***
Ёндже возвращается в комнату отеля с одной единственной мыслью: у него меньше двух суток, чтобы спасти возлюбленного или потерять его навсегда. Это не позволяет ни есть, ни спать, ни просто дышать нормально. Ему хотелось вернуться в заброшенную больницу, только чтобы закричать во всё горло. Он пиздец как не уверен в себе. В том, что сможет сделать хоть что-то. Но апартаменты парень делил с Юной, и никаких проявлений слабости он себе позволить не мог просто потому, что ей точно так же страшно. А кто, если не он, старший, внушит ей, что всё будет хорошо? — Ёндже-я, ты совсем бледный, — взволнованно подмечает Шин, когда видит Чхве. — Где ты был? — Не важно, — натянуто улыбается он. — Я оставила тебе бедро в холодильнике. Поешь, пока свежее. — Спасибо, — действительно искренне поблагодарил старший, в ту же секунду ощутив болезненные спазмы в пустом животе. Аппетита не было никакого, но он буквально заставлял себя: «Кусочек за Джебома, и ещё один, и ещё один… Давай, тряпка, это всё ради Джебома». Он никак не мог прогнать мысль о том, что никогда не найдет Има. Что шанс найти его ещё живым и выжить при этом самому ничтожно мал. Едва не впадая в отчаяние, Ёндже каждый раз бил себя по ноге. Должно быть, там уже даже не синяк, а гематома, но, пока это помогает держать себя в трезвом уме, плевать на последствия. По словам Марка, от заключенных избавятся уже завтра. Он обещал держать Дже в курсе дел, но, по-правде говоря, это мало успокаивало. Необходимо было решаться быстро. Возможно, принудить Туана быть посредником. А может, найти другого, кому позволят навестить Има в заключении. Нет, первое кажется более реальным. Вряд ли самого опасного преступника страны, количество жертв которого уже невозможно посчитать, допустят ко встрече с кем бы то ни было. Даже если этот преступник — всего лишь генномодифицированная ошибка природы, совершенно не виноватый в том, что не может выживать иначе.***
В тот же день секретарь Ким Кибома выходит на работу во вторую смену, несмотря на то, что ему полагается отпуск за его заслуги. Марк всё так же не чувствует себя живым. После того, как была объявлена активная охота на мутантов, многие поувольнялись, и офис опустел. Те, кто остался, носил сплошь чёрную одежду и минимум аксессуаров, почитая память тех, кто отдал жизнь на благо народа. Да и чувствовал себя Туан, мягко говоря, как будто всё-таки упал с многоэтажки и чудом поднялся, собрав себя по кусочкам. Однако ему удавалось удивлять коллег улыбкой, что порой появлялась на его лице. Никто, вообще никто не видел, как он улыбается. — Ты что, девушку себе нашел, герой отечества? — смело предположила Ёнсан, в тот момент перебиравшая оставленные ей записки от департаментского фармацевта. — Очень смешно, — закатывал глаза Туан. Он прекрасно чувствовал, как покраснели его уши. О его ориентации среди коллег не знает никто, и не дай бог хоть кто-то заподозрит малейшее отхождение от нормы — отношение к нему тут же поменяется, он уверен. — Где ты был тогда? — В больнице, — солгал американец и отвел взгляд в окно. — Зачем? — изогнув бровь, спросила Ким. — Нужно было заново наложить швы. — Какие еще швы? — Слушай, из тебя вышел бы отличный дознаватель! — Сочту за комплимент, — широко улыбнулась девушка. Вдруг её лицо отобразило всю усталость офисного планктона, ненавидящего свою работу. — Ты что-нибудь понимаешь в этих формулах? — Ну, как сказать… А что это? — Мне поручили пытать этого мутанта, которого ты взял, и проверить реакцию его организма на… Вот это, что это? — темноволосая указала на прописанную в записке формулу C₆H₁₂O₆. — Минутку… Мутанта? Одного? — Да, второй попытался сбежать, и Чжухону пришлось преждевременно устранить его. — Это не тот, у которого волосы серо-синие? — Я не уточняла. Вроде, это тот, которого ты привёл первым. Так что это за вещество? — Глюкоза, — решительно ответил бывший отличник, стараясь не думать о том, что этот Джебом вполне мог организовать побег. — Это простой углевод. Я, конечно, не доктор, но, если мутантов убивает человеческая еда, то и это его убьет. Хотя… Чёрт знает, в определенной дозе глюкоза может быть смертельна и для человека. И вообще, человеческое мясо же тоже содержит глюкозу в какой-то мере. Откуда-то же они берут энергию. А поскольку мутанты более выносливы, то понадобится значительная доза, чтобы его убить. Ёнсан вроде пыталась слушать, напрягала свой гуманитарный мозг, как только могла, но не понимала ничего. «Этому молодому человеку надо не секретарём работать, а в медицину идти!» — думала она, делая вид, будто его слова хоть немного прояснили картину того, что значит эта страшная формула в документе и что ей с ней делать. — Эм… Окей, — кивнула она, ещё раз пробегаясь глазами по тексту, доверенному ей. — Ты сегодня снова допоздна? — Скорее всего да, меня ведь не было первую половину дня. — Береги себя, Марк, — выражение лица Ёнсан вдруг сменилось на серьезное, строгое, как у школьной учительницы. — Это всё ненормально само по себе, а ты погружаешься в работу с головой. Не забывай, что мы занимаемся не просто криминальной группировкой, а аномальным явлением. — Мы? Я просто секретарь, милочка. — Не прикидывайся дурачком, ты совсем не такой. Вопреки всем ожиданиям, Ким подошла к коллеге ближе, чем когда-либо, и крепко обняла, как старого и дорогого друга. Мягко говоря, Марка это удивило. Не то, чтобы эта девушка казалась особенно холодной и закрытой — напротив, из всей четверки спецотряда она была самой коммуникабельной и светлой. Возможно, настолько сильно Туан отвык от подобного, что уже и не думал о том, что сотрудники полиции будут с ним столь добры. Однако он всё же приобнял её в ответ одной рукой, на ухо пожелав удачи на допросе. А сам же бросился набирать сообщение Ёндже. С его помощью у Чхве наконец появилось средство связи снова спустя продолжительное время, и Марку очень льстило то, что его номер окажется первым в списке контактов.«Ёндже, это Марк. Джебом ещё жив, но это не стопроцентная информация. Он пытался сбежать с кем-то, одного из них убили. Будут пытать, потом убьют. Держу в курсе. У меня есть доступ к нему, если что. Удачи.»
***
Звук оповещения заставляет едва ли не проскочить. Кажется, окончания самой скучной пары в университете Ёндже ждал не так сильно, как сейчас ждал хоть какой-нибудь вести касательно Джебома. Он сел на пол по привычке и подобрал под себя ноги, трясущимися руками держа телефон и вчитываясь в каждый символ сообщения. Перечитав текст раз пять, Чхве глубоко вздохнул, прикрыл глаза на секунду и попытался убедить себя в том, что Бом не такой идиот, чтобы пытаться сбежать в первый же день заключения. Ответ последовал незамедлительно, потому что Чхве уже давно знал, что хочет знать и что ему нужно. А что он собирается делать придется придумать на ходу, потому что ситуация, оказывается, может поменяться в любую минуту.«Спасибо, что написал. Во-первых, в любом случае, пожалуйста, передай Джебому, что я люблю его, если он всё-таки жив. Во-вторых, узнай, пожалуйста, как именно его собираются убить. Заранее благодарю.»
Почти сразу ему ответили:«Как скажешь.»
Чхве потянулся за бутылкой виски, стоящей на тумбе у кровати, и сделал несколько глотков со дна. Уже пустую стеклянную тару дико хотелось разбить об стенку, чтобы снять стресс хоть немного, хоть на секунду, но положение требовало держаться. Ёндже и так сам не свой, вызывает подозрения не только у работников отеля, но и у Юны, и даже у самого себя. Что уж говорить о Марке, который, по сути, доверился уже новому Чхве Ёндже, крайне мало похожего на того, кого он знал прежде. Всё существование сейчас словно сводилось к тому, чтобы понемногу свести Чхве с ума. И постоянное ощущение потерянности, и вечная напряженность, что донимала с каждой минутой, и страх. Каждую секунду, в том числе и в эту, он обещал себе, что ни в коем случае не позволит Джебому умереть где-то не с ним.***
Снова эти удары каблуков по коридору давят на нервы. Сейчас они уже другой ритмичности и темпа, другой звонкости и, скорее всего, женские. Но даже это не сильно облегчает ситуацию. Джебом не хочет умирать взаперти. Не хочет закончить настолько бессмысленно и примитивно, даже не попрощавшись с Ёндже и не сдержав обещание вернуться за ним. Пока минута тянулась вечность, он дал слово самому себе, что обязательно выберется отсюда, живым или полуживым. И сегодня он не умрет. В допросную входит Ёнсан. Её лицо немного знакомо Иму, и, по-правде, этой девушки он опасался гораздо меньше, чем Чжухона. Напрасно или нет — сейчас и выясним. В её руках ничего нет. Но что-то подсказывает, что это ненадолго. Кивком девушка указывает на стул, оснащенный ремнями и прочно прикованный к полу. Джебом, как дорожащей своей жизнью заключённый, слушается, садится в указанное (возможно, электрическое) кресло и позволяет себя пристегнуть к нему на все ремни, что перетягивали запястья, предплечья в трёх местах, живот под рёбрами, ноги под коленями и над лодыжками. Неприятно, но потерпеть можно. Белокожая барышня, завершив первый этап процессии, отходит на два шага от допрашиваемого, осматривает это странное голубоволосое создание, оценивает визуально. Про себя же думает: «Как жаль, что такой красивый молодой человек родился таким уродливый внутри». — У тебя есть имя? — спрашивает она, достав из заднего кармана широких штанов блокнот и ручку. — Им Джебом. — Возраст? — Двадцать шесть. — Семья, родственники? — Мертвы. — Имели отношение к аварии на атомной станции под Тэгу в 2007? — Да. — Ты признаешь, что совершал убийства ради употребления в пищу человеческой плоти. — Да. — Хорошо, — записав то, что ей было нужно, Ким убрала блокнот и подошла к мужчине ближе, склоняясь ближе и глядя ему в глаза. — Они карие? — Как видишь. Думала, будут желтые и со зрачком, как у козла? — Вроде того. Значит так, Им Джебом… У тебя есть выбор. — Оу, вау. — Слушай, — раздраженно цыкнула молодая особа. — Мне было приказано пытать тебя, как подопытную крысу, а после убить. Но, по-правде говоря, марать руки о твою симпатичную физиономию мне не особо хочется, так что выбирай. Либо мы тянем время пытками, и в последствие я убиваю тебя, либо у тебя есть одно желание, но ты съедаешь клубнику прямо сейчас и умираешь в муках в течение нескольких часов. — Как это мило с вашей стороны. Могу я подумать минуту? — Да, собственно, хоть десять минут, — пожала плечами Ким. — Но учти, будь на моем месте агент Ли, ты бы уже плевался кровью, как этот ваш… Ну, как его… У него ещё была блондинистая подружка с каре и ребенок. — Минхо, — прорычал Им, не скрывая недовольства тем, что эта тема всплыла. — Неважно, — пожала она плечами. — Мы друг друга поняли. Очень даже кстати в стекло, открывающее вид на пыточную из коридора, постучался Марк. Ёнсан вынуждена была выйти и закрыть за собой дверь на ключ. — Будь хорошим мальчиком, — Ёнсан подмигнула преступно красивому каннибалу и вышла. Через стекло Им видел, что она заговорила с коллегой, но не мог расслышать слов. — Что случилось? — Не хочешь сходить на перерыв? — Я только приступила к работе. — Мне нужно сказать этому молодому человеку пару ласковых. — Секретари у нас теперь пытками занимаются? — девушка ухмыльнулась. — Нет, он полностью твой. Я просто хочу поговорить. Знакомы лично. — В каком смысле? — Он был барменом в одном баре, куда я раньше ходил чуть ли не каждый вечер. — Главное не выпускай его, а то Кибом на нас собак спустит. — Замётано. Неожиданно для Джебома, вместо черноволосой полицейской в допросную заходит Туан. Теперь, когда есть возможность лучше разглядеть его, Им замечает, насколько он изменился не в лучшую сторону. Но, раз он здесь, то, должно быть, принёс какие-то вести. — Здравствуй, Джебом. — Вам как обычно? — отшучивается Им, зачем-то вспомнив, что Марк обожает белое вино. — В другой раз, — кажется, американец настроен серьезно. — Ёндже просил… — С ним всё хорошо? — не дослушав, спрашивает Им с замиранием сердца, уже не волнуясь о том, откуда Марк владеет информацией. — Да. Дослушай, пожалуйста. Он просил передать, что очень любит тебя и не бросит ни за что. Это во-первых… — Боже, — с видимой тоской усмехается синеволосый. — Другого я от него и не ожидал. –…А во-вторых, — через зубы проговаривает секретарь, раздраженный тем, что его постоянно перебивают, — Ёнсан говорила что-нибудь про то, как тебя собираются убить? — Отравлением. Было два варианта развития событий, но всё сводится к этому. — Вот так, значит… Что передать Ёндже? — Чтобы искал меня на том месте. Передай именно так, он поймёт. И что я люблю его тоже. — Хорошо. Удачи. — А зачем тебе нам помогать? — Потому что я люблю его ничуть не меньше, чем ты. Возможно, даже больше, — признался Туан, уже не видя совершенно никакого смысла скрывать то, что давно было очевидно. — Ну, насчёт «больше» я бы не был так уверен. Но не мне знать… В любом случае, спасибо. Не ответив ничего, Марк покинул пыточную и бросился прочь быстрым шагом, на ходу печатая Ёндже новое сообщение. В ближайшее время на смену ему пришла Ёнсан с маленьким подносом в руках. На нём было лишь несколько ягод клубники. Одну она съела сама, оставив между пальцев только зелёный «хвостик». — Ну что, Им Джебом, ты сделал выбор? — Дайте мне эту чёртову клубнику и бросьте там, откуда увезли. — Хочешь умереть на воле? Похвально. Девушка берёт ярко-красную крупную ягоду тремя пальцами. Разглядывает её со вздохом и сожалением, что ей приходится заниматься казнью, после чего подносит к губам мутанта, отводя глаза и надеясь, что он сам откусит. Достаточно будет и грамма, но, чтобы процесс разложения его организма пошел быстрее, нужда доза больше. Одной такой ягоде будет достаточно четырех часов, чтобы убить Джебома. Сладкая ягода для него пахнет хуже навозной ямы. Только лишь плотно закрыв глаза, он уговаривает себя откусить её. Ему никогда не понять, почему люди считают вкусным то, что у его вкусовых рецепторов вызывает лишь неприятнейшее раздражение. Глотку жжёт, тошнота подступает к горлу в тот же миг. Тело борется с отравой, но Джебому приходится целенаправленно бороться с этим. Его лихорадит, сосуды расширяются от повышенного давления. Волосы на голове теряют пигмент, и с каждой секундой новый волосок блестит белым золотом. Ёнсан отходит назад, когда мутанта начинает трясти и тошнить на пол. Приступ длится не более двух минут, после чего тело Има ослабевает, запуская процесс самоуничтожения. По болезненно бледной щеке скатывается капля ярко-красной крови из понемногу чернеющего глаза. — Я сдержу слово, — спокойно, будто её саму не тошнит от увиденного, сказала Ким. — Только если сам станешь. Отстегнув ремни и сняв с мутанта наручники, агент помогла ему встать. Тот пошатнулся, но на ногах удержался. Сейчас поздно, в департаменте почти никого. Но, во избежание рисков, Ёнсан повела смертника через чёрных ход. Её сердце билось в два раза чаще, чем обычно. Она чувствовала себя предателем, хоть шансы на спасение Джебома и были минимальны. Она не пыталась (и не хотела) тянуть время, потому гнала к заброшенной больнице за городом так быстро, как только можно было. На месте она уже не церемонилась. Просто вытолкнула Има из машины, оставив на пыльной земле, среди пустоши, пропитанной запахом трупов. Рёв колёс машины, сиюсекундно скрывшейся вдали, уже не был слышен. Джебом, брошенный в песок лицом, с болезненным стоном перевернулся на спину. Над головой мерцали первые звёзды. Он чувствовал себя так, будто он уже не здесь, а там, далеко-далеко… Хотелось закрыть глаза и просто ждать, когда последняя прядь на его голове побелеет, а перед глазами станет чёрная пелена. Но нельзя отключаться. Ни за что. Он должен дождаться. Но вот чего: смерти или всё-таки Ёндже?***
Только получив сообщение, Ёндже немедленно позвонил Туану, чуть ли не слёзно умоляя его пойти с ним. На глазах его в самом деле были слёзы. Он не знал, сколько времени у них осталось. Но понимал одно: чтобы спасти свою любовь, придётся кем-то пожертвовать. Если Джебома в самом деле отравят… Даже представить страшно, откуда он возьмёт «антидот» сейчас. На поиски жертвы времени, возможно, уже нет. И что ещё за «то» место? Почему нельзя было сказать простым языком? Чтобы их не нашли или, возможно, он просто не мог говорить? «Твою мать, Им Джебом, что мне теперь думать?!» К счастью для Чхве, Марк согласился помочь. Но поскольку машины у него нет, задача значительно усложняется. Придётся побегать. Парни встретились у дома Туана, и первое место, про которое подумал Ёндже — была та улица, где прежде был «Endorphin bar». Однако, на том месте было уже совсем другое заведение, и Джебома, конечно же, там быть не могло. Следом за этим местом в догадках Чхве был мотель, с которым столько связано. Он оказался закрыт после того, как там произошло убийство. Ни на его территории, ни в самом здании, не было никого. Ёндже с Марком оббегали ещё несколько мест, подворотней и улочек, но всё безрезультатно. — Марк, как давно ты мне писал? — спросил Чхве, находясь уже на грани истерики. — Три с половиной часа назад, — прохрипел старший, еле дыша от такой беготни. — Блять! — закричал синеволосый и пнул ногой близстоящий мусорный бак. — Где он может быть?! Где?! Закрыв рот ладонью, Дже тяжело дышал через нос, нервничая так, как никогда раньше, и чувствуя себя совершенно потерянным, словно заблудился в бесконечном зеркальном лабиринте. Он поднял голову к небесам, подумав, что надежды уже нет… Как вдруг в голову пришла новая светлая мысль. — Точно! — воскликнул Чхве и бросился вперед сломя голову. — Куда? — измученно застонал Марк, но побежал следом, даже не зная, куда. Нищие кварталы вели за пределы города, к месту, знакомому и Ёндже, и Марку очень хорошо. Это была та самая заброшенная больница, от одного вида которой бросает в дрожь. Вся разбитая и полуразрушенная, вечером она казалась ещё более жуткой. А ещё разбитым был Туан, добежав туда из последних сил и под конец просто рухнув. — Хён, вставай, прошу тебя! Он должен быть здесь! — кричит Чхве в истерике, поднимая Туана с земли и закидывая себе на плечи и мельком глянув на часы на его руке. — Чёрт, прошло уже двадцать минут! Неся американца на плечах, Ёндже оббежал здание вокруг. Вдруг сердце его ушло пятки. — Джебом! Он снял Марка со своих плеч, аккуратно кладя на спину, и метнулся к лежащему на въезде человеку. И не обознался. Это действительно был Им. Только Ёндже мог узнать его теперь, несмотря на кровь на лице, алебастровые волосы и глаза сплошь чёрные. — Джебом! Джебом, прошу тебя, очнись! — кричал младший, хлопая возлюбленного по щекам. Сердце разрывалось при виде его таким. Он припал ухом к чужой груди: хоть Им был без сознания, признаки жизни оставались. Белая кожа и синие губы приводили в ужас. Чхве сжал руку мужчины в своей, вдруг почувствовав, что тот сжал его ладонь в ответ, пусть и совсем слабо. — Он жив! Марк, он жив! Туан еле заставил себя подняться. Каждая мышца болела, горло сушило. Но он должен был быть рядом. Подойдя к Чхве и Иму, он присел на колени. Спокойно смотреть на бывшего бармена, по виду которого его едва ли можно назвать живым, было невозможно. — Можно что-то сделать? — с сочувствием спросил Туан, глядя на друга и буквально чувствуя всю его боль. То, что он терял себя, теряя Джебома, было ну очень видно. Ёндже, по-прежнему держа Има за руку, перевёл взгляд полных слёз глаз на старого приятеля. Он прекрасно знал, что можно, и даже знал, что именно. Чувствовал, что время на исходе. Вокруг совершенно ни души. Не у кого просто выдрать глаз. Не у кого. Или… — Марк, — дрожащим голосом произносит Чхве, оставляя тело Джебома, давая волю слезам и кладя голову на плечо приятеля, обняв его. — Ёндже, мне очень жаль… — неуверенно, но искренне сочувствует Туан, обхватывая талию своего любимого в ответ, на миг даже думая, что всё не так уж плохо. Но вдруг по всему телу расползается ядовитое чувство невыносимой боли. Становится невозможно дышать… Чхве впивается клыками в шею старшего, заживо прокусывая плоть, артерию и мышцы. Кровь брызжет фонтаном, когда мутант отстраняется, услышав хриплый стон Туана на предпоследнем издыхании. — Мне жаль, Марк, — искренне извиняется он и бережно укладывает хёна на землю, придержав за лопатки и под затылок. Он столько раз видел, как его жертвы истекали кровью, но сейчас эта картина действительно доставляет ему почти физическую боль. Туан быстро теряет литры крови и отключается. Его глаза мутнеют, а губы сохнут в мгновение ока. — Ты был и останешься моим лучшим другом. Я не хотел делать тебе больно… Наклонившись к бездыханному телу, он невесомо касается чужих холодных губ своими, будто исполняя последнюю волю того, кого убил. После отворачивается и вынимает глазное яблоко из глазницы почти наощупь, с крайне неприятным хлюпающим звуком. Вновь вернувшись к Джебому, Ёндже ещё раз проверяет пульс: пока есть, но совсем слабый. Он приподнимает возлюбленного, кладёт его голову себе на колено. Разомкнув его губы, осторожно проталкивает единственное возможное лекарство в глотку. И Джебом, кажется проглатывает. Ёндже замер, перестал дышать, ожидая, что хоть что-то изменится. Что хоть какой-то знак свыше скажет, что всё хорошо, и ему удалось спасти свою любовь… Но такого знака всё не было и не было. Минуты тянулись будто бы тысячелетием. — Джебом, очнись, прошу тебя… Давай, ты сможешь! Не уходи, умоляю… — склонившись над Имом, Дже приобнял его за шею и поднял ближе к себе, в полусидячее положение. Но Джебом всё так же не мог держать голову сам. Ёндже не слышал, как бьется его сердце, не чувствовал дыхания, не видел жизни в синих губах. — Джебом, приди в себя, пожалуйста! Джебом!.. По щекам побежали солёные слезы. Сильный ветер развевал мокрые от пота волосы Ёндже и серебристые пряди Джебома. Чхве не хотел, не мог отпустить его. Он прижимал его к себе сильнее, тряс в своих объятиях. — Я не верю в это! Это не реально! Пожалуйста, Джебом! Скажи, что это сон! Просто сон! В какой-то момент Ёндже и сам перестал чувствовать жизнь в своём теле. Её словно выкачали. Он посмотрел на труп Марка, умершего по итогу напрасно, затем снова на любимого… И заметил то, что заставило его дышать по-новой. Волосы на голове Има начали чернеть от корней, лицо приобретало более живой цвет. Прислушавшись, Ёндже нашел и сердцебиение. На радостях, Чхве припал к губам возлюбленного, целуя их со всей любовью и нежностью, что в нём была. Он смог. Он спас его. Придерживая Джебома за голову, Ёндже вновь похлопал его по щекам. Им наконец разомкнул веки. На Чхве смотрела пара прекрасных глаз, над одним из которых красовались две так любимых им родинки. Вдруг Им едва ощутимо сжимает ладонь младшего в своей, слабо улыбаясь. — Я так скучал, — со слезами на с глазах признаётся Ёндже полушепотом. — Я тоже, — просипел Джебом, глядя на того, ради кого хотелось жить, как бы ни было плохо.