***
Обычно, когда Марк чувствовал себя подавленно и особенно скучал по Ёндже, былым временам и работе на студии, он оставался в участке допоздна, пытаясь отвлечь себя разгребанием бумаг и прочей нудной работёнкой, за которую кроме секретаря никто и не подумает взяться. Сегодня же он спешил домой как можно скорее, не имея моральных сил вообще ни на что. Миссия уже завтра, надо хотя бы попытаться уснуть, но очевидно навряд ли у него это получится. Его тешила лишь мысль о том, что, вероятно, завтра он вновь увидит Чхве. Пусть с такой же вероятностью он погибнет, ибо откровенно не приспособлен к работе сродни спецназовской, хоть и проделывал их трюки в прошлом. Странно, что Кибом вообще отправил его на это задание. Тем не менее, чего-то этот риск да стоит. Сегодняшним лучшим другом Туана однозначно станет вино и закрытый Твиттер, в котором у него нет ни одного читателя. Он ведет его как никому не видимый онлайн-дневник, куда в основном выливает всё дерьмо, что у него на душе. Может, не помешало бы копить ненависть к завтрашней битве, но уже поздно. Даже не наливая красное полусладкое в бокал, парень пытался побыстрее впасть в состояние забытья. Однако вместо привычной сладкой дрёмы по пьяни к нему приходили лишь душераздирающие галлюцинации. Словно его звала мать, отговаривала идти куда-либо, просила вернуться в Америку. А ведь она давно мертва. Как и надежды Марка. Только вот её забрал туберкулёз, а желание молодого человека кануло в Лету вместе с многолетней дружбой, что уже никогда не вернется. Может, ничего бы не случилось такого, если бы не чувства. Любовь (что Ёндже к его бывшему парню Дэину, что Марка — к Ёндже) разрушила жизни их обоих. Зачем же природа придумала то, от чего неминуемо страдают и любящий, и любимый? Туан слишком часто размышлял о том, кто же всё-таки виноват. Он, влюбившийся в лучшего друга? Ёндже, переспавший с едва знакомым ему мужчиной на первом же свидании? Джебом, переступивший незримую черту между миром мутантов вроде него и людей вроде Ёндже? За одной бутылкой последовала вторая, третья. Сознание помутнело и поплыло. «Интересно, если меня прикончат, кто это будет? Как это будет?» — размышлял черноволосый, полулёжа-полусидя развалившись на полу около кровати, что давно не застилается и находится в таком же хаосе, как и вся жизнь Марка. «Почему это вообще происходит? Может, мне просто не место в Корее. На земле в принципе. Я не должен был рождаться. Боже… Мама, прости меня. Если бы только я следил за дорогой, если бы только… Сколько всего не случилось бы, если бы невзаимных чувств не существовало! Если бы я мог хотя бы не любить его уже так долго. За что мне это, мама? Дедушка убил столько людей на войне, а я за него получаю от кармы по полной. Должно быть, именно так это и работает, раз других объяснений найти я не могу. Хотя не может же всё быть так просто…» В один миг сознание вдруг пропадает и возвращается уже совершенно в другом месте, в другое время. Если быть точнее, брюнет вдруг обнаруживает себя лёжа в наполненной ванной. Туда брошен даже не подключенный к розетке фен, в его руке — поднесённое к запястью лезвие, что уже не в первый раз оставило бессмысленные поперечные порезы, что лишь кожу травмируют и со временем заживают уродливыми шрамами. Они только клеймят, не более. Однако на предплечьях Туана их почему-то больше, чем «живой» кожи. А очнулся Марк не оттого, что резанул, кажется, слишком сильно и теперь нуждается в помощи, а оттого, что ему звонят. Он пробегает в другую комнату, как есть, голышом, даже не пытаясь останавливать кровотечение темно-вишневой, густой крови. Голова кружится, всего-то. А звонит ему Ким Кибом. Ну и как тут не снять трубку? — Добрый… доброй ночи, гопсо… господин Ким, — поправляет себя Туан, глядя на часы. Свою нетрезвость он даже не пытался скрывать. А боссу было, похоже, пофиг. — Чем могу помочь? — Боюсь, помощь нужна тебе, а не мне, — вздыхает мужчина на другом конце провода. — Я под окнами. Впустишь? — Не ожидал, что вы станете спрашивать разрешения. — Так что? — спрашивает старший снова, усмехаясь совершенно несвойственным для него образом. — Офицер Ким, вы пьяны? — рискует спросить Туан, а сам икает и пошатывается на месте, падает на кровать и едва не роняет телефон. — Сдается мне, сегодня все знатно накидались. — Могу я вас попросить кое о чём? — Попробуй. — Вызовите скорую.***
Хван Йеджи всегда знала, где можно найти Джинёна, если ей это нужно (что бывало крайне и крайне редко). Этот мужчина не менял своих привычек и принципов, сколько бы лет ни прошло, а девушка в свою очередь была, пожалуй, самой упертой овцой из всех, кто некогда относился к чудесному месту под названием «Endorphin bar». Так, она застала главу в библиотеке, находящейся максимально близко к окраине. Здесь его знает уже каждая библиотекарша, и нет ни одной полки, с которой Пак ещё не брал книгу. На этот раз он сидел в самой глубине совершенно пустого читального зала, в красном бархатном кресле. Все, кроме него, казалось, забыли о том, что можно читать и с бумаги, а не только с электронных книг, которые ценятся за компактность. Даже ресепшенистка нечто пыталась разглядеть в планшетном компьютере вместо того, чтобы хоть немного поработать с тем, на что вырубили все леса. — Который уже раз ты перечитываешь эту книгу? — своеобразно поздоровалась Хван, уже в который раз увидев в руках старшего «Преступление и наказание» Достоевского. Она присела на подлокотник кресла, где величественно раскинулся Джинён, настойчиво привлекая к себе внимание. Выражение её лица выражало необыкновенную серьезность и безрадостность. — Что тебе нужно? — пропустив половину потенциально милой беседы, со вздохом спросил лидер. Он поднял на неё глаза, чего совершенно не хотел делать, посмотрел в её глаза безо всякого следа прежнего огня в них и снова вздохнул, но теперь уже от разочарования. А ведь раньше в них было хоть что-то. Не прошло и минуты, как Пак опустил глаза на страницу вновь. — Я ухожу. — Куда? — совершенно спокойно поинтересовался Нён для приличия. — Без понятия. Возможно, в Пусан или Намъянджу, к примеру. — Надолго? — Навсегда. Тут Джинён наконец соизволил посмотреть Йеджи в глаза и даже отложил книгу. — И всё? — Да. — Йеджи, — Пак усмехнулся. Вернее даже сказать, насмехнулся над девушкой, — зачем ты мне об этом говоришь? Если нужны деньги, то знай, их нет: Джебом с Ёндже всё пропили, а то, что не пропили, Бэмбэм растратил на шмотки. Мне вообще плевать, куда ты денешься. Если бы ты просто сдохла, я бы и бровью не повёл. — Ну, хотя бы честно сказал, — прошипела она сквозь зубы, глотая ненависть и желание набить этому книжному червю лицо. — Иди, бога ради, на все четыре стороны. Только учти — если хоть что-то из известной только своим информации утечет куда не надо, я лично разберусь с тобой и всеми, кому ты хоть что-нибудь сболтнешь. — Да больно надо, фыркнула Хван и развернулась, уходя восвояси. Или, иначе говоря, в никуда. Ибо куда идти, она не знала. Прощаться с остальными не сильно-то хотелось. Лишь Юне она сказала пару слов на прощанье. С парнями она почти не контактировала, вряд ли они вообще заметят её уход сразу. Может, недели через две всё всплывет, если только Джинён не сообщит им исключительно потому, что он якобы предводитель. Возможно, она присоединится к какой-то другой группировке подобных ей (а таких в Сеуле пруд пруди). Возможно, в самом деле уедет в другой город, если транспортное сообщение не закрыли из-за усиленной охоты за мутантами. А пока два высоких хвоста темно-бурых волос развеваются за гордой спиной особы, пустившейся в странствие без шанса на скорое пристанище.***
Серые стены всё так же угнетают. Так и хочется взять кисть да краски, раскрасить их как следует во все цвета радуги. Правда, тогда это место станет ещё более похоже на жуткую заброшенную психушку (коей в какой-то мере и является), что не совсем привлекает как перспектива. Ёндже не раз думал, почему они не могут, хотя бы вместе с Джебомом, устроиться куда-нибудь хоть на полставки и снимать каждую неделю по новой комнате в новом отеле, чтобы не нашли… Ах да, господин Пак же запретил. Ему, видимо, кажется, что среди руин и вне зоны доступа живётся лучше. Чхве без всякой цели расхаживал по уже знакомым отсекам бетонной коробки, что несколько лет назад служили палатами для больных. Он даже задумался: кто мог лечиться в этой больнице, от чего, а главное — почему её забросили? Может, здесь пытались лечить мутацию? Хоть взрыв произошел, если ему не изменяет память, под Тэгу, сеульские больницы всё-таки лучше оснащены всем для спасения людских жизней. Вдруг он натыкается на мирно курящего Джебома. Тот смотрел в стенку крайне задумчиво и даже немного грустно. Признаться, такое состояние у него уже не первый день, а ещё с того дня мести. Это не могло не беспокоить. Сердце Ёндже словно выкручивалось и перетягивалось аортой поперёк, когда он видел своего возлюбленного таким. Ладно, если бы они вместе переживали это. Так Чхве же совершенно спокоен относительно содеянного ими, в отличие от Има. Он облокачивается на ту же стенку, у которой стоит старший, наблюдает за ним какое-то время. Вновь обращает взгляд на каждую родинку, каждый изгиб. Всё это так знакомо, но так симпатично по-прежнему, что улыбка на лице младшего появляется сама собой. Он ловит губы Джебома своими, когда тот делает очередную затяжку, целует с нежностью, отстраняется и выдыхает «украденный» дым в сторону. Отличный ход, чтобы обратить на себя внимание и выдернуть обладателя длинных смольно-черных волос из его чертог разума. — Что такое, солнце моё? — слегка обеспокоенно спрашивает старший, убирая с лица Дже сильно (читать как сильно привлекательную) отросшую челку. — Это мне стоит у тебя спросить, — ещё более неспокойно перевёл стрелки черноглазый. — Никогда не видел тебя таким закрытым и отстраненным. Просто в голове не укладывается. Ты убил столько людей, а это тебя вдруг поразило? — Если бы дело было в этом, — с грустной улыбкой произнес Им, опуская глаза, и потушил сигарету о близстоящую стену. — Я прокололся. — В чём? — парень положил руки на плечи любимого, складывая их в замок у него за шеей. — Та девочка, которую Феликс использовал как приманку для полицейского. У неё ведь точно был телефон. — Это точно? — Чхве свёл брови к переносице и соприкоснулся лбами со своим молодым человеком. — Не знаю. Постоянно думаю об этом. И если это так, нам конец. Потому что связь здесь ловит. Даже если телефон полицейского мы уничтожили, у девчонки телефон был. Да, черт возьми, точно был! Какой подросток ходит без смартфона сейчас! — Тш-тш-тш, Джебом-а, — успокаивал Ёндже, переместив ладони на щёки возлюбленного. — Может он выпал или потерялся по дороге. Феликс принёс её без сумки или вроде того. Нёс лишь бы как. — Это ничего не гарантирует. — Хорошо, пусть так, — он переводит дыхание и смотрит в глаза Джебома. Аж коленки подкашиваются. — Тогда я гарантирую, что, как бы там ни было, ничего плохого с нами и остальными не случиться. Сколько раз мы уже давали отпор? Всё будет хорошо, Джебом. Я обещаю. И ведь ничего не остаётся, кроме как поверить. И вновь почувствовать вкус таких знакомых, родных губ, с которых слетают исключительно правильные слова. Слова, в которых истинно нуждаешься. Даже если это неосознанно, но заведомо вранье, или скорее излишняя уверенность. В жизни должно быть хоть что-то сладкое, будь то конфеты с вишневым желе или ложь.