Кровавый эндорфин

      Ёндже и Джебому дали новую квартиру, вместо той, откуда полиция забирала Югёма. Можно было бы чувствовать себя в безопасности, не одиноким и свободным, отныне делать вообще всё. Но, в свете последних событий, для начала стоило бы вытащить Чхве из четырех стен.       Апартаменты были однокомнатными, не имели кухни, и туалет с ванной находились в одном помещении. Серые стены во всех комнатах, кроме ванной, где сплошь белая плитка, и кафельный пол. Мебели почти нет: один шкаф с зеркалом, одна двуспальная кровать, полка в ванной и два крючка для верхней одежды в коридоре. Но большого значения этого не имело: всё равно они будут находиться здесь в лучшем случае по ночам и утром. Остальное время будет занято работой в баре, охотой и, возможно, побегами от полиции. Последнего, конечно, хотелось бы избежать. Как бы то ни было, Джебому удалось даже в таком маленьком жилом пространстве создать атмосферу уюта, не используя при этом никаких аксессуаров, особенно броских предметов интерьера и вообще чего-то малобюджетного. Одно его присутствие успокаивало, заставляя чувствовать себя защищённым, точно в крепости.       Отсюда до «Эндорфина» – пять минут. Из окна, постоянно закрытого жалюзи, видны знакомые трущобы и магазинчик рядом, где продавщица уже успела запомнить любимые сигареты всех постоянных клиентов, работающих в баре. Но Чхве скучал по дому. По родителям, по старым знакомым дорогам, по остановке, с которой ещё сам ездил в школу, будучи ребенком, и провожал сестру, по своей собаке и по их с Марком любимым местам. Ничего из этого больше не будет в его жизни. И, что самое страшное, если не будет Джебома, то парень останется вообще без всего.       Время уже клонило к вечеру, и золотой диск солнца медленно прятался за горизонт, отсвечивая от окон и машин целой палитрой пастельных голубых, розовых и желтых цветов. За целый день Ёндже так и не вышел из комнаты. Провел его буквально лёжа на кровати, обняв подушку, и время от времени мочил её слезами. Он имел полное право злиться на всех, включая Джебома. Но в то же время, никто не виноват в том, что Чхве Джису оказалась ему сестрой. Сама школьница тоже не виновата, что оказалась в плохом районе и вследствие попалась убийце на крючок. Хан Джисон, который в тот день был ответственен за охоту и отправил сестру Чхве на тот свет, тоже не виноват – это не его выбор. Пора привыкнуть, что ни у кого здесь нет выбора.       В шесть вечера новичку уже стоило бы быть на месте, но сейчас уже девять, а он... Наверное, получит нагоняй от босса. Если только Пак не проникнется пониманием к ставшему каннибалом через заражение. Хотя любой, кто знал Джинёна как минимум месяц, знал, что это невозможно ни при каких обстоятельствах. Сострадание этому молодому человеку вообще не свойственны.       Джебом ушел на работу совсем недавно, и в доме стало слишком пусто, чтобы Ёндже, и без того поглощенный страхом, мог сохранять спокойствие. Жизнь течет, как бурная река, и сопротивляться течению вечно не получится.       По памяти Чхве знал, что особой формы для персонала «Endorphin bar» нет. Из одежды он забрал только пару худи, светлые джинсы и белую рубашку. Толстовки с капюшоном не смотрелись на бариста вообще, потому выбор в сторону рубашки оказался очевиден. На хлопок легко было нацепить бейдж, и с джинсами компоновалось хорошо. Парень не хотел идти до последнего, но подбадривал себя тем, что Джебому понравится облегающая одежда на нём.       Однако не успел парень даже войти в бар, как его схватили за руки и оттащили за угол. Он не сразу разглядел лицо из-за капюшона, но, когда они остановились и этот некто повернулся к Ёндже лицом, тут же узнал Феликса. При первой встрече Ли произвел впечатление милого мальчика с прекрасной улыбкой, сияющим лицом и особенным, но приятным голосом. Однако теперь мальчишка был настолько серьезен, что, будь на нём маска, Чхве бы не сразу догадался, кто перед ним.       – Нам нужно поговорить.       Осторожно оглядевшись по сторонам, старший кивнул, хоть и был в смятении не меньше случайно выбранного в толпе прохожего для какого-то шоу.       – Это касается Джинёна и Джексона. Я посчитал, что тебя стоит предостеречь насчет этих двоих.       – Что ты имеешь в виду? – нервно усмехнулся брюнет, осторожно выдернув руку из хватки юноши.       – Думаю, ты заметил, что с Джексоном шутки плохи: он точно пороховая бочка. Со «своими» он – совершенно другой человек, но ты как зараженный останешься для него пустым местом в любом случае. Он ненавидит людей.       – А Джинён?       – Я не знаю фактов наверняка, но... – парень приблизился к уху бариста, – ...по слухам, он два года назад, как бы, ку-ку. Сошел с ума. Подстроил нападение на Минхо, нашего бывшего вожака, и занял его место. В детстве он потерпел серьезную психическую травму, и кто знает, что у него в голове.       Отстранившись, Феликс добавил:       – Но самое главное правило – не занимайтесь с Джебомом этим в «Эндорфине». Просто не надо. Хорошим не кончится. Здесь не редко трахаются клиенты, но между персоналом это табу, – прозвучало это, на удивление, как попытка подбодрить, потому что выглядел Ёндже теперь так, будто сейчас развернется и пойдет к чёрту как можно дальше из этого места. А младший просто похлопал его по плечу и сказал напоследок: – Ладно, удачного первого дня. Мне пора.       Чхве действительно задумался над тем, чтобы унести ноги и скрыться. Но, постояв лицом к двери около тридцати секунд, он всё же потянулся к ручке.       Вместо него, однако, дверь открыл Джексон Ван и недовольно-осуждающим взглядом пробежался по новенькому.       – Я всё слышал, – басистым голосом признался китаец, и Ёндже уже думал, что его изобьют насмерть прямо здесь. Однако мужчина, дёрнув его внутрь за ворот рубашки, притянул к себе непозволительно близко и прошипел прямо над ухом: – Лучше бы тебе быть потише, парень. В противном случае не жди, что я буду к тебе снисходителен только потому, что ты ублажаешь моего лучшего друга.       В следующую секунду он оттолкнул Чхве и сделал вид, что ничего не произошло и вообще не замечает его. Это произошло так мгновенно, что младший ничего не понял, однако наказ вертелся на слуху, повторяясь снова и снова. Должно быть, этого Джексон и добивался. Странно, что, не зная о Ёндже ровным счетом ничего, каждый встречный уже считает уместным давать ему наставления о том, как вести себя. Цокнув языком, он развернулся и пошёл по коридору дальше, в зал, где за барной стойкой уже ждали кофемашина, посетители и Джебом.       Варить кофе молодой человек не умел никогда, но и учиться не нужно: всё за него сделает машинка, и так будет даже лучше. А прочитать руководство по использованию может каждый. Даже тот, кто поглощен депрессией. Посетителям бара ночью кофе не особо-то и нужен, да и явно не за ним сюда приходят. Но так как вход разрешен с шестнадцати лет, а алкоголь можно лишь с девятнадцати, то что-то помимо алкоголя должно быть.       Трафик сегодня достаточно плотный. Бармену было не продохнуть, танцоры на сцене безустанно радовали публику движениями в такт уже неизвестно какой по счету песне, и в целом помещение было просто забито одинокими алкоголиками или компаниями неженатых мужчин средних лет. За кофе подходили от силы два раза, и то это был американо с коньяком – как два пальца об асфальт. Но Ёндже определенно нравилась атмосфера уже знакомого места изнутри, из самого его сердца. Безусловно, ни о каком «чувствовал себя как дома» речи ещё не может быть. Не всё же приходит сразу. И факт того, что перерыв на ужин – в час ночи, ещё немного пугал.

***

      Пожалуй, если сердце «Endorphin bar» – не барная стойка и полки с алкоголем, упирающиеся в потолок, то это ничто иное, как личный кабинет нынешнего администора заведения и лидера эндорфинцев. Здесь и мозг, хранящий всевозможную документацию, будь то справка из налоговой или личное дело каждого, павшего жертвой подпольных убийц. Здесь Пак Джинён – как в тронном зале. У него даже есть личный секретарь в лице Бэмбэма, только он, вопреки канонам, человек техники. Без компьютера от него, по мнению босса, толку ноль. Зато как только в руки тайца попадает техника, что он только не способен сотворить, какой только код не взломает изящными длинными пальцами, какую только информацию не найдет намётанным глазком!       В руках Конпимука – целая нейросеть. Он взламывал её столько раз, сколько открывал крышку ноутбука: ежедневно. Парень сам удивляется, как его до сих пор не вычислили и не нашли, но чего тут жаловаться. Тем временем Бхувакуль – в руках Джинёна, а тот в праве управлять мозгом команды, как ему только заблагорассудится. Он может приказать найти кого угодно, удалить из Сети что угодно, и его никто не будет в праве ослушаться.       Но необходимость удалить Чхве Ёндже из базы данных понимают все. Он ушел с работы в самом разгаре своей карьеры звукорежиссера, ушел из дома сразу после трагической смерти любимой сестры, перестал даже навещать лучшего друга в больнице, сменил район. Как минимум, родители, потерявшие обоих детей сразу, будут его искать. Как минимум, свой районный участок полиции поднимут на уши, а те разжужжат о пропаже юноши всем городским отделам. Следующие разнесут информацию по всей стране. Объявят вознаграждение и, конечно же, кто-нибудь да узнает бариста на афише о пропаже человека, явится в полицию... Дальнейший исход понятен любому и совершенно нежелателен для тех, кто всю жизнь ходит по лезвию. А если же сейчас удалить его из Базы, из графы родственников и из всех документаций учебных заведений, из соцсетей, вообще отовсюду – полиция сочтет, что им некого искать.       – Судимости есть? – спрашивает Джинён из кресла, закинув ноги на стол и сложив руки на груди.       – Нет, – кратко отвечает хакер, поправляя очки в тонкой круглой оправе.       – Ты всё стёр?       – Почти... – блондин сосредоточенно перебирал пальцами клавиши на клавиатуре. – Всё, теперь всё.       – Прекрасно.       Лидер поднялся с кресла и размеренным шагом подошел к буфету, где стояло несколько припасенных бутылок: с коньяком, водкой, вином, хересом – чем только угодно. Сегодня его интересовал «Hennessy». Бутылка была открыта уже какое-то время, и Джинён без особых усилий налил себе рюмашку. Подняв её чуть вверх, Пак предложил выпить Бхувакулю, но тот решительно покачал головой в знак отказа. Брюнет пожал плечами и опрокинул шот залпом; на том его желание выпить и было утолено.       – Что там с Минхо и Хвиин? Меня настораживает то, что их часто нет. И сейчас тоже.       Бэмбэм притих, и для босса это точно не было хорошим знаком. О том, что на самом деле происходит с каждым из эндорфинцев, всегда знал наверняка только Юта. Но теперь его нет, и некому докладывать новому диктатору о происходящем в его баре. Может, некоторые секреты Накамото всё же должен был раскрыть прежде, чем сыграть в ящик. Но о чём-то знал и Канпимук. Некоторые вещи он узнавал совершенно случайно, просто проматывая записи с камер наблюдения в «Эндорфине». А что-то ему доверяли. И никогда, никогда у самого тайца язык не повернется назвать себя надежным хранителем тайн, особенно когда дело доходит до переговоров, в частности с Пак Джиненом.       – Ты точно что-то знаешь! – змеиным голосом твердил лидер. Он стал напротив младшего, оперевшись руками на стол, и потребовал, глядя в глаза за стеклами очков: – Рассказывай сейчас же.       Даже стараясь избегать сурового взгляда, Бхувакуль раскололся в секунду:       – Они сошлись.       – Сошлись? – переспросил Пак ошарашенно, будто не расслышал и действительно надеясь, что это шутка.       – Сошлись.       – И что теперь? Господи, да лишь бы не на моем столе...       – Хвиин беременна, – перебил алибастрововолосый и весь сжался. – Кажется.       – Чон Хвиин что?!       – Кажется!       – Так кажется или беременна?!       – Кажется, беременна!       Лидер с силой пнул стол ногой – и Бэмбэм согнулся пополам от боли, хватаясь за ноутбук. На лице Джинёна пылал огонь ярости: густые брови сходились к переносице, зубы скрипели и дыхание стало тяжелым, как у дикого зверя.       – Да в чем дело? – прохрипел младший, медленно поднимая голову.       – Ничем хорошим это, блять, не кончится! Вот, в чем! У Чхве, наверное, к тридцати годам мозги отказали.       Засунув руки в карманы брюк, Пак стал наматывать круги по периметру кабинета, тяжело дыша и кусая губы – попытка успокоиться, провалившаяся с треском ещё в самом начале. Ему, как и любому лидеру, не могло не быть дела до безопасности тех, кто ему доверяет. А обеспечить медицинское обслуживание было невозможно по вполне понятным причинам: для закона их не существует. Им слишком легко себя раскрыть, чтобы пытаться жить той жизнью, какой они никогда не смогут просто потому, что рождены другими.       Канпимук снял очки и протер стекла о край белой рубашки, выправленной из черных джинс. Он хотел было встать и уйти, но Джинён его остановил, преградив проход к двери рукой и следом указав на диван. Младшему оставалось лишь послушаться.       – Следи за ними. Нельзя допустить, чтобы Чон пострадала, но если что-то пойдет не так...       Каштанововолосый наклонился к тайцу и прошептал ему на ухо что-то такое, от чего последний пораженно и испуганно уставился на Пака, будто бы пытаясь убедиться, что тот не шутит. Но Пак Джинён не шутит никогда.

***

      Прозвище лисы вряд ли досталось Хван Йеджи только из-за цвета волос во время трансформации или только из-за раскосых узких глаз. С её проворностью она вполне могла бы сойти и за кошку, но рыжие волосы, сияющие осенними огненными красками и заплетенные в неизменный конский хвост, стали её своеобразной фишкой. Она не носила маску, когда убивала или преследовала жертву, однако её никто не видел, не успевал уловить взглядом прикрытое капюшоном лицо. Девушка кралась легкой поступью, как кошка за птицей. Загоняла в тупик, когда бежать уже некуда, и не давала слабину, пока жертва не перестанет двигаться, дрожать в её руках и из последних сил пытаться спастись. Как наивно: никто не уйдет от эндорфинца.       Сегодня её жертва не предопределена заранее, и то, что достанется команде на ужин – чистая случайность, подарок судьбы, не умаляя заслуг охотницы. В это время улицы уже пусты, особенно в таких трущобах, и ходит по темным улицам лишь тот, кому действительно нечего терять. Ну, или просто полный идиот. На этот раз – женщина лет сорока. Добыча легче некуда, при этом однако имеет хоть какое-то мясо. Именно такие чаще всего и оказываются на столе каннибалов – увы.       Женщина неторопливо шагала по узкой улице, мимо домов, магазинов, баров. Под фонарями, светившими едва ли для машин, которых тут в помине не было, её было видно лишь как крупный силуэт, цокающий крошечными каблуками по асфальту. Рыжеволосый ниндзя в легких кедах не издавал ни звука, следуя за целью шаг за шагом. В какой-то момент сороколетняя будто почувствовала неладное – обернулась и встревоженно огляделась по сторонам. Благо улица была узкая, и Хван успела свернуть в ближайшую подворотню прежде, чем её заметили. Напуганная аджума ускорила шаг и поспешила к своему кварталу, но Йеджи – за ней.       Женщина остановилась у подъезда многоэтажки и стала судорожно рыться в сумке в поисках ключей. Только она нашла заветную связку, как та со звоном упала на пол, вылетев из её рук – Лисица догнала её и вывела из строя сильным ударом ребра кулака по затылку, сместив позвонки и тем самым вызвав мгновенную смерть.       Пронести тело через пару пустых кварталов, выдав за нетрезвую женщину, было бы проще простого. Но не успела Йеджи и шага сделать, как сирены полицейских машин оглушили её. «Мы вас видим! Поднимите руки над головой так, чтобы мы их видели! Сопротивление бесполезно! Любое ваше слово может быть использовано против вас в суде!» – кричал мужчина в громкоговоритель, направляя фонарь на девушку в черном капюшоне.       Хван понимала, что у неё есть буквально пять секунд, чтобы попытаться сбежать. Иначе – конец. Она опустила тело убитой женщины, подняла руки... И взмыла вверх, подпрыгивая до второго этажа, цепляясь руками за вывеску и прячась за углом – светящуюся табличку с надписью «Продукты» она оторвала от стены и бросила прямо в полицейских, чем как минимум одного из наряда сильно травмировала, и бросилась бежать. По козырькам зданий и перилам балконов, а после, спрыгнув, – прямо по дороге, в неизвестном направлении. Ведь, приведи она полицию к «Эндорфину», всех ждет неминуемая смерть.       Рыжеволосая бежала так, как не бегают даже гепарды на максимальной скорости. Казалось, полицейская машина вот-вот наедет ей на пятки. Гудки раздавались в её ушах, заглушаясь отчаянным биением сердца и предостерегая о том, что враг близко. Смерть дышала ей в затылок и норовила поймать за капюшон, слетевший от ветра.       Она выбежала в неизвестный район, и на миг ей показалось, что оторваться от преследования удалось. Дорога вывела её на большую трассу, где трафик движения был настолько плотный, что не проскочила бы даже мышь. Справа и слева – бесконечно длинная улица, а за трассой – мост, ведущий через Хан в другой город.       «Не с места!» – вновь скомандовал полицейский. Их было трое: два бежали справа и один – слева. Тот, что был в одиночку, оказался неравным соперником. Он подбежал первый, когда двое других были ещё в десятке метров от Йеджи, и хотел было взять её голыми руками – но не ожидал, что хрупкая девушка перекинет его через себя и бросит на дорогу, прямо под проезжающий грузовик. Его коллеги при виде этой картины замерли, глядя, как младшего лейтенанта превращает в кровавое месиво и отбрасывает на полсотни метров от дороги. А преступница этим и воспользовалась – замахнулась раскладным металлическим рекламным баннером очередного магазина и ударила одного по шее под ухом, а второго этим же баннером сразила ударом в ребра, и когда тот согнулся, добила по затылку.       Теперь, избавившись от преследования, она обессиленно упала на колени, не в силах стоять, и попыталась просто отдышаться. Дрожащими руками Хван выудила из кармана широких брюк телефон и набрала номер единственного, кто мог ей сейчас помочь:       – Минхо, нужна машина... – осмотревшись по сторонам в поиске хоть каких-то указателей с названием улиц и в итоге назвав старшему адрес, ей оставалось теперь лишь оттащить три тела в неприглядный уголок и ждать.       И, казалось, на этом всё должно было закончиться. Чхве приехал всего за пять–семь минут, погрузил на заднее сиденье три трупа полицейских, один из которых даже на человека похож не был. До бара ехать было минут десять, и за это время Йеджи успела и написать сообщение Феликсу с просьбой помочь встретить их на заднем дворе, и выплакаться от страха, что пережила только что.       – Всё позади, – пытался успокоить Чхве, одной рукой приобняв младшую за плечи, будто свою родную дочь. – Ты хорошо справилась, но не стоило заходить далеко от бара.       – Я знаю, – всхлипывая, кивнула она.       Как и ожидалось, Феликс ждал у черного входа. Минхо подъехал как можно ближе, багажником – к двери. Старший взял два тела, и Ли – одно, перебитое грузовиком. Йеджи как можно скорее юркнула в здание, и первое, куда она побежала, ни о чём не думая – это комната Юны, находящаяся из соображений безопасности именно в баре. Подсобное помещение, преобразованное в жилое, хорошо закрывалось изнутри, и доступ в это крыло заведения имели лишь сами эндорфинцы. Шин не собиралась спать, и отчасти именно потому, что ждала возвращения подруги. Само собой, она открыла, не задумываясь.       – Онни! – младшая была рада возвращению Хван, но от одного вида крови на руках и слез на щеках девушки ей стало невероятно тяжело на душе. – Что произошло?       Йеджи ничего не отвечала. Она просто стояла в дверном проеме, обнимая девочку-подростка и заливая её футболку реками слёз. Сердце Юны забилось чаще, и старшая это наверняка чувствовала тоже. Кто знает, сколько они простояли так, прежде чем наконец зайти и сесть на застеленную кровать, продолжая вместе плакать в обнимку. И сколько ещё они провели так, в попытке успокоиться, пока не постучалась Хвиин:       – Вы есть будете, детки?

***

      Потратив на поиски лейтенантов и офицера полиции целую ночь и утро, блюстители закона не то чтобы просто разозлились – они пришли в ярость. Объявили траур по трём самым перспективным следователям района, если не целого города. Тот, что пострадал первым, находится в реанимации и, возможно, скоро составит компанию своим коллегам на том свете.       Однако один пропавший без вести все-таки получил больше всех соболезнований, которых он, к сожалению, уже не услышит: Чон Джэхён. Он всегда был самым отчаянным, и не то чтобы эта слава всегда была доброй.       – Господин Ким, – спросил один из младших следователей у Кибома, потерявшего своего хубэ и, фактически, самого близкого в отделе, – вы сожалеете?       – О чём? – насмешливо недоумевал детектив, вскинув брови и в целом ведя себя так, будто убили не его коллег, а какую-нибудь муху.       – Мне казалось, Джэхён был вам довольно близок как товарищ.       – Он был идиотом, лейтенант Пак. И получил то, на что нарывался, – высказал Ким и, усмехнувшись, добавил: – Я, конечно, знал, что этому балбесу уготована нелепая смерть, но чтобы какая-то девчонка... Да, Чон Джэхён был всего лишь неспособным идиотом.       Даже стоя у поминального алтаря, где рядом с фотографией неизменно улыбающегося Джэхёна лежали букеты цветов, его любимые вещи, включая фуражку и значок полицейского, Кибом не почувствовал ни капли сожаления. Будто бы и лейтенант Чон, и другие следователи были лишь пешками. Может, для него это действительно было так. Он не оставил ни единого цветка, не высказал слов соболезнований убитой горем матери храброго полицейского, не пожалел ни разу о том, что в тот вечер его не было на ежедневном патруле. Но пообещал себе, что эту рыжеволосую мутировавшую единицу он лично втопчет в землю.