Миф о девятом вале

      — Что значит: «Вас и Гермиону Грейнджер»? — рычал Малфой, размахивая перед волшебницей свитком. — Какого гриндилоу ты числишься в составе комиссии?!       — Дядюшке после недавнего инцидента нужна защита, — невинным тоном отозвалась Гермиона и поставила на столешницу в кухне пустую чашку из-под кофе. Разъярённый Малфой уже не удивлял её. — Гарри считает…       — Гарри считает? Прекрасно. Ты подговорила своего дружка.       — Угу, и его, и Билла Уизли, — подтвердила Гермиона. — Что плохого? Вы не пронесёте теперь в ваш драгоценный мэнор ни палочку, ни оборотное зелье, вас наверняка обыщут. Опять-таки, кто произнесёт ваше имя, приглашая внутрь, как не я?       — Я предполагал нейтрализовать это заклинание извне, — Малфой швырнул свиток на стол и потянулся за чистой чашкой. Он всё ещё чувствовал себя на кухне не в своем котле. Гермиона обладала удивительным свойством выводить его из себя в самый неожиданный момент. Он с лёгкостью выдерживал её колкости и протесты, но иногда ведьма доводила его до бешенства. Как сейчас, например. Люциус не мог сказать, что его выводило больше — тот факт, что Гермиона действовала за его спиной в его же деле или что она лезла в его особняк, наплевав на возможные последствия.       — А не вышло бы? А могло не выйти, не дураки накладывали, — волшебница мирно налила из джезвы кофе в подставленную чашку. Странно, как она могла бояться Малфоя раньше? Он, по сути, никогда не причинял лично ей действительно сколько-нибудь серьёзного зла. Даже в их стычке в Зале Пророчеств многие Пожиратели стреляли в них смешными, детскими заклинаниями — Таранталлегрой, господи! И Малфой в их числе. Он умел быть надменным, подлым и подкожным, умел плести многоходовые интриги — если бы не революция, половину до сих пор никто бы не расплёл. Бил чужими руками, но не бил в спину. В конце концов, это не он вошёл в её дом как гость и не он убил всю её семью. Если бы тогда, в Министерстве магии, или в день битвы за Хогвартс она понимала, что бояться нужно не Малфоя — что было бы теперь?       — Хорошо, — Люциус выпил кофе одним глотком, поперхнулся гущей, закашлялся. Волшебница протянула ему кубок с водой. Он перехватил его, ненамеренно коснувшись пальцев Гермионы — прикосновения давно стали для них привычными, ещё с вылазки в лагерь молодоволшебников на остров Лейн. — Хорошо, допустим. Зачем это тебе?       — Чтобы не раскрыли дядюшку. Как я объясню Гарри Поттеру, что третий месяц скрываю у себя Пожирателя смерти?       Очень далеко, очень глубоко в её голосе скользнуло лукавство. Люциус поднял бровь, расслышав этот отголосок. Гермиона и правда оживала. Лишённая поддержки Малфоя, сломанная и растоптанная, утром прошлого вторника она нашла в себе какую-то новую силу — подняться и ударить. Эта неожиданная сила стала единственным крючком, на который она смогла повесить свою волю к жизни. Она поднялась — вопреки Малфою. А, может, благодаря, недосуг было выяснять. Она поднялась, а потом ей повезло. Нет, она не простила своего квартиранта, и уж тем более не была ему благодарна. Но именно сейчас ей выгоднее всего было не помнить о зеркале и кольце. Волшебник об этом догадывался и собирался воспользоваться такой расстановкой приоритетов в полной мере.       — Бывшего Пожирателя, — поправил её Люциус, но ведьма отмахнулась. — Я тебе не верю.       — Ваше право, — она попыталась пройти мимо Малфоя в коридор, но он удержал, крепко и больно ухватив за предплечье.       — Правду, или ты туда не идёшь. Поверь, это мой дом, и я знаю, как тебя оттуда выдворить, «квиддич» сказать не успеешь.       Гермиона посмотрела на широкую мужскую ладонь. Малфой всё время её хватал чуть что. То ли от беспомощности, то ли от привычки всё решать грубой силой, магической или физической.       — Мне нужно, — смилостивилась маленькая ведьма, — возможно, мне пригодится кто-то из охраны. И действительно, Малфой, я собираюсь заодно прикрыть твою спину.       Он мотнул головой. Гермиона сморщилась — не верит, никогда не верит. Ему же хуже. Впрочем, что удивительного: Люциуса Малфоя предала собственная жена, да ещё перед всеми. И не пошлой банальной изменой, нет. Нарцисса Малфой била наверняка, насмерть. Почти убила.       — Это чистая правда, Люциус, — тихо сказала Гермиона, и от неожиданности её обращения Малфой разжал пальцы.       В этот раз Уилтшир встречал их слякотью и мелким неприятным дождём.       — Холодно, — пожаловалась Гермиона, а дядюшка Дамьен приподнял край плаща, приглашая её. Волшебница покачала головой. — Я лучше в дом. Билл, впустишь?       Уизли отвлёкся от разговора с невысоким молодоволшебником, судя по шеврону, командиром отряда, повернулся к Гермионе, отёр воду с лица и произнёс:       — Да, конечно, прости. Грейнджер, Гермиона. И Бернар, Дамьен. Проходите.       Гермиона видела, что охрана в лазурных куртках и сам Билл Уизли краем глаза наблюдают за ней. Их можно было понять — каких-то два дня назад Дамьен Бернар оказался не дядюшкой Гермионы из Нанта, а самим Люциусом Малфоем. По крайней мере, именно Малфой, один-единственный, покупал в Лютном переулке Оборотное зелье в последний месяц, и именно он в апреле пытался проникнуть внутрь своего бывшего особняка. Правда, толковой версии о том, зачем фальшивый мистер Бернар атаковал настоящего мистера Бернара, мракоборцы так и не выдвинули. Гермиона и дядюшка только пожимали плечами и предлагали варианты, где и когда злоумышленник мог добыть волосы артефактоведа.       Стуча зубами и нахохлившись, будто воробей, Гермиона быстрым шагом поспешила в дом. Ей нужно было обоснованно оказаться внутри раньше, чем идущий за ней Малфой с чемоданчиком в руке. Чемодан был видавший виды, даже, наверное, старинный. Согласно осмотру Билла Уизли, там лежало несколько справочников, блокноты с записями и чистые, перья и чернила. Гермиона понимала, что это, конечно же, не всё, но спрашивать Люциуса не стала.       — Малфой, Люциус, проходите, — шепнула она в воротник куртки, миновав охранника на входе. Остановилась, обернулась, наложила на себя сначала осушающие, а за ними согревающие чары. Дядюшка Дамьен шёл прямо на неё, и в тёмных его глазах мелькнуло что-то от Люциуса Малфоя. Дом беспрекословно впустил волшебника, и тогда только Гермиона поняла, что не дышит. Ведьма шумно выдохнула и оглянулась вокруг. Малфой-мэнор, серый, пугающий, как в первый раз, когда она попала сюда — пленницей, приговорённой к пыткам и смерти — этот Малфой-мэнор навалился на неё без предупреждения. Рухнул сверху прямо в просторном холле, пока его бывший хозяин шёл от порога к ней, закружил воспоминаниями и страхом, страхом, страхом! Гермиона закрыла глаза, унимая головокружение.       — Что? — не понял выражения её лица Люциус. — Что такое?       Ладонь поднята — всё хорошо. Прижата к переносице — я сейчас справлюсь. Наконец, она открыла глаза. Отметила беспокойство во взгляде волшебника, и даже Билл со двора, снова прервав разговор, смотрел на неё тревожно. Гермиона махнула деверю, выдохнула и оглянулась по сторонам.       — Нервы ни к чёрту, дядюшка, — тихо ответила она Малфою. Их слушал молодоволшебник на входе. — Я просто была не готова.       Люциус оглянулся на охранника и сделал вид, что ищет, куда посадить Гермиону, будто не знал все монолитные каменные скамьи этого холла с рождения. Бросил на холодный мрамор свою мантию. Прежде скамейки были покрыты шкурами лис, теперь же оставался голый камень.       — Воды? — спросил маг, усаживая свою псевдоплемянницу и ставя рядом чемодан.       — Лучше Обливиэйт, — выдохнула она.       За ночи над картами и схемами Гермиона изучила дом Малфоя почти как собственный — и наивно полагала, что реальность не отличается от картинки на пергаменте. Думала, что войти в Малфой-мэнор будет просто. По крайней мере, на крыльце она стояла полностью уверенная в своих силах. Ей казалось, что здесь-то точно справится. После всего пережитого в доме родителей, после обстрела автобуса, когда острое лассо ярко-оранжевого заклинания обвилось вокруг её шеи и задушило бы, если бы не та, кто называет себя Розой Хэмсворт! После всего этого — что ей Малфой-мэнор с беснующимся миражом Беллатрисы! Какое воспоминание могло испугать героиню войны?       Оказывается, могло. Мог дом — камни, которые заставляли тосковать её квартиранта, которые он обожал. Он стоял сейчас у входа и бросал на мэнор осторожные взгляды, их никто не понял. На лице Дамьена Бернара они выглядели скорее как опасение, но Гермиона понимала Люциуса, и тоску его, наверное, тоже понимала. И даже сочувствовала ему.       Малфой рядом с Гермионой изображал заботливого дядюшку и немного морщился, глядя на неё. Рефлексировать на тему изменившегося дома ему пока что было некогда. Эту потерю он осознает позже.       — Жалко выгляжу? — уточнила ведьма, привычным движением приглаживая отросшую чёлку.       — Есть такое, — признался он. — Горностаем ты мне подходишь больше.       — Кем? — удивилась Гермиона, но Гарри и Билл вошли в холл, а за ними — все остальные члены комиссии. Малфой, кажется, хотел что-то ещё ей сказать, но не стал.       — Ты в норме? — спросил Гарри, обняв подругу, — Билл сказал, тебе нехорошо было?       — Ну что, дамы и господа, — начал Билл Уизли, — начнём, пожалуй. Для начала я проведу краткую экскурсию, чтобы сориентировать вас в объеме работы…       Четыре глотка оборотного зелья спустя, когда всех пригласили на обед, Малфой и Гермиона смогли, наконец, остаться один на один с домом.       — Как ощущения? — язвительно спросила она, следуя за мрачным до серости Люциусом через залы и комнаты, в беспорядке заваленные артефактами. Чемодан он благоразумно прихватил с собой.       — Не спрашивай. Здесь осторожно, эта дрянь хватает за одежду, а на коже оставляет ожоги.       Гермиона старательно обогнула мирное с виду кресло.       — Ваша собственность?       — Руквудов. Так. Теперь стойте здесь и сделайте так, чтобы мне никто не мешал, — и с этими словами Малфой скрылся под лестничным пролётом, ведущим в одну из башен. Там не было двери, и вообще ничего не было, кроме пыли и сумрака, потому что на улице так и не распогодилось, а лампы не зажгли — экономили. И места под крутой лестницей было мало — не больше двадцати квадратных футов, однако это не помешало Люциусу исчезнуть, едва он оказался под ступеньками.       Гермиона посмотрела в пустоту под лестницей, пожала плечами и села на каменные ступени. Положила руки на колени и опустила голову. Она не бывала в этих комнатах и коридорах мэнора, но от этого проще не оказалось. Дом был ей не рад и всячески это показывал. Лепные оскаленные головы горгулий и всевозможных мифических чудовищ она замечала как-то резко и вдруг, будто они появлялись из ниоткуда, или, вернее сказать, вдруг выделялись из общего строя лично для неё. Ступени — каменные, столетние — казались шаткими и ненадёжными, за ноги хватали внезапные сквозняки, дверные косяки норовили ударить в плечо. Когда она сказала об этом Малфою, он кивнул — может быть, всё может быть. Его самого дом не отвергал, но и радости маг не испытывал. Люциус чувствовал себя человеком, который отсутствовал в родном краю двадцать лет, а вернувшись, обнаружил руины и могилы. Мэнор невозможно было узнать. По наборному паркету тянули сапоги молодоволшебники, оставляя черные полосы. На светильниках фейского стекла гирляндами висела паутина. Выжившие остатки мебели, не ушедшие пока в костры и камины, были свалены тут и там. Для всех это были просто старые канделябры, диваны и книги, ненужные тряпки и бумаги, а он умирал, глядя на манекен Нарциссы, нервно дёргающий сломанной ногой из-под письменного стола Драко, за которым сын делал летние задания. Из какой-то кучи торчала его собственная рубашка, тяжёлые гардины в одном из залов были подвязаны чулками Цисси. Старинный латунный помандер, давно не чищенный, и потому чёрный и едва узнаваемый, подпирал одну из дверей, повисших на последней петле. Он напьётся, понял Малфой. Он сегодня вечером напьётся.       Из-под лестницы Люциус выбрался довольно скоро. Посмотрел на Гермиону, сел рядом на ступеньку, поставил чемоданчик и протянул ей свою волшебную палочку.       — Тайник исчез, — сказал он ровно.       — То есть? Его нашли? — уточнила она туманную формулировку, пряча палочку в сумочку, а сумочку вешая на пояс.       — Если бы его нашли, девочка, в стране очень многое бы изменилось. Нет, он просто исчез. Думаю, что дом решил обезопасить его и перепрятал.       — Сам?       — Сам.       Они немного помолчали, думая каждый о своём.       — То есть мы здесь надолго? — без сожаления спросила Гермиона, вставая.       — По всей видимости.       — Хорошо. Вы можете показать мне территорию вокруг? Дождь остановился, и я хочу посмотреть, где находится охрана.       Малфой с готовностью поднялся. Гермиона посмотрела на его чемодан, отстегнула сумочку.       — Давайте-ка сюда. Он меня раздражает.       — Зато отвлекает от меня внимание, — хмыкнул Люциус, но чемодан в сумочку Гермионы засунул, правда, с трудом. Что-то глухо перекатилось в вышитых бисером недрах.       — У вас с собой там весь дом, что ли?       — Практически. Всё, что нужно, чтобы выжить в течение полугода.       — Не мудрено, что вас так долго искали в войну. Вы профессиональный бездомный, Гермиона.       Им не удалось найти тайник в этот день — после обеда ничего не оставалось, кроме как углубиться в работу. Артефакты почти всех чистокровных семей Британии были фактически свалены в Малфой-мэноре, их нужно было вместе с другими членами комиссии вытащить — иногда буквально, из общей кучи — специализировать, дать оценку, определиться со степенью опасности, условиями хранения и ещё сотней характеристик. Люциус Малфой не был артефактоведом, и, если бы не изворотливость, хитрость и двухмесячная подготовка, он провалился бы в первый же день. Но по итогу бывший Пожиратель отделался головной болью и гиппогрифовским чувством голода.       Второй и третий день в Мэноре повторили первый. За исключением того, что Билл больше не проводил экскурсию, а Гермиона взяла с собой бутерброды. Каждый день заглядывающий к ним Гарри порывался перенести обед в другой зал, чтобы подруга могла присоединиться ко всем, но дядюшка Дамьен как-то совершенно ненавязчиво убедил Главного аврора, что, пожалуй, не стоит. Они гуляют с Гермионой по саду или залам и беседуют, а есть ей всё ещё трудно даже одной, что уж говорить об обществе малознакомых волшебников.       На четвёртый день в обеденный перерыв Люциус и Гермиона обнаружили, что один из залов, в котором, по словам Билла, не было сколько-нибудь стоящих артефактов, заперт. Волшебники переглянулись. Все залы в Хранилище оставались открытыми на время работы комиссии, а тут — замок?       Замок поддался простейшей Алохоморе и увы, скрывал лишь небольшую пустую залу. Не было ни мебели, ни высоких канделябров. Только давно не полированный паркет и стены, очень плотно увешенные портретами.       — Здесь был гостевой зал, — пояснил Малфой стоящей за его плечом Гермионе.       — Здесь был достойный дом! — немедленно отозвался один из портретов незнакомым голосом, но знакомыми интонациями. — А теперь! Во что ты превратил его теперь! Мальчишка!       — Да, папа, — коротко ответил Малфой и опустил упрямую голову.       — Как осмелился ты прийти сюда после всего, да ещё и с грязнокровкой! Мой внук! Мой внук и какая-то грязнокровка! Недостойно, молодой человек, вы слышите меня?       — Да, бабушка.       — Не буду мешать тёплой семейной встрече, — решила Гермиона и ушла, прикрыв за собой дверь. Если тайник и был в этой комнате, её присутствие доведёт достопочтенные портреты до ручки, на крик сбегутся все молодоволшебники страны. Похоже, не ей одной Малфой-мэнор не рад. Уходя, она на всякий случай бросила на двери заглушающее заклятие. По всей видимости, все поколения Малфоев, не слишком церемонясь, собрали в одной комнате, чтобы не выводили из себя маглократов. Потому что — Гермиона поняла это только сейчас — во всём мэноре не осталось совсем никаких картин.       К началу работы Малфой не пришёл.       — Гермиона, деточка, а где мистер Бернар? — спросила стенографистка миссис Олдридж, когда те, кто не зависел напрямую от работы артефактолога, разбрелись по рабочим местам.       — Сейчас приведу, — волшебница спрыгнула со стремянки, на которую забралась, пытаясь достать с верхней полки большого стеллажа очередную серебряную шкатулку. — Кажется, наверху что-то нашёл и увлёкся.       Она ушла быстрее, чем Билл попытался увязаться следом. Взлетела на нужный этаж, рывком открыла двери в зал с портретами.       — Ты предал семью!       — Ты презрел чистоту крови!       — Отрекаюсь! Проклинаю!       — Предатель крови! Где наш наследник, что ты сделал с Драко, предатель?       — Ты уничтожил род Малфоев!       — Всё это из-за тебя! Всё с самого начала из-за тебя! Лучшие семьи! Чистейшая кровь! Где они теперь?       — Из-за тебя!       — Отрекаюсь!       — Будь ты проклят!       — Отрекаюсь! — слышалось со всех сторон.       Люциус Малфой стоял, как и вошёл, спиной к двери, только на несколько шагов впереди. Он был в своём обличье, короткая и узкая одежда Дамьена Бернара впивалась в кожу. Он стоял, непривычно ровный, глядя прямо перед собой. Молчал. Не пошевелился ни когда Гермиона вошла, ни когда портреты её заметили.       — Грязное отродье! Мерзавка!       — Грязнокровка, маггловская подстилка!!!       — Во-о-он из моего дома! Немедленно!       Гермиона почувствовала, что наружу рвётся оскал. Это драгоценную Вальбургу она не затыкала никогда, из сострадания к ушам Джинни. Стоило что-то сказать госпоже Блэк — она верещала ещё неделю. Но Малфои — другое дело.       — Силенцио, — произнесла она тихо и зло. Никто не услышал, кроме Люциуса. Он чуть дёрнул головой в её сторону, за секунду до того, как портреты замолчали.       — Зачем ты пришла? — хрипло спросил маг, не оборачиваясь, чтобы Гермиона не видела его лица. Горло пересохло, и говорить было трудно.        — Вас ждут внизу. Обед уже закончился.       Малфой неуверенно кивнул. Он не мог сейчас спуститься и снова изображать из себя простоватого артефактолога. Не мог даже обернуться на Гермиону. Смотрел на бесшумно орущие портреты предков.       — Иди, я буду через пять минут. Мне нужно выпить зелье и сделать так, чтобы… чтобы портреты не проболтались.       Своё опоздание Дамьен Бернар оправдал роскошно. Он принёс и тихо, не привлекая внимания, передал Биллу книгу с экслибрисом библиотеки Малфоев. На заложенной красивой медной закладкой странице значилось: «Квилон Гырга Грязного».