давит, давит, заставляя принимать решения. Давит, вынуждая напрягаться всем телом, больше не чувствуя себя такой свободной и защищенной. Я знаю, ему трудно дается ожидание. Знаю, поэтому стараюсь идти навстречу, и, да, хоть темп моих шагов невелик, я иду, старательно иду к тому, чтобы дать нам обоим то, чего так хочется. — Ты снова давишь… Чонгук не понимает, что это такое, хотя должен. Он, как никто, должен понимать меня, ведь мы похожи. Я боялась прикосновений, он боялся чувств. И вот мы встретились: я, которой так нужны чувства, и он, кто не может жить без прикосновений. Как ему было сложно позволить себе что-то почувствовать, позволить почувствовать мне, мне сложно прикасаться и ощущать прикосновения. А ведь он все еще боится, он все еще не может мне довериться, и я тоже не могу довериться. Нет, дело не в нем. Дело во мне. Я не умею доверять, мне страшно. Страшно, что мне навредят. Потому что люди так часто предавали мое доверие, потому что Тэхен продолжал каждый божий день говорить, что я не должна никому доверять. Потому что даже те, кому я доверяла безоговорочно, вопреки всему, тоже предали меня, в конце концов. Я не боялась доверять, если подумать… я боялась быть преданной, брошенной. Боялась снова сломаться. Внутри меня все еще было много проблем, хотя я больше не боялась грозы и не была замкнутой в себе девчушкой без интересов и друзей. Даже если я больше не пугалась до смерти от случайных прикосновений посторонних людей или намеренных прикосновений моих знакомых, большее все еще навевало на меня огромный ужас, перекрывающий все желание. Пока что я ничего не могла с этим поделать. — Даже не знаю, кто на кого больше давит, — не унимается Чон. — Я каждый раз остаюсь со стояком наедине после встречи с тобой, хотя у меня есть девушка. Знаешь, есть кое-что, что входит в твои обязанности, как моей девушки… — Гук… — умоляюще, прекрасно понимая, что он чувствует и о чем думает. Да, я была виновата. Набросилась на него посреди ночи, сама довела все до сюда… он прав, это моя вина и мне жаль… — Прости, — шепчу я, обнимая его лицо и нежно целуя, а он только вздыхает, вновь упираясь руками в столешницу и наклоняясь ближе. — Пожалуйста, пойми меня, — ладони гладят его лицо, а взгляд полон надежд на его понимание, а Чонгук молчит, с грустью глядя на меня. — Простишь? — Может, мы попробуем что-то другое? — Гук, пожалуйста! — Это же не секс, — словно в оправдание спешит добавить Чон в ответ на мои закатанные глаза и обреченный вздох. — Когда я говорю, что не готова еще для нового этапа, это значит, что я правда не готова. Я знаю, что тебе сложно и ты не привык к такому, знаю, что ты стараешься. Я тоже очень стараюсь перебороть это и пока что я не могу… Ты ведь тоже знаешь, что я стараюсь. Даже эта встреча на кухне… видишь, я тоже хочу подобного, я иду к тебе на встречу, разве ты не понимаешь? Чонгук молчит, смотрит на меня внимательно и молчит, а затем придвигается ближе, пробираясь к моему уху, которое тут же обжигает своим горячим дыханием. — Когда-нибудь ты сдашься, Ким Виен. Однажды ты окажешься в моей постели не полуобнаженная, а нагая, и, я клянусь тебе, я сдержусь только один единственный раз, а когда эта граница будет пройдена, я заставлю тебя пожалеть о каждом отказе… Дыхание перехватило, ведь эти слова, этот голос звучат слишком горячо, чересчур, чтобы сделать вид, словно ничего не произошло только что и я ничего не слышала. Чонгук отстраняется, и его лицо вновь находится напротив моего. Парень исследует его взглядом и облизывает губы, после уставившись на мои распахнутые. — Одна только мысль об этом меня уже радует. А еще возбуждает. Может быть, я ошиблась? По телу снова прошла толпа мурашек, и кожа буквально воспламенилась от этих слов. В горле застрял ком нервов, а дыхание и вовсе испарилось… Это прозвучало так волнующе… Может быть, я правда ошиблась? Что, если Гук прав, и все совсем не так страшно? Что если мне только кажется, что я не готова? Почему мне так любопытно? Почему сердце так яростно рвется из груди? Я тяжело сглотнула, быстро облизнула пересохшие от волнения губы и поймала взгляд Чонгука, позволяя нервному шепоту сорваться с языка. — Насколько возбуждает? Не знаю, что со мной, правда, не знаю. Это вдруг стало таким важным, что я не смогла не спросить. Чонгук был сейчас очень важным, его мысли, его желания… весь он. — Очень сильно… — произносит он медленно, томно, а еще, кажется, честно, и я снова сглатываю, а это не укрывается от его внимания. — Хочешь узнать? Я не могу ответить, просто молчу, тяжело дыша и странно глядя на парня, потому что не знаю, что должна ответить. Мне было любопытно, но признать это я почему-то не могла… Чонгуку, как оказалось, не нужно было мое признание. Он выпрямился и, поймав в плен своих пальцев мою ладонь, нарисовал ею линию по своему телу от шеи, где она покоилась все это время, по груди, животу, вниз, пока я удивленно и заворожено следила за этим самым движением. Моя ладонь была уложена на область паха Чонгука, чтобы ощутить твердость под тканью его пижамных штанов, а в добавок ко всему рука парня на нее надавила, прижимая ближе. Все стало в разы ощутимее, и в тот самый момент, когда я перестала дышать из-за волнения, с губ Гука сорвался судорожный вздох, и он даже позволил глазам закрыться на долю секунды. Я пытаюсь отдернуть руку, но парень не отпускает, крепко держа мое запястье, но не причиняя боли, и продолжает неотрывно смотреть в мои увеличившиеся в размерах глаза полные множества противоречивых мыслей и эмоций. — И так каждый раз, малыш. Каждый раз? Вот так сильно? Что-то екнуло… нет, что-то треснуло, выпуская жар наружу, и я просто не поняла, как заговорила, не решаясь отвести взгляда от глаз Чонгука или вздохнуть. — Может… — начала я и запнулась, не зная, что именно мне нужно сказать. Я хотела попробовать сделать еще хотя бы один малюсенький шаг Гуку навстречу. Хотя бы попытаться. — Что… — я снова сглотнула, в этот раз закрывая глаза за мгновение, чтобы собраться с духом. — Что мне сделать? — Сделать? — он переспросил не издевательски, удивленно, а я в ответ только моргнула, чувствуя, что сердце в груди сходит с ума от волнения. — Ты хочешь что-то с этим сделать? — взамен удивлению на его лице приходит довольная, широкая ухмылка, не сдержав которую, парень придвигается, намереваясь меня поцеловать. — Для начала, иди сюда… В этот раз еще жарче, а касания лишены скромности и сдержанности. Мы оба практически не дышим, утопая в прикосновениях, которые не прекращаются и затягивают все больше и больше, срывая с наших губ что-то между всхлипами и полустонами…

POV Автор

Чонгук и Виен отдались своей страсти, своему безумию, позабыв обо всем на свете. Виен, кажется, уже не была в состоянии сопротивляться, и если Чонгук снова заговорит с ней о сексе, она не сможет ему отказать, потому что не хочет, а еще потому, что слишком возбуждена. А парень и сам это практически знает, но он пока не готов разорвать поцелуй, чтобы заговорить, не хочет. Он мог бы просто взять ее. Чонгук знал, что мог, чувствовал. Она готова, она хочет его, она сама все это начала… Ему так хочется взять ее, сейчас особенно хочется, особенно хочется здесь, и он бы уже сделал это, взял бы ее не один раз прямо на этой столешнице, если бы только это не был их первый раз. Ее первый. Ему ничего не стоит сгрести ее в охапку и направиться в одну из комнат, даже на второй этаж подниматься не нужно. Ее комната отлично подойдет для того, чтобы доставить Виен небывалое удовольствие и самому его испытать, а утром пусть будет, что будет. Чонгук не знал, что будет утром. Виен обидится? Она будет злиться? Или будет счастлива? Насколько сильно ему влетит от Тэхена, если тот узнает? Он не знал, но не хотел думать об этом в этот чудесный момент… Руки крепче прижимают тело девушки к твердому телу Гука, она уже давно не может даже дышать, а внутри парня рвутся цепи, сдерживающие зверя, живущего в нем. Он больше не сможет остановиться… Виен забыла о страхе, забыла о сопротивлении, обо всем забыла, хотя внутри нее все еще раздавался совсем неприятный писк, требующий ее внимания. Не сейчас… только не в этот момент… В кухне резко загорается свет, и он ослепляет сошедшую с ума пару, даже сквозь их плотно сомкнутые веки, вынуждая разорвать поцелуй и, прищурившись от яркого света, ошарашено взглянуть в сторону стоящего в дверном проеме Тэхена, который и сам зажженному свету не был рад. Ким Тэхен с растрепанными после сна волосами и все еще слипающимися от него же глазами, все так же держал ладонь на выключателе, глядя на парочку очень… многозначительно. Происходящее начало доходить до всех присутствующих на кухне практически одновременно, может быть, до Тэхена быстрее раз в тысячу, разве что. Но Ви и Чонгук отпрянули друг от друга, поджимая саднящие от поцелуев губы, пока Ким с силой сжал челюсти. — Издеваетесь? Ему их сразу убить или для начала просто покалечить? — Зачем так жестоко?! Обязательно было свет включать? — начал капризничать щурящийся от боли в глазах Чонгук, за спиной которого уже спряталась, спрыгнувшая со столешницы, Виен. — Ты что здесь делаешь? — поинтересовался Чон, разочарованно и крайне недовольно глядя на друга. — Водички пришел попить, — напряженным тоном голоса ответил Тэ, складывая руки на груди и упираясь плечом в стену, демонстративно осматривая два стакана, стоящих на столешнице, и графин с водой, а еще полуголого друга. Картина, которую он только что видел, все еще слишком ярко стояла перед глазами парня, и ему совершенно не нравилась. — А вы, я смотрю… — Нас тоже замучила жажда. Вот совпадение, да? — немного нервно и слишком воодушевленно ответил Чонгук, из-за спины которого показалась смущенная Виен. — Даже думать не хочу, какая жажда тебя замучила. — Оппа, Гук… — начала попытку объяснить произошедшее Ви, прекрасно зная, что в своей голове напряженный Тэхен уже не раз свернул Чону шею. — Дай угадаю, не виноват, да? Уверен, ты сама все это затеяла, — Ким смотрит на сестру испытывающе, произнося это крайне саркастически. Всем своим видом ей говорит: «Вот не нужно мне лапшу на уши вешать, я не первый день на белом свете живу и не первый день вас обоих знаю». — Но так и было… — Конечно, я тебе верю, — нет, совсем не верит, а мысли о том, что Чонгук посмел так прикасаться к его сестре еще и прямо у Тэхена под носом, его разрывают на части от злости. Тэхен не был против отношений Чонгука и Ви. То есть, у него было много сомнений, множество опасений, но запретить он не смог. Чонгуку угрожал, с Ви проводил воспитательные беседы, все в лучших традициях. Единственным условием, что он выдвинул Гуку, было его обещание, что скорость прогресса в их отношениях будет задавать Виен. Он требовал обещания, что только Виен будет диктовать условия, что Чонгук не сделает ничего против ее воли, что не будет давить, как бы трудно ему ни было. Прямо сейчас Тэхен разочарован… Потому что все трое знали, что если бы он не пришел, пара, устроившая свидание на кухне глубокой ночью, не остановилась бы. Чонгук бы не остановился. — Чего стоим? — еле сдержав в себе все, что хотелось высказать очень недовольным тоном, вздохнул Ким, осматривая своего лучшего друга и сестру по очереди вопросительным взглядом. — По комнатам не собираемся? Мне вас проводить? — Ждем, когда ты слиняешь и перестанешь обламывать кайф. — Гук! — Ви толкнула парня, вставившего неуместный комментарий, прекрасно понимая, что он делает все только хуже. Тэхен с силой сжал челюсти и выдержал дерзкий взгляд Чона, несколькими секундами позже вздыхая. — Я так и подумал. Ви, спишь со мной сегодня. — Эй, так не честно! Ты правда собираешься спать в одной постели с моей возбужденной девушкой? Ты шутишь…! — Гу-у-ук… — умоляла его Виен, надеясь, что эта ситуация разрешится как можно быстрее и как можно менее травматично для каждого присутствующего здесь. Особенно для Гука, которого Тэхен своим взглядом практически испепелил после очередного едкого комментария. — Я буду спать в одной постели со своей сестрой, а шутишь здесь ты, причем, совсем не смешно. Я очень надеюсь, что, когда я проснусь, ты не будешь спать на другом краю кровати. — Ну, хё-ё-ён… — в этот раз жалобно, а взгляд Тэ еще более недобрым становится, так что Ви решает взять все в свои руки. — Спокойной ночи, Гук! Привстав на носочки, она чмокнула парня в щеку и пролетела мимо брата, направляясь на второй этаж, а Чонгук смотрел ей вслед удрученно, после переводя взгляд на Кима. — Это правда не то, о чем ты подумал. — Сказал мне чувак с огромным стояком, — немного расслабившись, закатил глаза Тэхен, кивнув в сторону паха Чонгука. Ой, не завидовал он младшему, как парень, но как брат Виен, не сочувствовал. — Не пой в душе и постарайся быть потише, если не хочешь, чтобы этот разговор продолжился утром. — Тэхен, ты жестокий. — О, поверь мне, это еще цветочки, — хмыкнул Тэ. Они оба знали, что не только Ким планировал убийство, Чонгук тоже думал о том, чтобы пролить чужую кровь. — Не в мою смену, Чонгук, наберись терпения. — И когда твоя смена закончится? — Терпение, друг мой. Моя смена не закончится никогда. — Пошел ты! — вспылил Гук обиженно. — Чтоб тебя вот так жестко обломали! Не только Тэхен был зол, Чонгук тоже был. Конечно, был, в конце концов, его оставили ни с чем, снова. И в этот раз это была не Виен. Счастье ускользнуло из его пальцев, и это Гука убивало… С уходом Виен, однако, тон разговора между парнями сменился на более теплый, расслабленный, шуточно-издевательский, что в целом всегда было присуще беседам Тэхена и Гука. — Субординация, придурок, — напомнил Чону хмыкнувший Тэ и сладко зевнул. Ему бы не помешало вернуться в постель как можно скорее. — Ты сейчас послал брата своей девушки. — Извините, Ваше Величество, — съехидничал младший, закатив глаза, а Тэхен тихо посмеялся, подходя к столешнице и пытаясь определить, который из двух стаканов принадлежал его младшей сестре. — Это уже перебор, — заметил он, наполняя один из стаканов. — Спокойной ночи, — бросил другу Тэ, направляясь на выход, кажется, забыв про свой стакан с водой, за которым спустился. — А вода? — напомнил Чон, когда Ким покинул кухню. — Возьми себе, тебе нужнее. — Придурок… — хмыкнул Гук, потирая лицо руками, когда в ответ ему прилетело с лестницы. — Я все слышу!

***

Flashback

Соревнования по тхэквондо довольно людное и очень шумное мероприятие, особенно это. Виен была удивлена количеством присутствующих, с изумлением оглядывая толпу, которая продолжала пополняться. Она, в отличие от других, не пошла на трибуны и идти туда не собиралась. В ее планы входило находиться рядом с Чонгуком, чтобы он не нервничал так сильно, как нервничал прямо сейчас. На него постоянно смотрели, Ви ловила на них обоих очень много взглядов, особенно со стороны участников соревнований. Конечно, все бойцы осматривали друг друга, на чужаков было направленно больше взглядов, и Чимин тоже получил далеко не один, но к Чонгуку они словно приклеились, и это напрягало даже Виен, что уж о самом парне говорить. Поэтому девушка хотела остаться с ним и отвлекать его от излишнего внимания, которое он хоть и любил обычно, в этот раз его знатно напрягало. — Я принесу тебе воды. — Не нужно, все в порядке, — покачал головой Чонгук, отнекиваясь, но Виен слабо ему улыбнулась и сказала ждать своего возвращения. Прошло совсем немного времени, как девушка раздобыла несколько бутылочек воды, спеша вернуться к Чонгуку, с которым о чем-то болтал воодушевленный Чимин, но по пути к друзьям перед ней неожиданно вырос незнакомый парень в кимоно, вынуждая подпрыгнуть на месте от испуга и даже отступить назад. Брюнет с короткой стрижкой остановился перед Ви, преграждая ей путь и закрывая своим огромным телом весь вид на смеющегося Чимина и самую малость расслабленного Чонгука, увлеченных своим разговором. — Извините, — Виен вежливо улыбнулась и поклонилась, словно это она помешала кому-то пройти, и попыталась обойти незнакомца, но спортсмен сделал шаг в ту же сторону, что и она, так что Ким чуть не врезалась в его массивную грудь, на которой едва сошлись края кимоно, носом. — Я тебя раньше не видел, из какого ты универа? — Не из этого… — ей было неловко, но из вежливости девушка ответила, нервно улыбаясь, и вновь попыталась пройти, но ей снова не удалось этого сделать. — Любишь подобные мероприятия или пришла поддержать знакомого? — допытывался незнакомец, стараясь выглядеть беззаботно и дружелюбно, слегка улыбаясь и разглядывая Виен с нескрываемым интересом. — Брата? Друга? Любой девушке бы польстила эта беседа и внимание довольно симпатичного парня к ее персоне, но Виен чувствовала себя неловко, не в своей тарелке. Она не любила внимание, но еще больше ей не нравились такие ситуации. Не то, чтобы к ней часто подкатывали, совсем нет, но внимание со стороны парней, коего вокруг нее было много после того, как все вокруг узнали, что она сестра того самого Ким Тэхена, которого, кто не любил, тот ненавидел, ей никогда не льстило. Ведь статистически большинство ее встреч с незнакомцами, проявляющими к ней интерес, заканчивалось для нее плачевно. — Парня, — поправила Ви, расслабляясь. Почему-то вот сейчас, когда она произнесла это вслух, девушка вдруг ощутила себя уверенно, хотя продолжила говорить вежливым тоном. Странным образом мысли о Чонгуке убрали прочь ее прежнюю зажатость, а нервозность. Ей нечего бояться, даже если что-то пойдет не так в этом разговоре, она сможет за себя постоять. Если не получится, за нее заступится Чонгук или Чимин, Тэхен точно покинет трибуны в мгновение ока, если ему покажется, что сестра в опасности, да и кто-то из парней внизу на татами просто из вежливости могут предложить свою помощь. Виен не должна чувствовать себя так, ведь ей совсем ничего не грозит. — Я пришла поддержать своего парня. Извините, мне нужно… — Так кто-то из этих неудачников твой парень? Не-неудачников? — подумалось Ви, когда она несколько раз моргнула. Этот парень правда только что назвал лучших спортсменов своих университетов неудачниками? Какая же у него огромная самооценка… — Тебе повезло, что мы встретились, ты в моем вкусе. Виен не знала, что ответить на такое заявление, поэтому застыла, непонимающе глядя на брюнета перед ней. Она думала о том, что он, вероятно, уже считает себя победителем этих соревнований, или же хочет таким казаться именно потому, что не уверен в своей победе. Но даже если так, разве нормально подкатывать к девушке, которая только что сказала, что у нее уже есть парень? — А ты не в ее вкусе, так что отвали, — Виен резко повернулась на голос Чонгука, который стремительно сокращал расстояние между ними, испепеляя парня с короткой стрижкой своим злым взглядом. По его виду можно было, не прилагая усилий, понять, что Чон невероятно напряжен и полон вопросов. — А вот и парень нарисовался, — хмыкнул новый знакомый Ви, внимательно осматривая с ног до головы Гука, остановившегося рядом со мной. — Я тут звал твою девчонку на чай… — Любопытно, с чего тебе звать мою девчонку на чай? Разве она не сказала, что ей нужно идти? — Гук, — умоляюще протянула девушка, мигом переместив бутылки с водой в одну руку, прижимая те к своему телу, и укладывая свободную теперь ладонь на грудь Чона, чтобы он не подходил к незнакомцу ближе. Она не хотела разборок, особенно сейчас. Чонгук слишком вспыльчивый, ему ничего не стоит затеять драку, как уже бывало не раз, чтобы потом Ви осуждающе бурчала, обрабатывая его ранки. Обычно его эмоциональные всплески только так и сходили на нет, ему нужно выпустить пар, чтобы успокоиться, и никакие бурчания его не остановят. Однажды Виен даже не разговаривала с ним четыре дня за очередную драку, но его это никак не простимулировало держать себя в руках. Если бы это как-то на нем отразилось, он бы сейчас не был намерен драться, а у Чонгука, по всей видимости, кулаки чешутся врезать парню напротив. Виен его понимает, она бы даже не очень много бурчала бы, если бы драка свершилась, вот только сейчас Чонгуку точно нельзя терять самообладание. — Видимо к тебе? — вновь смерив Чона взглядом немного пренебрежительным, от которого даже Ви стало не по себе, — Я могу предложить ей побольше, — заявил он, сделав шаг к парню, и ухмыльнулся шире, вынуждая Чона сжать с силой челюсти, а затем перевел игривый взгляд на девушку. — Крошка, когда я выиграю, я посвящу свою победу тебе. Как тебя зовут? Тип перед Виен очень ее раздражал. Во-первых, он был слишком навязчивым и наглым, хоть и выглядел располагающе, но вел себя отвратно. Во-вторых, он отчетливо давал понять, что ни во что не ставит Чонгука и его присутствие, даже напротив, словно специально дерзил в надежде вывести парня из себя. В-третьих, ему это удавалось, и Виен это совсем не нравилось. — Нам нужно идти, — взяв своего парня за рукав кимоно, девушка попыталась отойти, но Чонгук не сдвинулся с места, не обращая на нее никакого внимания. — Ты надо мной издеваешься? — не выдержал он. — Я пустое место для тебя, что ли? — А я ошибся? — Виен не могла понять, правда ли этот парень такой придурок или придуривается, но с ужасом посмотрела на Гука, у которого точно лопнуло терпение. Парень с силой сжал кулаки, порываясь сократить оставшиеся два шага, что оставались между ним и идиотом, приставшим к Ви, но девушка, уронившая на пол бутылки, влезла между парнями, вынуждая Чона врезаться в ее спину и остановиться, поддерживая, чтобы та не свалилась вперед. — Извини, но тебе нужно уйти, — в этот раз она сжала челюсти, обращаясь к брюнету напротив. — Я не заинтересована в знакомствах, и мне есть с кем выпить чай. А мое имя ты узнаешь из уст этого парня, когда он победит. Всего хорошего. Тридцать секунд молчаливого контакта глаз и незнакомец делает шаг назад, а Ви облегченно выдыхает, радуясь, что драки не случилось. А поворачиваясь к Чонгуку лицом, задевает людей вокруг взглядом и замечает, что они привлекли к себе слишком много внимания. На них с любопытством смотрит так много людей… Слава богу, все закончилось. — Она правда ничего, — вновь слышится его голос и девушка жмурит глаза от досады, а после последующей фразы вообще окаменевает. — В кровати она тоже такая дерзкая? Ви не обидно, что кто-то строит догадки о том, какая она в постели. Ее не задело это и не расстроило. Ее это напугало. Потому что она знала, что Чонгук не станет дальше даже пытаться держать себя в руках. — Да я тебя… — парень отодвинул Ви в сторону, словно ее не существует, словно она ничего не весит, убивая взглядом хама, посмевшего вообще говорить о его девушке, смотреть на нее, говорить с ней. Гук знал, что Виен плевать на его слова, но ему нет. И он не знал того, что поняла Виен. Парень в кимоно не пытался ее обидеть, он пытался задеть Чонгука, реакция которого на подобные слова и действия очень предсказуема. — Чонгук! — а ему плевать, что она зовет его по имени, он ничего не видит и не слышит, и она это знает. Ей чудом удается вырасти перед ее парнем, а когда он пытается вновь сдвинуть ее с места, обхватить руками напряженное лицо и прильнуть к губам поцелуем, выбивая из колеи. Она не смогла придумать ничего лучше, словами было бы невозможно до него достучаться, а ее сила — ничто по сравнению с его физическими данными, так что остановить Чонгука она бы точно не смогла с помощью силы. Но ее поцелуй смог его удивить, смог переключить его мысли, смог погасить внутри огонь разрушения. Виен целовала Гука мягко, а он просто принял ее поцелуй, расстроившись, когда тот закончился. Она отстранилась совсем скоро, на их поцелуй ушло всего несколько секунд, но сейчас Чонгук был спокоен. Он смотрел на нее удивленно, но больше не был переполнен желанием убивать. Он просто смотрел на нее, оставив все остальное позади, где-то за пределами. Чонгук очень вспыльчивый человек, очень ревнивый к вниманию и к тому, что принадлежит ему. Чонгук делает, он не думает ни в момент того, что совершает, ни о последствиях. Чонгука не сложно вывести из себя и невозможно вынудить стоять на месте. Ему нельзя приказать, от него ничего нельзя потребовать. Чонгук сам себе хозяин и он никому не подчиняется. Разве что Тэхену, и то в моменты своей особой уязвимости. Девушка напротив заставила его остановиться, остыть, переменить решение. Обычно Чонгука раздражает, бесит, злит, когда кто-то вмешивается в его разговоры, в его дела, пытается диктовать, что ему делать. Чонгук не терпит перебиваний, ненавидит, когда ему перечат, и когда из него пытаются сделать слабака. Чонгук не слабак. Со стороны все выглядит максимально странно, на первый взгляд казалось, что именно девушка вступается за парня, а не наоборот, но Чонгук не чувствовал себя слабым, успокаиваясь. Быть может, причиной всему сложный характер Виен, быть может, ее протест в честь его последней драки все же сработал, но большее значение во всем этом сыграл ее поцелуй. Она показала обоим парням, тому, что звал ее на чай, и тому, с которым встречается, что ее слова, ее выбор не изменится. Она провела границу дозволенного и прямо в лоб обоим заявила, что принадлежит одному из них, а другому ни за что не достанется. Возможно, Чонгук самую малость сентиментальная персона, и его это впечатлило? Этот поцелуй лишил смысла абсолютно все, лучше этого никак нельзя было выразить отношение Виен к этой ситуации и ее намерения. Чон Чонгук замер не потому что слабак, а потому что некоторые вещи, такие незначительные вещи как этот мимолетный поцелуй, имеют слишком большое значение. — Знаешь, в чем разница между боевым искусством и дракой? — поинтересовалась Ви, повернувшись лицом к раздражающему типу в кимоно, когда по взгляду Гука убедилась в том, что он не станет делать глупостей. — Она заключается в уважении. Перед началом поединка бойцы любого из видов боевого искусства выказывают уважение. К противнику, к учителю, к правилам… В тебе нет самого важного, так что ты не победишь. Ты никого не уважаешь, даже себя. Виен редко позволяет себе читать лекции другим людям, тем более незнакомцам. Нравоучения очень личная вещь, и не всем их можно высказать. Но в этот раз высказать их было просто необходимо. — Посмотрим, что ты скажешь, когда я возьму золото, малышка. Или ты уже наложила на меня проклятье проигрыша? — С таким характером и испорченной душой даже проклятье не нужно, — будь они друзьями, она бы закатила глаза, а так только бросила это максимально безразлично. — Пошел вон, — дергая девушку ближе к себе, процедил сквозь зубы Гук, обращаясь к раздражающему типу. — И не смотри даже на мою девушку. Парень ушел, а Виен, наконец, расслабилась, хоть и знала, что сейчас ее ждут еще одни разборки. А они, собственно, уже заждались. — Что это было? — выгнув брови, интересуется парень хмуро, глядя на девушку осуждающе. — Что за привычка всегда лезть в мужские разборки? Я мог и сам с ним разобраться. — Знаю, ты бы с ним разобрался, — согласно кивнула Ви, поправляя края кимоно своего парня, которые поправлять не было нужды, и попыталась все объяснить, чтобы Чонгук не вздумал даже на нее обижаться и тем более думать, что она хотела выставить его в неблагоприятном свете, посмев его останавливать. — Он бы ляпнул еще что-то про меня, и ты бы взорвался и непременно врезал бы ему, защищая мое достоинство. Тебя бы точно дисквалифицировали из соревнований, и ты бы злился, ходил бы угрюмый как минимум неделю, и мы бы поругались не менее сотни раз из-за твоего ужасного настроения. А еще наш универ проиграл бы это соревнование. Тогда этот придурок бы непременно победил, понимаешь? А так ты размажешь его в честном бою, так что это лучший из исходов. — она слабо улыбнулась и чмокнула Гука в щеку, но, судя по его хмурому выражению его лица, ее речь не заставила парня проникнуться или отпустить напряжение прочь. — Не дуйся, я не пыталась тебя обесчестить, даже наоборот. Я знала, что со мной ничего не случится, потому что ты защитишь меня. Я правда хотела как лучше, не хотела тебя задеть своим поступком… Мне кажется, он намеренно нацелился на тебя, знаешь почему? Потому что видит в тебе конкурента… Ты злишься? — Нет, я… удивлен? То есть… ты хочешь сказать, что знала все наперед за эти несколько секунд? Он смотрел на девушку шокировано, а она просто пропустила его слова мимо ушей, не придав им значения. У нее не было гарантии, что она права, просто переживала о том, что ее парень расстроится, если его снимут с соревнований до их начала, ведь больше других настроен на победу. — Теперь ты просто обязан победить как минимум его, идет? — подмигнув Чону, ухмыльнулась Ви, точно зная, кто заберет золото на сегодняшних соревнованиях, хотя лично для нее победа ничего не значила. Просто она знала, что Гук будет счастлив, не если, а когда победит. — Моя малышка такая… — тянет он многозначительно, обнимая Виен за талию и хитро улыбаясь. — Какая? — О таких вещах не говорят в столь людном месте… — Гук! — воскликнула она, смутившись, и выбралась из его рук, принимаясь поднимать с пола бутылки с водой, которые уронила. — Если выиграю, мне стоит надеяться на награду? — интересуется он с хитрым взглядом, а Ви закатывает глаза на его попытку добиться «успеха» в его операции «соврати свою девушку». — Я не глупая, я знаю, что ты выиграешь, эта сделка нечестна с самого начала. — А если проиграю? — Прекращай. Ты выиграешь, и мы отпразднуем это все вместе. — Я бы предпочел маленькое тихое празднество с тобой наедине… — он вновь пытается ее обнять, а Ви снова закатывает глаза, прижимая к груди парня бутылку с водой. — Мне пора. Вот вода, удачи! Помни, главное не победа, а не пострадать. Если получишь хоть одну травму, тебе точно не светит празднество наедине. — А если нет? — Я подумаю… Чонгук, конечно же, победил, и это очень громко праздновалось в его доме до самого утра. Хоть парень и бурчал, что не хочет никого видеть в своем доме, он отлично провел время в компании друзей и, конечно, Виен, которая, как оказалось, очень милая, когда напивается и не думает о грустном.

***

На следующей неделе у Джина День Рождения, а Виен придумала самый лучший подарок в мире, но на его осуществление ей не хватало совсем немного, а точнее трети нужной суммы. В подарок были вложены почти все ее сбережения из ее зарплат в кондитерской, но все равно не хватило. Конечно, девушка могла бы придумать альтернативный подарок, тот, что будет ей по карману, но Ким Виен была серьезно настроена сделать самый лучший и самый запоминающийся подарок для ее доброго начальника по работе и по совместительству друга. — Гукки-и-и, — протянула второкурсница, обнимая парня за шею, перегнувшись через спинку дивана, сидя на котором, Чонгук внимательно изучал какие-то записи, раздувая щеки, как делал часто, будучи сосредоточенным. Возможно, Ви следовало бы подождать более подходящего момента, чтобы не приходилось его отвлекать, но времени осталось совсем мало, так что… — Ты что-то натворила? — не отрывая взгляда от бумаг в своих руках, поинтересовался Чон, заставив Виен закатить глаза. — С чего столько нежности в голосе? — Я говорила, что ты самый лучший? — Солнечный удар поймала? — отложив листочки в сторону, спросил парень, заставляя девушку разорвать кольцо рук вокруг его шеи и, обойдя диван, сесть к нему на колени. — На дворе вроде май, еще не так жарко… Его ладонь тянется проверить ее температуру, но ручка Ви ловит ее в плен своей и не отпускает, уложив их ладони на собственные бедра. Ей очень неловко просить о таком, но выхода нет. — Могу я попросить у тебя в долг немного денег? — она состроила виноватую моську, почти полностью зажмурила глаза и поджала губы. Сколько бы девушка ни думала, как правильнее будет заговорить об этом, все равно получилась ерунда, полная неловкости. — Пожалуйста, мне очень-очень нужно. — Деньги? — удивленно переспросил Чонгук, а когда она кивнула, заметно расслабился. Он-то думал, что-то случилось. — Всего-то! — Чон даже не помнит, когда так сильно напрягался в последний раз. — Напугала до чертиков! Сколько моей малышке нужно? Виен все еще неловко, нет, теперь еще больше неловко, когда он так нормально реагирует на такую странную просьбу. Но выбора нет, так что, скрепя сердце, девушка называет недостающую сумму, от которой у Гука глаза практически выпадают из орбит, когда он вопросительно смотрит на брюнетку.  — Зачем тебе столько? Нет, ему не составит труда дать ей столько или больше, просто эта ситуация максимально странная. Чонгук уже привык к тому, что Виен немного необычная девушка, у нее странная идеология жизни и какие-то непонятные для него принципы, которые, как он считал, притянуты к ее мировоззрению за уши. Виен никогда не принимала от других таких простых вещей, как оплаченный проезд или ужин. Даже когда они с Гуком стали почти что лучшими друзьями, девушка не позволяла Чону платить за нее, приводя, на его взгляд, очень странные аргументы. Она ведь самостоятельная. Она ведь личность. Она ведь может сама зарабатывать, и так далее… Не понятно, почему Ви такая, Чонгук даже спрашивал у Тэхена, просит ли Ис на карманные расходы, и ответ его, конечно, не удивил. Выходит, дело не в Тэхене и не в том, что Виен насмотрелась на отношения брата и своей лучшей подруги. Так, значит, проблема в самой Ви… Этот ее ненормальный феминизм Чонгука когда-нибудь точно в могилу сведет. Хоть с началом их отношений ситуация чуточку изменилась, Ким Виен не походила на других среднестатистических девушек, постоянно посещающих какие-то заведения по уходу за собой, на которые из кошелька их парней регулярно выделяются различные суммы. Виен ни разу не попросила у Чонгука денег за эти несколько месяцев, а сейчас, когда обратилась с такой просьбой, он был практически счастлив, что они стали чуточку больше походить на нормальную среднестатистическую пару. Однако, парень не мог представить, зачем ей неожиданно потребовалась такая баснословная сумма, и спросил из любопытства, а не из жадности. — Мне нужно купить билет, — Виен даже не надеялась, что обойдется без вопросов, да и скрывать ничего не собиралась. Парня, однако, от услышанного перекосило, и мысли, которые посетили его голову, ему совсем не понравились, однако, вместо того, чтобы их озвучить, он многозначительно выгибает бровь, вынуждая Ви продолжить объяснения. — Билет для девушки Джина, Анны. Ты ведь знаешь, она иностранка, так что они не виделись уже так долго… — даже думать и говорить об этом трудно, каково же должно быть этой паре, которая не виделась больше года? — Перелеты сейчас очень дорогие… Особенно если учесть, что прямого рейса из точки на карте, где живет Анна, до точки, где обитает Ким Сокджин, не существует, а это значит, что нужно покупать не один билет, и тем более сразу и сюда, и обратно, ведь наличие обратного билета очень часто является обязательным для въезда в страну… совсем недешево получается. — Билет для девушки Джина должен покупать Джин, а не ты, — расслабившись, качнул головой Чонгук. Ким Виен никогда не перестанет его удивлять, он готов в этом поклясться. Готова спустить целое состояние ради другого человека. Разве ее можно назвать нормальной? — Это подарок! Мой подарок ему на день рождения. Он будет счастлив ее присутствию, лучше подарка не придумаешь! — воскликнула Ви, воодушевленная идеей воссоединить влюбленные сердца. — Шикарный подарок, ты такая молодец, — улыбнувшись всплеску ее эмоций, похвалил второкурсницу Гук, даже не подозревая, что она примется рассказывать ему свой грандиозный план и то, как непросто было связаться с дамой сердца Ким Сокджина. Виен не прекращала болтать о том, как чудом ей удалось раздобыть контакты девушки и с каким недоверием Анна отнеслась к Ви, о которой ни разу не слышала, но как рада Виен, что теперь они так хорошо общаются. О том, что, к сожалению, у Анны нет финансовой возможности приехать так неожиданно в Корею, даже если она сможет отложить все дела, и как Ви пообещала ей помочь, но даже их общих сбережений хватает лишь чуть больше, чем на половину всей покупки… О том, что не может попросить Тэхена, о том, что надеется, Тэ разрешит новой подруге Ви заночевать у них дома после приезда, и о многом другом, а Чонгук слушал внимательно, про себя подмечая, что ему нравится видеть свою девушку такой воодушевленной. — Я дам денег на билеты, всю сумму, так что тебе не нужно тратить свои сбережения и деньги А… как ее зовут, ты сказала? — Анна, ее зовут Анна. Спасибо, но мне нужно только… — начала протестовать Ви, которую тут же перебил Чонгук. — Виен, пожалуйста… — голосом, уставшим от споров, хотя сегодня они еще ни разу не поругались. — Просто сделай самый лучший подарок на день рождения лучшего друга твоего бывшего, которого я терпеть не могу, — не сказать, что Чонгук был в восторге, что Ви продолжала общение с друзьями Мин Юнги, но запретить девушке проводить с ними время Гук не мог, ведь «Они и мои друзья тоже!» обиженно и надуто заставляло его чувствовать себя сволочью — неприятное чувство, от которого он уже отвык. — Пусть на небесах мне поставят галочку за доброту моей души. Спорить с Гуком Виен будет потом, а сейчас у нее есть деньги на самый лучший подарок, для самого лучшего владельца самой лучшей кондитерской в мире и просто прекрасного друга и человека, так что девушка просто счастлива, крепко-крепко обнимая своего парня и радостно взвизгивая. — Я все отдам! — обещает Ви, отстраняясь, и намеревается встать с колен Гука, чтобы не мешать парню заниматься тем, чем он занимался до этого, но брюнет окольцовывает ее тело своими руками, заставляя вновь упасть в его объятия. — Не сомневайся, тебе придется выплатить долг с процентами, — говорит он серьезно и ухмыляется, придвигая девушку ближе к своему лицу, чтобы прошептать в ее губы, — Однако меня интересуют совсем не деньги… Она не успевает ничего сказать, губы оказываются в приятном плену чужих губ, а ее тело опускается на диван, придавленное телом Чонгука, который не намерен отпускать девушку из своих рук в ближайшие… минуты, часы? Как можно дольше…

***

День рождения Джина прошел лучше, чем кто-то может себе представить. Начать следует с того, что красивый владелец кондитерской практически закатил истерику, когда Виен сказала, что не смогла придумать для него подарок. Дулся и причитал, что считал ее своим другом, а она даже подарок ему не приготовила. Конечно, он не обиделся всерьез, просто так дурачился, заставляя Хосока закатывать глаза и ругать его за бестактность. Этот день рождения Ким Сокджина был самым лучшим, потому что он провел его с любимой. Никто не смог переплюнуть подарок Виен и Гука, именно их подарок, которому удивились все, и особенно Джин, ставший самым счастливым человеком в мире, заключив любимую в объятия. Конечно, вечеринка для друзей закончилась раньше запланированного времени, но никто не был против, покидая любимое всеми кафе и оставляя двоих влюбленных наедине друг с другом. Анна в жизни оказалась намного лучше, чем по рассказам или общению в интернете. Она очень светлый и добрый человек, она застенчива и очень красива, а еще самая настоящая милашка. — Как ощущения? — спросил у Гука Тэ, забросив другу руку на плечо, когда они направлялись в сторону парня. Виен и Ис обсуждали, идя сзади, какая Анна и Джин прекрасная пара, а Ким решил подонимать своего лучшего друга, решившего поиграть в ангела хранителя чужой любви. — Не понимаю, о чем ты, — покачал головой Чон, отнекиваясь, хотя знал — от Тэхена так просто не избавиться. — Ты сделал такое хорошее дело, я горжусь тобой, мелкий. Не помню, чтобы ты когда-нибудь грешил совершением добрых дел. Растешь на глазах. — Все сделала Ви, я просто проспонсировал ее желание, ничего больше, — закатил глаза Гук, не считая, что сделал что-то сверхъестественное. В этом, как выразился Тэхен, добром деле, нет его заслуги. — Да, конечно, для тебя расстаться с деньгами не на выпивку — уже подвиг. Не жалеешь о потраченной сумме? — Ты знаешь, нет, — посмеявшись над издевательским тоном друга, цокнул языком Гук, и немного задумался. — Может, потому что потратил их на милашку. На хорошеньких девушек никогда не жалко потратить деньги, не согласен? — Мда-а, — согласно кивнул Тэ, вспоминая симпатичную иностранку, которая ночевала этой ночью в его доме. Сказать по правде, он не был морально готов к тому, что она так красива, — удивлен, что она такая красотка. Это объясняет, как их отношения в таких условиях продлились так долго. — Эй, ты что там сказал?! — закричала нахмурившаяся Исюль, услышав, как ее парень называет другую девушку красивой. — Ничего! — спешит оправдаться Тэхен, виновато улыбаясь любимой, а она недовольно щурится, ускоряя шаг, а вот Виен замирает на месте и испепеляет взглядом спину лучшего друга своего брата. — Чонгук! Мне показалось, или ты сказал, что она милашка? — Я?! — ему бы Оскар за такое правдоподобное удивление, только вот она намного проницательнее и придирчивее самых строгих кинокритиков. — Малыш, разве я мог сказать такое? А она все отчетливо слышала, поэтому срывается с места, а Гук уже бежит, что есть мочи, попутно умирая от смеха и умоляя ее его пощадить, оправдываясь, что имел ввиду совсем не это, и даря ей сотни комплиментов, в надежде успокоить. — Стой! — Виен, пожалуйста! — Эй, не упадите! — кричит откуда-то издали Тэхен, обнимая дующуюся Ис. Ви запыхалась, остановившись, а в пяти метрах от нее остановился запыхавшийся Чонгук. — Но она правда хорошенькая… — Тебе жить надоело?! Чонгук снова вынужден бежать, хотя знает, что его жизни ничего не угрожает. Ви ни за что не догонит его, поэтому он даже убегает не в полную силу, стараясь не убить свою девушку, совсем не привыкшую к таким физическим нагрузкам в отличие от него. Он убегает, не чтобы спастись, а потому что это весело. С ней просто невозможно соскучиться. — Ты можешь перестать меня преследовать?! — задыхаясь от смеха, кричит он, поворачивается к ней и бежит спиной вперед, чтобы расстояние между ними не сокращалось слишком быстро. — Я тебя прикончу, слышишь?! Лучше остановись! Он останавливается, а Ви врезается в него, но она слишком устала, чтобы сильно навредить. Девушка едва дышит, как можно сильнее ударяя Гука в грудь, а он совсем ничего не чувствует, словно его укусил комарик. Ложь, комары очень больно кусаются, а вот Виен совсем не умеет драться. — Придурок… — возмущается Ви, пытаясь выбраться из его рук, заключивших ее в крепкие объятия, ведь и так слишком жарко, особенно после пробежки, ей нужно пространство и воздух, а не обнимашки. — Ненавижу тебя, ты такая драчунья… Ви больше не придает значения подобным «ненавижу тебя», которые Чонгук продолжал говорить ей время от времени. Вначале она задавалась вопросами и много думала об этом, а потом поняла, что эти слова не несут в себе того смысла, несут другой. Они срывались с языка Чонгука в самые неожиданные моменты, для такого признания совсем неподходящие: во время поцелуев, после шуточной перепалки, в которой страдает чай Гука, ведь его посолили вместо того, чтобы добавить сахар, в момент прощания перед университетом и когда они расстаются на ночь. Нормальные люди в такие моменты употребили бы что-то вроде: «ты мне нравишься», «обожаю тебя», «ты меня бесишь, но я все равно без ума», или даже «я тебя люблю». Но Чонгук с этим смыслом произносил «ненавижу тебя», и эта фраза всегда звучала так тепло и обреченно… наверное, лучше всего смысл и настроение этих слов можно понять после очередного побега из его объятий. «Ненавижу», которое значит «люблю»… — Бесишь, — фыркает в ответ девушка и еще больше сил прикладывает, чтобы выбраться из рук Чона, а тот придвигается в попытке ее поцеловать, но она закрывает его рот рукой и требует не приближаться. — Даже не думай. Пока считаешь других милашками, даже не пытайся приблизиться ко мне.

***

Выпуск уже на следующей неделе, так что у Чонгука очень много дел и, в добавок ко всему, болит голова. Этот день можно назвать поистине ужасным, другое слово сюда просто не подходит и ни за что не подойдет. Два часа ждать профессора на кафедре, чтобы в итоге парню сказали приходить завтра, практически сорванная тренировка перед самой последней в этом семестре игрой, а для него последней. Совсем скоро он поступит в магистратуру, хотя даже не уверен, останется ли в этом универе. В любом случае, карьера капитана футбольной команды подошла для него к концу. Почти что. Этот день был ужасен, ко всему прочему, небо затянулось тучами, а Виен не смогла прийти на тренировку из-за своих проблем перед концом учебного года. Раз рядом не было Ви, к нему снова приклеились девчонки, и впервые за все время его популярности повышенное внимание к его персоне Чонгуку не льстило. Это раздражало его не на шутку… возможно, стоит Тэхену об этом узнать, он вновь пошутит о том, что Чонгук переопылился от Ви? К слову о Ви… За этот сложный день Чонгук соскучился. Обычно он не чувствовал, что ему чего-то не хватает, обычно, ни по чему и ни по кому не тосковал, разве что, когда Тэхен уезжал тогда в командировку. Чонгук не привязывается к людям, как бы дружелюбен с ними ни был, и не скучает. Но Виен ему не хватает, уже не хватает, хотя они виделись утром… С экрана телефона на него смотрит состроившая рожицу девушка, и вид этой смешной мордашки, как и всегда, вынуждает Гука улыбнуться, хотя голова все так же трещит по швам, а настроение хуже некуда. Контакту «Пришибленная моя» отправлено короткое: «Я свободен, ты где?», а в ответ девушка говорит, что уже дома, что пришла только что и очень устала, что отправляется на кухню, а его с нетерпением ждет на ужин, но чем раньше он придет, тем будет лучше. «Только попробуй не прийти, голову оторву!!!» — получает он сообщение, которое снова вызывает улыбку, потому что перед глазами ее грозный взгляд. Чонгук по опыту знает, с Ким Виен лучше не шутить. А вдогонку последнему сообщению приходит еще одно. Всего лишь короткое:«Скучаю». Он улыбается, как настоящий идиот, потому что его девушка самая милая на свете, а голова ужасно болит. Боль пульсирует в висках и давит на глаза, практически выдавливая их наружу, в ушах слышится звон, и все плывет, вынуждая Чонгука зажмуриться, с силой сжимая в руке телефон. Виен ведь не обидится, что он не ответил? Забрав свои вещи, когда немного пришел в себя, парень покинул раздевалку, на улице сталкиваясь с очередной неприятностью за этот день. — Здравствуй, — ухмыльнулся перекошенному от нахлынувших на него эмоций лицу Гука Вон Хо, а Чон лишь вздыхает как можно спокойнее и продолжает свой путь, не забыв бросить тому дружелюбное «Отвали». — Зачем так грубо? — закатывает глаза парень, направляясь за четверокурсником, явно не догоняя, что тот вовсе не настроен на разговор. — Я думал, мы на одной волне, разве нельзя быть чуточку приветливей? Точнее, раньше так думал, а сейчас знаешь, о чем я думаю? — Мне плевать, о чем ты думаешь и думаешь ли вообще, ясно? — Чонгуку совсем не до общества этого придурка было, он ему никогда не нравился. Вряд ли Вон Хо рассчитывает на милую беседу, а значит, Чонгуку еще меньше хочется с ним болтать. — Отвали. Второкурсник не отстает от старшего, вместе с тем пересекая парковку, и радуется, что Чон сегодня такой нервный. Получается, от его слов будет больше пользы, а чем больше шум, тем лучше. — Сейчас я думаю о том, что ты слабак, — будничным тоном, словно его кто-то спрашивал. — Неудачник. Подкаблучник… — ничего личного, только то, что он видит, только то, что Вон Хо бесит. А его бесит. Бесит, что он упустил столько времени впустую. Бесит, что он упустил кучу возможностей, положившись на Чонгука. Чон Чонгук на слова парня не реагирует, считая шаги, оставшиеся до его автомобиля, дверью которого он громко хлопнет перед носом этого доставучего идиота, и покинет универ. По правде, странно. Обычно Чонгук терпеть не мог, когда с ним разговаривали пренебрежительно, не терпел, когда его оскорбляли. Он человек очень вспыльчивый и, стоит кому-то лишь не так на него посмотреть, уже намеревался пересчитать смельчаку кости. Но сейчас он все еще спокоен, даже в ответ на хамство не нахамил. Такого Чонгука мир еще не видывал… — Сдается мне, ты всей душой Ким Виен ненавидел… — продолжает Вон Хо в ответ на молчание Гука, и пытается заглянуть в лицо Чона, чтобы понять, почему он все еще не огрызнулся. Почему он продолжает игнорировать его? — Сказал не трогать ее, потому что она твоя проблема, и только ты можешь с ней разобраться. А сейчас что? Ходишь с ней за ручку, придерживаешь дверь и позволяешь ей себя перебивать? Ведешь себя, как настоящий придурок, ты знал? Как собачонка бегаешь за ней, словно она такая важная… Девчонка помыкает тобой, как хочет, а ты превратился в соплю. Даже смотреть тошно. Парень кривится, вспоминая все, свидетелем чего стал. Вначале, когда пошел слух, что Чонгук и Виен встречаются, Вон Хо думал, что это отлично. Репутация Чона говорит сама за себя, и такому как он ничего не стоит поставить такую как она на место, чтобы она больше в жизни с него не сдвинулась. Ким Виен стала слишком уверенной, слишком дерзкой, ее стало слишком много в жизни Вон Хо. Куда ни посмотри, везде она, все о ней говорят. Кто-то вроде звезды, вся такая себе умница, красавица, с которой все хотят дружить… Бесит, потому что он знает, что она не такая. На самом деле эта девчонка ничего не стоит, она существует только для того, чтобы молчать и труситься от страха, когда с ней разговаривают, для того, чтобы у нее не было друзей, для того, чтобы ей снова и снова доказывали, что она никто. Она никто. Всегда была и всегда будет. Вон Хо ненавидел себя за то, что она ему нравилась, потому что они находятся совершенно на разных уровнях. Он наследник своей семьи, семьи очень обеспеченной, у него так много талантов и лучшие баллы в аттестате, пусть это и не его заслуга. Он так красив, так уверен в себе, и у него так много друзей. А она… Кто она? У нее даже нет родителей! Ее дешевые вещи и форма, что никогда не была ей в пору — то слишком маленькая, то слишком большая, застиранная до неприличия. Всем вокруг было бы стыдно носить такое, нормальные девочки скорее умерли бы, чем показались бы в таких вещах на улице, но она ни разу не отреагировала на насмешки или замечания. Она такая и глупая… Дешевые школьные принадлежности и обеды, все было мерзким. Она была мерзкой. Тихая, вечно поникшая, с лучшими оценками… глупая и доверчивая уродка. Его так раздражало, что она ему нравилась. В ней не было ничего из того, что достойно его внимания, совершенно ничего. Безразличная ко всему серая мышь-заучка без семьи и без гроша за душой ему не ровня. Он не должен был влюбляться в такую как она, но влюбился и заставил ее пожалеть об этом. Она все спрашивала его, что сделала не так, а он каждый раз говорил ей самой догадаться. Вон Хо был слишком жестоким, но так этого и не понял. За свою ошибку он наказывал Виен. Все еще пытается наказать. Задирать ее было весело. Так она обращала на него внимание, так она делала все, что он говорил. Проваливала тесты, позволяла над собой издеваться и говорила при всех вещи, которые он требовал, чтобы она озвучила. Она молчала, когда он ее бил, потому что он так сказал ей. Он думал, ему нравилась власть, думал, подобные вещи делают его крутым, но на самом деле он упивался властью над ней. Другие люди не были такими привлекательными мишенями для битья, а она была. Всегда была. Все еще есть. Если бы они были немного постарше, его методы по ее унижению были бы совершенно другими. Телесное насилие изменило бы характер, он бы требовал от нее других вещей, а у нее не было бы выбора, она не смогла бы не подчиниться. Ему даже было жаль, что она перевелась раньше, чем он повзрослел. Их игра могла бы стать более занимательной, она приносила бы ему еще больше удовольствия… Вон Хо из тех избалованных детей, кого учат неправильным вещам или кому уделяют недостаточно внимания, чтобы научить правильным. Он обычная зазнавшаяся выскочка, которая даже чувства свои выражает неправильно. Если бы только он по-другому отнесся к своей влюбленности к осиротевшей однокласснице, которая была вынуждена попросту выживать, и его и ее жизнь сейчас были бы совершенно другими. Кто знает, возможно, если бы он встал во главе не нападающей армии, а защищающей, сейчас они были бы друзьями или даже парой? А может, их пути разошлись бы уже давно? Никто не знает, но известно лишь одно. Все сложилось бы совершенно иначе. Но не сложилось. Вон Хо раздражал тот парень, Юнги, кажется, когда Ким Виен была его девушкой, а сейчас раздражает Чонгук. Ничего личного, просто ему не нравятся люди, которые не держат своего слова. Вон думал, они с Чоном сделаны из одного теста. Думал, они похожи. Но был вынужден разочароваться, увидев парня, который обещал Виен уничтожить, идущим с ней под ручку. Он был готов блевать радугой каждый раз, когда Чонгук послушно замолкал в ответ на взгляд девушки или ее слова, сказанные поверх его собственных, каждый раз, когда она вмешивалась в его конфликты с другими людьми, отдавая ему приказы: «не делай», «пойдем» и так далее. Они с Чонгуком совсем не похожи, потому что Вон Хо, в отличие от Чона, не тряпка. Чонгука этот разговор все еще не заинтересовал, но знатно раздражал. Особенно, когда придурок Вон заговорил о Ви. В обычных условиях, он бы уже набил ему морду, но что-то не давало ему этого сделать. Что-то внутри, что помнило осуждающий и взволнованный взгляд его девушки, когда она видит его раненым, и ее гордый взгляд и счастливый, когда у него получалось оставаться спокойным до самого конца и не наделать глупостей. — Знаешь что? — остановившись у своей машины, Чонгук резко повернулся к преследующему его парню, с силой сжимая челюсти. Все эти слова очень милые, конечно, но на них Гуку плевать, какими бы обидными они ни могли бы быть. — Тебя моя жизнь не касается, ясно? Со стороны не всегда виднее, а даже если виднее, то что? Гук не обязан ни перед кем отчитывать о своей жизни и волен сам выбирать, как ее проживать. Никто не имеет права тыкать его носом в то, как он живет и что делает. — Конечно. Мне вообще плевать, просто жаль тебя стало, — проговорил парень, наблюдая за тем, как Чонгук бросает сумку в багажник и напряженно играет желваками, старательно делая вид, что Вон Хо не кружит вокруг него назойливой мухой, неся бред, нацеленный вывести Чона из себя. — Я все ждал шоу, ведь та фраза меня правда впечатлила, если честно. Твой взгляд меня впечатлил, — словно возвращаясь в тот день больше года назад, воодушевленно признал второкурсник, цитируя, — «Сломанные игрушки совсем не интересно ломать»… кххххх, это все еще звучит так круто! Меня это вдохновило, ты знал? Я с нетерпением ждал, когда ты сломаешь Виен, но она все еще целехонька, а прошло так много времени… Вот я и подумал, может, тебе нужно напомнить о том, с чего все началось? Она унизила тебя, возомнив себя лучше. Она поставила под вопрос твой авторитет. Она испортила твою жизнь. Я думал, ты сполна отплатишь ей за все ее выходки, та фраза была такой многообещающей… я даже записал ее в заметках, чтобы не забыть, хочешь посмотреть? — Я хочу посмотреть, как ты съебешься отсюда, — громко хлопнув багажником, до невозможности злой Чонгук с силой сжал кулаки, медленно надвигаясь на стоящего всего в паре шагов брюнета. Он не на шутку раздражал, этот момент Чонгука не на шутку раздражал. — Не произноси имя моей девушки, ясно? Больше никогда не произноси, оно для тебя под запретом. Если не хочешь, чтобы тебя нашли в канаве, ты сейчас заткнешь свой поганый рот и свалишь с моих глаз. Голова раскалывается, руки чешутся убить недоумка, стоящего перед ним, а настроение катится к чертям, и Чонгук прекрасно знает, что даже Виен или приготовленный ею ужин не смогут его поднять. Ему нужно выпить, выпить очень много и успокоиться, иначе он просто сгорит от раздражения и злости, раздирающей его изнутри. Виен просто обязана им гордиться. Она просто обязана похвалить его как минимум тысячу раз за нечеловеческую выдержку. В том, что он не разбил еще дерзкому второкурснику череп, была исключительно ее заслуга. Если бы не недавний случай перед соревнованиями по тхэквондо и ее речь, поступок, направленный на предотвращение конфликта и попытке уберечь Чонгука от лишних проблем, он бы уже давным-давно сорвался. Но Гук все еще никому не навредил. И не навредит. Нужно просто поскорее добраться до бутылки и успокоиться. — Признаю, она симпатичная, — доносится до Гука, когда он уже открывает водительскую дверь, и парень замирает, зажмуривая с силой глаза и пытаясь сфокусировать внимание на чем угодно, кроме этих слов, — Да ладно, мы же все здесь свои, она красотка! — громче и воодушевленнее произносит Вон Хо, а Гук с силой сжимает дверцу, читая про себя мантры, чтобы не сорваться. Будь он умнее, просто сел бы в машину и уехал, а он пытается прыгнуть еще выше своей головы, надеясь, что и с этим бредом справится. — Я могу понять, почему она привлекла твое внимание, но не понимаю, почему ты с ней. То есть… она правда так хороша? Вытворяет магию в постели? Почему причиной всему может быть только сказочный секс? Чонгук тоже когда-то так думал? Неужто он тоже был таким отбросом? — Не проверяй мои нервы на прочность, если не хочешь… — Мне просто интересно, — перебивает старшего ухмыляющийся ушлепок, точно знающий, что нащупал то самое место, куда нужно надавить, чтобы сразить своего противника. Вот же на, даже особо напрягаться не придется, достаточно просто сказать правду. — Я подумываю приударить за ней, что думаешь? У нас не очень приятное прошлое, но если тебя простила, меня тоже простит, как думаешь? Хочу засадить ей как минимум раз… она лучше сосет или трахается? Чон Чонгук не святой, он не железный. К сожалению, он все так же вспыльчив. К сожалению, он все еще не может игнорировать назойливых мух, изо рта которых льется только словесный понос… Есть вещи, которые невозможно изменить, например то, что каждый вот такой вот «Чон Чонгук» в этой ситуации отреагировал бы точно так же, как Гук отреагировал. Это скорее нормально, чем нет. Но конкретно в его случае, это очень плохо, потому что это означает, что он сломался. Они подрались прямо на парковке. Это было больше похоже на избиение, и Чонгук остановился причинять боль второкурснику только тогда, когда голова разболелась так сильно, что перед глазами все поплыло и руки ослабли. Ни разбитая бровь, ни содранная щека не болели вообще по сравнению с тем, как болела его голова. Дорога парня до дома семьи Ким была слишком напряженной. За эти двадцать минут пути он думал слишком о многих вещах, все никак не в силах отпустить ситуацию и прогнать из головы бредовые слова Вон Хо, придурка, окончательно испортившего его и без того ужасный день. — Черт, Ви будет в ярости, — глядя на свое отражение в зеркале, перед тем, как выйти из машины, подумал Чонгук. Дверь дома легко открылась, но внутри никого не оказалось, только записка почерком девушки на другой стороне двери о том, что она убежала в магазин из-за нехватки продуктов.

«…Не скучай, скоро вернусь! Забирать меня не нужно, лучше приляг, я знаю, что ты чертовски устал. P.S. На сообщение мог бы и ответить»

Слабо улыбнувшись, парень засунул записку во внутренний карман куртки и разулся, направляясь вглубь дома. Ему и правда нужно прилечь.

***

POV Виен

Я спешила вернуться домой как можно быстрее, точно зная, что Чонгук уже заждался. Я была морально готова к тому, чтобы выслушать его бурчание по различному поводу, а еще собиралась обрадовать. Он ведь обрадуется? За последнее время я обдумала много всего, после чего пришла к выводу, что мы можем сделать шаг, которого Гук так долго ждал, которого я ждала. Мне нужно сказать ему, что мне больше не страшно, что я доверяю ему и готова довериться, что я тоже хочу перешагнуть через эту границу вместе с ним. Не знаю, что повлияло на мое решение, или что привело к нему. Чувство, что все в порядке и я должна просто расслабиться и довериться Чонгуку, просто появилось внутри меня какое-то время назад, а пока я старалась понять его как можно точнее, только укрепилось. Может, потому что мы стали ближе? Время, что мы проводили вместе, было совсем другим сейчас, более ценным. Да, мы все еще ссорились и пакостили друг другу, но от этого никуда не сбежать. Не исключено, что и через пятьдесят лет мы будем такими же… Вчера Чон сказал, чтобы я больше никогда не играла на фортепиано, потому что мне медведь на ухо наступил. Я так обиделась, что чуть не убила его, развалившегося на моей кровати, потому что я хорошо играю. Не великолепно, но хорошо… особенно ту песню, которая практически никогда не выходит из моей головы. Даже Тэхен хвалил меня, а мой брат не из тех, кто говорит бездарностям о том, что у них есть талант, даже если эта самая бездарность — его младшая сестра. А Чонгук просто сказал мне, что никакого таланта у меня и в помине нет, что я никогда-никогда не должна играть больше, чтобы люди не сошли с ума от моей ужасной игры. Грубиян. Чонгук все еще настоящий грубиян, даже по отношению ко мне, но с этим ничего не поделать. Просто он такой. А я такая, как есть. У каждого из нас есть недостатки и какие-то стремления, которые иногда другим непонятны и даже кажутся смешными или очень раздражающими. Но еще у каждого из нас есть чувства, и эти чувства решают все. Они значат намного больше обид или непонимания. Они заставляют нас возвращаться в объятия друг друга, и даже если языки продолжают в этих самых объятиях говорить что-то нелестное, руки всегда с силой прижимают ближе. Так устроен наш мир, наша вселенная. Не идеально, но честно. Чонгук очень нравился мне, эти чувства завладели мной и подчинили ему. Но мне нравилось его любить. Мы не всегда могли быть самими собой, когда были рядом, но мне нравилось быть с ним немного другой, нравилось, что он был другим рядом со мной. Я… должна сказать ему. Скажу сегодня. Пусть момент не будет прекрасен и особенен, может, мое признание сможет хоть чуточку исправить его сложный день? Я обязательно скажу ему сегодня о своих чувствах. Прямо сейчас скажу! Переполненная радостью, я быстро направилась вглубь дома, готовая приветствовать своего парня тесными объятиями и тут же поделиться с ним своими мыслями, чувствами, но, оказавшись в гостиной, сбилась с мыслей, широко распахнув глаза. — Что вы… что вы делаете?! — выронив на пол гостиной пакет с продуктами и потеряв с губ счастливую улыбку, кричу я, с непониманием глядя на двух парней затеявших драку прямо в гостиной. Это невозможно… Никто мне не ответил, никто даже не посмотрел на меня, словно меня не существует. Тэхен продолжал прижимать Чонгука к стене, сжимая его шею, и вновь замахнулся, чтобы нанести очередной удар, получить который Чонгук не сопротивлялся. Мое сердце пропустило удар. Они не могли, не могли подраться… Нет, это не было дракой, ведь на Тэхене нет ни единой царапины, а Чонгук… — Что случилось?! — руки пытаются разжать ладонь моего брата, заключившую в плен шею Гука, который, кажется, чудом дышит, но Тэ даже не смотрит на меня, продолжая испепелять своим злейшим из взглядов своего лучшего друга. Да что случилось-то?! — Эй, отпусти его! — Что случилось?! — шипит Тэхен, едва разлепляя губы, но не позволяя напряженным челюстям расслабиться хотя бы на секунду, и в ответ на мою попытку разнять парней, наконец, отпускает Чонгука, отступая всего на шаг, чтобы я поместилась между, с беспокойством глядя на покрасневшего Чона, закашлявшегося после слишком глубокого вдоха. — Спроси своего парня, что случилось! Чонгук едва дышит, продолжая кашлять, весь красный от резко прилившей к голове крови, а я ничего не могу для него сделать, кроме как взволнованным взглядом осматривать и продолжать задавать вопросы, на которые никто не ответит. — Почему вы поссорились? Тэхен молчит, часто дышит от злости и все так же разъяренно смотрит на моего парня, который понемногу выпрямляется, и теперь я могу увидеть его покрасневшую щеку и кровоточащую губу, разбитую бровь и содранную кожу щеки… Ладони хватают его лицо, крутя, чтобы все осмотреть, а Гук пытается отстраниться с этим своим привычным выражением лица, говорящим «пустяк». Но это совсем не пустяк. В голове все не складывалось, что Тэхен мог ударить его… Может, Чон подрался где-то еще? Но Тэхен ведь почти задушил его, это мне точно не привиделось. — Это ты избил его? — метая злой и одновременно недоверчивый взгляд в сторону брата, недоумеваю я, а Тэ молчит, словно вообще меня не слышит. Он так сосредоточенно смотрит на Гука, так напряжен, что мне кажется, словно он продумывает в голове план убийства. Возможно, это звучит круто или даже мило, но не тогда, когда он так смотрит на Чонгука, своего лучшего друга, моего парня. Человека, который мне нравится. — Тэхен! — Все в порядке… — охрипшим голосом прерывает меня Гук, отворачивая от брата, но Тэхен снова взрывается, стоит парню подать голос. — В порядке? Это ты называешь в порядке?! Я убью тебя, сволочь, я тебя уничтожу! Парень снова порывается вперед, практически врезается в меня, над моим плечом хватая Чонгука за грудки, а тело мое сжимается, передергивает от всего этого, сердце замирает. Тэхен ведет себя странно… как минимум его открытое игнорирование моего присутствия не может ничего не значить, даже если отбросить факт того, что он пытается убить своего лучшего друга, человека, которого любил больше всего на свете после меня. Чонгук для него почти так же ценен, как я, он считает Чона своей семьей, своим младшим братом, а сейчас обещает уничтожить его? Еще и игнорируя меня, которую всегда старался держать в безопасности, вдали от насилия, всячески оберегая. Сейчас он просто схватил Гука, даже не приказав мне покинуть комнату или не отставив в сторону? Это… невозможно… Моя голова продолжала работать, пусть и медленно, внутри что-то оборвалось. Спиной я чувствовала сердцебиение Чонгука, который все еще не собирался сопротивляться, но выставил руки вперед по сторонам от меня, упираясь в тело Тэ, чтобы парень не раздавил меня, подобравшись ближе. Я ничего не понимала… Гук не сопротивлялся… ни когда я вошла в комнату, ни сейчас. Тэ цел и невредим, на нем нет ни царапины, а это значит, Гук даже не пытался ударить его в ответ. Это и правда не драка, это избиение, а жертва не отбивается не потому, что слишком слаба, есть другая причина. Мои руки отталкивают Тэхена назад, а стеклянный взгляд находит глаза Чонгука, стоит мне повернуться вокруг своей оси. — Что… — голос исчезает, а полные непонимания глаза почему-то застилает дымка из слез. Почему все это происходит? — Что ты сделал? Что ты сделал, чтобы Тэхен… Он бы не стал просто… — Я… — Гук смотрит с сожалением, виновато, и от этого взгляда внутри что-то сжимается. Он пытается что-то сказать, но не получается, звук не выходит сквозь распахнутые губы… что именно он не может мне сказать? С каждой секундой его молчания внутри меня понемногу умирает надежда того, что ничего серьезного не произошло, что все это — плод недопонимания, что стоит этим двоим спокойно поговорить — все наладится, все будет в порядке. Все решится. — Сломанные игрушки не интересно ломать, — слышится напряженный голос Тэхена, и в этот самый момент в глазах Чонгука что-то трескается, разлетается на осколки, которые задевают мою душу и ранят. Мой мозг еще не понимает, почему и где болит, но там уже болит. — Это он сказал твоему придурку однокласснику, приказав держаться от тебя подальше, потому что он должен быть тем, кто тебя уничтожит. — я непонимающе смотрю на Тэ, потому что он несет бред. Такого быть не может, это даже звучит абсурдно… но я не успеваю сказать этого брату, он снова раздраженно смотрит на моего парня, обращаясь к нему, все еще не проронившему ни слова. — Ты сказал, что сломаешь ее, да? Я ничего не упустил?! Я с тобой разговариваю! Чонгук молчит, не глядя ни на меня, ни на Тэхена. Он потерян, он не знает, что сказать, а для меня все очевидно. Я не понимаю, почему Гук ничего не говорит, почему не защищается, почему позволяет Тэхену беспричинно злиться на него. — Нет, это… — заговорила я, качая головой, и повернулась к брату. — Это ошибка… Это Вон Хо сказал тебе эту глупость? — не могу поверить, что Тэ ослеп так сильно из-за злости, что поверил какому-то придурку Вон Хо вместо того, чтобы выслушать Гука. — Тэхен, он просто соврал, зачем ты…? — Он не соврал, — произносит Чонгук, перебивая меня, и в этот раз ловит мой потерянный взгляд. Этого просто не может быть… Тэхен снова попытался ударить Чонгука, выкрикивая проклятия и обещая закопать его на свалке, Чонгук снова даже не дрогнул от этих угроз. Он даже не моргнул, неотрывно глядя мне в глаза, перед которыми рушился весь мой мир. Стремительно. Безвозвратно. Я попросила Тэхен уйти, а он высмеял меня, конечно же, так что мне пришлось накричать на брата, чтобы он нас оставил. Он был зол, а после того, что я на него накричала, был взбешен еще больше, его это задело, но умом он понимал, что нам с Чонгуком нужно поговорить самим. Каким бы заботливым и хорошим старшим братом Тэхен ни был, как бы сильно не ни пекся о моей безопасности, все это его не касается. Это только между нами с Гуком. Я не глупая, я понимаю, что значат эти слова. «Сломанные игрушки не интересно ломать…» — звучит красиво. А еще мудро в какой-то степени. Совсем не похоже на Чонгука, который никогда ничего не планирует и просто живет одним моментом, сначала делает, а потом, может быть, думает. Я не глупая, я могу понимать такие вещи. Я понимаю, почему он сказал это тогда, понимаю, почему это вообще в его голове появилось, я все понимаю, как понимаю и то, что это больше не так важно. Мне было больно. Больно, что Чонгук хотел сломать меня после какой-то паузы мнимого перемирия, но все было в порядке. Это больше не имело значения, ведь его имело другое… очень много других вещей, очень много вещей намного более важных. Я имела право закатить истерику, обидеться или начать читать нравоучения, говорить о том, что мне больно, но разве это что-то даст? Прошлое ни за что не изменится, и оно навсегда останется в прошлом. Ничего не поделаешь с тем, что уже когда-то произошло, но жизнь продолжается. А в голове эхом: «Сломанные игрушки не интересно ломать…» — Это ведь было когда-то, — прерывая тишину, говорю я, проглотив ком в горле, и снова взглянула на Чонгука, который так и не решился что-либо сказать с момента ухода Тэ. Если он не может, эти слова просто скажу я, смысл происходящего от этого не изменится. Сейчас не время быть упрямым или требовательным, и уж тем более быть гордым. — С тех пор много времени прошло, все ведь изменилось, правда? Гук молчит, а мои глаза наполняются слезами, потому что я знаю, на что это похоже. Я уже задавала вопросы однажды человеку, которого боялась потерять, слыша в ответ тишину. Это не может повториться снова, не из-за прошлого, не из-за глупости, сказанной больше полутора лет назад. — Скажи, что изменилось, прошу… Это правда больше не имеет значения, если… если это осталось в прошлом, если эти слова больше ничего для тебя не значат… То и для меня не значат тоже. Они ничего не значат, мое сердце забудет об этом, оно простит, потому что понимает. Я была той еще костью в его горле, его слова и поступки оправданы, но сейчас все изменилось. Мы больше не те, кем были когда-то, между нами теперь не то, что когда-то было. Все изменилось с тех пор далеко не один раз, и мы оба должны просто признать это. Будет трудно успокоить Тэхена, но я смогу, потому что это не важно. Важно только то, что есть сейчас, только чувства… мои чувства к Чонгуку, его чувства ко мне. — Как ты можешь говорить такое? — глядя на меня непонимающе, интересуется Гук тоном вовсе не радостным и не облегченным. Он возмущен, он практически в бешенстве, а я правда не понимаю, что сказала не так. — Как такое может не иметь значения, даже если было когда-то? Ты хоть слышишь, что говоришь? — Для меня не имеет! Мне плевать, если это ничего для тебя не значит, правда. Я забуду все, клянусь, если ты скажешь мне сделать это, если скажешь, что все не так… — а он все молчит, смотрит на меня так странно, будто не узнавая. Я не знаю, о чем он сейчас думает, но думает он о многом, с каждой секундой еще больше напрягаясь, а я теряю первую слезу со своих ресниц, продолжая попытки добиться от Чонгука ответа. — Все ведь не так…? Это не может быть так, не может… Слезы текут по моим щекам ручьями, потому что с каждой секундой того, как Чонгук молчит и не говорит, что уже давно не хотел мне навредить, мои мысли убеждают меня в том, что ему нечего сказать именно потому, что он хотел. Что, если он поэтому не отбивался от Тэхена? Что, если все это и правда было только планом по разрушению моей жизни? Глупости, прошло так много времени, почти два года, разве будет кто-то так долго воплощать даже самый идеальный план по уничтожению человека в жизнь? Я не верю, не верю, что Гук не был со мной искренен во время нашей дружбы или когда мы начали встречаться, это невозможно. Никто, абсолютно никто не сможет так играть… Я знала ответ, знала, что его собственные слова для него сейчас ничего не значат, но мне нужно услышать это от него, мне нужно, чтобы он сказал мне, что все потеряло смысл, что он больше не хочет и не может мне навредить… я ведь в этом нуждаюсь. Я поверю, обещаю, что поверю. Нет, я уже верю, а он все молчит… и я плачу, чувствуя себя идиоткой. Мне всегда нравились фильмы и книги, в которых сюжет закручивался по примитивному сценарию, где плохой парень спорит с кем-то на то, что завоюет сердце какой-нибудь тихой недотроги, а затем влюбляется в нее. Вся правда всегда вылезает наружу в самый неподходящий момент, когда пара счастлива, когда он уже давно изменился и больше даже не думает ее обижать. А девушка всегда реагирует слезами и истериками, кричит что-то по типу: «Я тебе верила, а ты просто со мною играл!» и громко хлопает дверью, разрывая отношения, по которым сама будет страдать. Я всегда считала такое поведение глупым, ведь вот он, стоит напротив тебя, говорит тебе о любви, смотрит самым честным взглядом, искренне всего к тебе прикасается, просит выслушать и просит прощения так обреченно и искренне, как не просит у Господа Бога, а ты слушаешь каких-то идиотов вместо того, чтобы поверить тому, кому отдала сердце. Я никогда не понимала, почему девушки в таких ситуациях не дают шанс объясниться и никогда не думают в этот момент раскрытия правды о том, что любой человек может ошибаться, что, да, все могло начаться с шутки, со спора, но все, что было между вами начиная с того самого момента — настоящее. Невозможно играть чувства так, чтобы по коже дрожь, а сердце галопом по полю. Невозможно ради забавы меняться, становясь совершенно другим человеком рядом с тем, кого пытаешься обмануть. Некоторые вещи невозможно контролировать, как частоту собственного пульса или бабочек в животе, например. Так что иногда нужно просто дать человеку возможность высказаться, поверить в то, что он скажет. Ведь в итоге в таких фильмах все равно счастливый конец. Так зачем заставлять героев страдать в разлуке, если можно просто заставить одного единственного героя отреагировать на ситуацию, отбросив в сторону клише? Почему бы не сделать героев самую малость менее эгоистичными, чтобы на первый план вышла не боль предательства, а понимание того, что на самом деле важно? А для любящих людей важна только вселенная, в которой они вместе, их укромное место от всего мира, их собственный мир. Для меня этот мир так же ценен, только наш мир с Чонгуком. Тот, что не идеален, постоянно полон криков и шуточных драк, улыбок и самый грубых обзывательств, которые всегда прощаются и никогда не ранят. Тот особый мир, где наши противоречивые и совершенно неподходящие друг другу по одним стандартам и по другим просто созданные друг для друга души могут быть счастливы. — Чонгук, пожалуйста, просто скажи мне. Скажи, что все не так, — мне плевать, что я почти что его умоляю, голос дрожит, а из глаз текут слезы, не прекращаясь. — А что, если так? — почему он так резок со мной? Почему тон голоса такой холодный? Почему взгляд раздражен? — Что тогда? Что если я и правда сказал это, имел это на самом деле ввиду…? — Да плевать мне, что ты там имел ввиду! Сейчас… что ты чувствуешь сейчас? Ты ведь… ты ведь не хотел этого, правда же? Тебе это не было нужно больше… — Ты ошибаешься, — перебивает меня Гук напряженно, а я теряю дар речи, глядя на его безэмоциональное выражение лица. — Нет… — я не знаю, почему он говорит такие вещи, но знаю, что это не может быть правдой. Просто не может быть. Если бы он хотел навредить мне, он бы уже это сделал, у него ведь было столько возможностей… почему он врет? — Нет, это неправда. Полтора года прошло, Гук, полтора года! Ты не мог все это время следовать плану! Мы… — мы же влюблены, разве нет? — У нас ведь все было по-настоящему, разве… разве я ошибаюсь? Разве все это могло быть игрой…? — Это было. — Нет, не было! — кричу я, больше не заливаясь слезами, потому что в них нет никакого смысла. Мне больше не хотелось плакать, мне хотелось кричать, хотелось рвать в клочья и разбивать в пыль все, что попадется под руку, чтобы справиться с внутренними терзаниями. Мне нужно было, чтобы Чонгук меня услышал и перестал говорить глупости. — Это было честно и искренне, Чонгук! Это было по-настоящему. Каждое прикосновение, каждый поцелуй, каждый взгляд… такое сыграть невозможно. Он не может говорить, что все это время не существовало. Не может просто заявить, что я смотрела спектакль, сидя в первом ряду, потому что все было взаправду. Каждый вздох, каждая улыбка, каждый уступок и шаг навстречу ко мне, к тому, к чему я привыкла. Чонгук старался влиться в мою зону комфорта точно так же, как я старалась войти в его, мы оба работали над этим. Оба. Такой человек, как Гук ни за что не пожертвовал бы своими принципами и привычным ритмом жизни ради чего-то несерьезного. — Виен… — Я не верю тебе, ты не мог… ты не мог так со мной поступить. Ты ведь… ты ведь любишь меня… — прошептала я отчаянно, а его еще больше от этих слов перекосило, кажется. — Я хоть раз сказал, что я тебя люблю? Чонгук смотрел на меня, и его ледяной взгляд обжигал, так больно раня. Я все не могла понять, почему он так переменился в настроении. Почему так напряжен и почему злится на меня, ведь я не сделала ничего, чтобы его разгневать. А сейчас об этом больше и не думается, ведь слова лишенные жизни, как звонкая пощечина, прерывающая мое дыхание. «Я хоть раз сказал, что люблю тебя?»…  — Я сказал хоть раз, что ты мне нравишься? Нет… не говорил. Ни разу не сказал за все то время, что мы знакомы. Ни разу за все то время, что мы были друзьями, ни разу за месяцы, что мы встречаемся. Чонгук ни разу не говорил мне этих слов, никогда… Я десятки раз говорила ему, что он мне нравится, десятки раз в шутку признавалась в любви, когда мы дружили, но он ни разу не сказал ничего подобного, даже смеясь. Раньше я не придавала этому значения, ведь это не казалось чем-то особенно важным. Гук никогда не был особенно чувствительным человеком или сентиментальным, так что мне было достаточно того, что я ощущала его чувства ко мне. Разве это не самое главное? Чтобы знать о чувствах человека, не обязательно слышать от него признание в любви. Прикосновений бывает достаточно. Взглядов бывает достаточно… Мне было. Мне все еще. Мне было бы. Но… «Я хоть раз говорил тебе, что люблю тебя?..» — больно. Что, если он не говорил не потому, что не считал нужным или потому что не мог из-за своего прошлого, а потому что… не любил? — Так скажи сейчас! Просто скажи это, и ничего больше не будет иметь значения. Просто скажи, что любишь меня. Нет, даже если этого слишком много, скажи, что я тебе нравлюсь. Я ведь нравлюсь тебе, Чонгук… — снова слезы, а Гук ненавидит слезы, но чем больше я стараюсь не плакать, тем хуже получается, потому что больно. Его молчание, его холодный взгляд… его нелепая ложь причиняет мне боль. — Ты… ты любишь меня? — почти полностью лишенным голоса шепотом, потеряно, надломлено. — Я тебя ненавижу. Внутри треск, звон, оглушающий звон от удара сердца об острые скалы где-то очень-очень глубоко, на дне той самой бездны, куда только что бросили меня и мои чувства… Мои заблуждения. «Я тебя ненавижу»… Это… больно. Мне давно не было так больно. Возможно, еще никогда. Моя жизнь никогда не была простой, и время от времени мне казалось, что сердце разбивается… Иногда оно и правда билось, но по сравнению с тем, что с ним случилось только что, это было ничем. Абсолютно ничем существенным. «Я тебя ненавижу»… Это… жестоко. Жестоко, потому что неправда, но так правдоподобно, что верится. Слишком хорошо ощущается это его холодное «Я тебя ненавижу»… В глазах застыли океаны слез, а разорванное в клочья сердце замерло в кровоточащей груди. В мыслях все эти «Ненавижу тебя» между поцелуями и как пожелание спокойной ночи, после очередной выходки или после приступа внезапной ревности к кому-то незначительному, каждый раз после побега из рук возбужденного Чонгука… А ведь Гук так часто говорил мне эти слова… Возможно, я ошибалась, и они вовсе не значили то, что я в них находила? Это не было признанием в любви, хотя все еще было признанием в чувствах. Это было предупреждением, которому я ни разу не придала значения. Я радовалась, слыша это «ненавижу тебя», мое сердце замирало в груди от волнения, пульс учащался, а бабочки в животе сходили с ума… В этот раз оно тоже замерло, только вот пульса больше нет… Он меня ненавидит? Так вот, что он чувствует на самом деле? Пауза слишком затянулась, затянулась настолько, что Чонгук не выдержал молчания и первым его нарушил, говоря со мной все так же небрежно, издевательски даже. — А ты? Ненавидишь меня? Насколько бы ты ни была глупой и отчаянной, ты не можешь не ненавидеть меня после этого… Ненавидишь? Последнее спрошено так, словно он боится услышать в ответ именно то, чего жаждет услышать. А я… Могу ли я его ненавидеть? Должна ли? Я не знаю, когда выражение моего лица стало безжизненным, лишенным эмоций. Глаза все так же наполненные болью остекленели, кажется, а голос, практически неслышный, заполнил пространство между нами. — Нет… Я ненавижу, — голос сорвался, и к лучшему, ведь я не могла произнести вслух то, что хотела. Я ненавижу, что люблю тебя, — звучит в моей голове, но не срывается с дрожащих губ, ведь эти слова не нужны ему. Ему не нужны мои чувства. А я… я правда любила. Так сильно любила… болезненно, печально, до разбитого сердца любила и все еще… Чонгуку о моей любви не нужно знать, если он вот так просто ее отвергает. Я не думала, что отказаться от меня и нас будет так просто для него, потому что я все еще не могу это сделать, хоть и знаю, что мы все ближе подходим к моменту, когда кто-то из нас будет вынужден поставить точку. Я и правда ненавижу сейчас то, что люблю его. Я не должна была… не должна. Глаза не могут больше смотреть в его глаза и опускаются в пол, а я стараюсь собраться с силами, ведь мне нужно договорить. Чонгук ждет моего ответа. Все еще ждет, даже не подозревая, как трудно мне сейчас выдавливать из себя слова, стоя над руинами только что разрушенного мира, выстроенного в моем хрупком сердце, что впервые в жизни так сильно кровоточило.  — Я не ненавижу тебя, Чонгук, — тихо проговорила я, встретившись с ним взглядом. По крайней мере, хотя бы один из нас должен быть честным до самого конца. — Никогда не испытывала к тебе этого чувства и никогда не смогу его испытать, — даже когда я говорила ему это давно, в самом начале нашего тернистого пути, я на самом деле не вкладывала в эти слова такой смысл. Возможно, потому мне и казалось, что Гук тоже вкладывал в них совсем другое значение… — Я ненавижу только себя… И твою гордость ненавижу. Я знаю, Чонгук, я не глупая. Ты ведь тоже знаешь, да? Все дело в гордости, она не дает тебе сказать мне то, что я так хотела сегодня услышать, то, что услышать мне нужно было… сказать правду. Я ненавижу ее, потому что знаю, внутри тебе тоже больно… я не хочу, чтобы тебе было больно. А еще ненавижу свою гордость, ведь если бы не она, я бы продолжила говорить, что не верю тебе, говорить о том, что ты лжешь… ты ведь лжешь…? Ты так старательно врешь мне, а я не верю, и ты ненавидишь это, потому что это задевает твою гордость еще сильнее. А ты задеваешь мою, ведь считаешь, что я поверю в эту отвратительную ложь. И я верю… потому что мне совсем ничего не остается, кроме как чувствовать твой холодный безразличный взгляд, за которым ты слишком хорошо прячешь собственную боль. Так хорошо, что я не вижу в твоих глазах ни малейшей ее капли, содрогаясь всем телом от болезненной мысли, что ее, возможно, и нет. — И еще ненавижу, что ошиблась однажды. В этом мире существуют люди, которые не умеют любить. Безжизненные и холодные, пустые внутри жестяные банки.

POV Автор

Чон Чонгук ушел, а Виен закрылась в комнате, давая волю слезам. Ей было больно, очень больно и ничего не могло унять эту боль. Девушке казалось, что она задыхается, тонет в этой боли и непонимании того, почему все так обернулось. Она не понимала, почему Чонгук поступил так с ней, зачем ему это. Неужели все дело и правда было лишь в их ссоре почти два года назад? Неужели все это и правда было в шутку…? — Ви… — Тэхен, я ужасный человек, — девушка даже не дала брату возможности подойти к ней ближе, начиная озвучивать свои беспорядочные мысли. Их в ее голове было так много… очень много, и большая часть была о том, что она сделала не так. — Я правда ужасный человек, я не смогла… не смогла… Это я во всем виновата. — Что ты говоришь такое? Это только его вина, все, что он сказал… я даже подумать не мог, что этот парень… У Тэхена не было сил, не было эмоций для того, чтобы говорить о Чонгуке. Им всем завладели злость, ярость и желание уничтожать. Он ненавидел Чонгука, ненавидел себя, потому что ошибся. Тэхен не имел права на ошибку, но ошибся в Гуке, он позволил такому придурку быть рядом с его сестрой, позволил ему играть с ней и ранить ее… Это Тэхен был во всем виноват. Они никогда не подходили друг другу, как лед и пламя, как небо и земля. Было очевидно, что они не смогут быть вместе, что они не должны, ведь им нельзя. Тэхен думал когда-то, что если они начнут общаться, они смогут помочь друг другу, смогут друг друга вылечить, заставить забыть о старых ранах и двигаться дальше с новым опытом и новыми мечтами, но он и подумать не мог, что образуются новые раны, намного страшнее старых, намного серьезнее. Тэхен много думал о том, что между его лучшим другом и Ви может проскочить искра, его это пугало. Но вместе с тем парню казалось, что они изменят друг друга в лучшую сторону, что Виен станет сильнее и бесстрашнее, а Чонгук остынет и станет более вдумчивым, чувствительным. Тэхен думал, они научатся друг у друга тому, чего им не хватает, что они могли бы создать отличный союз. Лучший из возможных. Они бы взаимодополняли друг друга как Инь и Ян, Чонгук закрыл бы слабые места Виен, а Ви стала бы недостающим пазлом в его картинке жизни, подарила бы ему совершенно другой смысл и исправила бы его недостатки. Мечты и планы всегда прекрасны, но в реальности Тэхен знал, что они не подходят друг другу. Очень многое указывало на то, что Чонгук не тот, а Виен не та, но Тэхен все копил наблюдения и ничего не делал… это он во всем виноват. Ему следовало понять, что они не должны даже пытаться, когда Гук тогда на кухне отнял у Ви молоко, что спасало ее от последствий острого ужина. Ему следовало уже тогда перестать думать об этом, перестать находить в их союзе плюсы. Он не должен был поддерживать сестру в ее стремлении подружиться с Чоном, ему не следовало так радоваться тому, что она попросила у него совета и помощи. Он должен был лучше заботиться о Виен, должен был держать их подальше друг от друга, а не уповать на лучший из вариантов, которому никогда не было суждено сбыться. Ким Тэхен совершил ошибку… это он во всем виноват. Он виноват в разбитом сердце самого дорогого для него человека. Ему нет и никогда не будет прощения. Он ни за что себя не простит за эти ее слезы. — Нет, — она качает головой, считая Тэхена жестоким. Он не должен говорить о Чонгуке плохих вещей, не должен, потому что Гук не плохой… это она во всем виновата, не он. — Он… он не такой… — продолжает Виен, сильнее плача, и смотрит покрасневшими глазами на ничего непонимающего брата, ведь он и правда в замешательстве и не может понять, почему Ви защищает придурка, который только что ее так сильно ранил. — Тэхен, он соврал. Он так много врал мне сегодня… Он любит меня, Тэ… он правда любит. У Тэхена разбивается сердце… уже больше часа разбивается, разбивается снова и снова с каждым новым всхлипом его сестры, личное пространство которой он так долго старался не нарушать. Даже Тана принес с собой, надеясь, что маленький резвый шпиц отвлечет от боли свою хозяйку, но даже Танни не всесильный. А сердце Тэхена снова разбивается, ведь Виен искренне верит в невинность Чонгука, в чувства, которые он отрицает. Ей хочется верить в них, и она верит, верит, спасаясь от боли, а спастись от нее невозможно. Тэхену очень жаль… ему жаль, что ей приходится проходить через все это из-за него. — Откуда ты можешь знать? — Я знаю. Я чувствую… он любит меня. — И что? Простишь его?! — Ким злится, хоть и знает, что сейчас Виен нужно совсем другое, и пытается держать себя в руках, хоть и получается скверно, ведь кровь в сосудах кипит. Если бы только он не знал, что Виен сейчас плачет и нуждается в его поддержке, он бы избил Чона до смерти, стараясь хоть как-то справиться с тем, что он натворил и своей собственной злостью. — Что насчет твоих чувств к нему? — Я… Я не могу простить его. Хоть он и любит меня, а я… — заплаканная девушка не может произнести вслух «а я люблю его», потому что тогда будет еще тяжелее. Ее чувства не так ценны, как ей казалось. — Его гордость, дурацкая гордость для него намного важнее меня, Тэхен! Ему нужно было просто сказать, что он любит меня. Нет, ему можно было просто сказать, что все не так, он мог просто обнять меня и сказать, что это больше не имеет значения. Не обязательно говорить о любви… — она бы поверила. Она бы простила. Она бы забыла обо всем и призналась ему в любви, крепко-крепко заключила в объятия и постаралась бы никогда не отпускать, если бы только… — Но он не сказал! Он ничего не сказал, потому что это ранило бы его чертову гордость! Ему плевать на меня и мои чувства, ему на всех плевать! Конченный эгоист. Чертова железяка… — Виен… — Это я во всем виновата, я, Тэхен. Если бы я была более чуткой и понимающей, если бы я лучше заботилась об его обиженном сердце… Тэхен не знает, почему она говорит такие вещи, он все еще не понимает, почему его Ви всегда ищет проблему в себе, когда вина других людей так очевидна. Так нельзя… — Ты не виновата, — он обнимает ее, сидящую на кровати и крепко обнимающую собственные колени. Обнимает крепко, прижимая голову к своей груди и гладя спину, позволив ручкам сестры обвить его тело, а ее слезам намочить его одежду. — Ты сделала больше, чем могла, Ви. Ты сделала достаточно. В этом нет твоей вины, слышишь? — Я должна была быть лучшей девушкой, может, тогда… Если бы только она лучше прислушивалась к Гуку и его желаниям, к его потребностям, если бы только сдалась раньше, этого всего могло бы не произойти… — Ничего бы не изменилось! — твердо заявляет Тэ, перебивая плачущую сестру, и не ошибается. Ничего бы не изменилось даже тогда. Нет, возможно, рана в ее сердце была бы еще глубже. — Виен, ты не в силах это исправить. Она все говорит о том, что сделала слишком мало, недостаточно любила, слишком мало заботилась… что ей жаль, что она не смогла избавиться от тех воспоминаний, что причиняли Чонгуку боль. Если бы она лучше старалась, она смогла бы спасти его сердце от боли… — Ты не можешь спасти того, кто не хочет спасения. Ты не нужна ему, Ви, — произносит Тэ с сожалением, потому что ему правда жаль. Вот только ему жаль сестру, не Чонгука, которого она так старательно жалеет. Тэхену жаль, что он был недостаточно хорошим братом, недостаточно мудрым взрослым, который мог бы вырастить эту девушку без комплекса необходимости самопожертвования. Ему жаль, что у нее развился комплекс всемогущего божества, которое обязано всех спасать. Ему жаль, что она чувствует слишком много ответственности на себе. — Нет, ты не прав. Я… я нужна ему, Тэхен… прямо сейчас, когда ты со мной, он… он совсем один… ему больно. От мыслей о том, что Чонгук остался совершенно один, наедине со своими мыслями, с произошедшим, с болью, в существовании которой она практически не сомневалась, ей становилось еще хуже, ведь ему сейчас должно быть намного тяжелее, чем ей… — Я должна… — вновь всхлипывает девушка, отстраняясь от брата, и стараясь вытереть слезы. — Я должна увидеть его, мне нужно с ним поговорить… — Виен, — голос Тэхена и его взгляд лишены одобрения, напряженный парень хватает сестру за руку, не давая встать с кровати, и умоляюще смотрит на нее. — Твое сердце болит, тебе самой нужна помощь… Он растоптал тебя, а ты хочешь побежать к нему и попытаться все исправить? Это он должен наводить порядки после всего, что натворил и наговорил. Где твое чувство собственного достоинства? — Разве имеет значение это чертово чувство собственного достоинства, когда сердце так болит? Я не могу быть такой же как Чонгук и игнорировать свои чувства только для того, чтобы сохранить чертову гордость невредимой! — Ты не должна перед ним унижаться… — Он уже меня унизил! — воскликнула девушка, не сдержав эмоций и заставив Тэхена опешить. Она не видела в том, чтобы пойти к любимому и попытаться все исправить ничего унизительного. Она видела в этом один единственный выход из этого положения. — Все это время, что я думала, что мы были счастливы, он просто смеялся надо мной, мастерски издеваясь! Ты слышал этот бред? Он хочет, чтобы я так думала, чтобы он был победителем в этой дурацкой, никому не нужной игре! Разве может быть что-то унизительнее того, чтобы поверить в эту ложь? Разве я могу быть унижена еще больше после того, что он здесь наговорил? — слезы все продолжают течь по чекам, а Виен надеется, что Тэхен ее поймет и отпустит, что он не заставит ее страдать еще больше. она не хочет страдать. Она хочет все исправить, даже если для этого ей придется принять поражение в игре лишенной смысла. — Он не хотел этого… — говорит она тише, раскачивая из стороны в сторону своей пульсирующей от боли головой. Она знает, что он не хотел. — …просто запутался. — ЭТО НЕ ТАК! — не выдерживает Ким, впервые срываясь на сестру в таком состоянии. Он устал слышать о том, что Гук не виноват, потому что вся вина за ее слезы лежит только на этом придурке, которого он так долго считал своей семьей. Тэхен кричит, потому что ему надоело слышать, что он ошибается. В этот раз он не ошибся. Взгляд сестры заставляет парня смягчиться и опустить голос до полушепота, потерев переносицу в попытке утихомирить свой нрав. — Что ты будешь делать, если он не соврал? — Он соврал! — А если нет? Она молчит. Молчит, глядя на Тэ разбито, потому что у нее нет ответа. У нее нет ничего кроме надежды, что брат ошибается. Ничего кроме надежды на то, что Чонгук убедит ее в том, что она не ошиблась. — Мне нужно идти…

***

У Чонгука все еще очень сильно болит голова, и справиться с болью не помогла ни таблетка из аптечки, которую когда-то в его дом принесла Виен, и с тех пор пару раз пополняла, ни виски, которым он ее запил. Чон Чонгук чувствовал себя паршиво, он был зол, раздражен, напуган и разбит. Непривычный и крайне неприятный коктейль чувств, дополняющий этот «прекрасный» день, который словно был придуман специально для того, чтобы свести Чонгука с ума. Его все бесило, и парень не мог с этим справиться, хотя очень старался. Он пытался поговорить с Тэхеном, который налетел на него с порога, пытался что-то ему объяснить, с пониманием и чувством вины принимая все, что парень хотел ему высказать или сделать с ним. Но когда пришла Виен… В машине Чонгук не мог перестать думать о словах Вон Хо. В момент, когда Гук сорвался и позволил спровоцировать себя на драку, он стал уязвим для всего, что второкурсник ему сказал. «Слабак, тряпка, сопля…» — Чонгук все думал над этим и думал, все стараясь не придавать этому значения, но затем Виен снова вступилась за него. Девушка так безоговорочно верила в то, что он невиновен, в то, что его желание сломать ее ничего не значит… Бесит. Его все это бесит. Ее взгляд, все эти «просто скажи мне» и «это ведь не так, правда?». Он смотрел на нее и думал, когда стал таким. Когда это стало для него нормальным? Позволить кому-то помыкать им… Позволить девушке говорить ему, что он должен делать, влезать в его дела, словно он сам не может ни с чем справиться… Когда он докатился до этого? Виен убивала его своим взглядом, своим «для меня это ничего не значит», своим сломанным голосом. Жалкой… она была такой жалкой, продолжая цепляться за то, во что хотела верить. Она была глупой, ожидая услышать от него слова, которые должны были все исправить. Чонгук вышел из себя, когда она начала по-своему трактовать все происходящее, с таким, всегда раздражающим его, пониманием отнеслась ко всему услышанному и так «правильно» повела себя в такой ситуации… Он ожидал истерики, ожидал криков и обвинений, ожидал, что ему придется сотню раз объяснять ей одно и то же и молить его выслушать. А она просто сказала, что это ничего не значит для нее, если для него не значит. Как подобное может ничего не значить?! Чонгук должен был вздохнуть с облегчением, должен был обнять ее и обещать на ушко всякие вещи по типу «я никогда», а вместо этого ему стало противно. Он почувствовал себя жалко. Глядя на жалкую Виен он чувствовал себя еще более жалким… Как до такого дошло? Раньше он удивлялся и был восхищен тем, как Ким Виен умеет понимать других. Не судит никого за поступки и находит всему разумное оправдание, старается всех понять и войти в положение каждого… Чонгук всегда считал это безумием, с самого начала. А затем она коим-то образом стала первой, кому он открылся спустя долгие годы, первой, кто не читал ему нравоучений за способ жизни, который он ведет, первой, кто пытался его понять и принять вот таким… со всеми его недостатками, со всеми сильными его сторонами. Она всегда говорила ему, что он не должен пострадать, когда другие говорили о победе. Еще со времен их вражды она была на его стороне, когда никого не было… Он никогда не мог этого понять, это казалось ему чем-то странным и безрассудным. Это таковым и было. Ким Виен безрассудна… Когда они подружились, Гук видел по-другому эту ее сторону. Она его удивляла и даже чуточку восхищала… даже когда Юнги бросил Виен ради другой, хоть ей и было больно, она не злилась, потому что понимала парня. Виен так хорошо понимает всех вокруг, а Чонгук вот ее совершенно не понимал. Все еще не понимает. Но сейчас он не считает ее кем-то удивительным, он думает, что она глупа. Настоящая дура, с которой и взять нечего. Когда ее понимание обратилось к нему, Чонгук почувствовал себя слабым. Слишком открытым, слишком очевидным для нее, слишком ей подвластным… подчиненным. Он смотрел на нее и испытывал страх… словно она знает его всего, полностью, и любой момент может ранить там, где будет особенно больно. Он почувствовал себя уязвимым. Ему стало противно от самого себя, от того, кем он стал — открытой книгой перед глупой девчонкой, которая каждым своим взглядом полным недоверия, вонзала меч в сердце его уже давно позабытой им самим гордости. Чонгук не слабак и не тряпка, которым его описал Вон Хо. Он не хотел быть таким. Слова Виен и ее желание защитить чуть не задохнувшегося Гука от разъяренного Тэхена заставили его почувствовать себя беспомощным. Словно она не воспринимает его серьезно. Словно она не верит, что он и правда способен на что-то большее, чем просто быть рядом с ней и придерживать для нее двери, по ее желанию озвучивая вещи, которые она хочет услышать. «Просто скажи, что любишь меня…» Она даже не верит, что он сам может разобраться со своими проблемами, что может сам себя защитить… а с каких пор он не может? Чонгук сорвался, а головная боль усилилась еще больше. Его переклинило просто, и в тот момент он вспомнил, зачем все это было. Вспомнил, почему считал, что сломанные игрушки ломать не интересно. Это совсем не весело. Намного веселее было наблюдать, как куколка подлечивается и с каждым днем становится сильнее, а ее раны затягиваются и больше не напоминают о себе. Когда доламываешь уже сломанную вещь, выглядишь слабым и жалким. Но чем сильнее твой противник, тем ценнее победа над ним. Виен очень сильный противник, особенно сильный сейчас, когда у нее ничего не болит. Не болело. Когда она счастлива. Была… Нельзя было подобрать момента удачнее, чтобы все разрушить. «Бум», который ожидал получить Чонгук еще до того, как впервые пытался отказаться от своего плана, стоя на кухне и рассматривая купленную Виен посуду на замену той, что она разбила, оказался намного больше, намного разрушительнее. Он причинил Виен больше боли, чем надеялся, чем когда-либо рассчитывал, хотя уже давно не собирался ничего делать. Он просто плыл по течению, и ему нравилось то, как идет его жизнь. Но в один момент все было разрушено… По правде, нельзя сказать, что Чонгук настолько ужасен, чтобы натворить столько дел. Нельзя обвинить его в том, что сегодня случилось, но снимать с его плеч вину тоже нельзя. Во всем виноваты обстоятельства, жертвой которых он сегодня стал. Ужасный день и отсутствие настроения, проблемы с учебой и сорванная тренировка, головная боль, неприятный разговор с Вон Хо, мастерски пытающимся заставить Чонгука выйти из себя, драка, попытка Тэхена вставить мозги Гука на место после того, как второкурсник Вон нажаловался Киму и слова Виен… все просто накопилось и Чонгук сделал то, что сделал, сказал то, что сказал, и снова чувствовал себя сильным. Словно вернулся во времени в прошлое, когда они с Ви только познакомились. Тогда, когда он получал кайф от состязаний с ней, когда грезил ее унижением. Чон Чонгук не слабак. В конце концов, он сломал самого сильного соперника, которого когда-либо в своей жизни имел. Не это ли повод гордиться собой и отпраздновать? Но Виен снова пытается задеть его гордость. Снова бесит его своими до невозможности глупыми поступками. Она вламывается в его дом и снова говорит о том, что не верит ему. Ей плевать, что на часах поздний вечер граничит с ночью, совсем не время для посещений гостей, тем более, если она шла пешком. Ей плевать, что он полураздет и немножечко пьян, и плевать, что, облокотившись о перила на втором этаже, на нее смотрит девушка в одном только нижнем белье и рубашке Чонгука. У него почти нет рубашек, а она все равно надела именно это. Словно они безумно близки. Виен больно видеть в его доме другую, больно видеть его взмыленного, раздраженного от того, что она пришла. Но если она уйдет сейчас, ничего не выяснив, ей будет еще больнее. Намного. Пока что все можно исправить… — Давай еще раз поговорим обо всем? — игнорируя присутствие постороннего человека, вновь взывает к его разуму девушка. — Я знаю, что ты не был честен со мной, поэтому… — Ты ничего не знаешь, — отрезает Чонгук, вновь закипая. Почему она снова делает это? — Нам не о чем разговаривать, уходи. — Чонгук… — Послушай, что ты хочешь от меня?! — не выдерживает он и кричит, заставляя Виен подпрыгнуть от испуга. — Хочешь, чтобы я извинился? Прости. Довольна? Теперь можешь идти! У меня есть планы на этот вечер, как ты могла заметить. Она заметила, но как любезно с его стороны было тыкнуть ее в этот факт носом. В темной гостиной дома Чонгука всегда было некомфортно, а сейчас и подавно. Но Чонгуку плевать на то, как Виен себя чувствует, потому что он зол и расстроен. У него так долго не было секса, и он был вынужден прерваться на самом интересном моменте, и снова из-за Виен. Она снова указывала ему «не делай этого», а от этого еще больше хотелось сделать. — Дверь сама найдешь. Он не намерен больше с ней разговаривать, она видит это, слышит и чувствует. Он больше не смотрит на нее, разворачивается, направляясь к лестнице, а сердце девушки снова разбивается. Сколько раз оно разбилось сегодня? Сколько раз оно еще разобьется? — Ты любишь меня? — врезается в его обнаженную спину, заставляя замереть, так и не ступив на ступеньки. Чонгук молчит, молчит, пока Виен подходит ближе и заставляет его развернуться лицом к ней, пока ловит его взгляд, повторяя свой вопрос все тем же, одновременно требовательным и умоляющим тоном. — Ты любишь меня? — Нет, — спустя минуту молчания, выдавливает из себя Чонгук, глядя в глаза Виен и не моргая. — Правда, не любишь? — голос дрожит в этот раз, а глаза уже привычно наполняются слезами. Она и не думала, что его ответ принесет ей столько боли. — Да. Правда. — Ни капли? — Нет. Они смотрят друг другу в глаза и молчат, он все так же напряжен, а ей все так же больно. Она снова и снова ломается, разбивается на куски. — Почему ты продолжаешь лгать? Она правда не понимает, зачем ему это. Прямо сейчас у нее не осталось сомнений — Чонгук лжет. Она видела это сквозь тьму, заполнившую гостиную, сквозь пелену собственных слез, сквозь свою боль. Видела, что он лжет, но не могла понять, почему Чонгук делает это. Зачем ему рушить все? Разве они не были оба счастливы, будучи вместе? Разве все это было нужно только ей? — Я никогда не замечал, что ты настолько глупа, — бросает он ей раздраженно. — Тебе так нравится идея, которая живет в твоей голове? Вернись в реальность, Виен, я не люблю тебя, — он качает головой, не отрывая от нее взгляда, а с ее уст не срывается ни звука, пока взгляд продолжает прожигать в нем дыру, растапливая лед, покрывший его, вновь ставшее черствым, сердце. — Что с тобой не так? Я правда не могу понять. Мы порвали только что. У нас даже не было настоящих отношений, у меня нет к тебе чувств. Прямо сейчас в моей постели находится полуобнаженная девушка, а тебе и на это плевать? Как сильно нужно не уважать себя, чтобы прийти? Дело не в том, что она не уважает себя, дело в том, что она слишком ценит эти «ненастоящие» отношения, которых якобы не было. Она слишком сильно ценит его… намного больше, чем он себя ценит, намного больше, чем его когда-либо будут ценить. — Значит, у тебя нет ко мне чувств… — глядя в пол заплаканными глазами, повторяет Виен и шмыгает носом, но все равно роняет с ресниц слезы. — …и все это не было настоящим. И поэтому на экране твоего телефона стоит моя фотография на заставке, и код на двери ты поэтому до сих пор не сменил после той дурацкой шутки, и записки мои, что тебя так сильно раздражали, вовсе не поэтому лежат в верхнем ящике прикроватной тумбы? Как он может говорить ей такие вещи? Думает, она совсем глупая и ничего не понимает? Никто не стал бы хранить глупые записки еще со времен их совместного проживания здесь, тем более, что каждая была поводом поскандалить. Никто не стал бы так долго оставлять в качестве кода на двери глупые нули, из-за которых ему однажды пришлось ночевать в гараже. — Так вот оно что… — хмыкнула девушка истерически, уже не зная, что еще ей нужно сказать, чтобы он перестал придуриваться и поговорил с ней нормально, говоря правду, а не глупости, в которые невозможно поверить. — Так вот почему ты так волновался, когда я болела, и ревновал меня к каждому встречному, почему не мог не касаться меня, сколько бы времени мы ни были вместе? Потому что у тебя нет ко мне чувств? То есть, по этой причине ты каждый раз провожал меня до дома? Потому что тебе плевать на меня, да? Теперь-то все ясно. Ким Виен была так же зла, как и Чонгук, а может быть, даже больше… ее раздражало, что парень продолжает пытаться сделать из нее дуру, словно правда надеется, что она поверит ему после всего этого. Чонгук смотрит на нее печально, но эта печаль только больше ее пугает, потому что не сулит ничего хорошего. Она чувствует это своим разбитым сердцем. — Все это не подтверждает моих чувств к тебе, — качает он головой и произносит это таким тоном, словно ей лет пять, и он в тысячный раз объясняет ей, что земля круглая, а она все спорит, говоря, что он бредит. — Это всего лишь то, что делает парень для своей девушки, в том числе ненастоящей, которую не любит. Я ревновал тебя, потому что ты была со мной, и прикасался к тебе по этой же причине. Не потому что любил тебя, а потому что хотел. Все, что было мне нужно, всего одна ночь… Она думала, больнее быть не может. Она думала, она сильнее, думала, она сможет оставаться спокойной до конца, сколько бы лжи ей еще ни пришлось бы выслушать, чтобы наступил момент, когда Чонгук скажет правду. Дожила ли она уже до того момента? Она не знает. Впервые за этот день, она правда не знает, насколько он серьезен и сколько в его словах фальши. Она не знает, потому что не может думать, ведь это больно настолько, что срывает все предохранители и отключает мысли. Зубы сжались, а ладонь оставила болезненную пощечину на щеке парня, задолго до того, как Виен смогла вздохнуть или попытаться о чем-то подумать. Это случилось само собой, рефлекторно, как защитная реакция вслед за ножом, брошенным в ее сторону. — Повтори. Чонгук не сдвинулся с места и ничего не сказал, только моргнул от неожиданности и позволил девушке себя ударить, отворачивая голову вслед за приказом ее ладони. И снова он сделал это… поддался. Как послушная собачонка позволил ей собой манипулировать. — Я просто хотел переспать с тобой, — словно это поможет ему выставить ее отсюда, словно если он скажет эти слова снова, еще десять раз или сто, она ему, наконец, поверит и оставит его в покое. Он говорит серьезно, спокойно, как что-то обычное. Как говорят правду. — Я не раз говорил тебе это, не говори, что не знала. Ты была интересна мне, я хотел тебя, но кроме этого ничего не было. Я ничего не чувствую к тебе кроме желания обладать тобой. Она дала ему пощечину, но ощущение было таким, словно он дал ей их двадцать или тридцать даже… К сожалению, человеческий мозг устроен так, что работает, регулярно включая синдром красной машины. Когда ему дают новую информацию, своеобразного рода пищу для размышлений, он начинает всюду видеть тому подтверждения, доказательства. Это как заметить в толпе машин одну красную и сосредоточить на ней внимание на секунду, а затем в течении недели не замечать ничего, кроме красных машин. Купить себе велосипед, и вдруг встречать на своем пути только велосипедистов, завести маленькую собачку и на каждом перекрестке, куда ни пойти, встречать владельцев той же породы… Человеческий мозг устроен сложно и сложно работает. Его внимание избирательно. Другими словами, всеми известная фраза «видеть, что хочешь» на самом деле истина. Когда Виен верила в то, что Чонгук любил ее, она могла найти тому сотню доказательств. Что, если не это истина, а просто избирательная работа ее глупого мозга? И почему сейчас, когда он сказал, что просто хотел ею обладать, в голове появилось больше тысячи картинок-подтверждений его слов? Что из этого правда? Что из этого было реальным? Что им движет: простое желание или сложные чувства? Она готова пойти ва-банк, чтобы поставить на одно из двух. — Серьезно? — она истерически выгибает бровь и позволяет себе недоверчиво улыбнуться. — Тогда почему порвал со мной раньше, чем мы переспали? Если Чонгук не соврал и так сильно желал ее, что лишь для этого делал все те вещи, что делал, есть во всем этом кое-что нелогичное по мнению Виен. Он приложил столько усилий и сдался раньше времени? Такой как он зашел бы до конца, если бы правда поставил перед собой какую-то цель. — Мне надоело… И вроде бы разговор окончен, и сказать больше нечего. Взгляды все не отпускают друг друга, а сердце болезненно сжимается в одной груди и грохочет от напряжения в другой. — Давай переспим, — будничным тоном голоса заявляет Ви, а Чонгук давится воздухом, но этого не показывает. Он ожидал услышать все, что угодно, но не это. Парень молчит, вопросительно смотрит на Виен и молчит, а она выше поднимает брови, издевательски хмыкая. — Что, не хочешь? Ты же так долго этого хотел… Пальцы поднимаются к ключицам и цепляют первую пуговицу ее тонкой блузки с длинным рукавом. Хоть на дворе и конец мая, бывает довольно прохладно. Виен не моргает и не опускает взгляда, расстегивая пуговицы одну за другой, прожигает в ничего не понимающем Чонгуке дыру, ища в глубине его ответы на свои вопросы, доказательства, которые нужны ей сейчас больше воздуха… Она сошла с ума. Так дерзко раздеваясь под его пристальным взглядом, она делала то, что было на нее не похоже. Виен всегда смущалась таких вещей, его смущалась, стеснялась своего тела и наготы, стеснялась в моменты, когда Чонгук пытался раздеть ее, и никогда не делала этого сама у него на глазах. Она была хрупкой, пугливой девушкой, боящейся вторжения в ее личное пространство, и ее тело было одним из того, что она считала нужным прятать от других. Но сейчас на нее смотрит не только Чонгук, но и девушка, все так же стоящая у перил на втором этаже. Если бы в доме не был погашен свет, Виен узнала бы в ней девушку в красном платье, перед которой когда-то играла в спектакле. — Что ты делаешь? — устало, немного нервно. Недоверчиво. А края ее блузки распахнуты в стороны специально, открывая парню вид на обнаженную кожу ключиц, живота и цепляющий глаз бюстгальтер. Чонгук не смог сдержать нервного сглатывания, глядя на красивое тело девушки, на которую всегда хотел смотреть. — Бери меня, — проигнорировав вопрос Чона, проговорила Ви, не моргая. Она впервые не дрожала под его изучающим взглядом. Под взглядом, что воспламенял ее кожу. — Давай, не стесняйся. Вот она я, которую ты так долго хотел. Бери совершенно бесплатно… — он все стоит в шаге от нее и недоверчиво смотрит, а она не может чувствовать себя еще более жалкой. Он сказал, что хочет ее. Сказал, что это все, что было ему от нее нужно. И вот она говорит ему, что согласна играть на его условиях, а он даже при этом, выглядит чуть менее, чем просто безразличным. — Акция действует только до конца дня. Чонгук прильнул к ее губам слишком резко, слишком быстро, слишком неожиданно, хотя не понятно, чего еще можно было ожидать. Парень в мгновение ока сократил расстояние, что сохранялось между ним и девушкой все это время, прижимая ее к себе так крепко, как только мог. Язык ворвался в ее рот в ту же секунду, как расстояние между лицами исчезло. Он грубо толкался внутрь сквозь распахнутые губы, даря поцелую вкус алкоголя и кружа голову обоим. Большие ладони сразу же устроились на обнаженной коже, проникая под распахнутую блузку, но прикасались к девичьему телу жадно, совсем не осторожно. Блузки на девушке больше нет, а руки Гука рваными движениями прикасаются к ее телу там, где хочется, пока язык толкается глубже в ее рот, а зубы несдержанно кусают губы… этот их поцелуй самый нескромный, самый развязный и самый жестокий… Чонгук простонал в поцелуй раньше болезненного всхлипа Ви, когда парень с силой сжал ее ягодицы, буквально вонзая пальцы в ее кожу, чтобы прижать ближе к себе, вжать ее тело в свое, дать ей почувствовать, как сильно он возбужден, как сильно он ее желает… Она сама сказала ему взять ее… она сама пришла сюда сегодня. Сама затеяла весь этот разговор и сама перед ним разделась. Во всем, что сегодня случится, он не будет виноват… Виен было больно. Ее кожа болела там, где Чонгук к ней прикасался, ее тело болело, ее губы болели от укусов, что не прекращались, ее сердце болело от того, что снова разбилось… в этот раз насовсем. Бесповоротно. Поцелуй со вкусом алкоголя и крови был отвратительным. Жадные и даже жестокие прикосновения Чонгука не приносили девушке удовольствия, только причиняли боль и заставляли горевать… заставляли ее бояться и чувствовать отвращение. Нет, не к нему. К себе. Виен чувствовала себя жалкой. Она чувствовала себя проигравшей. Она плакала… слезы просто потекли по ее щекам, а она даже не сразу поняла это, как не поняла и того, что вырывается из рук Чонгука, который не собирался ее отпускать, причиняя ее телу еще больше боли, когда сжал в своих руках сильнее, толкаясь языком глубже в маленький рот… он не заметил, что она плачет. Он не заметил, что она пытается отстраниться. Для него в этот миг ничего не имело значения, и она слишком хорошо это поняла. Вырвавшись из рук парня, Виен обожгла его щеку еще одной пощечиной и расплакалась сильнее, обнимая себя и отступая на шаг. Чонгук только закрыл слишком медленно глаза и распахнул губы, что только что целовали ее собственные, а затем прошелся по ним языком, прежде чем взглянуть на нее, всю дрожащую. Вот сейчас она правда сломалась. Именно в этот момент, именно после настигнувшего ее взгляда его черных глаз. Она сломалась, чувствуя, как под тяжелой подошвой его самых любимых ботинок хрустят ее кости, стираясь в пыль. У нее больше не было сил сражаться с ним, самой себе внушать правду, в которую она хотела верить… у нее больше не было причин сомневаться в словах Чонгука, потому что прикосновения не лгут. Он желает ее… но она ему не нужна. Ему все равно, что она чувствует. Он только хочет обладать ею. Теперь она знает это. Теперь она верит. Она дала ему пощечину не за то, что поцеловал или был с ней груб. Она сама разрешила ему к себе прикоснуться… она ударила его за то, что он сломал ее, только ставшую сильной, только научившуюся жить по-другому. Она ударила его за то, что растоптал ее. За то, что разрушил ее счастье. Вышло замечательно, ведь план удался. Он сломал ее, когда она была больше всего уязвима, когда не ожидала нападения. А она до последнего верила, что все не так… возможно, внутри нее все еще есть что-то, что верит в это, теперь кажущееся совсем невозможным. — Да пошел ты… - едва слышно бросает девушка и часто моргает, чтобы не заплакать. Она не будет больше плакать при нем. Не принесет ему больше удовольствия. — Ты правда чертова жестянка… Чонгук смотрит на нее безразлично, без сожалений или чего-то в этом роде, а она дает себе мысленную оплеуху за то, что ожидала чего-то другого. — Уходи, — его голос звучит практически безжизненно, а она только кивает, соглашаясь с ним. Девушка отыскала взглядом свою блузку и потянулась за ней, но вместо того, чтобы поднять свою вещь и выровняться, шмыгнула носом и опустилась на пол, садясь на колени. Всего секунду она смотрит на блузку в своих руках, прежде чем поднять решительный, хоть и полный влаги и боли взгляд, на возвышающегося над ней парня. Раз она и так проиграла, ей ничего не стоит выполнить еще одно его желание. Пусть еще одно его обещание станет реальностью, ведь она все равно уже давно опустилась перед ним на колени, пусть и не в физическом мире. «В конце концов, ты будешь той, кто опустится на колени…» — а ведь и правда. Уже тогда она должна была знать, что проиграет. Ей не стоило ввязываться во все это. — Я надеюсь, ты счастлив сейчас… — проговорила девушка осевшим от слез голосом скорее печально, чем обижено. Ее голос звучал побеждено. Она признавала в нем победителя столько раз, сколько он хотел быть признанным, лишь бы только удовлетворить его внутреннее чудовище. — Вот, я стою перед тобой на коленях, как ты и хотел. Можешь гордиться собой и похвастаться хоть всему миру, что смог поставить выскочку на место и одурачить ее. Я никогда не думала, что это правда для тебя настолько важно, чтобы все так просто разрушить. Я думала, я… — я думала, что значу больше. — ты сам значишь больше, но я, видимо, в этом тоже ошиблась. Надеюсь, это было весело… должно быть, было трудно терпеть меня все это время даже ради такого идеального плана. Было весело? — Виен… — Весело? — интересуется она тверже, а Гук вынужден сжать зубы и кулаки, прежде чем ей ответить. — Да. — Отлично. Я рада, — она была искренне рада, потому что, по крайней мере, видимо игра стоила свеч. Девушка поднялась на ноги и накинула блузку, держа ее края, чтобы не тратить время на застегивание пуговиц, и едва держала себя в руках, чтобы не заплакать. Взгляд, что она подарила Чонгуку, значил для нее так много, что она не смогла так просто уйти, даже если знала, что должна. Виен подошла ближе и привстала на носочки, мягко прикасаясь к губам неподвижного парня, у которого все еще безумно болела голова и все на свете раздражало. Ее поцелуй был простым прикосновением губ к губам, секундным контактом тонкой кожи, которым Ким Виен сказала Чонгуку больше, чем должна была. Ее поцелуй, на который он не ответил, значил: Я любила тебя… я все еще… Мне жаль. Я всем сердцем ненавижу это… Это так отличалось от того, как он ее целовал… — Хорошего вечера, теперь он официально свободен, — бросила она девушке в чонгуковой рубашке, даже не подозревая, что все вернулось к исходной точке. Она и правда была всего лишь перекусом между основными приемами пищи, состоящими из общества одной и той же дамы. Молчаливый взгляд, повисший между Виен и Чонгуком, ничего не значил. Так они решили в тот самый момент, а затем она ушла. Просто ушла, и с каждым шагом подбираясь ближе к двери, думала о том, что уходит навсегда. С каждым ее шагом, Чонгук понимал это лучше и лучше. Они оба знали, что это последний шанс все исправить, но он был слишком горд, чтобы объявить свое поражение, и запутан в самом себе и в ней, во всем этом, а она была слишком разбитой. У нее больше не было сил сражаться за него, чувствуя себя в этом совсем одинокой. Ты не можешь спасти того, кто не хочет спасения, — так сказал Тэхен, и она должна была его послушать. По крайней мере, если бы она не пришла сюда, она бы не застала Гука с другой и не узнала бы то, что ее уничтожило. — Ненавижу… — шепчет она, роняя, наконец, слезы и направляясь к двери, как в бреду. — Я тоже… — отвечает ей шепотом Гук, так и не сказав ей, того, что она заслуживала услышать в такой трудный, как этот, что она заслуживала слышать каждый день. Его гордость оказалась важнее любви, так что все, что он может — смотреть вслед уходящей из его жизни Виен и ненавидеть себя и свои чувства к ней, позволяя соленой капле океана слез, что наполнил его черствое сердце, упасть с темных ресниц. — Ненавижу, что люблю тебя, Ким Виен… В Чонгуке только что что-то сломалось…
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.