Один, два, три…
Китайский мат разносится по всему помещению и эхом отлетает от тонких стен, зазвенев в ушах у единственного, кто находился здесь, и случайный стул летит по залу несколько метров. Джексон Ван, определённо, не потерпит на своей территории чужаков, не приемлет нарушения установленных правил и границ. Ему же разхлёбывать ту кашу, что завалили его соратники и братья по несчастью. Будто бы своих забот мало. Ну ничего, с Джебомом он ещё поговорит, и будет ему тогда несладко вспоминать о ходячей катастрофе по имени Ёндже. Вдыхая холодный ночной воздух, Им расслабляется. Поднимает глаза на звездное небо, щурясь от света фонарей в переулке, ощущает прохладу сумерек каждой клеточкой тела, остывающего от огня обиды и злобы. Кажется, весь мир отходит на второй план, и остаются только звёзды и он. Так хочется порой спросить у этих небесных светил-долгожителей, свидетелей не одного конца света и начала не одной эры, почему жизнь его так несправедлива и жестока к нему, за какие грехи своих родителей он рожден без права выбора своей судьбы, без шанса стать счастливым с тем, кем захочется? Словно приливающая к берегу волна, по волосам Джебома поползла от корней до кончиков мерцающая синева океанического оттенка, окрашивая густые пряди.* Лёгкие наполнились воздухом, грудь поднялась на затяжном вдохе, широкие плечи расправились, кулаки сжались и так же резко расслабились, в дёснах теснящей болью отзывались клыки. Хищник проголодался. Скрываясь от любопытных глаз, мужчина накинул капюшон ветровки, застегнул молнию так, чтобы закрывала даже шею, и надел плотную черную тканевую маску на нижнюю часть лица. Идти до «дома» ему совсем недалеко, но нежелательные косые взгляды прохожих ему чужды. Всего-то скрыться за четырьмя уютными стенами, и ничто больше не страшит, ничто не наталкивает на непотребные поступки…***
Утро без похмелья для Чхве Ёндже уже стало чем-то новым и в приятном смысле неожиданным. Он и забыл, каково это — просыпаться без ощущения, что голова привязана к какому-то неподъемному центнеровому валуну, а горло душит от омерзительной тошноты. Этот молодой человек не умеет пить, избегая неприятных последствий подобного рода. Увы, никакие побочные эффекты алкоголя ещё ни разу не заставляли его отказаться от очередной порции алкоголя вечером в целях выпустить пар. Домашние, в приятном смысле, не узнают Ёндже. Тот никогда не завтракал и даже не брал еду с собой, уходя. Сегодня впервые за последние пару лет он встретил первые солнечные лучи за столом вместе с семьей и вкуснейшим кимбап, который только умела готовить мать Чхве на завтрак. Резкие изменения повергали каждого в шок, включая самого парня. Но тому, что в его сердце началась оттепель, нельзя было не радоваться. — Хорошего дня, Ёндже-я! — Джису помахала рукой брату, прошедшемуся с ней до автобусной остановки, входя в первую дверь транспортного средства. — Пожалуйста, не грусти, я люблю тебя! — Трудись усерднее, — улыбается Чхве и ответным жестом руки провожает младшую. Она в свои семнадцать совсем не изменилась, а осталась всё той же милой сестричкой, которой и была четыре года назад, когда старший поступил в университет и стал жить отдельно. Всё та же улыбка на её детском пухловатом личике, неизменный высокий хвост, даже школьную форму у них не сильно поменяли. Ёндже сожалеет, что столько времени упустил, не общаясь с этим солнышком так же, как в детстве. Что самое обидное — все эти университетские годы перечёркнуты в своей значимости и осмысленности одним человеком, которого Чхве изо дня в день старается забыть. Это означает лишь одно: упущенное по-глупости однажды уже не вернуть никогда. Навязчивая мысль о том, что всё не так, как должно быть, упрямо продолжает напоминать об одном и том же. Будто бы не может быть всё хорошо, невозможно так быстро забыть любовь всей жизни. Та ведь столько боли причинила, уходя, сколько не испытывала рожавшая вживую мать десятерых. Словно некая адская сущность, посланная с целью заставить страдать, прочно закрыла душу под замком апатии и болезненной рефлексии. Ёндже ведь совсем не депрессивный на самом деле, а в полном смысле слова наоборот, просто его сломали. Доверие ко всему роду людскому и веру в настоящую любовь подорвано и никогда полностью не восстановится. Это чувство, призванное возносить на седьмое небо, дурить голову сумасшедшей игрой гормонов и интриговать морем неожиданностей, оказалось лишь соблазнительной ловушкой. Прекрасным и вместе с тем опасным кустом роз, полном шипов. Ведь о какой гордости может быть речь, когда ты всего лишь технарь на малоизвестной киностудии, носишься с самсунгом вместо последнего айфона, ездишь на общественном транспорте и живёшь с родителями в свои двадцать три года? Но что-то всё же меняется. Шаг за шагом Ёндже отдаляется от отягощающего прошлого, раны на искалеченном сердце понемногу затягиваются. Грядущий день видится яснее и оптимистичнее, еда наконец-то имеет вкусовую окраску, а закаты вновь поражают своей из раза в раз уникальной палитрой. Новые дела, новые люди, по-новому прекрасные даже привычные вещи. Осточертело быть просто тенью, пустой и безэмоциональной. Чёрт возьми, лучшие годы просто не могут обернуться худшим кошмаром! Рабочий день Ёндже пролетает так же незаметно, как поток воды в бегущей реке. Любить свою работу — это действительно дар свыше. Ну или скорее заслуженная постоянной учёбой награда. Чхве вправду ждал окончания дня, чтобы собраться на встречу, посещение которой изначально не планировал вообще. Вовремя дошло, что упускать возможность пообщаться с коллегами поближе из-за давно бывшего парня — это полнейший идиотизм. В студии один за одним выключается экраны, светодиоды, лампы. Ёндже опускает закатанные рукава худи, выдыхает и позволяет губам растянуться в довольной улыбке. Такой лёгкой и, наконец, просто счастливой. У выхода из студии, как и вчера, его ожидает Марк. Теперь уже он кажется каким-то загруженным, пусть и старается это отгонять от себя, не показывать своих чувств. К его разочарованию, старому другу хорошо известно, каким может быть Туан, когда его что-то беспокоит. — О, Марк, — на самом деле, после произошедшего вчера Чхве чувствует острую необходимость извиниться, но за что? — ты всё-таки решил добираться со мной? Американец кивает. Выглядит он уставшим. Должно быть, очередной десяток дублей отрабатывал. — Надеюсь, то, что между нами вчера произошло, останется просто неловким недоразумением. Я не должен был этого делать, — очевидно, старший не сказал и половину того, чем хотел поделиться с Ёндже. Тем не менее почему-то продолжал мило и дружелюбно улыбаться, опираясь плечом на несущую стену кирпичного здания. — Простишь меня? — Ты об этом… — младший неловко усмехнулся, отводя взгляд. В памяти моментально всплыли вчерашние события от пребывания каскадёра в его студии до знакомства с… Джебомом. Точно, нужно будет ему написать. — Всё в порядке, Марк. Остаёмся друзьями, ведь так? — Да, да, друзьями. Туан усмехается, заражая этим младшего, и вот они оба уже заливаются смехом непонятно из-за чего. Так всегда было, так должно быть, так обоим лучше всего. Дружбу с Марком Ёндже ценит и бережет как зеницу ока. Через многое они прошли бок о бок, бессчетное количество воспоминаний оставили друг другу, и ни один не может себе вообразить трагедии настолько ужасной, чтобы их дружбу разрушить.Разве что любовь.
***
В замочной скважине с характерным звоном проворачивается ключ. Это привлекает внимание уже находившихся в квартирке на третьем этаже небольшого общежития. Притом всех: как кошек, так и более высокоорганизованных существ. Джебом наконец дома. Первое, что он видит — серая голубоглазая короткошерстная красавица, которая так и просится на руки, и отказать ей в этой просьбе Им не может. Пусть это будет единственная особа женского пола в его жизни, он совершенно не против такого расклада. — Хён, это ты? — доносится с кухни знакомый высокий голос юнца, перебивающий чавканье и перекрикивающий гул телевизора, который никто не смотрит. — Ага, — бармен, только вернувшийся с работы и голодный, как заблудившийся амурский тигр, учуял разнёсшийся по всей квартире запах пищи. Поставив кошку на пол и сняв уличную одежду, он незамедлительно проследовал на его источник. На кухне, освещенной лишь переменчиво-цветастыми помехами телевизора, прямо на полу сидел длинноногий юноша. Желтовласый блондин в полосатой тильняшке всех цветов радуги с рукавами аж до костяшек пальцев, покрытых кровью так, словно молодой человек в ней купался с головой. Не исключено, что так оно и было. В его отвратительно острых звериных зубах был только что оторванный кусок свежей плоти, сочащейся багровой кровью. В ней россыпью багряных капель запачкан пол в радиусе метра от самого хищника. Ким Югём крепко держал обеими руками чьё-то бедро, отчленённое от таза и с небрежно оборванным коленом. Джебом бы предположил, что-то была молодая девушка, вряд ли привлекательная лицом и совсем не много евшая при жизни. Парень с волосами цвета спелого лимона поднял на вошедшего глаза, полные жадности и голода. Он убрал от лица свою добычу, вытирая тыльной стороной ладони стекающую по щекам и подбородку кровь. — Голоден, хён? — выражение лица Кима сделалось куда мягче и характернее для его лет, когда он узнал в лицо вернувшегося в их скромное жилище Джебома. Парниша потянулся к чёрному пакету, лежащему на полу неподалеку. Выудив оттуда человеческую руку вместе с плечом и кистью, протянул её Иму, в свою очередь обнажившему спрятанные под маской клыки и скинувшему капюшон с серо-синих волос. Мужчина принял любезно добытое для него лакомство, покрутил в руках изящную, запачканную уже запёкшейся кровью конечность, с аппетитом облизывая губы. «Приятного аппетита» — позлорадствовал он и яростно впился зубами в часть разделанной тушки, так сильно желанной на протяжении многих часов.***
Всю дорогу до кафе, в котором была назначена встреча всей съемочной группы, Ёндже с Марком и словом не обмолвились, лишь сидели рядом на самых дальних сидениях автобуса и смотрели в окно на мелькающие меж высотных домов закат, отражающийся в их же окнах мягко-розовым градиентом. У каждого — по одному беспроводному наушнику из пары эйрподсов Чхве, и оба находят нечто прекрасное в этом моменте относительной тишины. Кроме них по этому маршруту никто не едет; из крошечных динамиков играет любимое обоими «Lovely» в исполнении Билли Айлиш. На слуху у каждой собаки, но от этого не менее прекрасна. Эту песню даже включили в список саундтреков к фильму, доснятому их студией только что. Но ох уж эта неловкость, недосказанность, скрытность. К чему она? Выйдя из транспортного средства, младший вдыхает полной грудью свежайший после дождя воздух, пропитанный приятной сыростью, душистым многообразием расцветающих деревьев в парке неподалеку… Так непривычно — он улыбается абсолютно без причины уже сутки. Даже забывает, когда перестал быть день ото дня хмурым и почти безжизненным. Существующим, а не живущим. — Вспомнил, как дышать? — подстёбывает Туан, пряча замёрзшие от вечерней прохлады руки в карманы куртки. В ответ прозвучал лишь смех Ёндже. Такой живой, звенящий юностью и простотой великолепной красоты. Этим смехом можно было бы лечить рак, — кажется Марку, не знающему никого со столь же заразительной и прекрасной улыбкой, как у Чхве. В очередной раз он ловит себя на мысли, что Дэин, поступивший, как последняя тварь, потерял непозволительно многое. Наитипичнейшее для Сеула заведение с многообразием алкоголя и местной еды, окнами с опущенными бамбуковыми жалюзи, длинными столами и скамейками подле них, деревянными балками-опорами дряхлого здания, бумажными фонарями в японском стиле. Именно такое место по какой-то причине для корейцев наиболее привлекательно и по-домашнему уютно, когда речь заходит о корпоративе или когда есть повод что-либо отметить коллективно. Никакой здесь невежественной молодежи, пьяной эротики и проституции, а о наркотиках местный контингент слышал только по телевидению. Прекраснее места, чтобы культурно выпить и поесть, кроме дома, для большой компании и быть не может. Собрался целый батальон: и директор, и режиссер, и основной актерский состав, и операторы, генеральный визажист и костюмер, режиссеры по спецэффектам… Оккупировали целый ряд у стены, точно на чьей-то свадьбе. Удивительно, кто за все эти желудки собирается платить. Ёндже напивается быстро и знает это. Лучше, чем ему самому, о последствиях такого рода развлечений известно самому частому (и единственному постоянному) его собутыльнику — Марку. Вряд ли американец, к большому сожалению для обоих, может сказать хоть что-то положительное о поведении нетрезвого Чхве. А когда тот действительно переборщит, то и для здоровья ничего хорошего вследствие ждать не приходится. Как сегодня обошлось без типичных рыданий в туалете, звонков бывшему и порывов достать лезвие — загадка и большое счастье, зато оживленные застольные разговоры, тосты и десяток шотов раскрепостили скромного молодого звукорежиссёра. Да так, что тот, забыв про общепринятые возрастные рамки, без стеснения обнимал и чуть ли не целовался с коллегами в честь триумфальной премьеры, результата их совместных усилий и прочих громких поводов для празднования. А ближе к ночи, возвращаясь домой в такси, им был создан новый чат в мессенджере, многообещающий до мурашек. Стоит отдать должное автозамене в клавиатуре, иначе вряд ли можно было бы прочитать хоть что-то.Им Джебом
1:17AM
— Привет, это Ёндже. Надеюсь, помнишь.;)
— Рад, что ты написал, Ёндже.— Правда?
— Ничего удивительного. Я ждал твоего сообщения. Нечто особенно лестное в этих размытых символах на экране делало Ёндже счастливее с каждым новым сообщением, заставляя улыбаться, как идиот. Хотя нет, скорее наивный школьник, которому пишет симпатичная одноклассница. — Увидимся завтра?— Конечно.