Миф о девятом вале

      Полночь застала Люциуса Малфоя в самом скверном расположении духа. Полностью одетый, он сидел на кровати в своей спальне, опершись спиной о стену, и пил огневиски.Сапоги драконовой кожи Люциус тоже не снял, бессовестно устроив их на бордовом покрывале. Больная нога была чуть согнута в колене. В одной руке у него была бутылка, в другой — бокал, который до сих пор держал его трансфигурацию. Отменное волшебство, но всё равно нужно купить настоящие. Рано или поздно красивое стекло снова станет безликой кружкой Гермионы Грейнджер.       От того, чтобы отпивать Огденское прямо из горла, Малфоя удерживали только остатки воспитания, впрочем, в свете его унылого раздражения, совершенно слабые. Горела прикрученная до минимума масляная лампа, да ещё фонарь с улицы добивал слабым светом. Мысли в голове ворочались медленно и гадостно.       Всё было плохо, всё было паршиво. План, который он вынашивал несколько месяцев, летел к фестралам под хвост. Красиво, технично, со свистом. Его наследие было разрушено до основания. Обожаемый мэнор служил маглократам. Семья распалась. Предки отреклись от черной овцы. Крах.       Стукнула входная дверь — Гермиона вернулась раньше, чем обещала. С необходимостью работать в мэноре у них оставалось совсем не много свободного времени, и волшебница пропадала по ночам, мало спала, плохо ела и неважно выглядела. Впрочем, Малфой ей не бонна. Ожила, перестала походить на флоббер-червя, и ладно. Скрипнули ступеньки, третья и девятая. Они всегда скрипят — подумал волшебник отстранённо и отпил ещё огневиски.       Гермиона заглянула в его спальню без стука, осторожно толкнув приоткрытую дверь. Увидев, что Малфой не спит, переступила порог. Люциус поднял бровь — жалеть пришла, что ли? После сегодняшней сцены в мэноре днём он чувствовал себя законченным троллем, а после посещения Лютного вечером — и вовсе жалким соплохвостом. И если о провале в Лютном Грейнджер не знала, то днём она видела его позор во всей красоте и нарядности. Самое обидное было, что заткнуть дражайшие портреты тоже смогла только она.       Но жалеть Гермиона никого не собиралась.       — Я не могу попасть на остров Лейн. Могильный камень не работает, — недовольно сообщила она и бросила на кровать малфоевскую мантию-невидимку, которую одолжила намедни вечером.       Люциус налил огневиски, выпил. Подумал, не стал кричать.       — Вы потащились на остров одна, спустя почти неделю недосыпа и постоянного напряжения. Что вам жить надоело — это я даже не спрашиваю, я вашу позицию понял. Просто ответьте: почему сейчас и почему без меня?       Гермиона опустила глаза. Ответ был очевиден, и она предпочла не озвучивать его.       — Не хочешь тратить драгоценную просьбу? — предположил он. — Перестань, это вполне в рамках изначального договора. Огневиски будешь? Акцио, бокал. Садитесь, что ли.       В спальне Малфоя не было ни стола, ни стула — Гермиона перенесла их в свою комнату как только въехала, сделала рабочее место. Ей ничего не оставалось, как сесть к Люциусу на кровать. Дёрнула плечом и опустилась на мантию-невидимку. Положила руку на изножье, следя, как влетает в комнату бокал. Малфой всегда приманивал их, и ни разу ни одного не разбил. Практика, что ли. У неё посуда и флаконы постоянно врезались в дверные косяки или ступеньки.       — В подземелье лагеря… в той, первой камере… там Беллатриса Лестрейндж.       Гермиона понятия не имела, зачем сказала о Беллатрисе Малфою. Вдруг это убедит его пойти с ней и помочь. Может, ему и не интересна невестка-психопатка, но… а вдруг? Хотя бы из любопытства. Горлышко бутылки звякнуло о стакан — Люциус как раз наливал огневиски, и едва не выпустил бутылку.       — С чего ты взяла? — спросил он осторожно, протягивая напиток.       — Я её видела, — Гермиона отпила и сморщилась — этот огневиски был выдержанным, и оттого крепче обычного. — Фу, гадость… Сыра снова нет? Мы уже уходили, она выглянула в смотровое окно. Я не сразу узнала. Решила, что это Андромеда. Но Андромеда дома, проверено.       — А Беллатриса погибла, — отрезал Малфой.       — Крестраж?       — Лорд не делился бессмертием, а сама Бэлла никогда к нему не стремилась, — Люциус выпил огневиски до дна и поморщился. — Я сейчас.       Он спустился на кухню, выложил на деревянную доску сыр. Смотрел на желтоватый кусок и думал. Осознал, что оставил палочку в спальне. Надо же, а над старшими Поттерами смеялся: как можно было бросить палочку рядом с женой и не думать о последствиях. Беллатриса не создавала крестражи. Он помнил разговор об этом в апреле девяносто восьмого. Сомнений быть не могло, она мертва. Андромеда. То же лицо, поразительное сходство. Мальчик с разноцветными волосами. Лакомый кусочек для любой власти. За Тонкс он в свое время охотился лично, по приказу Лорда. Люциус вздохнул, не с первого раза нашёл нож и разрезал сыр на неровные бруски.       — Как она выглядела? — спросил Малфой, устраивая доску между ними на кровати.       Гермиона смотрела на него с осторожностью: то ли она попала в яблочко, то ли чего-то не понимала. Малфой, который добровольно сходил на кухню и принёс закуску, вызывал тонну подозрений. Она нарочно потянула время, откусывая кусочек сыра. Люциус вернулся на своё прежнее место, с той лишь разницей, что сапоги на кровать класть не стал. Взял с тумбочки огневиски, плеснул себе в бокал.       — Плохо выглядела. Лицо — одни глаза. Потухшие. Волосы…       — Волосы?       — Сбитые, грязные. Лицо в копоти или чём-то таком… Чего я не знаю, Малфой? Вы говорите, что это не может быть Бэлла. Я говорю — что это не Андромеда. И кто же сидит в подземелье лагеря?       — Нарцисса.        Глаза Гермионы округлились — пожалуй, впервые за всё их сотрудничество Малфой видел её по-настоящему удивлённой. Она протянула ему пустой бокал в молчаливой просьбе, которую он тут же исполнил.       — Хорошо, допустим, — протянула она, усаживаясь свободнее, так, чтобы оказаться лицом к волшебнику. — Черты явно и сильно исхудавшие, грязная кожа — я могла ошибиться, у них действительно много общего. Но волосы? Они черные, и кудрявые…       Люциус хмыкнул, глядя в бокал.       — Волшебницы красят волосы, Гермиона. И завивают. И выравнивают. От природы все трое сестёр Блэк — кудрявые брюнетки.       Малфой замолчал, всё так же глядя на перекатывающийся в бокале виски.       — Значит, вы идёте со мной на остров Лейн? — спросила Гермиона вкрадчиво.       — В любом случае, — пробормотал он себе под нос, и Гермиона не была уверена, что правильно поняла его.       Малфой объясняться не спешил. Взял сыр, обмакнул в виски, откусил. Долил Гермионе ещё — о, а этой, пожалуй, достаточно. Виски ударил в голову уставшей полуголодной волшебнице. Она уже плохо фокусировала глаза, то и дело прикрывая их — ещё немного, и она уснула бы прямо на кровати у своего квартиранта.       — Я к себе, пожалуй, — поднялась она и мотнула головой, прогоняя хмель.       — Ты нашла в мэноре того, кого искала? — спросил Малфой, ударившись ноющим затылком о стену.       — Почти.       — Поторопись. Осталась одна попытка.       — В смысле? — Гермиона обернулась от дверей. — Одна попытка до чего?       Малфой покрутил в руках бокал.       — Оборотного осталось на один день. Поттер и его люди побеспокоились, чтобы в Лютном ни одна собака не рискнула больше продавать его.       Подкралась давно забытая тошнота, и Гермионе пришлось возвращаться к кровати. Она тяжело оперлась о высокое массивное изножье, взяла с доски сыр, быстро прожевала. Стало легче, и она взяла ещё два брусочка.       — Не беда, приготовим. Ингредиенты добудете?       Маг посмотрел на неё с недоверием.       — Допустим, попробую. Сколько оно готовится?        — Месяц, если повезёт с ингредиентами — то чуть меньше. И с дядюшкой на это время придётся что-то придумать.       — Дядюшка вчера заболел, Гермиона, — ответил Малфой после паузы, глядя, как она ест сыр. — Подхватил драконью оспу… Нет, что-нибудь, не подлежащее госпитализации… К нам никто не сунется, а на случай незваных гостей есть последняя фляга. По рукам?       — По рукам.       — Ты до комнаты-то дойдешь?       Ведьма фыркнула, тряхнула отросшими волосами и ровной походкой вышла в коридор.       — Гарри требует наложить на дом Чары доверия, — протянула Гермиона, заглянув за могильный камень. Она сидела на чуть влажной от вечерней росы земле, пока Малфой пытался найти новый пароль для входа на остров. Смеркалось. Не то, чтобы Гермиона прежде не бывала в подобных местах ночью, но когда не нужно ничего делать, кого-то искать или спасать, оставаться на кладбище было жутковато, и нужно было чем-то прогнать эту жуть. Хоть бы и разговором с профессиональным убийцей.       — От меня, что ли? — хмыкнул Малфой, сканируя палочкой камень.       — Ну и от убийц родителей и Рона. Но от вас в первую очередь.       — А хранитель тайны — конечно же, он?        — Ему нельзя. Фиделиус противозаконный.        Из-за камня показалась голова Люциуса Малфоя. Растрёпанные белые волосы упали на лоб, и он отложил палочку, чтобы собрать их в хвост.       — Давно?       — С революции. Самый гуманный магический суд в мире не должен иметь проблем с поисками преступников, — вздохнула волшебница.       — И несогласных, — поддакнул Малфой.       — И несогласных. Но что-то в этой мысли есть, — Гермиона постучала палочкой по ботинкам. Несколько искр сорвалось в траву. Малфой вернулся к изучению камня.       — Хотите защитить дом от Люциуса Малфоя? — донеслось насмешливое.       — От вас, пожалуй, защитишь. А вот от всех остальных… Гарри рвётся проведать болезного артефактолога.       — Готово. Я нашёл пароль. Давайте руку.        Они не стали накладывать на себя дезилюминационные чары, боясь в грядущей темноте потерять друг друга. Люциус застегнул под горлом мантию-неведимку, набросил на голову капюшон и потянул к себе Гермиону. В этот раз обнимать Малфоя, чтобы уместиться под мантией, было почему-то удобнее. Может, от того, что они уже приноровились друг к другу. Или, быть может, он стал причинять ей меньше дискомфорта, несмотря на всю его несносность. Гермиона не знала и не анализировала. Им предстоял непростой путь — ночью лагерь молодоволшебников был не безопаснее, чем днём. По словам Малфоя, после отбоя устанавливалось в два раза больше защитных чар, а дозоры ходили чаще.       — Остров Лейн. Корень синей мандрагоры.       Их оторвало от земли как-то слишком уж резко, и Люциус неосознанно прижал Гермиону крепче. Краем сознания он успел подумать, что это уже второе несовпадение после неработающего пароля, нужно быть предельно осторожными — возможно, их ждут. Он был не далёк от истины. Они упали на острые камни, в сизое взметнувшееся облако, и десятки невидимых ножей единовременно вспороли их тела. Крики, слившись, разбудили горное эхо. Сотни Гермион и сотни Люциусов закричали один за другим, наполняя воздух ужасом и болью. Ранясь о неизвестное заклятие, Малфой разжал руки, и Гермиона выпала из-под мантии-невидимки, откатилась в сторону, упав навзничь.       Она с трудом оставалась на самом краю сознания и изо всех сил держала глаза открытыми. Она понимала, как понимала когда-то, лёжа под обломками крыши Ночного Рыцаря — закрыть глаза означает умереть.       Дул ветер — морозный, северный. Это был не остров Лейн, определённо не остров Лейн. Ветер бил наотмашь, и от него тоже было больно. Облако, которое они, падая, потревожили, из разрозненных клочьев тумана собиралось снова воедино прямо над волшебниками. Что будет, когда оно соберётся? Опустится на них и добьёт? Будет ждать новых жертв? Безумно хотелось пить.       — Гермиона, — очень тихо и слабо прозвучало сбоку от неё. Малфой был тоже ещё жив. Он ещё жив, и капает кровь. Капают слёзы. Нечем дышать. В доме убийцы, и он ещё жив, чтобы выжила она. Паника подкрадывалась, под горло, выше, к глазам. Паника хотела утопить Гермиону Грейнджер. Будет капать кровь, будет снова капать кровь, и они истекут этой кровью в горах в Мерлином забытом месте, истекут вдвоём с Люциусом, и хищные птицы склюют их тела. Он ещё жив, и в доме убийцы.       Она не могла повернуть голову на его голос. Кровь уже начала капать, стекать, щекоча рёбра, на острые обломки горной породы. Кап. Кап. Кап! Это должно было с ней произойти, она ждала этого. Кап. Кап.       — Руку… — собрался с силами голос.       Как можно протянуть руку, если и голова-то не слушается! Капает. Болит. Из глаз. Из ран. Но она должна была, во что бы то ни стало, все оставшиеся силы перелить в одну правую руку и дотянуться до Малфоя. Гермиона закрыла глаза и осторожно начала движение ладони — вправо, туда, откуда доносился голос. Камни, совсем мелкие и чуть крупнее, острые, холодные. Она так и будет тянуться, и ничего, кроме камней, и засыхающей крови на руке, не будет. Она так и будет тянуться, ловить камни и пустоту. Кап. Слеза. Кап. Кап.       Но тёплая, такая же липкая от крови ладонь встретила её, когда надежды совсем не осталось. Она была живой, а камни — мёртвыми, и Гермиона вдруг перестала быть пока ещё живой, и Малфой тоже не был — пока ещё. Они выживут. Теперь-то уж точно.       Малфой понимал, что может упустить Гермиону во время перемещения, и потому медленно, осторожно переплёл их пальцы — это всё, на что ему хватило сил. Дотянуться до портала. Сжать его. В одной руке — Гермиона, в другой — портал, обоих не выпустить. Туча над головой густеет и набухает.       — Стартфорд.       Он удержал её в этот раз. Выпустил только тогда, когда их спины ударились о пол в гостиной её дома — и отключился.       — Акцио, бадьян, — одними губами произнесла Гермиона, едва касаясь пальцами палочки. Должно, обязано получиться. Если не получится — то какая разница, где истекать кровью — в неизвестных горах или в собственной гостиной? — Акцио, бадьян… акцио… бадьян…       В бисерной сумочке на поясе что-то ожило и поползло вверх. Потом небольшая коричневая фляжка вырвалась на свободу и упала прямо в её ладонь.       Ещё пробка. Нужно вынуть пробку и не потерять сознание. Ну же… Акцио, пробка… Капнуть на грудь. Больно. Как же больно. А если не сработает? А если это Сектумсемпра? У неё нет сил читать контрзаклинание. Ещё капля. Больно. Больно, но дышать становится легче. Ещё капля, вот сюда, где течёт густая и черная. Больно! Больно!!!       Мир расплывался перед полными слёз глазами, когда бадьян вжигался в зияющие раны и затягивал их. Наконец, она остановила кровотечения, но мало было помочь себе. Рядом не шевелился Малфой. Гермиона Грейнджер перекатилась на плечо, закрыла глаза, пережидая головокружение. Пить. Тошнит. Нет времени. Капля. Ещё капля. Капля. Ну же, просыпайся. Я знаю, тебя так просто не прикончить. Как много крови. Капля. Капля. Проснись, Малфой! Капля.       Светлые серые глаза открылись — неуверенно. Мутные, нездоровые. Убедившись, что ни у неё, ни у Люциуса не осталось кровоточащих ран, Гермиона рухнула обратно на спину и блаженно закрыла глаза.