Грешники (а грешники ли?) (Тревиль/Ришелье)
15 апреля 2021 г. в 14:01
Их встречи так издевательски редки и ещё более кратки. Впрочем, то, что они у них есть, уже само по себе благословение. Ведь в их просвещённый модерный век по-прежнему нет греха страшнее, чем любовь мужчины к мужчине. Связь их потому тайная и запретная, и если кто-нибудь узнает о ней, лёгкой смертью любовники не отделаются.
Грязные мужеложцы, содомиты и извращенцы, не заслуживающие жизни; преданно влюблённые, словно подростки, друг в друга мужчины, которые как никто доказывают, что чувства могут быть не только между противоположными полами.
Тревиль тяжко вздыхает, прикрывая глаза. Философские мысли часто приходят с меланхолией, и он обдумывает снова и снова происходящее. Правильно ли они поступают? Имеют ли они вообще право проводить друг с другом ночи? И правда ли любви между ними существовать не должно?
— Я так и слышу, как крутятся шестерёнки в твоей голове, Жан, — вкрадчивый голос мягко вмешивается в задумчивость Тревиля, обволакивая разум. Прохладные пальцы осторожно дотрагиваются до скул, и мушкетёр мотает головой, сбрасывая мимолётное оцепенение. — Ты слишком много думаешь, — Арман смотрит на него насмешливым взглядом сверху-вниз, на что Тревиль лишь выдыхает, прикрывая глаза.
— Иногда сомнения сковывают моё сердце, и мне трудно бороться с ними, — он признался, посмотрев на возлюбленного открытым взглядом, на что тот ответил привычной бесстрастностью, за которой скрывалась задумчивость. — Особенно, когда я вспоминаю о том, что ты — духовное лицо.
— Они считают это грехом, — Ришелье недовольно поджал губы и сузил глаза, блеснувшие стальным блеском. — Однако Бог есть Любовь — об этом твердит Святое Писание. А разве любовь бывает выборочна, Жан? Разве для неё важен пол и возраст? Разве у неё существует запрет, по которому я не могу любить тебя и наоборот?
Тревиль промолчал в ответ. Долгим взглядом смотрел он на своего любовника, прежде чем протянул к нему руки, обхватывая ими его талию, и притянул к себе, утыкаясь носом в плечо.
— Даже если всё это преступление и грех, с тобой я хочу быть страшнейшим из преступников и грешников, — глухо произнёс он, прежде чем отстранился, заглядывая в холодные серые глаза.
Ришелье на это беззлобно хмыкнул. Обхватил ладонями лицо Тревиля и наклонился, целуя его, заглушая все сомнения и переживания. Вместо них поднимая в памяти жаркие воспоминания, от которых пылает тело и плавится в экстазе. Закрывая глаза, Жан ответил на поцелуй, подаваясь вперёд, порывом вставая со стула, на котором он сидел до этого, и с напором перехватывая инициативу. Пока перед закрытыми веками расцветают сладостные картины.
Арман практически никогда не позволяет Тревилю быть сверху. Наоборот он всегда приходит сам, словно кот, один из многих, которых он так любит. Его худосочная высокая фигура скользит как обычно вкрадчиво, и все её движения обманчиво грациозны и плавны. Он залазит на постель, нависает над Тревилем сверху, глядя на него пронзительным колючим взглядом, и продолжает также пристально смотреть, длинными прохладными пальцами находя чужой член. Проводит кольцом из них снизу-вверх, заставляя любовника шумно выдохнуть и прикрыть глаза.
Арман улыбается удовлетворённо и медленно, мучительно медленно, чуть придерживая член, садится на него сверху, вбирая его в себя до самого основания. Он выгибается, томно закрывая глаза, и кусает губу, упираясь руками в чужой живот и грудь.
Разрывая поцелуй Тревиль открывает глаза, отгоняя наваждение, глядя на любовника подёрнутым дымкой взглядом. Кардинал напротив него лукаво усмехается, прищуриваясь, и смотрит на капитана королевских мушкетёров с неприкрытым интересом, словно видит его впервые. Подобные встречи у них бывают не так уж часто, как им хотелось бы, а потому каждый раз и вправду чем-то напоминает первый.
Тревиль, всё такой же переполненный чувствами и нетерпением, и он сам, кардинал Ришелье, плавящийся от жадности получить больше того, что ему дают. Однако в этот раз должны они быть осторожны, ибо едва окрепший после отравления организм кардинала требует особенного отношения к себе — конечно, Тревиль знает об этом.
На этот раз он сам увлекает любовника в поцелуй. Размеренный, глубокий и чувственный, в нём они медленно двигаются в сторону кровати, опускаясь на неё. Встречаться в личных покоях кардинала в его резиденции гораздо удобнее, чем в захудалых тавернах да постоялых дворах, хоть и чуть менее безопасно из-за возможности появления слухов и раскрытия их тайны. С другой стороны, Ришелье всегда окружал себя только проверенными людьми, и если бы кто-то только помыслил распускать грязные слухи о кардинале, жизнь его мгновенно оборвалась бы.
И всё же им редко удавалось уединяться в покоях Армана. Но сейчас он всё ещё был слаб после неудачного отравления, а потому проводил бо́льшую часть времени в своей резиденции, почти не показываясь на людях. Именно поэтому Тревиль и пришёл сегодня сюда; именно поэтому сейчас, целуясь и попутно раздевая друг друга, они устраивались на широкой кардинальской кровати.
Грубые, горячие, мозолистые ладони Тревиля гладили худое поджарое тело Ришелье. Касались сухой тёплой кожи, крепко сжимали бока, опускаясь к бёдрам. Арман откликался на это шумными чувственными вздохами, кусая сухие губы и подаваясь вперёд, руками упираясь в грудь Жана, лежащего под ним.
Это их своеобразная традиция. Упрямство и властность Армана, которым Жан всегда потакает. Кардинал — жёсткий, властный, сильный человек, привыкший всегда и во всём держать ситуацию в своих руках и под своим контролем. Никогда он не прогибается ни под кого и никому не позволит сломить себя. Поэтому даже в их занятиях любовью он всегда стремится демонстрировать свою силу, снова и снова напоминая Тревилю, что принимает его по собственной воле.
Снова и снова напоминая, что от близости с мужчиной он сам не перестаёт быть мужчиной.
Жан не спорит. Ему самому не нужно никому ничего доказывать. Да и он знает, что они оба знают, что делает он это исключительно от большой любви, будучи физически в разы сильнее и умелее своего строптивого любовника. Однако показывать характер Тревиль вовсе не хочет, прекрасно осознавая, что и Ришелье не так-то прост на самом деле.
Потерять и без того редкие, благословенные моменты единения и близости по глупой гордыне Жан не хочет.
Неуместные размышления, словно наводнение, заполняют голову. Тревиль гонит их прочь и тихо выдыхает в приоткрытые губы возлюбленного напротив, когда прохладные кончики длинных тонких пальцев кардинала легко проводят по напряжённому члену. Касаются его почти невесомо и дразнящее, и Арман довольно усмехается.
— Ты знаешь, что делать, Жан, — он наклоняется к любовнику, коротко целуя его в уголок губ. — Оно лежит там же, — Тревиль в ответ хмыкает, подаваясь корпусом в сторону прикроватной тумбы, доставая оттуда масло.
Обильно смачивает указательные и средние пальцы обеих рук. Накрывает ладонями худые ягодицы и чистыми пальцами крепко хватается за кожу, раздвигая её в стороны. Приставляет четыре фаланги к открывшемуся проходу, массируя его, а после аккуратно и медленно проталкивая внутрь первые фаланги указательных пальцев. Арман негромко ахает, выгибаясь, и Жан подаётся к нему, оставляя хаотичные поцелуе на его коже.
Пальцы скользят глубже, раздвигая стенки кишечника, разрабатывая тугие мышцы. Медленно и осторожно присоединяются к ним средние пальцы, и кардинал глухо всхлипывает, кусая губу. Он упирается ладонями в сильную грудь Тревиля, покрытую множеством шрамов, и подмахивает бёдрами навстречу чужим движениям.
Тревиль играет с ним. Намеренно медленно скользит внутри, растягивая его и готовя. Находит подушечками пальцев чувствительное место внутри любовника и несильно надавливает на него, вызывая у него хриплые стоны. В отместку Арман, который, конечно, не может бездействовать, сжимает в кулаке напряжённый член Жана. Проводит вверх-вниз рукой, пощипывает головку, трётся собственным членом. Тревиль на это глухо рычит, закрывая глаза, и обоюдная пытка превращается в противостояние, в котором нет победителей.
В конце концов они оба сдаются. Доводят себя до вершины ожидания, и Тревиль медленно выводит пальцы из чужого тела, а Ришелье отпускает его член. Вместо этого качающимся движением проходится по нему ягодицами, подаваясь ими назад, и Жан чувствует, как напряжённая влажная головка упирается в раскрытое кольцо мышц.
Арман стонет глухо, медленно и тяжело опускаясь на напряжённый член. Упирается в бока Тревиля, пока тот держит его за локоть и бедро. Терпеливо ждёт, не спеша спешить (ах, каков каламбур!), и позволяет любовнику полностью принять себя.
Кардинал опускается, чувствуя ягодицами чужую кожу. Замирает на несколько мгновений, привыкая к чувству наполненности, и лишь после скользит ладонями вверх по животу и груди Тревиля, щедро усеянным шрамами, наклоняясь к нему. Берёт его лицо в свои руки и глубоко неспешно целует.
Жан гладит худую спину, опускаясь руками к пояснице, а после — сжимая ягодицы. Резко толкается в узкое, но податливое нутро, тем самым выбивая из любовника долгий, протяжный и громкий стон. Арман запрокидывает голову назад, подставляя шею, и Тревиль охотно приникает к ней.
Арман покачивает бёдрами в такт толчкам Тревиля. Сначала движения их медленные и рваные, и лишь постепенно они обретают слаженность. Темп задаёт кардинал, качая бёдрами, то крепко сжимая в себе капитана, то отпуская его. Тот подстраивается под ритм, и вдвоём они двигаются словно единое целое. Чувственность и обоюдная любовь, которую бо́льшую часть времени они скрывают даже друг от друга, пропитывает каждое движение, и жаркие стоны звучат в унисон, разжигая огонь в самом воздухе.
Постепенно движения становятся быстрее и нетерпеливее. Они целуются, обнимаются, скользят ладонями по телам друг друга. Арман нетерпеливо трётся членом по животу Жана, и тот гладит влажную твёрдую плоть, несильно сжимая. Любовник за это крепко обхватывает его внутри, и Тревиль глухо стонет, чувствуя, что напряжение на пределе. Он толкается несколько раз особенно сильно и резко, а после замирает, напрягаясь всем телом.
Арман издаёт протяжный стон, кусая губы, когда чувствует, как горячее семя обволакивает его изнутри. Накрывает ладонью ладонь Тревиля на своём члене и вместе с ним проводит по нему. Вдвоём они завершают работу, доводя до края и самого Ришелье, и он изливается на живот и грудь любовника. Лишь после встаёт с него, и Тревиль тянется за чистой тряпкой, вытирая себя и помогая вытереться Арману.
Кардинал укладывается рядом, опуская голову на плечо возлюбленного. Прижимается по-прежнему обнажённым телом к его обнажённому боку и в спокойствии прикрывает глаза. Сильные руки Тревиля обнимают его крепко и нежно, и в них Арман чувствует себя защищённым и счастливым. Как Жан — счастливым и нужным. А большего им и не надо.