Миф о девятом вале

      В «Норе» Джинни Поттер провела два липких, тягучих дня.       — Гермиона не убивала Рона — заунывно тянула Джин, методично ножом разрезая кусок хлеба на очередные восемь частей. На столе уже лежали ровные двадцать четыре кубика, если на каждый из них бросить по два режущих заклинания, то получится девяносто шесть. Но она ножом. Каждый. По очереди. До крошек.       — Признание, протокол, колдомедики, эксперты, — коротко и сухо перечислял аргументы Джордж, палочкой старательно рассекая на тысячную дольку яблоко. Долька получилась прозрачная, хоть «Революционный Пророк» сквозь нее читай. Дольки на столе мешались с хлебными крошками.       На кухне в «Норе» было душно, дико и тошно до головокружения. За столом друг на друга старательно не смотрели брат с сестрой. За спиной Джорджа, сидя на расставленных в беспорядке стульях, молчали Молли, Билл и Чарли. За спиной Джин на диване у окна Перси и Флёр играли в карты. Не хватало сил кричать, кидаться в драку, рыдать как час, два или три назад, или как вчера. Об арестованном два дня назад Гарри не было сказано ни слова. Джордж принес сегодня утром новости — жив, в порядке, допрашивают, никаких обвинений не предъявлено. И всё.       В утро после задержания Гермионы Джинни проснулась почти в полдень, сшиблась глазами с мужем, села, подтянув колени к подбородку, приготовилась слушать. Так он смотрел, сидя на полу у кровати, только когда нужно было организовать что-то серьезное. Провести на магловский самолет в Европу племянницу Финнигана, которая умудрилась наслать Дантиссимус на Крама, и теперь ей нужно тайно и срочно покинуть страну. «Пробить» публикации о мистере Лонгботтоме, герое Второй магической, талантливом молодом гербологе, который все средства, полученные от эксплуатации бара «Дырявый котел», вкладывает в свои разработки — а, значит, нельзя лишать надежду магической науки единственного средства существования (читай — бара) даже в пользу детей маглократии. Транспортировать очередного гиппогрифа контрабандой к Хагриду, а дракона — к Чарли. Нормальные будни героя и его жены, чего уж там.       Нужно отдать Гарри должное — к помощи Джинни он прибегал лишь в тех случаях, когда не удавалось в очередной раз проэксплуатировать «героя» и «Избранного», когда уже не было надежды на знаменитый шрам, светлую улыбку, огневиски и рассказы о военных подвигах героической троицы. Вчера, проваливаясь в сон, Джин подумала — проснемся, решим, как вытащить Гермиону. Не так, чтобы рядовое событие, но бывало и похуже. Бой с Волдемортом, например.       Гарри успел лишь сказать: «Самолет не сработает, солнце…», как в комнату трансгрессировали трое. Джинни, вцепившись ногтями в ладони, слушала: «Гарри Поттер… арестованы… пособничество… преступная халатность… недонесение, соучастие…». Удивлялась, почему молчит Вальбурга — её драгоценные ковры весьма старательно вытаптывали явно не аристократические сапоги. Движением руки отослала возникшего в углу Кикимера, который пытался показать, что хочет помочь. Вежливо поинтересовалась, не желают ли офицеры, или кто они там, чаю.       Щелкнули наручники. В камин сыпанули пороха и крикнули «Аврорат!». Жена героя стояла прямо, смотрела твердо, дышала ровно. На взгляд, брошенный мужем через плечо, моргнула дважды. Да, сожгу. Да, спрячу. Да, жду в Норе. Да, буду молчать. Да, все помню.       Гарри шагнул в камин, перед глазами Джинни взметнулось пламя цвета Авады Кедавры.       Когда через полчаса на площадь Гриммо трансгрессировал аврор Билл Уизли, он нашел сестру в слезах. Рыдая, она смотрела как осыпается пеплом письменный стол мужа, горят портьеры, полыхает кресло и клялась, что сама не знает, как это получилось — и ведь не первый раз уже! Услышав, что ночью примчался Чарли, а ещё раньше — Перси, она вытерла глаза и первой шагнула в камин. В кармане Джиневры лежал браслет с брелоками, бывший недавно Омутом памяти, и уменьшенные флаконы с сывороткой правды, запрещённой в Магической Британии. На эту сложную трансфигурацию у неё ушла почти вся магия, и Джин ощущала себя совершенно разбитой. Но она не имела права оставить дома такие опасные для Гарри вещи. Документы сгорели вместе со столом. За минуту до прихода Билла большая амбарная сова унесла Майклу Корнеру письмо и все порталы, которые Джин сделала дома. Можете обыскивать, господа маглократы.       Гарри Поттер трансгрессировал в Нору под вечер через два дня. Взглянул на два лагеря когда-то дружной, когда-то веселой когда-то семьи, оценил ломтики хлеба и яблок на столе. Поцеловал вскинувшуюся, осветившуюся отчаянно-робкой радостью жену, обнял Молли, пожал руку Чарли, попросил у Флер чаю. Размешал сахар, добавил молока, откинулся на спинку стула. Попытался улыбнуться. Будто ничего особенного не произошло. Он очень старался держать это «будто». Никаких катастроф. Не сейчас. И Джинни подхватила этот мяч, только вцепилась в Гарри напряжённым взглядом.       — Спрашивайте, что знаю — расскажу, — устало сказал Поттер.        — Гегмиона? — неожиданно для всех резко спросила Флер.       — Предъявлено официальное обвинение по статье «Убийство двух и более волшебников». Рассматривают возможность проведения следственного эксперимента по каждому факту умышленного лишения жизни. Приговор будет вынесен где-то через два месяца. До конца судебного разбирательства Гермиона находится под стражей в изоляторе аврората, — привычные формулировки сыпались с губ. Сил облекать их в человеческие слова не было.       — Следственного чего? — подал голос из угла Чарли. Забравшись на стул с ногами, он сосредоточенно пускал в потолок симпатичных полупрозрачных дракончиков. Дракончики яростно махали крыльями, ударялись о балку, истаивали тонкими ниточками. Жаль, что у Чарли нет детей, подумал Гарри, прекрасное ведь развлечение.       — Эксперимента, Чарли. Магловская практика. Воспроизводят… — Гарри запнулся на секунду, — событие, так, как оно произошло по словам преступника, чтобы убедиться, что он действительно это сделал.       — А мог не сделать? Какой же смысл признаваться? — Джордж крутил в руках палочку, вокруг него на столе высились, казалось, уже сотни яблочных долек.       — Да мало ли что ей там нашептал этот квилон! — неожиданно рявкнул Перси, — ты хоть понимаешь, насколько глупо верить железке, а не живому человеку! Пусть и магической железке!       Бывший близнец вскинулся ответить, но голос матери мгновенно прекратил перепалку.       — Рон? — Молли, похожая на тень дементора, смотрела сквозь Гарри, как ни старалась зацепиться за зятя глазами.       Гарри выдохнул, потянулся через стол и взял тёщу за руку.       — Миссис Уизли, верьте в то, с чем вам проще жить. Гермиона арестована, она призналась. Хотите верить, что она убила вашего сына и своего мужа? Верьте. Я буду верить в то, что это не так.       — А в то, что она убила твоих друзей, ты будешь верить? — голос Билла корежился сотнями игл. Гарри выпустил безвольную ладонь, метнул взгляд на него, на Джорджа, вспомнил как братья бросили любимые занятия и ушли в аврорат, чтобы найти того, кто… Нашли. Столько лет никакого продвижения в расследовании, и тут такой… как это назвать? Кошмар? Подарок? Итог? Поттер махнул рукой, стряхивая наползающее сочувствие. Они взрослые люди. Они сделали выбор. И тогда, и сейчас. Нас определяет выбор, который мы делаем, так ведь? Все делали свой выбор — Дамблдор, Снейп, Волдеморт. Избранный посмотрел на «не-гермионовскую» половину семьи: неузнаваемая Молли, отстраненно-невозмутимый Чарли, сжавшиеся как пружины Джордж с Биллом. Странно. Он думал, Билл будет по другую сторону стола. Не хватало Артура Уизли — у Главного Писчего сейчас было слишком много работы. Катастрофически много — он не появлялся дома с момента ареста невестки.       Гарри качнул головой и спокойно, веско произнес:       — Я буду верить в то, что у нее была для этого причина.       Несколько минут в кухне трепетала рваная тишина, после чего Джин спросила в тон предыдущим вопросам, спрятав очень далеко уже пережитый страх:       — А ты? Что это было, Гарри?       — Вызывали как свидетеля, — пожал плечами Поттер, — просто мальчики молодые, попугать захотелось. Я и сам так часто делал раньше, полагал — от страха быстрее разговорятся. Ничего не выяснили, вернули погоны и отправили в архив до окончания этого дела. Отстранение классическое, у меня к расследованию личный интерес.       — Когда убили Рона, значит, интерес был не личный? — мертво спросил Джордж.       — Рона убили, когда я был студентом академии, — Гарри встал, поднял вялую уставшую Джин со стула, — вспомни, Джордж, официально я тогда не проводил расследование.       — А что мы все будем теперь делать? — неожиданно громко спросила Молли, держа синее блюдце двумя руками, словно пытаясь его сломать.       Мальчик-который-выжил отзеркалил тень давней улыбки и с горечью прошептал:       — Помнить, что есть сила, более чудесная и более ужасная, чем смерть, человеческий разум, или силы природы. Та сила, которая рано или поздно спасет нас всех.       — Любовь, дамблдоровские сказки, — хмыкнул Перси, расхохотался и, опустив голову, быстро вышел из кухни.       Гарри обнял с готовностью прильнувшую Джин и трансгрессировал. Он знал, о чём говорил — его учили многому, но так и не научили сдаваться.       Они трансгрессировали в парк Уолдена Макнейра за два перемещения. Гарри дальновидно обогнул памятник Рону и, стоя у пруда с гиппокампом, сосредоточенно водил вокруг жены палочкой, бормотал заклинания, сыпал каким-то порошком и поливал водой их обоих. Джинни морщилась, чихала, отжимала короткие черные волосы и молчала. Потому что если недавно вышедший из камеры муж-бывший-главный-аврор перенес тебя не домой, а в сад Пожирателя и проверяет вас обоих на наличие неизвестных чар, то лучше помолчать — за умную сойдешь.       — Джин, — Гарри вдруг притянул к себе жену, положил руку ей на затылок, прижался лбом ко лбу. Смотрел в глаза, говорил странно, — она останется в изоляторе до приговора. Приговорят к поцелую. Мы ничего не сделаем.       Она дёрнулась, едва не вывернувшись их крепких рук. Он не пустил.        — Сделаем, — постаралась попасть ему в тон, только попасть в этот мертвый тон было практически невозможно — желание кричать, бежать, драться, доказывать, задремавшее, было, за два тусклых дня в «Норе», проснулось. Голодное, злобное, оно вопило и брыкалось в горле, ладонях, коленях, и Джин знала точно: еще пара минут, и эта тварь выползет наружу.       Гарри разжал пальцы, опустил руки. У него было такое спокойное, почти безмятежное лицо, что Джин стало понятно — все. Можно кричать. Плакать. Умолять и уговаривать. Можно. Но бессмысленно. Этот светло-зеленый взгляд, непривычно легкий, эта приветливая, чуть ли не ласковая полуулыбка означали, что сейчас он заговорит — успокаивающе, как с маленькой девочкой, которой нужно объяснить, почему не куплена третья порция мороженного. Но Гермиона — не мороженое!       — Почему? —потребовала она. — Мы ведь можем что-то сделать, Гарри, мы же можем найти доказательства, Визенгамот тебя выслушает, вспомни, когда ты…       Она захлебнулась негодованием. Герой Магической Британии выдохнул и медленно сел на песок. Положил рядом палочку. Гиппокамп в пруду пускал пузыри и бил копытом. Но на глубину не уходил — может, скучал, может, подслушивал. Гарри говорил медленно и вежливо, словно рекомендовал попробовать креветки в лимонном соусе.       — Джин, мы можем добиваться пожизненного. Это всё. Восемь человек, Джин. Признание. Пожизненное — это максимум. И то, если её признают невменяемой, а это очень, очень сложно.       — Она не убивала Рона!       — А не Рона? — спокойно-светский голос наконец резанул шипастым льдом и стало чуть легче, — Лаванду? Дина? Тюрк?       Сбивая под ход сердца дыхание, волшебница села на песок напротив мужа. Попыталась говорить спокойно и здраво, а выходили — суетливые требования.       — Хорошо, давай разберемся! Ты сказал, что будешь верить — у нее были причины. Давай найдем причины, давай… — злобная колючая тварь прорывалась к груди.       — Джин, ты меня не слушаешь, — муж легко скользнул в прежний изысканно-вежливый тон, только на секунду поднял лицо к прохладному вечернему небу,  — повторяю, восемь человек. Даже если без Рона — семь. Она призналась. Пожизненное тюремное заключение — это ее единственный шанс, да и то — призрачный. Нужно искать магические прецеденты за позапрошлые столетия, нужно пить с важными людьми, нужно не отставать от Главного Писчего, кормить все газеты, чтобы не поднялся очередной бунт, нужно…       — Ну ты ведь все равно все это будешь делать! — настаивала Джиневра. — Давай параллельно докажем, что она невиновна — и всё, свобо…       — Она виновна! — от хриплого рыка, казалось, пригнулись деревья. — Ты меня вообще слушаешь?! Она виновна, ей все безразлично, она молчит, смотрит в стену и как кукла повторяет одно и тоже. Она хочет умереть! Я не вижу другого объяснения!       Джинни отпрянула от этого крика, и слёзы испуга повисли на ресницах.       — Не хочет! — крикнула она в ответ. — Никто не может этого хотеть! Она тем более не может, она знает, она помнит, она… — когда Джинни кричала, голос срывался чуть ли не на визг. — Ты её не понял! Ты не то увидел! Она не хочет! Она не может!       Гарри моргнул, протянул руки, пытаясь успокоить, остановить, но Джин вскочила на ноги. Метнулась в сторону. Крикнула в даль пруда что-то неразборчивое, и гиппокамп медленно пошёл на глубину. Волшебница повернулась к мужу с мстительно сощуренными глазами и обманчиво спокойным тоном:       — Ты сдался! Как я сразу не поняла, ты просто сдался! Поверил, что она могла их убить, после всего, что она для тебя сделала. Ты сдался!!! Да что ты сам можешь без Дамблдора, без Снейпа, без моего отца за спиной?!       Это было очень больно. Больно говорить ей и больно слышать ему.       — Ты веришь, что она убила?! — потребовала она, глядя прямо в глаза Поттера.       Абсолютно честный взгляд. Только светло-светло зелёный.       — Я верю ей и верю доказательствам, которые лежат в аврорате.       — Какие?! Какие могут быть к русалкам доказательства?       — Достаточные, — отрезал он. — Точка, Джинни. Точка.        Джини всхлипнула и помчалась прочь, а побелевший Гарри проводил глазами тонкую фигурку с черными волосами, под ноги которой осыпались листья и падали сучья — у Джинни после гибели Рона то и дело случались выбросы неконтролируемой магии. Зачем она стала брюнеткой, раньше ведь было лучше? А, точно. После одной ссоры. Очередной. Регулярной. Мерлин и Моргана.       Тогда вышел новый «Ведьмополитен». На обложке огромными буквами: «Джинни и Лили. Лили и Джинни» Чуть ниже более скромным шрифтом: «Герой Магической Британии выбрал в жены ведьму, как две капли Амортенции похожую на свою героическую мать». Разворот журнала пестрел фотографиями: две рыжеволосые ведьмы в гриффиндорской форме, обе отбрасывают волосы, обе поворачиваются через плечо, обе улыбаются, обе болеют на матче по квиддичу. Качество впечатляло — колдомонтажеры не зря пьют свой огневиски. Джин металась по Гриммо на метле и требовала крови. А он отмахнулся — подумаешь, проблема. Она притихла, ушла в ванную, вернулась через пару часов. С черными рваными волосами до скул и косой челкой. Очень по-детски.       Гарри вздохнул, всё ещё следя глазами за женой. Джин, наконец, оказалась у памятника брату. На миг застыла, потом махнула рукой и трансгрессировала. Поттер закрыл глаза, подставив лицо ветру. В ушах снова в который раз за этот день зашуршал голос. Негромкий и словно припыленный. Он этот голос до старости помнить будет. Гермиона-Гермиона, что же ты наделала? Чего на самом деле ты добиваешься?       — Итак, мистер Поттер, — шептал обладатель серого голоса несколько часов назад, — я полагаю, вы уже самостоятельно пришли ко всем необходимым умозаключениям? Поймите нас правильно, Магическая Британия не может потерять за несколько дней сразу двух своих героев, — первый пыльно-серый невыразимец скупым жестом очертил камеру, в которой Гарри сменил Гермиону, — однако, герой вполне может потерять жену. Нарушение распоряжений Департамента транспорта, нелегальные порталы по территории страны, скорее всего — продажа их несовершеннолетним, несмотря на опасность портальной болезни. А сколько запрещённых зелий, трав и тёмных артефактов будет найдено в маленьком салоне татуировок! Как станут негодовать наши газеты… Жена героя! Подруга героя! О, как ошибся наш герой! Это будет так драматично — ваш рейтинг взлетит до гиппогрифового полёта. Люди любят обманутых и преданных жёнами и друзьями.       В глазах Поттера полыхнуло что-то багровое, Гарри дернулся, цепи обожгли предплечья, мысль о том, что с Джинни что-то случится, обожгла виски. Хоть волос с головы, хоть нитка с мантии, он руками разорвет всех тех, кто просто рядом стоял!       — Мистер Поттер, будьте же благоразумны, — второй пыльно-серый, наконец, перестал притворяться частью интерьера и сделал вид, что улыбается, — вы же понимаете, что мы правы. Наш визит продиктован лишь заботой о вас и вашей семье. Миссис Грейнджер-Уизли действительно совершила все те убийства, в которых призналась. И вы это знаете. Она хорошая, порядочная ведьма и хочет справедливой расплаты. И вы это знаете. Вы ничего не сможете сделать, даже Избранному не перешагнуть через восемь трупов. Вы и это знаете.       «Если он еще раз скажет «знаете», я вспомню мое тяжелое детство с Дадли на заднем дворе», — отстраненно подумал Мальчик-который-всегда-выживал. Он молчал и смотрел, и старался не выдать эмоций. Очень сложно не выдать то, что прожигает кожу. Магия дрожала внутри, и, если бы не антимагические цепи, точно вырвалась бы на кого-то из этих двух.       — Мы предлагаем вам сделку, — включился первый. Он демонстративно бросил перо в воздух, оно растаяло, и невыразимец картинно продемонстрировал пустые и чистые руки, — мы не будем мешать вам добиваться пожизненного для миссис Грейнджер-Уизли. Если желаете — поможем. А вы, в свою очередь, не станете поднимать общественность, кричать о невиновности, провоцировать новые бунты и недовольство. Нам нужна стабильность и спокойствие в стране.       — Если нужна стабильность, зачем вы отдали Гермиону аврорату? Почему не остановили её, как только раскрыли?.. — хриплый голос не желал его слушаться.       — О, мистер Поттер, — ему показалось, или голос невыразимца стал выше, холоднее, волдемортовее, — ведь это такая возможность — обезумевшая героиня войны, правда? Вы ведь за неё… что угодно? Не так ли?       Как холоден, как уверен и спокоен этот голос. Он может себе это позволить. Гарри зажмурился, словно в него полетела банка с мадагаскарскими тараканами. Герой и героиня войны на ниточке, это так…так… В ушах ехидно прозвенело: «Контролируйте свой разум, Поттер! Докажите, что вы можете!» Он может.       — Благодарю за урок культурного и идеологического различия между нами, господа, — глаза героя стали очень светлыми,  — могу ли я считать себя свободным?       — Всего доброго, мистер Поттер, — взмах рукой, щелчок, звон цепей, открытая дверь.       Близкие, понял Гарри, аккуратно закрывая за собой эту дверь. Схема стара как стены Хогвартса и так же действенна. Начни угрожать родным — и вся защита полетит к дементорам. Иногда — буквально.       Джинни не поняла, почему трансгрессировала в дом Гермионы и как оказалась в её комнате. Наверное, потому что после убийства Рона они начинали расследование точно так же — с дома. Дикая усталость давила, руки едва шевелились, ноги с трудом ощущали твёрдую поверхность. Пришла глупая какая-то мысль: их с Гарри не увековечат в мраморе как примерную пару маглократической Британии (Мерлин, гадость-то какая!), потому что они уже вряд ли помирятся. Она не простит, что он так просто сдался. Он не забудет её слов, и она его понимает.       Резкая и откровенно-яростная Джин точно не простила бы Гарри, скажи он ей что-нибудь вроде: «Ты, Джин, ни на что не способна без Волдеморта в твоей голове!» Малфой, гремлиново семя, зачем было пихать этот дневник именно ей? Волдеморт был таким мерзким, но чувства были такими сильными. И радость, и страх, и боль. Вот как сейчас, когда она смотрит в зеркало Гермионы, сидя на кровати Гермионы, держа в руках расческу Гермионы. Комната разворочена, на доме нет ни одного защитного заклинания. Сколько обысков тут было за три дня? Что она сама тут ищет? Ничего искать миссис Поттер сейчас не могла. Хотелось напиться. Как когда-то давно, с Гермионой. Один-единственный раз после гибели Рона.       Один раз, когда подруга была ещё почти нормальная, с живыми острыми глазами, когда она говорила, что сшила великолепную ночную рубашку — белая вышивка на белом, белые кружева на слоновой кости, глянцевый белый, матовый белый, темно-белый, приторно-белый, ярко-белый, и все в одном. Джин помотала головой, усмехнувшись. Как она могла тогда не понять, не увидеть, что Гермионе совсем, совсем плохо? Нормальная? Гермиона? Которая не читает книги, а трещит об оттенках белого? Это было почти сразу после смерти Лаванды. У Лаванды свой бутик нижнего белья. Был свой.       В кармане с флакончиками разных зелий не завалялось ни одной бутылки гоблинского вина. Джинни отбросила расчёску и пошла по дому в поисках алкоголя. Нашла початую бутылку огневиски в соседней спальне. Странно. Гермиона никогда не пила огневиски.       Глоток. Еще глоток. Что-то неправильно Гарри говорил. Что-то про Гермиону. А! Он сказал, что «она сидит, молчит, она как мертвая, ее ничего не интересует». А когда Джин ломанулась к ней в камеру, Гермиона была вполне живая. Глоток. Ещё глоток. На щеках пятна, голос дрожит, глаза горят. Глоток. Ещё глоток. Малфой. Ещё Малфой. Какого чёрта снова и снова этот Малфой? Гарри под колпаком у невыразимцев, это понятно. Но он умеет показать глазами, умеет писать в воздухе, да ему было достаточно просто моргнуть. Глоток. Чем они его держат? Угрожают ей? Маме? Братьям? Может, их с Майклом бизнес? Глупости, об этом никто не знает. Глоток. Глоток. Еще глоток. Гарри. Еще Гарри. Он не мог верить. Или мог? Мог он сдаться или не мог? Глоток. Не берёт, пикси раздери этот огневиски.       Джинни Уизли была уверена, что на свете нет ничего невозможного, вопрос только в том, хватит ли у тебя храбрости. Джиневра Поттер добавляла: «И будет ли рядом Гарри». Гарри — это звездочки с палочки, которые сыпятся на тебя, когда влетаешь в его комнату на метле (высший пилотаж, между прочим!) с коробкой пирожных («Гарри, твои любимые, последние отбила в «Сладком королевстве»!»). Гарри — это возмущенный вопль: «Джин, обуйся немедленно, земля холодная, иголки острые! И вообще, еще пять минут, и мы возвращаемся на тот дементоров прием, я еще недоулыбался Министру!» Тогда ещё был Кингсли и не было папы — Главного Писчего. Гарри — это руки, которые тянут тебя за пояс, чтобы поцеловать просто потому что солнце яркое и настроение хорошее. Гарри — это запах полироли для метлы и запах ветра, вкус арахиса на губах (он вечно жует орешки, когда работает), вихры на макушке, которые всегда пружинят, как их не приглаживай, шепот по ночам вперемешку со смехом, холодные ладони на бедрах и горячие губы на шее. Если рядом будет Гарри, все получится. А теперь?       Что-то колыхнулось в воздухе — магия? Усталость? За окном темно. Глоток. Еще глоток. Плевать на колыхающийся воздух.       Она не докажет, что Гермиона невиновна, потому, что Гарри, скорее всего, прав. Она виновна. Или хочет, чтоб думали, что она виновна. Это равносильно. Глоток. Ещё. Ещё глоток. Гарри всегда прав. Это безумно раздражает. Зачем Гермиона убила их друзей? Гермиона умная. Сказочки про говорящий квилон пусть Джорджу рассказывает. Чтобы Грейнджер, найдя в шкафу незнакомый кинжал, не зарылась в книги, не пошла в библиотеку, не забросала вопросами всех, кого встретила по пути? Чтобы просто взяла его голыми руками после медальона Слизерена? Это Джорджу все что угодно можно рассказать. Глоток. Еще глоток. Интересно, если бы Фред выжил, Джордж бы тоже был жив? Глоток. Глоток! Глоток!       Джиневра Поттер легко справлялась с конкретными задачами. Пролететь быстрее всех на чемпионате, нырнуть глубже всех на рыбалке, выглядеть ярче всех на приеме. Она могла наслать Летучемышиный сглаз, могла не сразу, но сбросить Империо, могла приготовить утку с яблоками и вздернуть в воздух троих человек одним движением палочки. Но она не могла понять, зачем Гермиона призналась в убийстве мужа. Это глупо. Гермиона не была глупой. Глоток. Еще глоток.       Приняв вертикальное положение и прижав к груди полупустую бутылку полутрезвая Джиневра решила окончательно и бесповоротно — она останется здесь жить. Пока не поймет, почему Гермиона сотворила такую глупость. И пусть там Гарри себе бесится.       Кому она лжёт. Она помчится к нему, как только успокоится. Потому что они вместе — всегда были вместе, всегда по одну сторону. С её одиннадцати лет.       Алкоголь почти победил и Джинни, и клокочущую в ней ярость пополам с магией, когда она поняла, что внизу что-то гремит. И, кажется, рушится.       Она вышла на лестницу, выставила палочку и махнула головой, прогоняя хотя бы часть хмеля. Трансгрессировать домой и вернуться с Гарри? Да её, пьяную, расщепит к горгульям. Порталом в салон? Тролля с два. Она не просто Джинни Уизли, она Джиневра Поттер. Она не боится.       Выставив перед собой магический щит, Джинни тихо спустилась с лестницы.