Миф о девятом вале

      — Это арамейский, — говорит Гермиона, рассмотрев пергамент со скопированной надписью. За окном их замшелого дома уже очень давно стемнело, и завтра идти в Хранилище, а у него ничего не получается.       — Не поверишь, я в курсе.       — Да я не о том. У меня есть справочник. Я сейчас.       Что-то пересыпается и грохочет в бисерной сумочке. Ну да, мадам Грейнджер — профессиональный бездомный. Как, кажется, и он сам.       — Я пересмотрел десяток справочников, — терпение Малфоя закончилось бы давно, если бы он не устал как зуву. — Я просто не могу сложить это в единую логичную фразу.       Гермиона молчит, только звенит чем-то в сумочке.       — Вот!       Книжица жиденькая. И совершенно бесполезная. Чуда не случается. Любой артефактолог знает арамейский как родной, а он нет, и Малфой очень, очень близок к провалу. Они сидят голова к голове над пергаментами и периодически ударяются лбами.       — Идите спать, Гермиона. Третий час ночи.       — И оставить вас одного решать такую чудную загадку? Ни за что.       Загадка составляет всего два слова: «середина» и «верх» на арамейском. Или «посредине» и «наверху», или «центр» и «край». Или… И послание это настолько важно, что его выковали тончайшим металлом поверх церемониальных скрижалей. А у них всё получается что-то предельно простое и совсем не важное.       — Предлагаю написать Долохову в Азкабан, — предлагает Гермиона, когда оба начинают клевать носом. В доме Долоховых и были найдены скрижали.       Люциус хохочет и в сотый раз берёт в руки пергамент с надписью.       — Долохов — страшный неуч. Предлагаю этот булыжник спрятать в дальнее хранилище, мы туда за год не дойдём.       — Искать будут, опись же.       — Гремлин их раздери.       — Снизу вверх? — в сотый раз предлагает Гермиона.       — Там середина. Всё, кроме низа? Без корней?       — А если это не определение части?.. А если это направление?       Малфой смотрит на Гермиону внимательнее. Улыбается одними глазами. Ночь после сильного шторма выдалась такая холодная, что они разожгли камин. Совсем немного, совсем маленькое пламя, играющее в волосах и на лицах.       — Ну допустим.       — Верхний мир?.. Точнее, в верхний мир. От середины и вверх, — предполагает она. — Церемониальный же.       — Арамейский. Верхний мир… Урмиз. Урмиз и Аурмиз, Гермиона, учение Заратустры, — Малфой смеётся и откидывается на кресле. Она быстро кивает, подтверждая его догадку. — Ты умница, девочка. Ты умница.       Она не улыбается, но будто светлеет лицом.       Где-то в глубине дома что-то звякнуло, хлопнуло и протопало. Наваждение пропало. День. Пустая гостиная с не до конца восстановленной мебелью, бокал огневиски, собака у ног, и самое раздражающее — Джиневра Поттер, шастающая по дому Гермионы Грейнджер.       Бывшая рыжая злила его тем, что слишком шумно ходила, слишком громко и эмоционально говорила, слишком суетилась и делала огромное количество ненужных движений. Она действовала ему на нервы, когда просто бродила по этим комнатам, когда под её ногами скрипели третья и девятая ступеньки, когда она бесцеремонно лезла в шкаф с зельями, роняла на пол обертки от конфет из карманов, говорила глупости, била по больному, бывая при этом правой, заедалась и язвила. Она нервировала его своей безбашенностью и своей нерешительностью, попытками всё рассказать Поттеру/какому-нибудь Уизли/какому-то не известному ему Майклу, недоверием и брезгливостью к темной магии.       Джиневра Поттер до гремлинов раздражала его тем, что не была Гермионой Грейнджер.       Наконец, Джинни появилась в гостиной, перепачканная в пыли и паутине. Она рылась на чердаке — как будто мало им было сегодня чердаков! Ведьма бросила на кресло пыльную же бутылку вина, потом ещё одну. Они с Гермионой сделали этот тайник очень давно. Когда она только-только купила этот дом, и ещё не убегала от друзей, и глаза её ещё не погасли. Договорились распить, когда будет совсем плохо или очень хорошо. Но Джинни нужно было сейчас.       Когда Малфой вернулся на чердак дома Эджком, он не нашел Джинни Поттер. Яростно крутанулся на одном месте в надежде, что просто не заметил её за одной из балок. Тихо. Никого. Маг рванул палочку и уже двинулся к двери, когда до него донёсся тихий облегченный вздох. Он поднял голову к источнику звука — с огромными от страха глазами, держа его дублет подмышкой, на толстой балке под самым потолком сидела Джинни.       — И как вы только туда забрались? — спросил он язвительно, убирая палочку.       — Лучше спросите, почему, — скрипнула ведьма, примериваясь спуститься.       Малфой взметнул ладонью черный вихрь и растворил в нем руку по самую лопатку. Густые клубы подобрались к Джин. Она, не раздумывая, опустила ноги в мягкую магию. Из двух зол она всегда выбирала не меньшее, а знакомое. Теплая и ласковая магия закружила и утащила её в Стратфорд. Как всё-таки притягательны темные искусства, горгулья их разорви!       В гостиной Гермионы, пропахшей горелым кедром, они исписали десяток пергаментов — кто где видел молодоволшебников, с каким интервалом ходят дозоры, какие защитные заклинания нащупал Малфой, гуляя по карнизам, и ещё сотни фактов и мелочей, то ли бессмысленных, то ли крайне важных.       Грейс поднялась с пола, горделиво обнюхала бутылки и ведьму. Процокала когтями по паркету и скрылась в кухне.       — А где была убита Роланда Трюк, я так и не узнала, — недовольно сообщила Джин, стирая с лица паутину и тем самым размазывая по коже сажу.       — В Хогвартсе, — скучно ответил Малфой, рассматривая грязную ведьму.       — Откуда знаете? — деловито осведомилась она, стряхивая с пальцев паутину, чтобы взять, наконец-то, палочку, и привести себя в порядок.       — Это я её убил, — так же скучно ответил маг.       — Ну кто бы сомневался. Это ж для вас как пообедать сходить, наверное? О! А правда, что она была любовницей Лестрейнджа? — выпалила Джинни и прикусила язык.       — Если бы это был её самый большой грех.       — А какой самый большой?       Люциус хмыкнул. Присмотрелся к миссис Поттер чуть внимательнее — не догадывается ли мелкая ведьма о том, о чём знать ей будет лишним? Джинни не была Гермионой и плохо умела таить свои чувства. Интересно, как Поттер до сих пор её не раскусил? Разве что он занят чем-то более важным. Спасением подруги, например. Нет, определённо, с ним стоило объединяться, он слишком много знал. И чем скорее, тем лучше, и как-то в обход Невыразимцев, которых так боится бывшая рыжая. Если она права, и Избранный у них под колпаком, зелье заварилось сложнее, чем он думал — расхлебать бы.       Не дождавшись ответа, Джинни палочкой убрала с кожи паутину и грязь, палочкой же откупорила вино. Не утруждаясь призывом бокалов, выпила из горла и села в кресло — напротив Малфоя, рядом со второй бутылкой. На столе перед ними лежали пергаменты разных размеров и оттенков — всё, что они узнали сегодня о следственных экспериментах и всё, что они знали о содержании Гермионы вообще. Её сопровождала слишком большая охрана — Джин и Малфой насчитали как минимум одиннадцать человек. Для двоих волшебников в открытом бою это слишком много, и они сошлись на том, что нужно делать засаду. Пять мест преступления, два проведённых эксперимента, из которых один прошел неизвестно где. Джинни остервенело скребла ногтем по бутылке — насколько легче было бы, если бы она просто принесла портал Гермионе, но после её финта с Джорджем в день ареста вокруг Гермионы охрана едва ли не толпилась.       — Их точно не было ещё в Хогвартсе. Полумна сказала бы мне, — Джинни отпила ещё вина. — Но туда сложно будет пробраться.       — А нужно, и желательно максимально близко, — покивал Люциус. — Если они туда попадут по каминной сети, мы можем не узнать об этом время.       Бывшая рыжая прищурилась, снова отпила вина и улыбнулась.       — Им придется ехать на поезде, господин Пожиратель. Преступников по каминной сети не транспортируют — там легко вырваться и выпасть в любом камине Британии. Ищи-свищи потом.       Покачиваясь от усталости, трангрессии и торопливо выхлебанного за углом вина, Джиневра Поттер медленно поднималась по ступенькам дома на площади Гриммо. Остановилась, воровато оглянулась, выудила из кармана фляжку, в которую налила бордо из дома Гермионы, и глотнула еще. Если сначала она пила, чтобы пережить время, проведенное с Малфоем, то теперь — чтобы перетерпеть отвращение к себе самой. И уже не первый день. Смотреть Гарри в глаза становилось все горше, улыбаться — все жутче, целовать — все страшнее. Только бы он не спросил, где она была, не почувствовал, как ее трясет, когда он обнимает, только бы… любимый муж оказался идиотом — ласково завершила Джинни свою глубокую мысль, подбросила дементорову фляжку в воздух, махнула палочкой и подожгла. Пламя живописно мазнуло по металлу, прогрызая дыры, в нос ударил неприятный запах, в висок — мысль о том, что завтра придется трансфигурировать новую. Проиграв очередную битву с собой любимой, ведьма поползла вверх по лестнице.       — Дорогая, ты дома, — приветствовал ее на удивление бесстрастный голос мужа. Навстречу он не вышел.       Гарри сидел в гостиной, закинув ноги на столик, в руках крутил какие-то пергаменты. Он выглядел странно взрослым и очень красивым. Хотя, возможно все дело в освещении, в полутемной комнате любой будет хорош. Джин бросила нервный взгляд в зеркало и хмыкнула. Запавшие щеки, круги под глазами, бесформенные волосы, размазанная грязь на подбородке — недоубрала. Ей никакая полутьма не поможет.       — Я правильно понимаю, ты собралась в ближайшем будущем отбыть во Францию? А мне сказать позабыла? — спросил он холодно, не отрываясь от бумаг.       — Они меня приняли? Согласились? — помимо воли голос вспыхнул светлой, почти детской радостью. Где-то там, внутри, то ли в животе, то ли в груди, бывшая спортсменка (спортсмены не бывают бывшими, Джиневра!), вытанцовывала ведьмину джигу, седлала метлу и мчалась к кольцам. Взяли! Поверили! Несмотря на травму, на возраст, на то, что она пропустила первое собеседование — бежала в аврорат к арестованной Гермионе. И второе — тогда арестовали Гарри. Ей пошли навстречу, назначили третье. Его она провела сегодня утром, лежа в пыли на чердаке над квартирой Мариэтты и считая по голосам авроров и молодоволшебников. Но ее все равно взяли! Тренером на юниорскую базу во Франции! Она сможет… Она будет… Она уедет! Нет, не так. ОНИ уедут!       — Приняли. Согласились. Уезжай, — Гарри отложил пергамент, по-снейповски поиграл бровью и по-дамблдоровски ласково улыбнулся. — Я подал за тебя заявление в Министерство. Дней через десять получишь портал, — он швырнул на ковер бумаги с французскими флагами. — Иди собирай вещи. Не обессудь, провожать не стану. Я-то наивно полагал, что жена ставит мужа в известность если желает его покинуть. Ты несколько месяцев нелегально мотаешься по странам, отсылаешь резюме на самую затертую спортивную базу, ты просилась не только в Шотландию, Канаду и на какой-то идиотский Мадагаскар, ты писала даже в Уагаду и Дурмстранг! А я узнаю обо всем мимоходом — получив вместо тебя очередную сову и проводя обыск в собственном доме. Кстати, в Дурмстранг тебя не взяли.       — Нет, Гарри, послушай, — Джинни подхватила с ковра документы, не глядя перебросила на диван, — я хотела, чтобы мы уехали. Мы с тобой. Я давно хотела, я, кажется, даже тебе говорила. И пыталась привыкнуть, вспомни, я же старалась, я все делала! Но здесь же нельзя, Гарри, здесь нельзя жить! Здесь мерзко, здесь противно! Что они делают, ты только посмотри! Ты помнишь ту выставку? Когда клюквенный морс с этикетками «кровь младенцев-аристократов» заставляли пить! А эти говорящие плакаты в Косой аллее? Сдай ари-и-истократа, — пропела Джинни манерно-детским голосом. — Мой папа сдал 3-х соседей-аристократов, и теперь у меня будет новая сова и карликовый пушистик впридачу. Сдавай своих аристократов!       — Джин, — он устало потер лоб, — я бы понял, если б ты говорила о деньгах, о работе, о школе для детей. А это мелочи, они утрясутся. Ну много вокруг идиотов, куда денешься.       Она стиснула пальцами штанины джинсов, зацепилась за нитки вышивки, дернула рукой, сломала ноготь. Чтобы не взвыть от боли, заговорила быстро, громко, чуть не крича.       — Гарри, просто идиоты они были, пока не убивали на улицах! А теперь они не идиоты, они патриоты! Когда неделю назад в Хогсмиде очередной маглократ стал Авадой Кедаврой кидаться! Просто так! Ему ничего не было, даже палочку не отобрали, он ведь революционер! Хочешь про образование? Знаешь, что Полумна рассказала? Новый проект! Объединим трансфигурацию и чары в один предмет! И там, и там палочками махать надо, чё, сильно отличаются? Медицина? Отмена зелий — это медицина?! Потому что от перечного бывают ожоги, а его эффективность не доказана?! И… и вообще, Гарри! У нас же целенаправленно учат одних магов ненавидеть других! Просто за…       Муж шевельнул ногой, на пол легко спланировало блюдце с вареньем. Не звякнуло. Только сейчас Джин заметила, что стол накрыт — ботинки Избранного покоились между изящными чашечками-блюдцами-пирожными-сэндвичами-салфеточками, а его шнурки, как в школе — полуразвязанные, лохматые, купались в сливках.       — Просто за то, что они со Слизерина? Или с Гриффиндора? — спокойный, уравновешенный с виду мальчик-который-выжил подцепил чашку мизинцем и принялся раскачивать над ковром, — Опомнись, Джин. Все это уже было. Ничего нового под луной. Образование — вопрос открытый, это верно. Но детей можно учить и дома. С зельями тоже что-нибудь придумаем…       — А зачем придумывать, Гарри? — Джинни искренне не понимала. — Ведь можно же жить нормально?       Он махнул рукой, на этот раз сбив со столика какую-то резную ерундовину для салфеток. Посмотрел ровно, сквозь жену, как сквозь стену.       — Где, радость моя? Уверена, что во Франции дела обстоят гораздо лучше? Цивилизованная Европа, она такая цивилизованная. Последние новости смотрела? А у тебя тут семья.       — Это не семья, если спиной к ним повернуться боишься, — Джин сползла на ковер, обхватила колени руками, — ещё про друзей скажи. И про родные камни дома. И про то, что детей можно растить в пузыре и воспитывать добрым примером.       — Это моя страна, какой бы ни была здесь власть. Я не уеду, — голос Гарри был спокойным как Черное озеро. — Не уеду, Джин. У меня тут работа, друзья, жизнь. У меня могилы тут!       — Могилы, — кивнула она, поднимаясь, — Понимаю. А у меня живые тут. Были…       Прежняя Джин — яркая, буйная, рыжая, уже бы кричала. Била посуду. Рвалась объяснить, показать, доказать и обосновать. Новая — измочаленная чувством вины, замучавшая себя вопросами и снедаемая вечным страхом, который накрывал еще до пробуждения, сдала позиции практически сразу. Она знала, что он скажет, знала давно и именно поэтому не спрашивала и не просила.       Джиневра Поттер поднялась к себе в комнату, бросила в рюкзак джинсы, мантии, платье (зачем ей вообще платье?) ботинки и босоножки. Что еще? Колдофото? Косметику? Любимое полотенце? Что вообще с собой забирают, когда уходят? Деньги! Точно, деньги! Её собственные, за порталы! И кулон с топазом. Свадебное платье оставить? Или забрать? Оно же красивое, сине-зеленое. И короткое. У всех были длинные, а у нее короткое. Шампунь и мыло с запахом зеленого чая. Гарри плевать на зеленый чай. Он черный любит. С липой. Две с половиной ложки сахара.       В гостиной избранный задумчиво вытаскивал шнурки из молочника и тыкал ложкой в апельсиновый мармелад. Щелкнул пальцами, словно что-то припоминая.       — Да, ваш с Корнером салон татуировок сгорел. Очень вовремя, радость моя? Теперь тебя в стране ничего не держит. Правда?       — Как сгорел? — окаменевшими губами спросила Джин, удивившись, почему приятель не прислал ей патронус с сообщением. Когда сгорел — она была там позавчера!       — Ну, не совсем сгорел, подозреваю, сейчас догорает. Плохой район, вокруг сплошные преступные элементы, — пожал плечами Гарри, потянувшись к чашке с шоколадом. Джинни сдула прядь волос со лба.       — Гарри, а ты… у тебя были проблемы, когда я пошла рисовать?       Она только сейчас подумала. Главный аврор Магической Британии и его жена — татуировщица из мелкой лавки.       Поттер отвел глаза на секунду, не больше. Джинни всегда так. Сначала делает — потом думает.       — У меня не бывает проблем, Джин. Проблемы были у тебя. Ты с ума сходила от всего, что творилось вокруг. Флаги, речевки, маглократы. Тебя с кровати нужно было тащить заклинаниями, а после увольнения из редакции, ты зубами за подушку держалась. Сидела в четырех стенах, общалась только со своими. Лицо держала хорошо, но я все же не дурак, правда? Да я б тебя не только татуировать отпустил, я б тебе нунду дрессировать позволил! Но к чему, если ты решила уехать? — не глядя на жену, сделал пространный жест рукой в сторону лестницы.       — Удачи, Джин!       Она вдохнула, сжала кулаки. Чушь какая, такого не может быть, такого просто не бывает. Она не уйдет, какая к дьяволам Франция? Повернулась, дрогнувшим голосом произнесла:       — Гарри, пожалуйста… — и под силу его заклинания слетела с лестницы, чудом не задевая спиной ступеньки.       Поттер, стиснув зубы, дождался, когда хлопнет трансгрессия, опустил палочку. Поджог ковер под ногами, потушил, снова поджог. Красно-сине-зеленое пламя горело ровно и дышало гулко. Вспомнил, как из Министерства они трасгрессировали в лес. Рона расщепило. И Гермиона, залившая его плечо бадьяном, накладывала чары вокруг палатки окровавленными руками. Горгулья тебя раздери, Гермиона! Избранный с чувством долбанул ногой столик, густо уставленный фамильным фарфором, наступил на осколки, размазывая шоколад и сливки по ковру. Жаль было жечь этот проклятый салон, Джин его действительно любила. Но если пытаться выдворить упрямую жену из страны, то все средства хороши. Хотя, с Джинни нет никаких гарантий. Никогда нет гарантий.       Он подошел к камину, кинул пригоршню пороха, ткнулся лбом в холодный камень.       — Привет, Луна. Занята? — уставший, до чертей уставший голос. Может, нужно было иначе как-то с Джин? Но он и правда был зол, и эту карту с её письмами грех было не разыграть.       — Привет, Гарри! — спокойный голос подруги заставил поморщиться. — Нет, не очень. Рисую морских гномов, жду, когда папа поужинает. Мы с ним собирались препарировать бундимуна, ночью всегда проще.       Поттер наскреб остатки мыслей, вспомнил, что бундимун — это нечто, похоже на плесень с глазками, и решил, что прямо сейчас бежать и спасать школьную приятельницу не стоит. Плесень или рассосется, или уползет.       — Удачи. Хотел спросить, знаешь ли ты заклинание, которое заставляет дом исчезнуть со всех карт? Да-да, Фиделиус я и сам знаю, но может еще какое-то? Папа? Конечно, спроси его.       Герой вынул голову из камина и поддел ногой нетронутую банку с мармеладом, зашвырнул ее под шкаф. Он подал от имени Джинни в Министерство заявление на получение портала. Нажал на все оставшиеся знакомства, но все равно ей ждать еще дней десять. Если б он только был уверен, что она станет сидеть тихо, а потом уедет. До того, как все случится. Джинни не должны связать ни с чем, что…       — Гарри, — легкие интонации появившейся Полумны не шелохнули порох в камине, — папа говорит, что никогда не встречал ничего похожего. Но ты можешь проконсультироваться у профессора Флитвика, я послезавтра снова в Хогвартс, договорюсь о встрече.       Огонь погас. Избранный снова впечатал лоб в мрамор и простонал парочку забористых ругательств. Итак, если предположить, дом главной убийцы Магической Британии, который сейчас, сбивая ноги, ищут все авроры, действительно под Фиделиусом, то кто же стал хранителем? Мерлин, не Джинни ведь? Да, она хотела спасать Гермиону, но потом вняла же голосу разума! Его жена, наверное, уже бывшая жена, теперь хочет просто тренировать подростков, ловить снитчи и пикировать на метлах. У его жены даже не хватит сил на такое заклинание! Она его делать просто не-у-ме-ет. Полумна снова появилась.       — Гарри, тебе плохо? Мне прийти?       — Нет, Луна, все в порядке. Я справлюсь, только немного посплю.       Ему нужны две недели, две недели максимум — последнее, что подумал Поттер, перед тем как рухнуть на диван и отключиться. Он не видел, как из камина вышла спокойная Полумна Лавгуд, махнула палочкой в его сторону. Убедившись, что друг заснул, накрыла героя пледом, убрала с ковра остатки посуды, сурово шикнула на возникшего в углу Кикимера и подошла к портрету Вальбурги.       А в доме Гермионы, в гостиной на подгоревших досках паркета материализовалась Джинни. Выбила из рук опешившего Малфоя огневиски, швырнула сумки на пол.       — Мы летим в Хогсмид немедленно, — рыкнула она. — Нечего ждать утра.       Люциус усмехнулся и пожал плечом. Кликнул Грейс, запустил её в чемодан. Взметнул черные вихри и утащил Джинни в Визжащую хижину. Там, ругаясь, отбиваясь от всех сов и Патронусов Уизли, по очереди выходя на разведку и не давая друг другу пить, они провели четыре следующих дня. Джин, бубня о замшелой древности и имея в виду то ли Пожирателя, то ли алкоголь, методично била бутылки малфоевского коллекционного огневиски прошлого века, которые он вынимал из недр чемодана. Малфой, мстительно, прищурившись, цитировал девизы чистокровных всех родов Магической Британии, рассуждал о прелестях черной магии и одним движением палочки осушал джиневрины бутылки с вином. Так продолжалось до тех пор, пока их запасы спиртного не иссякли в обед четвертого дня.       На рассвете пятого Джин с окраины Запретного леса послала свою серебристую лошадь за Малфоем — во дворе Хогвартса царило непривычное для лета оживление.       — Как удобно, что вы Трюк в лесу прикончили, а не в замке, — язвительно шепнула лежащая в кустах Джинни трансгрессировавшему рядом Люциусу. — Прямо как в воду глядели.       — Мы гуляли, — ответил он просто, не отвлекаясь от сгущавшейся у стен замка толпы. — Всё готово?       — Всё проверила.       В толпе у стен показалось зелёное пятно — Гермиона. И у Малфоя, и у Джинни одинаково сжалось сердце. Толпа ещё сгустилась. Зелёное пятно в окружении голубых курток молодоволшебников двинулось к лесу. Они шли стремительно, уже можно было рассмотреть лица, и Джинни перекатилась под большой куст, чтобы беззвучно отползти к своей позиции, когда Люциус тихо окликнул её.       — Стойте.       Джиневра замерла.       — Там что-то происходит.       Послышался невнятный шум голосов, а потом смех Гермионы — громкий и заливистый, со счастливыми перекатами. Молодоволшебники сгрудились вокруг неё, кто-то ходил, кто-то спорил, кто-то посылал Патронуса, и прозрачная в утреннем свете цапля улетала в небо. Волшебники напряженно смотрели, как сначала улеглось внезапное волнение, и толпа чуть рассредоточилась, как спорили маги, как улыбалась и что-то оживлённо рассказывала Гермиона.       В течение следующего часа картинка перед глазами Джинни и Люциуса менялась постоянно — неуловимо, но не критично. Все так же стояла Гермиона, все так же кто-то говорил и спорил, приходили и уходили люди. Удлинители ушей не помогли — слишком большим было расстояние, и волшебникам, затаившимся в Запретном лесу, оставалось только сидеть под широким теплым стволом старого кедра и ждать, не сводя глаз с зелёного пятна.       Что-то зашуршало за их спиной, и Джинни вскочила первой, а за ней, тяжело осев на больную ногу, выровнялся Малфой. Увидев, кто идёт, они удивились оба, так сильно и так похоже, что Нарцисса Малфой едва не рассмеялась.       — Ну здравствуй, дорогой, — сухо сказала она, складывая руки на груди. В ладони она держала волшебную палочку.       Джинни как-то автоматически придвинулась чуть ближе к остолбеневшему, белому Малфою. Ну потому что гремлин его знает, что делать — бить Нарциссу Петрификусом или бежать, или… Но миссис Малфой её движение заметила, и губы её грустно изогнулись.       — Так это ты отбиваешь жену у героя, дорогой? А то вся Британия в курсе маленькой семейной ссоры.       Люциус вопросительно сдвинул брови, не понимая вопроса, перевёл взгляд на Джиневру Поттер и хмыкнул.       — В целом, ты права, любовь моя, отбиваю. Только не эту, другую, — ответил Малфой подчеркнуто светски. Он держал себя в руках куда хуже, чем его жена, и с его волшебной палочки уже слетели в траву две жёлтые искры. Джинни сделала ещё шаг и стала за плечом бывшего Пожирателя. Получить проклятие в милой семейной беседе ей не хотелось, а идти было откровенно некуда.       — Вот оно что, — подхватила его тон Цисси и посмотрела на гудящую толпу в нескольких сотнях метров от них. Ухмыльнулась. — Миссис Грейнджер-Уизли… Не смотри на меня так. Я слишком хорошо тебя знаю. Видела, как ты смотрел на неё в зале суда. А вы, миссис Поттер, у него на побегушках, стало быть? Скажите, а он рассказал вам и вашей подружке, что вашего брата и родителей миссис Уизли убили из-за Люциуса Малфоя?.. КОНЕЦ ПЯТОЙ ЧАСТИ