♥Дэин-а♥
11:47PM
— Знаешь, Ёндже, меня заебало твоё поведение.–Ты о чём, хён?
— Хватит строить из себя дурачка. Ты прекрасно знаешь, что мне не нравятся слащавые шлюхи. — Ты стал невыносим, Чхве. Bye, bitch. Прошёл без малого месяц, а кажется, что уже целую вечность не отпускает это чувство брошенности, никому ненужности, вины в том, чего не совершал. Казалось бы, запей, забей и иди дальше, да вот нет. Такое из памяти не выкинешь. Как бы ни старался Ёндже переступить через себя и жить в своё удовольствие, без загонов и рефлексии, каждый раз всё сводилось к одному. Парень возвращался домой абсолютно разбитый, полночи пытался набрать старый номер, который знает наизусть. Каждый раз ответ был один и тот же: «Абонент недоступен». Недавно ему удалось устроиться на работу, о которой мечтал долгие годы, и тут же волны обязанностей накрыли с головой… А ему до этого никакого дела нет. Ведь даже сдав успешно все экзамены после университета, самый большой урок в своей жизни — не доверять людям — он не усвоил. С крахом провалил все тесты по такой сложной и запутанной науке, точной теории которой никто не знает: любви. Единственная вещь, способная хоть ненадолго утолить боль Чхве — это разговоры, длительные беседы о том-сём. Даже не столь важно, с кем. Зачастую собеседником оказывается Марк Туан — коллега и самый близкий друг Чхве ещё со времен старшей школы. Этот удивительной выдержки человек оказался единственным, готовым выслушивать порой невыносимое нытьё младшего, поддерживать и помогать вернуться к нормальной жизни без Дэина. Забавно, ведь Ёндже даже не помнит, какой она была. Столько, сколько в попытку вытащить Чхве из депрессии, американец вкладывался только в свою работу каскадёром на съемочной площадке. Ёндже, к слову, устроился звукорежиссёром. А если точнее, на данный момент он лишь стажёр, прикреплённым к хёну той же специализации. По-правде говоря, всю работу делает Чхве, лишь пару раз он виделся со своим наставником, и толку от этого было совсем не много. Алкоголь — лучший антидепрессант, и как бы печально оно ни звучало — это факт. Удивительно, что при таком количестве выпивки за небольшой промежуток времени у Ёндже до сих пор не отказали почки, печень и мозги. Впрочем, насчет последнего можно усомниться. Связался парень далеко не с самыми лучшими «друзьями»: помимо выпивки был ещё и общительный бармен в заведении, где Чхве оставил все свои первые зарплаты до последнего вона, потратив на выпивку, а если повезет — закуски. Словом, случилось именно то, от чего Марк его всячески старался оградить. Не то, чтобы тот симпатичный молодой человек за барной стойкой сейчас что-то действительно представлял из себя для Чхве. Просто последний становится слишком уж болтливым под действием градуса. И так раз за разом этот сотрудник узнавал о своем постоянном клиенте всё больше и больше нового, в то время как сам Ёндже не знает даже имени своего невольного слушателя. Туан ведь ему не подушка и не личный психолог, он не может быть всегда рядом и носиться только с ним, как бы обоим этого ни хотелось. Естественно, случается так, что один находится отдельно от другого. Чхве нередко приходится оставаться со своими мыслями, и это нормально. Серьезно, пора заканчивать размазывать сопли, но чёрт возьми…«Почему, Дэин? Почему?..»
Типичные будни Чхве Ёндже состояли из ни для кого не удивительной рутины трудоустроенного человека. Каждый последующий день повторял предыдущий с точностью примерно такой же, как у проката одной и той же пьесы в гастролирующем театре. Наверное, его спасением было именно то, что его губило: крайне глубокое погружение в себя. Происходящего вокруг парень просто не замечал. Не интересовался ни прекрасными летними закатами, которыми все вокруг почему-то так восторгались, ни вкусом приготовленного мамой ужина, ни отснятым материалом, над которым ему приходится работать. Словом, ничем, кроме случайно всплывающих воспоминаний в своей голове и поиском любого способа избавить себя от этого груза. Семье Ёндже и атмосфере в доме Чхве можно позавидовать. У него действительно заботливые родители, которые обнимут и поймут. Будут принимать таким, какой ты есть, а не спорить и заводить банальное «а в наше время…». Ему досталась любящая и снисходительная сестрёнка — Джису; старший обещал после экзаменов взять её в поездку в Токио, куда они собирались с Дэином. На столе всегда ждёт тёплая еда, вкус которой знаком с детства. В гостинной стоит целый стеллаж книг, и целая полка отведена под семейные фото. Идиллия, о которой только можно было мечтать. Нерушимая. Только когда Ёндже действительно нуждается в своей семье и их поддержке, он почему-то ощущает не тёплую руку матери, не крепкую спину отца, не заразительный смех сестры. Абсолютная отстраненность. Просто они не знают, как подойти, как помочь, как не сыпать соль на рану. Вот и не притрагиваются к хрустальному мальчику вовсе. Только вот не понятно, стоит ли благодарить их за это или нет.***
Небольшая комната со скудным, но приятным и не напрягающим освещением в виде пары лампочек и светодиодов. Холодный свет исходит также от двух мониторов. Студия оснащёна хорошей звукоизоляцией, колонками высокой частотности, чувствительным микрофоном, панелью для настроек звука с кучей кнопок. Помимо всех вышеперечисленных прелестей — дюжины других ништяков для звукозаписи. Всё это и есть рабочий кабинет звукорежиссёра на киностудии. На самом деле, чтобы просто наложить записанный во время съемок звук и саундтреки, более чем достаточно наушников и компьютера. Однако сейчас студия взялась за «крутой» боевик. Тут-то к списку задач и добавились звуковые эффекты: выстрелы, взрывы, всплески крови и разлетающихся во все стороны внутренних органов, переломы костей и прочее и прочее. Хоть что-то, что, кроме алкоголя, способно заставить Ёндже выключить чувства и включить мозг. Внешне от любого другого технаря, просиживающего за компьютером весь рабочий день, его отличало лишь отсутствие щетины на лице и убогих очков. Стоит отдать должное генетике, она действительно спасла его глаза от слепоты вследствие многочасовой работы за компьютером. Он совершенно не был озабочен ни своей одеждой, ни укладкой черноволосой гривы, отросшей аж до скул. Банальное чёрное худи на пару размеров больше; узкие джинсы того же цвета; белые шнурки не делают светлее малость старомодные кеды всё той же палитры. Из всего этого прикида только завязки капюшона пестрят красным. Сам Ёндже, кажется, просто сливается не то что с толпой — со своей же студией. На молодом человеке была надета всего одна амбушюра накладных наушников. Чхве отлично слышал как звук, с которым работал, так и чью-то попытку вторгнуться в его личное пространство, постучав в дверь для формальности. — Войдите, — без какого-либо эмоционального окраса прохрипел Чхве, засидевшийся в своей каморке. За дверью оказался никто иной, как Марк. Он был малость взмокший после только что отснятой сцены, в которой подменял главного героя для прыжка-сальто с высоты девяти метров. И тем не менее он выглядел совсем неплохо со своим каштановым цветом волос, в очках с сильно закругленной (однако не совсем круглой) тонкой оправой. Двадцатишестилетний хорошо смотрелся в белой рубашке с закатанными до локтей рукавами и строгих чёрных брюках. Это являлось частью экранного образа. Первым, что от него услышал Чхве, было банальное «как ты?». В ответ младший глубоко вздохнул, отложил наушники и, посмотрев на друга, попытался улыбнуться: «Стабильно». — Ты скоро закончишь? — интересуется Туан, кладет руку на плечо своего безэмоционального товарища и слегка массирует затёкшие мышцы, как бы пытаясь приободрить. — Мой рабочий день давно закончился. По-правде, Ёндже не хотел, чтобы кто-то приходил. Даже Марк. Он обычно полагался именно на него и ждал, что у них завяжется какая-нибудь беседа. Чаще всего Чхве за день не произносит ни слова, отчего и хрипота, и уйма тем для разговора. Оставшись один, он бы сделал работу на день вперед, может даже два. Но у Туана был тяжелый день, в то время как у короля драмы с родинкой под правым глазом всё было куда лучше, чем даже позавчера. Взгляды карих глаз несколько секунд держали крепкий зрительный контакт. Никто из них даже не моргал, уставившись на своего оппонента. Туан с грустной усталой улыбкой и долей сожаления на лице поглощал взглядом своего друга. Чхве смотрел на него с непониманием и прежней опустошенностью. Вдруг американец наклонился к сидящему в кресле младшему, опираясь всё так же на его плечо и уже требовательнее сжимая. Он подобрался совсем близко к его лицу… Остановила известно чья рука, приставленная к груди и не дающая приблизиться ни на сантиметр более. Этого было достаточно, чтобы Марк оставил свою затею, неловко посмеявшись. Его уши покраснели, как бывает всегда, когда он смущён, а на худом лице засияла легкая улыбка. Что ж, стоило хотя бы попытаться перевести это недоразумение в шутку, дабы хоть немного скрасить неловкость и скрыть собственные мотивы. — Ах-ха, разыграл тебя, — старший попытался выровнять ситуацию. Откровенно говоря, получалось не очень. — Хочешь выпить? Оба парня какое-то время избегали зрительного контакта. Ёндже откашлялся и поправил мешковатую чёрную ткань на плече, съехавшую из-за действий каскадёра. — Не надо, хён, — то была просьба спокойным тоном. Он тут же пояснил: — Не надо тебе влезать в это, мне только хуже. Да и тебе не лучше. Ай, пошли лучше выпьем! Брюнет облегченно выдыхает в теперь уже искренней улыбке и удаляется, сказав, что примет душ и будет ждать у выхода на улице. «Только не думать о том, что это было. Только не думать о том, что это было… »***
«Endorphin Bar» — место, которое не отображается на карте города, не светится в новостях, немного кем посещается по непонятным причинам. Атмосфера, говорят, мёртвая. Этого места будто бы не существует. А Марк и Ёндже почему-то убеждены, что уютнее и приятнее в плане атмосферы места в их районе нет. Каннам слишком шумный для них, и вечеринки с громкой музыкой точно не для этих двоих. В Итэвоне хоть и много заведений такого рода, но всё не то. Если бы не депрессия Чхве, заведение так и осталось бы ими не ведомо. Совершенно случайно парни оказались поблизости во время прогулки, и оба почувствовали острую необходимость залить алкоголем высушенные океаны в их душах. Они не имели даже денег столько, чтобы стыдно не было показаться там. Кто же знал, что этот бар окажется столь притягательным? Без сомнений, старший знал неплохие места помимо «Эндорфина», но Ёндже даже слушать его не хотел. Не выходил у него из головы тот бармен, за стойкой у которого он выплакал столько же, сколько выпил за все еженедельные визиты. А те, между прочим, повторялись чуть ли не через день. Парень хотел, наконец, спросить, как зовут этого терпеливого молодого человека, и сделал бы это, если бы не поступок его друга сегодня. Пожалуй, странное поведение одного выбило из колеи обоих. Теперь со стороны Ёндже будет просто дико, отказав одному, тут же находить кого-то другого. Младший первый толкает хорошо знакомую стеклянную дверь и поддерживает её для Марка. Сколько раз он оставлял на ней след, ударяясь лбом в абсолютной нетрезвости? Первое, что бросается в глаза — это ярко освещенная сцена, расположенная в углу прямо по диагонали от входа. Сразу за ней внимание привлекает барная стойка, пестрящая завидной коллекцей алкоголя на специальном стеллаже. И, конечно, силуэт, замешивающий за этой стойкой коктейли. Людей почти нет, зато повсеместно присутствуют источники мягкого и приглушенного искуственного света. То могли быть как круглые люстры, напоминающие капли воды и чёрные у основания, так и просто мелкие лампочки, подвешенные на проводах. Интерьер в целом типичный для подобного заведения, расположенного не со стороны улицы, а скорее в переулке, ещё и фактически в подвале. Множество предметов мебели выполнено в дереве, напоминает Южную Америку или Дикий Запад. Белые элементы в противовес такой «античности» добавляют современности. Напоминают о присутствии духа Азии характерная расстановка мебели, отделяющая столики друг от друга подобием заслонок. В принципе, нет ничего, что могло бы отталкивать эстетически. А те, кому заведение не казалось приятным от слова совсем, ссылались на своё ощущение здесь, сравнивая то с психушкой, то с кладбищем. Что нравилось здесь Марку и Ёндже, так это отсутствие громкой попсы и молодёжного движа, развязного криминала и подпольного бизнеса. Правда, временами выступают здешние кавер-танцоры. Именно посмотреть на них собирается действительно много людей. Остаются неизменными лишь выступления здешних двух певиц. Чхве знает, что их две, хотя выступают они зачастую сольно. На них мало кто обращает должное внимание, а ведь их присутствие добавляет хоть какой-то живости. Бармен замечает знакомые силуэты ещё издалека и уголками губ улыбается. Он бы был бесчувственным придурком, если бы не запомнил того бедного юношу и его приятеля. Сложно было не проникнуться состраданием к вечно безутешному брюнету, зачастившему заказывать у него виски с колой. К слову, одним из любимых аспектов своей работы он считал именно возможность общаться с теми, кто выпивает и начинает нести всякую забавную ерунду (на самом деле, порой очень глубокие и умные вещи) про их бессмысленную жизнь, неудачный опыт отношений, долги и дедлайны, разлады в семье… Возможно, он просто питается чужими страданиями? Нет, уж точно не ими.Кое-чем похуже.
У него холодный взгляд, узкие глаза и две крошечные родинки на левом верхнем веке, смольно-чёрные вьющиеся волосы со скромным малетом, острые скулы и чуть податый вперед подбородок. На нём — чёрная рубашка с расстегнутыми верхними пуговицами и закатанными над локтями рукавами, и подобие передника, завязанного на талии и прикрывающего низ. Всё, что ниже, спрятано за высокой столешницей с расписной стенкой. Вопреки обыкновению — бейдж, который он надевал обычно для периодических проверок, а сегодня — для того самого паренька, которого, вроде бы, зовут Ёндже. Им Джебом. Может, с его стороны вообще неправильно вторгаться в жизнь такого чужого человека, но интерес узнать об этом юноше побольше не давал Иму покоя. И чувствует же, что хорошим это знакомство не кончится. Но кто, как не он, любит играть с судьбой в рулетку? Не дойдя до стойки несколько метров, Марк меняет своё направление на уборную, коснувшись плеча младшего и сказав, чтобы тот садился сам и заказывал на двоих как обычно, а сам он скоро подтянется. Ёндже предчувствует, что ему будет неловко, но одобрительно кивает и занимает одно из свободных мест прямо под носом у бармена. Совершенно случайно. Людей вокруг немного больше, чем обычно: пришли посмотреть на милую певицу с чарующим голосом и платиново-блондинистым каре. Удивительно для вечно пьющего до беспамятства, но Ёндже известно, что её зовут Чон Хвиин. До других посетителей никому, как и всегда, нет никакого дела. Ровно как и до того, с кем общается бармен в перерывах между замешиванием безумных коктейлей и разливом убойных шотов. — Добро пожаловать, — Джебом приветствует посетителя так же, как и всех остальных, хоть и меньше удивлен его появлением. Он даже ждал, что Ёндже подсядет. Это уже вошло в разряд обыкновений. — Вам как обычно? Чхве, погруженный в свои мысли, не сразу готов был завести разговор, потому поднял на бармена немного удивленный взгляд круглых глаз, будто его окликнули просто на улице. А в ответ ловит на себе взгляд такой уже родной, понимающий. Джебом улыбается всем гостям бара, потому что к тому обязывает профессия. И всё-таки улыбка этому молодому алкоголику вызвана скорее эмоциональной симпатией. Конечно, и без ирониеи их странного знакомства здесь не обошлось. — Да, — наконец отвечает брюнет. — Два, пожалуйста. Им ставит на столешницу два стакана, после чего начинает замешивать напиток в шейкере. И тут-то на глаза Чхве попадается серебристый бейдж на груди бармена, слабо выделяющийся на фоне тёмной униформы. Ему не составляет труда прочитать имя работника бара. Ёндже, сам того не замечая, заражается этой загадочно-удовлетворенной ухмылкой, что играет на тонких губах Джебома. Признаться, это так идёт бармену. Хочется ударить себя за то, что до абсолютно чужого человека ему есть какое-то дело. Даже не так: им обоим друг в друге нечто да интересует. Это всё излишняя доверчивость Чхве и любопытство Има, — убеждают они себя. В любом случае, пока один не выпьет, разговора у них не будет. Так всегда было, всегда будет… Вскоре присоединяется Туан, а к этому времени их коктейли уже поблескивают в хрустальных стаканах от преломляющегося света. — Добрый вечер, — американец благодарно кивает бармену за напиток, но более ему от обслуживающего персонала не нужно. Вместе с другом он выпивает по несколько глотков, от горечи оба немного морщатся (хотя Ёндже куда привычнее). Старший по-обыкновению начинает разговор. Спрашивает, как прошел день, как дела дома и не забыл ли заработавшийся звукорежиссер поесть, хоть ответы из раза в раз одни и те же. — Извините, что встреваю, — сложив руки на столешнице, Джебом таки решился подключиться к их беседе. — Вы двое здесь так часто бываете. Нравится? Ёндже едва ли не давится напитком, пряча взгляд и от неожиданности робея. За него отвечает Туан, единственный способный сдерживать эмоции и держать себя в руках, независимо от промиле в крови: — Да, здесь хотя бы расслабиться можно. — Рад слышать, — кореец обольщенно усмехается, будто комплимент сделали лично ему. — Я Им Джебом. — Ёндже, — представляется младший, немного втянувшись. — Марк. — Здорово, — бармен пожимает руки обоим. Но тут между ними надвисает тишина, будто кто-то оборвал провода, и они потеряли между собой связь, не зная, о чём говорить дальше. Джебом, кажется, выслушал уже всю историю любви Ёндже задолго до этого разговора, а Туан тем более знал её ничуть не хуже самого Чхве. И самое неловкое положение в этой ситуации занимает именно младший, вокруг которого точно не должно кружиться столько всего. Ему же оттого и неловко до ужаса, аж щёки краснеют: как перед барменом, которому пришлось стать слушателем не по своей воле, так и перед своим лучшим другом, чьё отношение к нему всё больше загоняет в тупик и ставит под вопрос именно дружбу. — Было бы неплохо выпить вместе как-нибудь, — Чхве первый возобновляет разговор неожиданно для Има, который о чём-то задумался, засмотревшись на засмущавшегося посетителя. — А? Нам? — переспрашивает бармен, часто моргая и выпрямляясь. — Почему бы и нет? Марк не узнает Ёндже, и это, как ни странно, радует: неужели он наконец-то приходит в норму? Но что-то в груди американца неприятно трескается, перекрывает дыхание и будто бы скручивает сосуды в тугие жгуты. Нечто необходимое не даёт нормально воспринимать происходящее и радоваться тому, что мрачный период в жизни юноши заканчивается. Должно быть, так случилось, что Туан слишком глубоко полез не в своё дело, но вряд ли он имел бы моральное право называться другом Ёндже в противном случае. А сам парень просто устал от приевшейся повседневности и ежеминутного разжёвывания одной и той же болезненной темы. Давно пора было двигаться к изменениям, и он не нашел случая лучше, чем сейчас. — Я только за, — без сомнений соглашается Джебом. — Когда? — Когда у тебя выходной? Американец держится равнодушным, боясь ранить чувства друга. По всей видимости, тот нашел себе собеседника поинтереснее него. — Когда угодно. — Что насчет завтра? — Ёндже, — не выдерживает американец всей этой «милоты», хоть и должен радоваться за приятеля. — Мы же собирались завтра на корпоратив с коллегами, ты забыл? Чхве обращает внимание на него и замечает, насколько старший помрачнел лицом. Они будто поменялись настроениями. Марку он точно отказать не может. Несмотря на инцидент в его кабинете. Несмотря на то, что очень хочет узнать Джебома лучше. Ему правда жаль. — Ничего страшного, — абсолютно спокойно отвечает бармен прежде, чем Ёндже успевает что-либо сказать. — Я в любой день могу выкроить время. — Правда? На лице корейца появляется улыбка, словно у воодушевленного обещанием ребёнка, не озарявшая его светлого лица слишком долго, чтобы Туану не стало обидно. Ведь причина этой прекрасной эмоции — не он. Будто зря столько времени пытался вытащить друга из омута, зря… «Нет, это всё неправильно, — убеждает он себя. — Я должен быть рад за него». — Извини, Ёндже, — старший имитирует разочарование, глядя на наручные часы. — Так быстро время пролетело, я должен идти. Они по-приятельски обнимаются, к чему Чхве совершенно не был готов, и Марк поспешно покидает бар, залпом выпив коктейль и заплатив за них двоих. Ёндже сказал ему вслед неловкое «пока», но старший, кажется, даже не услышал. Однако на этом вечер для них с Джебомом не заканчивается. Люди приходили и уходили, стрелки часов неумолимо накручивали время час за часом, мелодию за мелодией пела певица. А Ёндже всё болтает с барменом о чём-то. Между прочим, выпивает он сравнительно немного. И наконец-то говорит не только он, не только о Дэине. До самого закрытия, до рассвета.