***
Перед ним в капсулах витамины половины алфавита, рыба, на которую он косится подозрительно. Скруджи курит, высунувшись из окна. Арс переводит взгляд на излом плеч, острые лопатки, практически дырявящие свободную футболку. — Ты его травишь? — наконец решается он. — Кого? — недоуменно спрашивает Эд, но недоумение это очевидно напускное. Отшвыривает бычок, скользит по сенсору пальцами, закрывая створку. — Че не ешь? Не каша. Арс смотрит на высыпанные перед ним разноцветные капсулы, нервно трогает одну, катит по столу. — Антона. Травишь? — О чем ты? — О «глицине», — выпаливает Арсений. — Ты растворяешь таблетки в его воде! — И? — И поэтому с ним что-то происходит? Что ты с ним сделал? — Хоть это и не твое дело, — раздраженно говорит Эд, — я пытаюсь ему помочь. Арсений верит. Эд заботится о нем, и верить ему хочется больше остального. Ему нужно чувствовать себя в безопасном комфорте хоть с кем-то; даже если бы Эд сказал, что подмешивает яд и «так надо», Арсению бы хотелось верить в существование этого «надо» тоже. Знает, что если спросит: «Не глицин?», то Эд скажет: «Не глицин». — Тебе это не нравится, — констатирует Эд проницательно. Арсений качает головой, не отрывая взгляда от прозрачной желтой таблетки, упругой под его пальцами. — Он не принял их в тот день, — сообщает Скруджи, вынуждая поднять на себя взгляд. — Поэтому… — начинает Арс, но замолкает, не в силах продолжить. Эд трет ладонью глаза. Тоже устал, понимает Арсений. — Нет. Ему нужно увеличить дозу, — тоже на него не смотрит. Они на кухне вдвоем и в одиночку. Арсу страшно спросить, Эду наверняка страшно, что придется ответить. Арсений смотрит на таблетки и стынущую рыбную плоть на тарелке, Эд — в темноту ладоней. — Что по геймерам? — в конце концов, об Антоне можно поговорить и позже. Он не заходил в Сеть несколько дней, тело все еще ломило, мышцы ныли, просили крохотную передышку. Эд поднимает голову, в глазах его неясная смутная благодарность. — Знаешь же, что Сеть принадлежит Мегакорпу? Арсений кивает. — В Мегакорпе следят за безопасностью Сети, вылавливают вирусы, — Эд хрустит нервно пальцами. — Агенты фиксируют каждого геймера, нарушившего правила. Эд многозначительно замолкает, давая Арсению переварить услышанное. Все знали, думали, что нарушившего правила Арена стирала, не давая больше права выхода с текущего ip-адреса, что в принципе не мешало завести другой или иным способом обойти запрет. То, что агенты фиксируют нарушителей, вызывало закономерный вопрос: «И что дальше?». — Я скачал список погибших геймеров, тех, у кого клинит разъем виртуальных очков, пробил по базам, — Эд отстукивает пальцами по столу, сердце Арсения еле перебивается в том же ритме. — Догадаешься? — Нарушители правил, — извергает Арсений страшную догадку из пересохшего горла. Скруджи кивает, трет лицо. — Взлом очков геймера через коннект при бое на Арене, — сообщает он. — Когда нарушитель входит в Сеть, это фиксируется агентами, после чего кто-то из них подходящего уровня бросает ему вызов. А дальше дело техники. — А если выигрывает геймер? — Видимо, получает отсрочку до следующего раза, — пожимает плечами Эд. Любой, нарушивший правила Сети, поплатится за это жизнью — почему, спрашивается, об этом не предупреждают при входе?! Не печатают на брошюрках? Не дарят как открытки вместе с очками виртуальной реальности? И любое ли нарушение влечет смерть вне зависимости от тяжести преступления? Арсений не знает, они только могут строить догадки, будто они гребаные строители Биф и Салли с улицы Сезам. Понимание, пронзившее его подобно сетевому щупальцу до самого нутра, кажется, оставляет пару седых волос. Арс вскидывает голову, с ужасом глядя на Эда, и ужас этот мгновенно передается и ему тоже. — Что? — нервно спрашивает, наклоняясь ближе. — Не говори, что ты что-то натворил. — Не я, — хрипит Арсений. — Сережа. Скруджи выдыхает, закатывает глаза, плечи сутулые расслабляются. — Друг-механик? — Да, — Арсений вскакивает, капсула выскальзывает из-под его пальцев, падая на пол. — Он занес какой-то троян. Я должен… что, если он погиб? Все в голове кричит: «Бежать-бежать-спасти», но темный затягивающий взгляд Скруджи тормозит. — Арсений… — Я должен увидеть его, — горячечно говорит он. — Предупредить, если он жив. Пиздец, Сережа… Ждать не может ни секунды. Даже если он приедет и найдет его разлагающееся распухшее тело, он должен это сделать, как — не волнует. Эд дергает его у самой двери, разворачивая, перекошенное злое лицо больше не пугает: — И как ты собрался это сделать? — Не знаю, — Арсений толкает его в грудь, вырывается. — Возьму такси, поебать. Дверь с грохотом захлопывается перед носом. Арс бьет ладонью по сенсору, бесполезно: Эд контролирует всю систему; оборачивается резко, впиваясь лихорадочным взглядом в зажатый в пальцах пульт, Эд поднимает его тут же выше, по-детски, будто Арс не сможет при желании отобрать. — Совсем ебнутый? — рычит Скруджи, губы дрожат, обнажая оскал. — Какое такси? — Не знаю! — взрывается Арсений, грудь от ужаса ходуном ходит. — Пешком дойду! Ты, блядь, тупой, что ли? Я не могу бросить его, он мой друг! — Не ори, — Эд морщится, Арсений сжимает руки в кулаки. — Я сам тебя отвезу. Вся злость замирает внутри, волной отхлынув, и Арсений опустошенно прижимается спиной к двери, ватные ноги не держат. — В смысле? — растерянно спрашивает. — Я тебя отвезу сам, — повторяет Эд. — Пей таблетки, и едем. Арс собирает их в горсть, заглатывая все сразу, чуть не давится, скорей-скорей-скорей. Эд ведет машину сам, так как маршрут автопилота отслеживается. Антон вернется через пару часов, у них совсем мало времени. Арс замерзает на соседнем сидении, сцепляет мокрые от пота пальцы в замок. — Ты взломал базу Мегакорпа, — замечает Арсений. — Ты этому соучаствовал, — парирует Эд, не глядя на него. — Думаешь, я просто так попросил тебя перепрограммировать камеры? Арсений откидывается на спинку, закрывая глаза. Какой же он идиот. — Ты хочешь что-то сделать с этим? — убито спрашивает он. Эд смотрит на него мельком, усмехается. — Зачем, идиот, я перестраховался, чтобы глупостей не натворил ты. — Каких глупостей? — вспыхивает Арсений, их чуть встряхивает, когда машина проходит сквозь защитную пленку Верхнего города. — Не пошел с этим в полицию, например, — дергает плечом Эд. — Откуда мне знать, какой еще кисель у тебя в голове. Арс замолкает, отворачиваясь. Мимо пролетают покосившиеся дома, вереницей тянущейся вдоль постепенно разрушающейся дороги. Супермаркет у самой границы, в которой он покупал дешевый шоколад на дни рождения, призывно мигает-трещит неоном, подсветка перебитая насквозь, и люди там такие же. Арсений зарывается носом в воротник, даже через стекло не желая вдыхать черную пыль пневмокониозного воздуха. Он без респиратора и без киберлегких, с одной лишь надеждой, что не заработает за пару вдохов эмфизему. — Ты продолжаешь платить за место, где живешь? — спрашивает Эд. Говорит специально «место», здесь люди годами живут в хостелах, перебиваясь пилигримами по тем, где цена меньше. — Да, — кратко отвечает Арсений. — Путь к отступлению? — понимающе спрашивает Эд, смотрит на дорогу, пальцы показушно-расслабленно держат руль. Арсений смотрит на глаз на правом предплечье, плоский и черно-белый, совсем как картинка за стеклом, всполохами перебитая алыми вывесками борделей. Ну и дыра, думает Арсений, разглядывая извивающиеся на стенде проекции полураздетых девушек. Они почти подъезжают, и вопрос разъедается в смраде атмосферы. Эд глушит мотор, Арсений делает глубокий вдох, чтобы перебежать из фильтрованного воздуха салона в квартиру друга. — Антон все равно тебя найдет. Воздух в легких густеет, мерзнет, у него внутри будто две тяжелые гири на тонкой нитке подвешены. Автомобильная дверь неслышно встает в пазы, и Арсений не смотрит назад — только на покосившуюся дверь подъезда, вверх, выискивая нужное окно, в котором не горит свет. Горло печет, тяжело грудь разрывает нехватка воздуха, но ноги свинцом налитые, боится войти внутрь и увидеть заржавевшие механизмы, сведенные судорогой окоченелые пальцы, вцепившиеся в очки, искривленный в крике зев. Дверь заперта, Арс толкает ее плечом снова и снова, пытаясь вышибить засов, но бесполезно. Бьет по двери кулаком, грохот стоит на весь этаж, но никаких соседей здесь нет, возможно, давно нет и Сережи. — Отойди, — приказывает Скруджи. Арс застывает, отбивая себе жаром пылающее от боли плечо, и Эд его отпихивает насильно. — У меня протез, — рявкает Скруджи, сжимая пальцы. Бьет прицельно локтем по замку, вышибая дверь. Ему повезло, что Сережа не особо жалует новейшие киберсистемы безопасности, предпочитая им механику. — Сережа! — он протискивается мимо Эда в тесноту коридора, обшаривая взглядом блоки питания, вьющиеся по полу провода биософтов, от которых сердце замирает: они кажутся крадущимися змеями к люльке погруженного в транс Геракла. — Арс? — глухо и неуверенно раздается голос. — Сережа! — он дергает попадающиеся на пути двери, в крохотную ванную с зеленоватым светом, в один квадратный метр туалета, в грязную кухню. — Где ты?! — Тут, — Сережа выходит из гостиной, потирая глаза. — Чего ты орешь? Арс налетает на него с одной мыслью: «Жив!», и смеется от радости, и, кажется, бормочет это вслух, сгибаясь к темной хвостатой макушке, стискивает его в объятиях. Сережа, никогда не любивший прикосновений, видимо, проникается моментом и обнимает в ответ, стискивая почти до хруста. Арсений затихает, прислушиваясь к тихому жужжанию процессоров в широкой груди друга — он дома. Сережины ладони, успокаивающе поглаживающие его спину, застывают, когда они слышат смешок. — У тебя проблемы? — тихо и напряженно спрашивает Сережа, не сводя взгляда с Эда, Арсений оборачивается, окидывая взглядом непринужденную его позу. — Это Скруджи, — так же тихо поясняет Арс, Эд в ответ салютует, не отлипая от косяка двери. — Он вынес тебе дверь. — Охуеть, отмазался, — фыркает Эд. Сережа смотрит на них обоих неодобрительно с секунду, но улыбается, хлопая по плечу. — Ерунда. — Как я рад, что ты жив, — Арс в изнеможении падает на диван, переполняющее его облегчение не дает продолжить, он снова смеется, не в силах оторвать от недоуменно улыбающегося в ответ друга взгляда. — Что происходит, Арс? — Тебе ни при каких обстоятельствах нельзя заходить в Сеть, — сообщает Арсений. — Никогда больше, понял? Матвиенко втягивает шумно, как сломанный насос, воздух, вентиляторы внутри него хрипят. — Вообще я только этим в последние дни и занимаюсь, — бросает он и на полный ужаса взгляд Арса кивает на валяющиеся на диване очки виртуальной реальности. — Я искал тебя. — Но почему?.. — «ты тогда все еще жив» повисает в воздухе. — Он не участвовал в боях, — уверенно говорит Эд, и, поймав их вопросительные взгляды, нехотя поясняет: — Он искал тебя и не принял ни одного вызова. Агенты могут действовать только через Арену, просто в Сети ему не должно ничего угрожать. — Мне кто-нибудь в этой ебаной комнате объяснит, что тут происходит? — рявкает Сережа. — Когда ты передавал мне деньги в Сети и запустил троян, ты совершил преступление, — торопливо говорит Арсений. — Тебе бросали вызовы? Сережа кивает, напряженно барабаня пальцами по колену. — На самом деле, мне был установлен лимит, еще немного, и я не смог бы уклоняться, — сообщает он. — Но мне нужно было с тобой поговорить. Несказанно повезло, что ты… вы приехали сами. — Что случилось, Сереж? — отпустившее напряжение стискивает ледяной ладонью горло снова, еще сильнее, потому что вечно смешливые карие глаза сейчас слишком серьезные. Арсений замечает и синяки под глазами, и грязные волосы, которые Сережа никогда себе не позволял, и гнетущую тишину в квартире. Сережа молчит, качая головой, смотрит на Арсения с сожалением. — Что, Сереж? — Блядь, — шепчет Эд, ощупывая комнату взглядом. Взгляд скачет от виноватого лица Сережи к побелевшему Эду, у которого, казалось, даже татуировки выцвели. — Я починил М-9, — хрипло говорит Сережа. — Несколько дней назад он сбежал.***
Арсений не видит Антона в комнате, его нет за столом, не шумит вода в душе, окна не затемнены, и солнце-1 ласкает нежно-персиковым сетчатку. На мгновение радостно и на душе легче, что никого нет, может, не вернулся? Они мчали по дорогам, так быстро, как могли, чуть ли не нарушая правила, но машина Антона уже стояла на парковке, когда они приехали. — Антон? — нерешительно зовет Арсений. Тишина. Теперь его мысли перекидываются на исчезнувшего М-9, что если он уже здесь? Он не сомневается, что андроид пойдет именно сюда, больше некуда. Несмотря на то, что Арс вытащил его карту памяти, Сережа сказал, что не менял настройки по умолчанию, а значит, навигатор работает в обычном режиме. Куда еще пойти обнуленному андроиду, как не к своему хозяину? Что будет делать андроид, чьим последним приказом была активирована «защита»? Арсений не знает и это пугает его до трясучки. Если Антон узнает, что их двое? Если он завернет за угол и встретится с синим стеклом чужого-своего взгляда? Или с черной дырой дула пистолета? Арс напряженно заглядывает в ванную на всякий случай, доходит до выключенных экраном компьютеров и панелей, когда: — Я здесь, — глухо отвечают ему. Он оглядывается, обнаруживая Антона, скорчившегося с другой стороны кровати. Бледные паучьи пальцы крепко обхватывают колени, плотно сжимающие голову, дрожит, как несуразный домик при землетрясении. Арсений падает перед ним на колени, тянет руки, но не прикасается, так и замерев. — Что не так, Антон? Антон поднимает на него глаза, пустые, апатичные, от этого взгляда мороз по коже, протянутая к тонкому запястью рука плетью падает. — У меня в детстве был котенок, — сообщает Антон потерянно. — СВ-28, потому что у меня не хватило фантазии придумать нормальную кличку. — СВ как «спальный вагон», — робко улыбается Арсений, повторяя папину шутку о капсулах хостелов, сам не понимает, что именно это обозначает (отец сравнивал еще их с камерами морга, но этого Арсений не понимал тоже), но надеется, что Антона смягчит эта нелепость, выведет из транса. Такой Антон пугает сильнее, чем тот, далекий почти недельной давности, приказавший ему раздеваться. За эти дни они почти не встречались, и кто кого избегал, Арсений не знает: то ли он успешно притворялся, что находится в спящем режиме, а Антон делал вид, что активировал синий, то ли Антон забыл ненадолго о нем и не трогал. «Не нужен», услышал вчера или позавчера Арс, и дышать ему стало легче. Он жадно следил за Эдом, наблюдающим за Антоном, и обещанные конфеты не интересовали: отчего-то волнующим его морем был Антон. Его волнами сменяющееся настроение, его спокойствие и задумчивое созерцание электросхем и голографических снимков мозга или взрывающийся штормом океан, после которого Эд напряженно посылал ботов убирать крошево матриц и лэптопов. Говорят, когда властвует один океан, забываешь, как выглядит второй, верно? Арсений смотрел на умиротворенное лицо Антона и не верил, что оно может быть измазано гневом как сажей. — Это «Спорный вопрос», — поясняет Антон. — Я так долго просил кого-нибудь, друга, с которым можно было играть, заботиться о нем. Котенок был бы отличной сублимацией, но наставники приюта были против живого. В итоге мне купили электрокотенка, я ведь так долго просил. Ты так долго просил — и в итоге создал себе друга сам. Глаза Антона загораются, Арсению кажется, вспыхивают зеленью, как установившийся коннект Арены. — Он умел мурлыкать, он был лучше живого! Его не нужно было кормить, убирать за ним, с ним можно было играть, когда я захочу! Я мог отключить его в любой момент, как надоест, и включить его снова. Когда я нечаянно столкнул его со стола, он не сломал лапки или позвоночник, но повредилась звуковая карта, и СВ-28 больше не издавал звуков. Воспитатели сказали: «Почини». Они сказали вскрыть его и отремонтировать. Они сказали мне, одиннадцатилетнему, вскрыть котенка и починить своего друга. Арсений замирает, замерзает под взглядом прямым насквозь, Антон и смотрит сквозь него, навылет в прошлое, в стекла глаз СВ-28. — Я сидел перед ним до самого заката. Он лежал на спине на моих коленях и дрыгал лапками, а мне нужно было нащупать под шерсткой задвижку и вскрыть пластину. Они сказали мне убить его, а я не мог. Антон не плачет, равнодушно вспоминая, Арсений представляет эту картину многолетней давности: как солнце-1 просвечивает красным тонкие уши, склоненную вихрастую голову, углы плеч, рыжий беззвучно вибрирующий пушистый комок на острых коленях. Маленький Антон в его представлении гладит животик котенка, скользит кончиками пальцев по задвижке, не решаясь нажать, вырубая сияющие кошачьи глазки. Это не погружение в гибернацию, когда робот закрывает глаза и выглядит спящим, при обнажении механизмов глаза остаются открытыми, бездумно мертвыми, тело коченеет, замолкают все процессоры. Да, его можно перезапустить, но вскрытие внутренностей было вскрытием, особенно для мальчика, не готового потерять лучшего друга. — Не смогли? — в итоге шепотом спрашивает Арсений, тоскливо глядя на того ребенка, запертого в пустых глазах. — Смог, — скрипит Антон. — Я его сломал. Арсений вздрагивает, отшатывается, ошеломленно глядя на Антона. — Антон… — Поэтому я не смог починить тебя сам, понимаешь? — продолжает Антон, не обращая на него внимания. — Это не динамик, мне было так страшно вернуться домой, а там ты, сломанный, с дырами в груди. Ты ведь не просто мой друг, Долл, и не котенок. Арс тянет к нему ладонь, прижимает к прохладной гладкой щеке. Он вспоминает, что Антон когда-то говорил, что хотел бы вскрыть его, решился бы? Внутри все сжимается от жалости, вибрирует, и он почти решается: — Вы бы хотели, чтоб я был живым? — голос подводит, надламывается, сердце бьется под кадыком, вырываясь, вот-вот выскочит окровавленным пульсирующим комком им на колени, он не слышит ничего больше кроме шума крови в ушах. Если он скажет «да», то Арсений ему все расскажет. Скажет что-то вроде: «А вот и я!». — Нет. Тонкая струна внутри обрывается в ту же секунду, все — его решимость, сердце, желание — летит вниз, не в положенное место в грудине, ниже, падает в липкий густой ужас, опаляя всколыхнувшимися едкими брызгами горло. Нет? — Мне хорошо с тобой, Долл, — спокойно говорит Антон, сжимая его пальцы больно, — ты будешь со мной всегда. Арсений не может улыбнуться.