***
Закрыв глаза, Минхо открывает их вновь, но сейчас перед ним уже не серые стены маленькой холодной комнаты, а бескрайний зеленый луг. Вокруг множество полевых цветов, таких прекрасных в своей простоте. Над головой чистое синее небо, на котором нет ни единой грозной тучки. Такого мир, погрязший в идее промышленного превосходства над всем и вся, уже несколько лет не видел. А за спиной Чхве раскинулась высокая вишня на пике своего цветения. Розовые лепестки разносит ветром, вместе с ними унося прочь и всё, что было. Как хорошее, так и плохое. Может, где-нибудь эти воспоминания станут новым деревом, их будут беречь и поливать слезами. На нём всё та же белая рубашка в крови и частично порванные брюки, но уже нет ни ран, ни боли от них. И вообще так легко мужчина себя давно не чувствовал. Давно не дышал полной грудью, не думал, что худшее позади. Обойдя дерево, он вдруг находит Хвиин. Такую же безупречную, прекрасную, неземную, как всегда. Её длинные черные волосы спадают на тонкие плечи, прикрытые полупрозрачной рубашкой, как тогда, когда они впервые встретились. Это был дождливый день, в который никто не ждал совершенно ничего хорошего. В её руке — веточка альповой розы*. Чон вплетает цветок в серебристые волосы возлюбленного, глядя в глаза так, как смотрит лишь безгранично ласковая мать, что безоговорочно любит своё дитя. Легким, почти парящим шагом она подходит ближе, кладет руки мужчине на грудь. И касается его губ столь нежно, что едва можно почувствовать их жар. Минхо обнимает её в ответ. Пытается поцеловать. Но и без того полупрозрачный облик растворяется на его глазах. Будто бы рассыпается в песок и разносится ветром. Чхве сжимает руки сильнее, пытаясь почувствовать любовь своей жизни ещё хоть раз, но в итоге упускает её полностью. А после и сам начинает исчезать так же. Но до тех самых пор, пока он сам не стал единым с ветром, на его лице сияла улыбка облегчения.***
На утро вся Корея знала своих героев, «устранивших злобных людоедов». О том, что перебили далеко не всех и что эти существа в принципе не переводятся, конечно же, умолчали. Но зато премию Ким Кибому выписали. Казалось бы, все счастливы: город больше не боится и спокойно гулять по ночам, можно даже сказать отрывается по-полной, будто сорвавшись с цепи. Но очень вряд ли эта свобода подарит им счастье. Эндорфинцы были не только разбиты потерей своего «отца», но и рассержены. Ещё бы не устать от вечного чувства небезопасности. Каждый ощущал себя мишенью. Но кто-то ещё мог мириться со своей участью, а кто-то отчаянно хотел всё изменить, пусть даже ценой собственной жизни. И эдаким декабристом своего времени выступил Джебом. Никто не мог знать точно, что творится в голове у этого молодого человека, и это внушало страх ничуть не меньше, чем уверенность в том, что этот упертый баран до последнего вздоха будет бороться за своё. Джинен заранее выразил Ёндже соболезнования, понимая, что с таким бойфрендом, как Им, ему придется непросто. Джебом хотел мести. За всех, чьи жизни несправедливо оборвались. За всех, кто был ему дорог. Остатки разума, слава богу, напомнили ему о том, что один он не справится с целой вооруженной армией. Однако поначалу инициативы поддержать не проявил никто. Ни Феликс со своим бунтарским характером, ни Конпимук, всегда мечтавший о жизни в Каннам-гу, ни Йеджи с Юной, ни даже Ёндже, на которого Им рассчитывал больше всех. «Я не хочу вести себя так, как они хотят, чтобы мы вели себя», — убеждал он. Обиженный до глубины души, Джебом всё равно остался при своём. Ему оставалось лишь тщательно подготовить план и найти Чанбина. И он нашел, но уже не живым. Тогда, поняв, что точно потеряет Има в этой бессмысленной борьбе за несуществующим правосудием, Чхве изменил своё решение. «Всё-таки я обещал быть на твоей стороне несмотря ни на что» — так он говорил с той самой улыбкой на лице, единственной способной растопить сердце Бома. Об этом младший (возможно напрасно) умолчал, но уйти в мир иной вместе с возлюбленным, сражаясь за своё право жить, ему будет совсем не жаль. Вслед за Ёндже присоединился Феликс, сказав, что ему терять совершенно нечего. Смелое заявление, в награду за которое на юношу повесили важнейшую и сложнейшую роль приманки. План заключался в том, чтобы заманить одного, лишь одного не особо высокопоставленного полицейского в ловушку, а потом… Грубо говоря, сделать из него козла отпущения за все человеческие грехи перед пострадавшими от взрыва атомной станции более тридцати лет назад. По-настоящему жестоких мутантов сейчас можно по пальцам пересчитать, а вот жестоких людей, увы, гораздо больше разумных. Трое оставшихся вне игры от слова совсем не верили, что выживет хоть один из этих безбашенных смельчаков. Об успехе операции никто даже и не мечтал. Но у Джебома всё было продумано столь тщательно, что даже серьезное отклонение от изначального плана не станет помехой. Он предусмотрел абсолютно каждый возможный и невозможный поворот событий, потратив на это не только несколько бессонных ночей подряд, но и, возможно, частицу трезвого разума. Ёндже было страшно находиться рядом с ним в одной комнате, когда тот что-то бормотал себе под нос, рычал время от времени и бил кулаком по столу, разбрасывал вокруг себя скомканные бумажки с заметками. Одно время парень даже думал, что они оба слетят с катушек. Но день Х близился. И его дата совпадала с тем днем, когда Накамото Юта сдался полиции ценой спасения Югёма. Именно с этого дня в бывшем «Эндорфине» негласно принято отсчитывать начало всех бед. А Джебом ох как верил в значимость своего выбора. Точно так же, как верил в то, что всё получится именно так, как нужно. — Так, Феликс, повторяем ещё раз, — диктовал Им, расхаживая по пустой комнате без окон и дверей и кусая костяшки пальцев, — ты выходишь, как обычно, на охоту, находишь себе жертву, ранишь. Но не убивай сразу. Бэмбэм отследит местоположение следователей. Вечером они дежурят по двое. Второго мы с Ёндже отвлечем. Твоя задача — заманить его сюда, лишить сознания и связи. Только так, чтобы он очнулся к нашему возвращению. Понял? — Понял, — кивнул Ли. — Стой, сюда?! — переспросил Чхве возмущенно. — Ты забыл, что кроме нас здесь есть и другие? — Они не пострадают ни в коем случае, я предупредил их. — Зачем так рисковать, если можно просто найти другое место? — Ни один полицейский не станет стрелять просто в человека, даже посреди заброшенной больницы на окраине города. Дже, верь мне. — Я тебе верю, но… — Эй! — крикнул вдруг рыжеволосый юноша. — Я тоже здесь вообще-то! Давайте решать проблемы по мере поступления, а не создавать новые. — Пацан дело говорит, — ухмыльнулся Джебом, выдыхая и глядя в глубину глаз своего молодого человека. Тот в ответ лишь цыкнул и сел на пол у стены. С наступлением темноты план вступил в силу. Тройка спрятала лица под масками, но готова была в любой момент показать клыки. И пусть у одного очевидно тряслись коленки, нечто внутри боролась со страхом, как антибиотик со смертельным вирусом. Парни пробрались в центр кипящего ночной жизнью города вместе, разделившись почти сразу, как на горизонте показались две полицейские рожи. Город в этот день был особенно отвратно освещен и малолюден. И только широкие улицы, на которых впервые за несколько лет не пусто после восьми вечера, напоминали о жизни в Сеуле. С этого самого момента пути назад не было. Джебом сразу определил, кого из этой пары следователей, чинно расхаживавшей по тротуару, проще сбить с толку. «Этот точно сразу бросится вслед за приманкой, не разбираясь» — думал Им, глядя на человека с сережкой-штангой в брови. Второй внушал немного больше уважения своим лисьим взглядом узких глаз и пластырем на скуле. Хотя по тому, что весь их патруль проходил в отстранённой беседе друг с другом, можно было бы судить, что они оба так себе стражи порядка. — Вон тот, что пониже, — негромко сказал Им, кивком указывая на цель сегодняшней операции. — Его возьмет Феликс. Мы Ёндже отвлекаем второго. Всё ясно? Присмотревшись, Чхве и Ли кивнули. Джебом хлопнул младшего по плечу, как бы желая удачи, и под локоть потянул Дже в другую сторону. Эндорфинцы разделились, молясь о том, чтобы немногим позже встретиться живыми вновь. У златовласого австралийца сердце колотилось от волнения, да так, что, казалось, в один момент Джисон помашет ему ручкой с того света. Он поправляет белую маску на лице и сбрасывает капюшон, подставляя под тусклый фонарный свет медленно розовеющие, слегка кудрявые волосы. Радужки глаз теряют свой привычный шоколадный цвет почти полностью, становясь бледно-лазурными. Перед глазами всё маленько плывёт, напоминая о прошлой ошибке и попытке решать самостоятельно, жить ему или нет. Ёндже не понял, почему Джинён назвал Ли суицидником, неохотно отпуская тот на рискованную вылазку. И хорошо, что не понял, а то вряд ли допустил бы, чтобы бывший самоубийца участвовал в миссии как живая приманка для жертвы расплаты. А Джебом даже невзирая на это знал, что этому парню можно доверять. Забега вперед следователей, юноша замечает одинокую девушку, спешащую куда-то. По всей видимости, школьница. А значит и лёгкая добыча. Та сворачивает на другую улицу, и Феликс следует за ней. Догоняет и наносит удар коленом в поясницу, сбивая девушку с ног и заставляя вскрикнуть достаточно громко, чтобы быть услышанной. — Ты тоже это слышал? — спрашивает Чангюн Чжухона, приостановившись. — Слышал, — прорычал Ли, закатывая глаза в недовольстве тем, что придется работать, но после ухмыляясь по той же причине, и хрустнул пальцами, разминая руки. — Погнали. — Офицер! Нужна помощь, срочно! — окликнул их Ёндже. — Там драка из нескольких человека, у одного из них оружие! Раздался выстрел. Им и Ли переглянулись. С конца квартала вновь раздался девичий голос, просящий помощи. — Ты беги на крик. Если там кто-то из этих тварей, стреляй, — жестом сказав младшему «увидимся», Чжухон последовал за парнем с повязкой на глазу. Всё-таки инициировать драку оказалось достаточно убедительной тактикой отвлечения, как и предполагал Джебом. Чангюн ринулся на крики, продолжавшиеся так долго, что жертву нападения, очевидно, избивали и отчаянно чего-то от неё хотели. По взвизгу «Не ешь меня, тварь!» младший следователь понял, что точно придется стрелять, и перезарядил пистолет на ходу. «Лишь бы хватило пуль…» — молился он, вспомнив вдруг, что совершенно не умеет стрелять как подобает. — Не двигаться, это полиция! — прокричал Им, стреляя в асфальт. Он растерялся и застыл на месте, когда на него повернулся невысокий, но широкоплечий некто в маске. Этот некто тут же подхватил свою жертву, закинув себе на спину и сделав своим живым щитом, и бросился в бега, петляя из стороны в сторону и не давая даже прицелиться. И детектив, конечно, следом, что было сил бежал за нарушителем, но не мог его догнать от слова совсем. Этот парень совсем не так прост, как он думал, ибо развивать такую скорость не способен даже рекордсмен книги Гиннеса. На ходу Чангюн выпустил несколько пуль, пытаясь сбить беглеца с ног. Однако всё тщетно: четыре из пяти выстрелов очевидно промазали и поразбивали витрины, а один задел ногу бедной девочки. — Что ты, твою мать, такое?! — крикнул следователь Им вслед розововолосому мутанту, следом за ним сворачивая в самый грязный, безлюдный и богом забытый район Сеула. Феликс удачно выполнил половину своей части плана, приведя инспектора полиции в их логово. Тем временем парочка вечно рискующих влюблённых возвращалась со своей более-менее успешной отвлекающей операции. Джебому пришлось немного попотеть и побыть типичным уличным гопником, чтобы план сработал, и ввязаться в драку именно с такими представителями загнивающей молодежи, которые из маленького словца в их сторону реальны способны раздуть бойню на ножах. И пока Ёндже оттягивал своего бойфренда с разбитым носом в сторону, коп повязал того идиота, что достал раскладной нож и приготовился вырезать противнику печень. — Не мог придумать другого способа? — ворчал Чхве на бегу, с досадой смотря на стекшую по лицу старшего капельку крови. — Главное, что сработало. С Феликсом они пересеклись на втором этаже здания. К тому моменту жертва-приманка давно была без сознания из-за потери крови от раны в бедро, а полицейского Ли ввел в отключку за считанные секунды до возвращения сонбэ. Тот был уже слишком утомлен длительной пробежкой, чтобы составлять мутанту конкуренцию в рукопашном бою (а патроны у него кончились). Только приведя дыхание в норму и отмахнувшись от расспросов Ли, что случилось с его носом, Джебом озвучил повторил дальнейший план действий: — Фел, ты уносишь девочку повыше, а ещё лучше — находишь кого-нибудь, кто не прочь с ней разобраться. Мы займемся этим индюком, — пренебрежительно рыкнул Им, пнув ногой раскинувшегося полицейского. — Осторожнее с ним. Я удостоверился в том, чтобы не было прослушки и записи, телефон не отследят: здесь не ловит. Но мало ли, — проявил беспокойство австралиец, перекидывая бессознательную школьницу через плечо и унося прочь. Джебом усмехнулся вслед этому мальцу: как же он вырос. Но не проходит и минуты, как его внимание переключается на Ёндже. — Позволь-ка мне… — он тянется рукой к лицу младшего, бережно убирая прядь синих волос за ухо парня и снимая с его лица повязку. — Тебе же не перед кем скрываться сейчас, верно? Тот в ответ расплывается в хищной, дьявольской полуулыбке. За секунду он сокращает расстояние между ним и его мужчиной, всего на мгновение касаясь губами его губ. «Если сходить с ума, то только с тобой» — читалось в его томном взгляде, в его глазу чернее ночи, будто бы мелькнувшем синим пламенем на миг. Чхве присел на корточки рядом с копом в отключке, начиная бить его по щекам, приводя в сознание. «Вставай, ты должен страдать за всех, кого вы убили» — подначивал Джебом со стороны, затачивая раскладной нож об угол бетонной стены. Но тот, на чьем бейдже значилось имя Им Чангюн, никак не приходил в сознание. Тогда черноволосый со злости ударил его ногой снова, в этот раз с куда большим размахом, под ребро. И тогда блюститель закона наконец очнулся, по мере возвращения сознания осознавая боль и корчась от неё в три погибели. — Что, черт возьми, происходит?! — вскрикнул он, тут же получая по спине, но на этот раз — от Ёндже. — Ты ещё не понял, офицер? — с хитрой мелодичностью в голосе промолвил Им, подходя к жертве ближе и разворачивая к себе ногой. — Время расплаты. — За что? — прохрипел тот и сплюнул сгусток крови. — Хм, дай-ка подумать… — прокрутив нож между пальцев, черноволосый резко оторвал Чангюна от земли за ворот куртки и впечатал спиной в ближайшую стену, заставив кричать от боли. — Может, за то, что такие как мы не имеют права жить в обществе? За первой причиной последовал первый ножевой удар. Пока что это лишь порез, пришедшийся по плечу и наполовину оторвавший рукав полицейской кители. Однако он причинил достаточно боли, чтобы заставить младшего следователя изо всех сил вырываться и стонать. — Что насчет всех невинных людей, которые из-за ошибки людей уже никогда не смогли жить нормальной жизнью и, возможно, погибли ни за что? — присоединился Чхве, подняв выпавший из чужого кармана огнестрел и разбив его рукояткой бровь копа. И добавил ещё удар по виску, обрамляя лицо полицейского кровью и нервно усмехаясь: — Откуда тебе об этом знать, правда? Ты же сам по себе чудовище. Джебом краем глаза посмотрел на Ёндже, еле узнавая в нём того, кого всем сердцем любит. Но от этого чувствуя, как сердце начинает колотиться быстрее. Он им гордится, это точно. Именно за него, за своего милого, чью судьбу он своей любовью загнал в тупик, он нанёс ещё один ножевой удар — теперь лишая рыжего страдальца почки. Это так, за то, что его наняли очевидно с целью однажды принести голову Чхве к ногам Ким Кибома. Чтобы не кровь его возлюбленного лилась под ноги, а этот человек-пешка в руках властей страдал вместо него. Джебом с упоением наблюдал, как одни лишь удары держат несчастного в сознании, как он еле дышит и дрожит. Такой жути он не вытворял ещё никогда, но останавливаться был не намерен. — Это за Накамото Юту, — прорычал Им, всадив лезвие глубоко в правое бедро Гюна. У того силы иссякали поминутно, и даже кричал он уже не так громко. Однако в глазах его не было уже ничего, кроме боли: ни гнева, ни мольбы о пощаде, ни страха. — За Джисона, — продолжил одноглазый, вытянув из рук Джебома нож и саданув им по всей груди детектива. — За Хвиин, — Им вернул холодное оружие себе и всадил под ребро жертвы, — за Юхён, — прокрутил внутри и выдернул вместе с осколком кости, — за Минхо, — прикрикнул громче обычного, вонзая нож в брюхо ненавистного ему человека. Ёндже отошел в сторону, наблюдая за тем, как уже перепачканный чужой кровью Им вошел в азарт и рвал плоть ещё живого мента в клочья. Спектакль уже близился к завершению. — За Югёма, — он вновь расковырял огромную кровоточащую рану в теле юного полицейского, — и за Джексона, сукин ты сын! Последнюю фразу Джебом прямо-таки прокричал во весь голос, чуть ли не со слезами на глазах, и вспорол живот козлу отпущения, завершительным аккордом выпуская его внутренности и отпуская на пол уже всего лишь безжизненную куклу. И сам упал на колени, истощенный эмоционально. Продырявил грудь полицейского ещё раз шесть, отбросил нож и закричал куда-то в высоту. Каждый сосуд в его теле пульсировал от ярости и вместе с тем горечи. На миг Ёндже стало за него страшно. Он бросился к своего мужчине, обнимая со спины так крепко, точно он — крепость, надежно сдерживающая его демонов внутри, не давая им выйти наружу и начать творить необратимый хаос. И Им действительно начал успокаиваться, мало помалу восстанавливая дыхание и повторяя, положив ладони поверх ладоней Чхве: «Мы сделали это, мы сделали это…» На утро в самом центре Сеула, на фонарном столбе, красовался подвешенный изуродованный труп детектива без глазных яблок и внутренностей, окрашенный в бордовое уродство собственной засохшей крови и одетый в посмертный позор. Это было первым и последним предупреждением от мутантов, напоминанием о том, что они — не просто шайка разбойников. Что шутки с ними не обойдутся бесследно и безнаказанно. К сожалению или к счастью для них, сюрприз не понравился ни горожанам, ни городским властям, ни главе детективного департамента Ким Кибому, ни его марионеткам. Они сравняли счёт, но проигрывать не намерены.