Protect me from what I want

      Фин всегда знает, когда следует прийти.       Он подгадывает идеально, ступает тихо и вкрадчиво, бесшумно просачиваясь через дверь. Геде́он никогда не зовёт его к себе, а Фин никогда не спрашивает разрешения — они понимают друг друга без слов.       Фин первый начинает эти ночные встречи без малейших обязательств. Он просто приходит в один прекрасный момент, ступает всё также вкрадчиво и тихо и обхватывает своими горячими ладонями худое лицо мастера.       Он целует глубоко и неторопливо, медленно и плавно, так, чёрт возьми, правильно, что Геде́ону просто не хватает сил оттолкнуть его. Лишь положить руки на выступающие лопатки ученика и отнять у него всю инициативу.       Чувствовать, как удовлетворённо Фин улыбается сквозь поцелуй, а после садится прямо на колени мастера, упираясь членом в его живот.       Да-а-а… Именно с той ночи всё и начинается, и наглый ученик с завидным постоянством навещает своего учителя. Геде́он знает, что Фину всегда было плевать, с кем спать, в то время как сам Геде́он…       Он видит в нём тень былого. Бывшего мага потустороннего мира, наставника, друга и возлюбленного, который никогда не ответит взаимностью. Геде́он и не ждёт, знает, что для народа его мастера мужчина, разделивший любовь мужчины, — самое сильное проклятие и наибольший позор.       В то время как любовь и страсть в душе самого Геде́она кристаллизируются в чистейшую тьму, пожирающую его.       И Фин, этот несносный Фин, каким-то образом чувствует это. Не просто чувствует — зачем-то позволяет Геде́ону выпускать монстра на волю, пока мастер не может ему сопротивляться, раз за разом позволяя ученику принимать своих демонов.       Фин всегда знает, когда должен прийти. Он улыбается кротко, сверкая во тьме комнаты зелёными изумрудами своих глаз. Есть в этом блеске что-то зловещее и предупреждающее, но оно не пугает Геде́она, нет. Потому что если и стоит бояться кого-то из них двоих, то только главу Совета, снова и снова дающего волю своим самым чёрным мечтаниям.       Фин не произносит ни слова, сбрасывает с себя жилет, обнажая торс окончательно. Ступает вкрадчиво, словно лис, приближаясь к мастеру, сидящему за столом. Геде́он наблюдает за ним со стороны, не подходит и не останавливает, ждёт, когда бывший ученик закончит.       Фин ухмыляется и так и не доходит до своего хозяина и господина. Раздевается полностью, ничуть не смущаясь своей наготы. Ступает аккуратно и медленно, теряя по дороге свои шаровары, и возбуждение, скрыть которое нет возможности, отзывается лёгким покалыванием в кончиках пальцев — его член всегда стоит твёрдо, когда Фин приходит к мастеру. Блестит в лунном свете, пробивающемся сквозь тяжёлые тучи, тёмная головка, пока вязкие капли смазки медленно скатываются по гладкой коже.       Интересно, мастер, твой любовник, которого ты так жаждал, с таким же предвкушением ждал бы ваши общие ночи?..       В этот раз Фин ложится на узкую кровать на живот. Призывно раздвигает ноги, и Геде́он тяжело поднимается из-за стола, за которым сидел до этого. Кровь закипает в его жилах, отзываясь тяжестью в паху, и он легко сбрасывает тяжёлые одежды.       Бледная кожа даже в ночном сумраке резко контрастирует со смуглой кожей Фина. Геде́он приближается к Фину и нависает над ним сверху. Закрывает глаза и видит перед собой совершенно другого мужчину.       Болезненная нежность вынуждает его растягивать ласки. Плавно и аккуратно скользить руками по горячему телу, гладить бока и очерчивать линию позвоночника. Оставлять горящие сухие поцелуи на шее и плечах, лопатках, представляя под ними другую, бледную и холодную кожу, пахнущую древними свитками, а не смуглую и горячую, пахнущую травами и бальзамами.       Геде́он зарывается носом в длинные волосы на макушке, и Фин чувствует, как твёрдый член упирается ему в ягодицу. Он прикрывает глаза, шумно выдыхая и сжимая в кулаках простынь, пытаясь скрыть нетерпение, когда мастер растягивает мучительно сладкую пытку.       Он притирается членом, проводит им между расслабленных ягодиц, и лишь после властным движением раздвигает их. Сжимает, сминая длинными тонкими пальцами, приставляет к открывшемуся проходу головку своего члена и плавно толкается внутрь, легко входя сразу наполовину. Фин издаёт тихий протяжный стон, сильнее сжимая простынь в руках, и запрокидывает голову.       Странным образом ему всегда нравится чувствовать себя наполненным горячей плотью мастера.       Он ложится под него добровольно. Знает, что Геде́он, закрывая свои глаза, представляет на его месте абсолютно другого мужчину — Фина это, однако, ничуть не тревожит. Он делает это только ради своей выгоды, ради того, чтобы утолить своё желание, и совсем немного — чтобы помочь учителю выпустить хоть на время своих внутренних демонов. Поддаться желанию и позволить тьме ненадолго взять разум под контроль.       Ведь Фину всегда было плевать с кем спать. Кого трахать и кому давать трахать себя.       Геде́он толкается медленно, почти нежно. Входит на всю длину, отчего ягодицы Фина касаются яичек, заполняет собой всё нутро своего ученика. Он мучает и себя, и невольного любовника, стонет тихо, опаляя дыханием чужое ухо, и Фин вторит этим стонам, жмурясь, выгибая шею и двигая бёдрами в такт чужим движениям.       Мастер замирает. Сжимает руки в кулаках и вынимает из него свой член, меняя позу, поднимаясь с Фина и становясь на колени. Крепко хватает чужие бёдра, оставляя на них синяки, приподнимает их немного, заставляя Фина опереться на локти и прогнуться в пояснице, призывно выпятив зад. Геде́он входит резко, сразу на всю длину, выбивая из любовника долгий протяжный стон наслаждения, и начинает быстрые, грубые, рваные движения.       Фин закусывает губу, закатывая глаза, но стоны всё равно срываются в такт толчкам и шлепкам кожи о кожу. Он принимает более устойчивое положение, опираясь лишь на одну руку; вторую же кладёт на свой член, двигая ею в такт движениям мастера. Конечно, он может кончить и так, а может и не кончать вовсе, позволив мастеру закончить. Сам же может довести себя до разрядки в своих покоях или прийти к Амаргариме — вариантов, на самом деле, много.       Но Фину хочется остроты ощущений. А потому он обхватывает свой член, сжимает крепко, и подрачивает в том же ритме, что его трахает мастер.       Геде́он тихо рычит, сильнее сжимая чужие бёдра, яростно вколачивается в тело под собой. Задыхается стонами, проникает сильнее и глубже. И лишь когда доходит до разрядки, замирает, крепко прижимая к себе бёдра Фина, и — неизменно — изливается внутрь, выпуская всё до последней капли. Наваливается разгорячённой грудью на мокрую спину, своим телом придавливая Фина, который тоже заканчивает, чувствуя, как вязкая жидкость пачкает его пальцы, выплёскиваясь на постель.       Они лежат, не говоря друг другу ни слова, пока не отдышатся. После же Фин, всё также молча, встаёт и, одеваясь, уходит, оставляя мастера вновь в одиночестве. Он выполняет свой долг и получает то, что хочет, так что больше ему незачем оставаться в чужих покоях.       Утром они, конечно, снова сделают вид, что ничего не произошло. Что не было этой очередной ночи без обязательств и каких-либо чувств. Что не было этого спонтанного секса. Впрочем, всё равно расстанутся они ровно до следующего раза, когда оба будут в нём нуждаться.       И Фин снова будет точно знать, когда должен прийти.