Шепот/Крик. Глубокая зелень и синева.
На экране — смс от Намджуна с приложенным к нему фото, от которого у любого бы кровь в жилах застыла, но только не у Хосока. Он к таким зверствам, к сожалению, привык… насколько вообще возможно приспособиться к такому. Чон не ходил к психотерапевту, но был уверен в том, что если бы пошел, то после вышел из кабинета все тем же, а врач остался бы с седыми волосами и нервным тиком. Чон Хосок — это не обычный человек. Он — оружие, а оружие чувствовать к жертвам, понесенным от своих рук и от чужих, ничего не может. Новое сообщение От кого: Джун 09:12 «*посмотреть вложение* Привет, брат. Этот ублюдок снова вылез из своей норы. Посмотри, что он сделал с моими парнями, бедняги. Два дня назад я сказал им проверить территорию в восточном регионе, там заброшенная детская больница, ничего интересного, но для мелкой торговли наркотиками самое оно, а я не люблю, когда приторговывают зеленые школьники. Это начинает меня раздражать. Я хочу, чтобы ты приехал, Хосок, может, что-нибудь найдешь. Ты единственный, кому я сейчас могу полностью доверять. Приезжай как можно скорее, координаты я пришлю» Хосок внимательно рассмотрел фото. Для более детального анализа ему нужно было быть на месте. Трое патрульных Намджуна были прикованы к стульям, стоящим посреди пустого серого помещения, ржавыми цепями. Тела их полностью измазаны в крови и какой-то светлой грязи, возможно, ржавчина; глубокие раны покрывали руки и ноги, гематомы полностью скрыли натуральный цвет кожи: над ними издевались, долго и мучительно. Никто не заслуживал такой жуткой смерти, разве что только тот, кто это и сотворил. На коленях убитых лежали их собственные головы с широко распахнутыми стеклянными глазами и ртами, а на голой стене позади красным была написана фраза… «Убивай ночью, казни виновных при свете дня» Хосок стиснул в гневе зубы, отложив телефон и решив все более подробно осмотреть на месте. Он надеялся, что парни умерли еще до того, как кончились все пытки, и не мучились долго. На фотографии он не мог полностью разглядеть, что именно с ними делали. По спине пробежал неприятный холодок. Хосок решил, что не стоит медлить и лучше скорее отправиться в эту заброшенную больницу по адресу, что выслал Намджун.*2*
Крадучись неспешно, как осторожная кошка, парень заглянул на кухню, будто бы и не в своем собственном доме находился. Тэхен всегда видел в Хосоке авторитет, поэтому слушался старшего беспрекословно, значит, когда тот говорил не встревать и не лезть на территорию — не встревал и не лез. Но теперь это касалось Чонгука, поэтому он просто не мог усидеть на месте, и даже небольшая занятость днем, вынудившая Тэхена отлучиться из особняка, не сумела надолго занять мысли чем-то иным, помимо беспокойства об омеге, который с ночи так и лежал в постели, окруженный заботой и защитой старшего брата. Хосок за Чонгуком ухаживал лично: сбивал температуру, приносил ему таблетки и воду, упрашивал поесть. Хосок очень устал: не спал ночью, а после весь день пробыл на ногах. Но усталость затиралась на заднем плане, потому что он привык думать о себе в последнюю очередь. Хосок клевал носом, заваривая чай, поэтому даже не заметил, как подошел Тэхен. — Привет, ну как он? — Тэхен, приблизившись к нему на свой страх и риск, остановился рядом. Но Хосок уже успел успокоиться, вернулся к своему обычному состоянию и не стал отгонять парня, как это было ночью и с утра, пока Тэхен не уехал, чтобы не мешать ему и самому заняться чем-нибудь полезным. — Температура спала… будто и не было. Течка тоже магическим образом испарилась, — вздохнул старший. — Я хотел отвести его в больницу, но Чонгук не дался, сказал, что этому внезапному сбою организма виной нервы. Но сессия у него еще не скоро, так что я даже не понимаю, из-за чего мой брат мог перенервничать… Тэхен был рад слышать, что с Чонгуком все в порядке, оттого облегченно выдохнул и расслабился, впервые за день осознавая, что тоже чертовски устал. Плечи неприятно заныли, он размял шею, вымученно простонав и повертев головой из стороны в сторону. — Ты сам как? Прости, что накричал на тебя… был не прав. — Ничего, я понимаю, — Тэхен ободряюще похлопал его по плечу, показывая, что совсем не обижается. — Я тоже в норме. Можно Чонгука проведать? — Вообще-то, — Хосок отвел глаза в сторону, поджав губы, — мне нужно встретиться с Джуном: у него кое-какие проблемы. Так что я хотел бы попросить тебя приглядеть за Чонгуком… по крайней мере, до завтра. Уже смеркается, не хочу оставлять его. Вдруг опять что-нибудь случится. Тэхен был почтен таким доверием, которое ему оказали. — Конечно. — Чонгук выглядит отлично, — усмехнулся Хосок, — здоровее всех. Даже удивительно, на что способен молодой организм. Он валяется у себя в комнате. Отнесу ему чай и поеду. Тэхен кивнул, улыбнувшись, и проследил взглядом за мужчиной, который с подносом в руках направился в гостиную. Но внезапно Хосок остановился и, повернувшись, чуть неловко сказал: — Ты только, если… если он не захочет, не беспокой его. Хорошо? — Без проблем. Я не буду мешать ему, просто останусь в особняке, клянусь. Хосок удовлетворенно кивнул и ушел наверх, оставив Тэхена с его мыслями наедине.*3*
— Эй, малыш, — Хосок, не сводя глаз с подноса, вошел в комнату Чонгука и легонько прикрыл за собой дверь ногой, — все, как заказывал. Чай с мятой. — Спасибо, — счастливо улыбнулся юноша и сел на кровати, отодвинув в сторону книгу по физиологии омег, которую читал уже несколько часов. Оказалось, что его вчерашняя лихорадка и «течка» — последствия расшатанной нервной системы, небольшой сбой в организме, только Хосок до сих пор скептически относился к этой версии. Поэтому Чонгуку приходилось сейчас вместе с чаем исправно глотать таблетки. Запах мяты успокаивал. Чонгук невольно закрыл глаза и принюхался, согревая ладони о горячую кружку с холодным ароматом. Голова в эту секунду казалась ему легкой, и такое же невесомое умиротворение и счастье принялись наполнять изнутри. Рядом с братом хорошо, по-домашнему мирно и тепло, а в совокупности с окутывающим запахом мяты, витающим в воздухе, Чонгук почувствовал себя как никогда лучше. От внимательного и читающего взгляда Хосока не утаилась эта перемена в младшем брате, но он молчал, лихорадочно складывал пазл в голове. Сейчас у старшего были другие проблемы, серьезные проблемы. Чонгука оставлять не хотелось, но он не брелок, который можно повесить на ключи от новой машины и всюду таскать с собой, его, наоборот, жизненно необходимо держать как можно дальше от всего этого дерьма, которое должен разгребать Хосок. Намджун вновь подкинул работу и ждет его. — Малыш, знаю, что я не лучший брат. Оставлять тебя сейчас — это самый омерзительный поступок в моей жизни, но я должен ехать и помочь Джуну в офисе, — Хосок лжет лишь отчасти, но и от этого до крови прокусывает себе щеку, проклиная все на свете и молясь о том, чтобы не увидеть разочарования на дне зрачков брата. Но Чонгук его удивляет. — Конечно, я все понимаю. Езжай, — он пожал плечами и сделал еще один глоток. — Я большой мальчик, сам о себе позабочусь. Я в полном порядке, поверь, Хосок! — Хорошо. Если что, то в особняке будет Тэ. Не переживай, он к тебе не подойдет, если не позволишь. Чонгук проглотил это, стараясь сделать свое лицо как можно более равнодушным и смиренным, коротко улыбнувшись Хосоку. Вышло неплохо. Чонгук совершенствует свои навыки вранья, и это ему не нравится больше всего. Но, по крайней мере, это лучше, чем вывалить на брата все свои опасения и то сообщение, которое прислал ему Юнги буквально за минуту до прихода Хосока. Чонгук оставаться в особняке сегодня, вообще-то, не планировал.*4*
Новое сообщение Кому: Чон Чонгук 17:39 «Чонгук, мне жаль, что вчера ничего не вышло. Каспер привез мне документы, с которыми нужно было разобраться, но теперь все в порядке. Я бы хотел увидеться и поговорить, чтобы нам никто не мешал. Так что, пожалуйста, если решишься, приезжай по этому адресу: *посмотреть координаты*. В любое время, как появится возможность. Буду ждать» Юнги, наверное, тысячу раз стирал и набирал заново это сообщение, пытался правильно выразить свои мысли, не показаться слишком мягким, или слишком жестким, или настойчивым, или равнодушным. В итоге он просто забил и отправил это смс Чонгуку, нервно глядя на телефон в руках. Юнги сам себя не узнавал: так переволновался из-за простого сообщения. Чувствовал себя каким-то глупым и растерянным мальчишкой. Казалось бы, какое дело ему до этого ребенка? Главное ведь — расследование! Однако так было раньше. Так было до того, как Юнги познакомился с Чонгуком ближе. Он позвал вчера Чонгука не только для того, чтобы узнать обстановку в особняке, не только для выяснения развитий «отношений» с Тэхеном. Он хотел спросить, как Чонгук себя чувствует, все ли у него в порядке. Юнги уже не хватало всех тех звонков и переписок, что у них были каждый божий день. Стоило лишь Чонгуку скинуть свой номер и после встречи в парке написать первое банальное «Как дела?» от скуки, как для капитана все пошло по наклонной. Юнги сначала отвечал из вежливости, не хотел посылать мальчишку, ссылаясь на занятость, кое-где давал советы по учебе. После все немного поменялось: то ли вошло в привычку, то ли стало любимым хобби, то ли простой необходимостью. Омеги, кажется, обо всем на свете успели поговорить, и что самое удивительное — ни Юнги, ни Чонгуку не надоедало это странное недообщение. И хотя они не могли назвать себя ни друзьями, ни как-либо еще, но Чонгук постоянно звонко смеялся, слушая рассказы Юнги о работе в полиции, о его напарнике, о споре, в итоге которого он и перекрасил свои волосы. Чонгук смеялся, позабыв обо всем, слушал хриплый голос из динамика и буквально чувствовал запах морозной мяты совсем рядом. На лице Юнги тоже расползалась улыбка от заливистого смеха, мягкого голоса, от любопытных вопросов, которыми его закидывал юноша. После Юнги уже ждал этих звонков и сообщений, перестал себя убеждать в том, что на телефон поглядывает только для того, чтобы время проверить. Отвечал, узнавал Чонгука лучше, сам раскрывался ему, и это оказывалось так легко... Впервые за долгое время он встретил человека, рядом с которым мог позволить себе показать настоящую сторону. Но пока не до конца. Да, Мин Юнги просто хотел его увидеть и убедиться, что с мелким все о’кей. Ведь он все еще чувствовал вину за то, что приобщил его к расследованию, что вынудил лгать. Какая ирония: старого копа, который немало повидал на своем веку, заставил волноваться какой-то сопляк-омежка. Но в моменты самокопаний и сопротивления эмоциям и искренним чувствам Юнги снова вспоминал его глаза, наполненные грустью, страхом и гневом, замешательством, большие и по-детски невинные глаза, красивые и глубокие, притягивающие, скорее даже заманивающие. И в такие моменты ему впервые за долгое время хотелось выпить. Он не понимал этого и в собственных ощущениях путался. Юнги пошлепал босыми ногами по направлению к кухне; валялся в прихожей выдернутый из розетки рабочий телефон, были заперты двери. Он уже почти два месяца избегал звонков, в участке так и не появился. Алиса трезвонила из участка каждый день, но Юнги не сдавался, стоически терпел и высовываться не собирался: ему хватало и Каспера, который умудрился выведать его план и теперь никак не отцеплялся, еще и Чонгука, лучшую зацепку Юнги, всячески отгонял. Он теперь в этом деле сам по себе, теперь ни от коллег, ни от начальства, ни от Каспера не зависит. Это выбор Юнги, опасный выбор. Теперь это даже не работа, а чистая и неприкрытая месть, во всем ее отравляющем душу естестве. Самая настоящая месть, которую капитан годами взращивал. И с каждым разом, как он видел Каспера, пусть и издали, одними губами печально шептал: «Я это закончу. Ради твоей безопасности, Кас, прячусь. Своими силами бороться буду. Ты уж прости, друг. Знаю, что ты давал Ральфу обещание, но я тоже его давал…» Юнги открыл мини-бар и вытащил оттуда абсент, лед, а еще отрыл на кухне сахар. Жидкость нефритового цвета наполнила бокал. Юнги сидел в тишине, курил и потягивал глубокую зелень, она растворялась на языке, смешивалась с запахом табака и обжигала горло. Наверняка еще до того, как Каспер нашел Юнги, он все же проник в дом — вошел с теми, у кого были ключи от подъезда, — и стучал в квартиру Юнги до синяков на костяшках, умолял открыть ему, после — сыпал безобидными и смешными угрозами. О, Юнги уверен, что так и было. Он знал: друг просто боялся за него, очень боялся. Ведь Юнги — это единственный человек, который в проклятом городе был для Каспера важен. Вуд лучшему другу клялся защищать, клялся Ральфу и себе клялся, смотрел на рыдающего Юнги, который захлебывался на груди своего умирающего альфы, и клялся, во что бы то ни стало. Но омега сам ему этого делать не позволял. Юнги с жизнью давно распрощался — нечего теперь оберегать. Он пытался донести это до Каспера — не получилось. Именно поэтому Юнги отгородился, сбежал и решил своими силами завершить начатое, отомстив за Каспера, за Ральфа, за невинные жертвы и за себя. Да, это просто позорная месть, а вовсе не благие намерения, которыми Юнги прикрывается до сих пор, бросая пыль в глаза Чонгуку. Но Юнги и без того ходячий мертвец, терять ему нечего. Поэтому, прежде чем залезть в бар, Юнги выдернул из розетки домашний телефон и сменил сим-карту, разломав старую пополам, попрощавшись тем самым со всеми в мыслях и отпустив сомнения. Новый номер знали только Чонгук и Каспер. Если Юнги в этой истории выживет, то уедет как можно дальше, если нет… что ж… так тому и быть, он встретится с любимым вновь, а с плеч Каспера свалится груз и лишняя проблема в лице омеги по имени Мин Юнги, в которого он был влюблен еще с академии, но любовью этой благородно пожертвовал ради счастья двух лучших друзей, которое так и не состоялось. Загорелся экран мобильного: Новое сообщение От кого: Чон Чонгук 18:13 «<Скоро буду» Легкая улыбка тронула губы. Он отпил изумрудную терпкую жидкость и, глядя на сообщение, представил, что совсем скоро ему придется встать и включить в вечно мрачной и одинокой квартире свет, впустив в нее постороннего человека. Юнги привык сидеть вечерами в темноте и одиночестве, ему так было комфортно, но от мысли, что рядом будет не абы кто, а Чонгук, пусть и придет он исключительно по делу, почему-то стало теплее на замерзшем за прожитые годы сердце. Кажется, у Юнги появилась еще одна причина, чтобы закрыть это дело удачно и как можно скорее. А еще он даже не заметил, как стал все чаще вместо сигарет в магазине покупать мешочек барбарисовых конфет.*5*
Самой большой проблемой Чонгука сейчас был Тэхен. Вернее то, что он чувствовал к этому альфе. Желание, когда тот сидел совсем близко, соприкасаясь бедрами или плечами во время просмотра фильма, когда целовал мягкие губы, делясь невыносимым жаром, обхватывал омежью талию широкими ладонями, притягивая ближе. Нежность, когда он заключал в свои бережные объятия. Восхищение, когда Тэхен приводил его на художественную выставку и в то же время сам затмевал все произведения искусства разом. Смущение, когда старший беззаботно одаривал комплиментами. Влюбленность, когда сидели рядом, думая каждый о своем. Тэхен — о чувствах, Чонгук — о страхе и ненависти к самому себе. Однако, как бы смешно это ни звучало, стоило Тэхену отвернуться — Чонгук писал Юнги. Улыбался юноша тоже из-за сообщений Юнги, все реже — от шуток Тэхена. По вечерам постоянно на телефоне висел, чаще волновался, когда не мог его найти. Юнги для него стал спасательной ленточкой, которая могла наверх вытащить. Капитан мог его уберечь, защитить и поддержать. Они с Юнги были словно на одной волне; капитана все чаще хотелось видеть, к Тэхену же манило нутро. Чонгук хоть одного мог не бояться: они не истинные. Ночью подушка пропитывалась немыми слезами и накапливала в себе сдержанные крики и отчаяние, разрывающее душу пополам. Лжец, изменщик, предатель, двуличная дрянь. Почему-то именно о Юнги он вспоминал постоянно в такие моменты. Хотелось к мяте, к холоду, чтобы немного остыть, хотелось снова увидеть его руки, его лисьи глаза и услышать из его уст, что все будет хорошо и что он поможет, защитит, направит, избавит от грехов. «От этой грязи тебе не отмыться, Чон Чонгук, ты сделал выбор» Он настолько устал от лжи, устал замечать на себе подозрительные взгляды Тэхена, которые мгновенно испарялись, встречаясь с глазами Чонгука, устал без поддержки родного брата, устал ходить, сгибаясь под тяжелым взглядом Сокджина и Намджуна, устал вздрагивать от каждого сообщения Юнги и хватать телефон, надеясь, что Тэхен не заметит вспыхнувшей радости в глазах… Чонгук уже не знал, что делать со всем этим. Но внезапно вновь пришло смс, и сердце встрепенулось. У Чонгука появилась причина, чтобы свалить отсюда. Хотя бы на несколько часов. Он подскочил, отбросил книгу, вырубил ноутбук, на котором занимался дистанционно, и принялся одеваться потеплее. На улице стремительно холодало. Уже опали и давно высохли все листья, луж не было, потому что они замерзали и рассыпались под тяжестью ног проходящих мимо людей и заигравшихся детей. Спящий город продолжал спать, а жизнь в нем шла своим чередом. Кому какое дело до страданий других? Уже когда он был у выхода, завязывая шнурки на зимних ботинках, подошел Тэхен, взволнованно оглядев Чонгука с ног до головы. Юноша вздрогнул и замер, услышав его голос, от которого обычно бегали мурашки по коже. Иногда Чонгук вспоминал, как они веселились в клубе, как он был счастлив, когда еще ничего не знал, когда еще нечего было бояться, когда в этом огромном особняке не нужно было оборачиваться и глядеть через плечо на то, что у тебя за спиной. — Разве Хосок не велел тебе оставаться дома? — спросил Тэхен, шокированный тем, что Чонгук собрался вот так запросто улизнуть, даже не сказав ничего ему, подставив Тэхена перед Хосоком. Это было чертовски обидно, но он промолчал, прикусив губу. Тэхен не мог понять, что в последнее время происходит с Чонгуком и почему он сам, слепо влюбленный альфа, продолжал упорно не замечать этих перемен, думая, что все в порядке. Чонгук встал на ноги и, взглянув Тэхену в лицо, натянул на себя самую милую улыбку. Парень выглядел немного помято, но бодро, потому что успел еще поспать после ухода Хосока. Тэхен даже отказался ради присмотра за Чонгуком ехать в свое казино, чтобы решить вновь возникшие трудности, но увидел, как тот слетел вниз по лестнице, и, заинтересовавшись причиной, подтолкнувшей Чонгука на этот необдуманный поступок, пошел за ним следом. — То есть тебя не волнует, что ночью тебя лихорадило, что меня чуть не прибил Хосок, что с твоим здоровьем может быть что-то не так?! — Тэхен начинал злиться. Он впервые показал при Чонгуке клыки, рыкнув на него, но тут же исправился, стушевался и смягчился, тяжело вздохнув. — Я волнуюсь, черт подери, а ты уходишь, даже не удосужившись сказать мне об этом и назвать причину. Чонгук стерпел его внезапную агрессию, понял, что заслужил, но внутри очень испугался: видеть альфу на грани — зрелище не для слабонервных. Он набрал в легкие побольше воздуха, надеясь, что это придаст уверенности, и протянул к Тэхену руки, бережно укладывая их на плечи. Он знал, как на парня действуют касания с его стороны, знал, куда нужно бить. Тэхен ладонями ухватился за его талию и плавно притянул к себе, останавливаясь в паре сантиметров от лица. — Я на встречу со старым другом. У него кое-какие проблемы. Так себе отмазка, но должна прокатить. Тэхен оглядел Чонгука, укутанного в мешковатые, но теплые вещи с ног до головы, внюхался в намного менее резкий, чем вчера, запах барбариса, скользнул взглядом по полюбившимся чертам лица. Тэхен наклонился, несдержанно поцеловав Чонгука в почти прозрачный шрамик на щеке. — Почему у всех кругом одни проблемы? Чонгук пожал плечами и невинно захлопал ресницами. — Тебя подвезти? — Нет! — слишком громко воскликнул он. Тэхен непонимающе изогнул бровь. — То есть… Нет, спасибо. Видишь ли, он переживает серьезный разрыв с возлюбленным, и я не хотел бы, чтобы он видел… Что я… с тобой…и… Тэхен кивнул, дотронувшись пальцами до щеки Чонгука, опустив ладонь и проведя кончиками пальцев по подбородку, при этом не сводя взгляда с его губ. Как же ему хотелось зайти дальше простых нежных касаний, но Чонгуку только недавно восемнадцать стукнуло, а Тэхен и без того нагло украл первый поцелуй. Парень ждал, он готов был пойти на эту жертву, чтобы потом насладиться сполна, подарить эти чувства и Чонгуку, пометить его, сделать своим окончательно. Ни на шаг от себя не отпускать, в любви поклясться, лишь бы всегда рядом. Всегда вдвоем. Этот омега будет целиком ему принадлежать. Он смотрел на младшего и от красоты плавился, желал каждую деталь запомнить, каждый сантиметр на юном теле поцеловать. — Мне жаль твоего друга, Принцесса. Надеюсь, у нас с тобой так не произойдет. Тэхен как-то странно посмотрел Чонгуку в глаза, неуверенно улыбнулся. — Не говори так. Приоткрыв большим пальцем розовые губы, Тэхен прикоснулся к ним своими, втянув Чонгука в долгий и нежный поцелуй. В голове юноши взорвался столбы искр, он сильнее прижался к Тэхену, ответил на поцелуй, расслабился в сильных руках альфы и позволил чужому языку проскользнуть к себе в рот. Тэхен целовался потрясающе. У омеги подгибались колени, но альфа крепко держал его в своих объятьях и отпустил только тогда, когда исчезли последние крупицы воздуха. Целоваться с Тэхеном — блаженство, но чего-то не хватало, что-то было не так. Чонгуку поцелуи с привкусом коньяка не нужны были, это он после каждого нового соприкосновения их губ осознавал. Не было того самого послевкусия, которое затуманило его разум во время первого поцелуя с Тэхеном. — Я не хочу тебя отпускать, — Тэхен обеспокоенно оглядел смутившегося юношу, погладив по мягким волосам. Он с трудом разжал объятья. — Но если ты уверен, что чувствуешь себя хорошо, то я не имею права тебя держать… Будь осторожен и возвращайся скорее. — Я позвоню. Чонгук поспешно выскочил за дверь, но даже на улице он чувствовал за своей спиной опасность и злобный взгляд хищника, готового броситься на свою будущую жертву. Тэхен стоял у окна, наблюдая из-за занавески за фигурой в темной куртке, быстро удаляющейся от особняка по направлению к воротам. Когда Чонгук скрылся в подъехавшем такси, парень недовольно фыркнул: в его голове рой мыслей, и не все из них безоблачные. Он потянулся к телефону и набрал номер старого знакомого. — Привет, не хочешь подзаработать?.. Нет, не наркотики. Мне нужно, чтобы ты последил некоторое время за кое-кем. Да, как хочешь… Буду на связи, сделай все быстро и незаметно, как умеешь. Тэхен все смотрел в сторону, где скрылось такси. Что-то ему уже давно не нравилось, это что-то скребло в черепной коробке, кричало, напоминало о себе, и Тэхен начинал беситься. Хотелось выплеснуть все, что мешало, и лучшего места для этого, кроме клуба не придумаешь. «Черва» уже ждала своего хозяина, ждала Красного Джокера, дабы погрузить его в объятия греха.*6*
— Чонгук… Хорошо, что ты все же пришел. Юнги вовсе не это собирался сказать, по крайней мере, не так холодно отнестись к гостю, которого ждал. Он уже подготовил в своей голове целую речь о том, что фраза «сейчас буду» должна значить — сейчас буду, а не «приеду через три часа». Мужчина весь извелся в ожидании, даже алкоголь почти выветрился. Но стоило увидеть Чонгука вновь — в груди что-то болезненно защемило в том месте, где дыра от похороненного сердца находится. Или находилась? Он пропустил юношу в квартиру. Чонгук, сбросив ботинки и куртку, прошел по маленькому коридорчику и вышел в просторную и светлую гостиную. Нервно покусывая губы, Юнги двинулся следом, закрыв дверь. — Пожалуйста, налей мне чего-нибудь выпить. Выглядел Чонгук разбитым. Он о многом думал, сидя в такси, мысли напоминали о безысходности и грызли мозг, вгоняя в депрессию еще больше. Он начинал бояться, как бы такой стресс не сказался на здоровье, хотя, чем вчерашняя ночь не неприятный итог этому всему? А еще и алкоголь в последнее время он употреблял довольно часто. Чонгука немного трясло от перепада температур, ведь он пришел с холода. Юнги тоскливо оглядел его. — Ты мелкий еще слишком, чтобы пить, — сказал Юнги, проходя мимо Чонгука на кухню. — А ты слишком грубый и нудный. Юноша без стеснения осматривал квартиру, наслаждаясь запахом мяты, который хранился в каждой вещи. Здесь почему-то стало в разы спокойнее. С Юнги ему не приходилось притворяться, как и ему с Чонгуком. Поэтому он так хотел увидеться с этим человеком вновь. И только сейчас, ощутив облегчение, понял это и смутился. По телефону с капитаном было гораздо легче общаться: Юнги все-таки взрослый… — Ну и кто тут грубый? Юнги смотрел на его спину, следил за ним взглядом, пока тот неспешно бродил по гостиной. Чонгука больше всего привлекли огромные окна с широкими подоконниками, на которых можно было сидеть или даже лежать. Юнги довольно хмыкнул: это тоже была его любимая деталь в квартире. — Что случилось этой ночью, раз ты решил так сразу приехать? Чонгук остановился и, глядя на пол, произнес: — Прошу, налей мне выпить, иначе я за себя не отвечаю.*7*
— Что это?! — Чонгук закашлялся. Жидкость, проскользнув внутрь, уничтожила все нервы в его глотке. Юнги посмотрел на Чонгука, скептически приподняв бровь. Сам же просил налить чего-нибудь, а теперь недоволен. Мужчина готов был улыбнуться из-за нелепости этого мальчишки, ведь у Чонгука совершенно не получалось казаться взрослым, ему больше шла роль невинного маленького братишки. Поэтому Чонгука хотелось защитить и спрятать, не втягивать во все это… только вот было уже поздно. Мин Юнги привязался к нему, но начатое нужно закончить, ничего более… ничего… — Блю Кюрасао, — спокойно пояснил он, неопределенно дернув плечами. Чонгук окинул брезгливым взглядом синий ликер в своем бокале. Все-таки тот факт, что юноша не любил пить, давал о себе знать. Но в данный момент ему хотелось хоть ненадолго разгрузить свою голову. В желудке вмиг потеплело. — А ты, я смотрю, смыслишь в алкоголе… Юнги немного помолчал, обдумывая, стоит ли отвечать и нуждается ли это замечание со стороны Чонгука хоть в каком-то внимании. Но потом все же решил ответить, раз уж между ними все на взаимном доверии держалось: — Не я. Этот бар принадлежал не мне, его вместе с квартирой оставил прежний хозяин. По лицу Юнги было видно, что тот ничего больше не расскажет, поэтому Чонгук решил не спрашивать больше. У каждого должна быть своя тайна, в которую никто не имеет право влезать. Юнги был мысленно благодарен ему за учтивое молчание. — Знаешь, какой запах у Ким Тэхена?.. — Чонгук грустно усмехнулся, повертев бокал в руке и наблюдая при этом за переливами синих «волн». Он все-таки решил не пить больше никогда. — Он пахнет коньяком. Иронично, да? Юнги безустанно наблюдал за ним: разговоров по телефону было недостаточно. И это чувствовал не только он. Они оба поняли это, как только увиделись вновь, как только Чонгук переступил порог квартиры Юнги. — Похоже, ты тоже кое-что смыслишь в алкоголе, — Юнги всего лишь хотел пошутить, но после опомнился и, поняв, что именно он сейчас сказал, зарделся и поспешил исправить ситуацию. Но не успел. Чонгук, резко подняв на Юнги удивленный взгляд, засмеялся. Засмеялся громко и заливисто. Так, как никогда в своей жизни не смеялся, даже во время их полуночных веселых разговоров. В уголках глаз скопилась влага, а живот начал спазмами болеть от смеха, бокал в руке задрожал — разливалась по белоснежной поверхности стола сапфирово-синяя жидкость, растекалась, из лужицы превращалась в море. Чонгук смеялся, закрыв глаза и содрогаясь всем телом. А Юнги стоял в стороне и не знал, что делать. «У него истерика», — сделал вывод он, а юноша тем временем, согнувшись пополам, продолжал смеяться. Из глаз брызнули слезы, бокал выпал из ослабевших пальцев, приземлившись на кухонную плитку, и разбился вдребезги. И вот Чонгук уже ревет, как маленький ребенок, захлебываясь собственными рваными вздохами, прячется в сгибе своего локтя, дрожит, отчаяние скопившееся выплескивает. Рыдания и воющие звуки, которые издавал младший, будоражили нутро. У Юнги мурашки пробежали по спине. За свою карьеру он видел подобное не в первый раз, но никогда это не происходило со знакомым ему человеком. Никогда перед его лицом не рассыпался тот, кого он обещал уберечь, тот, к тому так тянуло постоянно. — Чонгук… — Юнги сделал шаг вперед и нерешительно протянул к нему руки. — Что-то я совсем расклеился… Омерзителен сам себе. Мое сердце раскрошилось, я сам же его и растоптал. Мечусь между двумя огнями и не замечаю, как разрываюсь пополам… Он закрыл лицо ладонями, уже почти бесшумно продолжал плакать, сдерживаясь всеми силами. Тэхен и ложь ему не выходили из головы. Хотелось вернуться в особняк, поцеловать его и понять, что все это лишь страшный кошмар. Что Чонгук не врал, не предавал, не действовал за спиной Тэхена, не хотел навредить его семье, чтобы уберечь старшего брата. Что его сейчас не обнимает тот, кто предложил помощь в обмен на предательство. Что Чонгук не обнимает в ответ и не утыкается Юнги в шею так доверчиво, как самому необходимому и родному в этот момент человеку. Что нет в голове трепещущих мыслей о гребаном Мин Юнги, о другом омеге, что Чонгук не тянется к запаху морозной мяты, и не бьется от этого сильнее сердце. У Чон Чонгука два пути… Там — тянет к нему руку Ким Тэхен, пожар, страсть, первое чувство, кожа к коже. Любовь, яркая и страстная. Манящий и теплый красный, такой необходимый, чтобы согреться и растаять. Стать единым целым. Болезнь, предательство и ложь. Здесь — обнимает Мин Юнги. Вымученная полуулыбка, напускная холодность и безразличие, добрая и заботливая душа, огромная куртка, пачка сигарет в кармане, вечно ледяные пальцы и мятные волосы. От него за версту разит одиночеством и… нежностью. Страх, отчаяние и боль. У Чон Чонгука два пути… и оба неверные. — Тише, тише… — Юнги гладил его по волосам. Чонгук кое-как приходил в норму, но не отстранялся, а прижимался ближе, ладонями чувствовал худую спину Юнги, мягкость его тела сквозь домашнюю футболку. Сейчас ему так нужна была поддержка, хоть от кого-то. — Давай-ка ты сейчас примешь теплую ванну, а я пока здесь приберусь, — он мельком оглядел пол, осколки стекла и пролитый алкоголь. — Оставайся на ночь, в таком состоянии я тебя никуда не отпущу, особенно к ним. И это не просьба, Чон Чонгук. Юнги, тяжело вздохнув и постаравшись абстрагироваться от обжигающих кожу прикосновений, помог ему подняться: ноги Чонгука совсем не слушались, вся сила вытекла вместе с нервным импульсом через слезы. Мужчина дотащил его до ванной, усадил на пол и оглядел с ног до головы, обхватил ладонями щеки и вгляделся в отрешенное выражение лица. Юнги повезло: несмотря на то, что он тоже был омегой, подготовка в полицейской академии немного помогала при перетаскивании тяжелых предметов… и людей. Он включил горячую воду. Ванна принялась наполняться, повалил густой пар, обволакивая пространство. В помещении сразу же стало душно и жарко. Юнги присел и принялся стаскивать с Чонгука одежду, младший не сопротивлялся, даже не смотрел на него. — Слушай, малыш, я понимаю, что ты сейчас в невменяемом состоянии, но подсоби хоть немного. Чонгук никак не отреагировал. Юнги вздохнул, стараясь не смотреть в стеклянные глаза, — это пройдет, он знает. Он стащил с Чонгук худи, затем — футболку, которая никак не поддавалась, разобрался с ремнем, стянул с бедер джинсы и белье. Когда Юнги принялся его поднимать, юноша немного очухался и, опираясь о бортик, облегчил задачу и сам влез в ванну, погружаясь в горячую воду и сползая в нее по самый подбородок. Даже вода мятой пахла. — Сиди здесь, — Юнги быстро оглядел помещение и, прежде чем выйти и оставить Чонгука одного, прихватил с собой свою бритву и запасные лезвия. Доверяй, но проверяй. Чонгук проследил за ним ничего не выражающим взглядом, думая о том, какого же хрена он сейчас творит и почему Юнги так заботлив к чужому человеку. Нет, не чужому. «Чужими» их с Юнги у Чонгука язык не поворачивался назвать, их отношения крепли с каждым звонком, с каждым сообщением, а сейчас все не унималось приятное чувство безопасности в груди. Руки Юнги, раздевающие его и поддерживающие, врезались в сознание. Кожа Чонгука от стыда покраснела быстрее, чем от горячей воды, которая действительно успокаивала нервы.*8*
Прибравшись на кухне и, конечно же, порезав палец об осколки, Юнги стал ждать Чонгука из ванной. Он приготовил ему постель, расстелив свежее белье, а сам, взяв любимую подушку и одеяло, перебрался на диван в гостиной. Он думал о том, что с тех самых пор, как живет один, Чонгук будет первым человеком, кого Юнги впустил в квартиру, не считая Каспера с его редкими визитами, которые сейчас прекратились по понятным причинам. Мужчина уселся на диван и поставил перед собой аптечку, наблюдая за тем, чтобы ярко-алая кровь с довольно глубокого пореза не капала на пол или не заляпала одежду. Красный… этот цвет Юнги ненавидел. Он быстро обработал рану и залепил ее пластырем. Юнги вовсе не злился на Чонгука за разбитый стакан и за эту царапинку, даже не думал злиться. Мальчика было жаль, хотелось спрятать его в каком-нибудь укромном углу, перебить всех, кто грязные руки протянет, и только после этого выпустить, крикнуть, чтобы бежал подальше да на него, на Юнги, не оглядывался. Мин подпер подбородок руками и задумался, а о чем — это только ему известно, наверняка о чем-то тяжелом. Дверь ванной отворилась, и оттуда вышел Чонгук, голый и мокрый. Вода стекала ручьями с его слипшихся волос на лицо, дрожащие губы, шею и грудь, опускалась на чуть рельефный живот, а там — по тазовым косточкам и вниз… Под ногами, помимо мокрых следов, уже образовалась целая лужа. Хоть у Чонего на была фигура настоящего омеги, хрупкая, с мягкими и более плавными формами, юноша был подкачан. Юнги внезапно смутился и отвел взгляд. «Чего ты там не видел? Сам же раздевал его несколько минут назад. Идиот, ты же тоже омега, что с тобой не так…»— мысленно упрекал себя он, но все же что-то мешало посмотреть на Чонгука в упор, смело и без смущения. — Черт… Чонгук, я же дал тебе полотенце и одежду, — Юнги смиренно вздохнул и встал на ноги. Придется еще и эту воду убирать. Вытянувшись, Юнги бочком проскочил мимо него в ванную. Чонгук виновато опустил голову и двинулся за ним. Схватив огромное махровое полотенце, Юнги развернулся и чуть не врезался в него. Юноша стоял прямо за спиной, смотрел по-щенячьи своими большими покрасневшими от слез глазами. «Ему сейчас очень плохо» — Прости, просто… — Чонгук было потянулся к нему, но осекся. — Мне показалось, что снаружи стало слишком тихо… — Боже… — Юнги удивленно выдохнул, подняв руки с полотенцем. Он ласково улыбнулся. — Все хорошо. Прости меня. Юнги набросил на него полотенце и принялся бережно вытирать волосы. Чонгук мягко перехватил его руки и медленно отвел их в сторону, подмечая, насколько у него тонкие запястья. — Хватит считать меня ребенком, Юнги. Он посмотрел Чонгуку в лицо, в черные серьезные глаза, в которых сейчас не было совершенно ничего детского, и перевел взгляд на их руки. Перед ним стоял омега, который уже не являлся ребенком, но окружающие постоянно об этом забывали. — Я сам, не стоит беспокоиться… — Чонгук, опомнившись, одернул руки, осторожно забрав полотенце. — Ладно, — кивнул Мин и послушно отстранился. Лицо младшего было закрыто махровой тканью, поэтому он не мог видеть, как горели алым цветом в тот момент щеки Чонгука. — Я буду в гостиной.*9*
«Ну и где его брат, когда так нужен?! — думал Юнги, глядя на то, как Чонгук забирается на большую кровать и, прячась под одеяло и оставляя лишь свои глаза в поле зрения, устраивается удобнее. — Этот малыш ради него готов жизнью пожертвовать. Наверняка мне никогда не понять семейных уз, у самого родителей не было. Но я знаю, что такое любовь. И мальчик любит и Хосока, и Тэхена. Любит, иначе не был бы сейчас здесь, не убивался бы так. А стоит ли оно того?» — ги… — А? — мужчина встрепенулся, услышав приглушенный голос. — Юнги… тебе не обязательно уступать мне свою кровать, — Чонгук осмотрел его худую фигуру, потерявшуюся где-то в растянутой от бесконечных стирок черной футболке и серых спортивных штанах, держащихся на нем только благодаря накрепко завязанным шнуркам. Он такой домашний, вовсе не грубый и без своих любимых колючек, немного уставший, видно, что мало спит и много думает. Но все равно не прекращает о Чонгуке заботиться и спрашивать каждый божий день, как у него дела, интересуясь не столько семьей Ким, сколько самим юношей и его состоянием. Юнги скрестил руки на груди, посмотрев в глаза Чонгуку; он уже вроде успокоился и чувствовал себя лучше. Выглядел Чонгук очень сонным и уставшим, даже вымотавшимся духовно. И пусть еще только восемь часов, но ему нужно поспать и хоть немного восстановить силы. — Не переживай об этом. Я брал чистое белье для тебя, а в гостиной есть диван, так что… — Я не то имел в виду… — Чонгук замолчал на полуслове. Замер, посмотрел на Юнги, ожидая реакции. Сам смутился очень сильно и одеяло выше натянул. — А что тогда?.. А-а, — тут Юнги прилетела шальной пулей мысль в голову. И оказалась она такой трогательной, что ему даже не захотелось ядовито пошутить на эту тему. — Ты хочешь, чтобы я лег с тобой? — тихо спросил он, будто их мог кто-то подслушивать. Чонгук одарил его долгим взглядом, нахмуренным, словно он был недоволен тем, что Юнги произнес вслух то, что не должен был, а затем, что-то буркнув, отвернулся. — Нет. Юнги уже по привычке тяжело вздохнул, легкая улыбка коснулась его губ и там и осталась, эта улыбка Чонгуку была адресована, но он ее не увидел — отвернулся ведь. «Ладно… ладно», — он смирился с самим и пошел к выходу. Чонгук прижал к себе одеяло, старался сдержать порыв, не повернуться и не посмотреть ему в спину. Свет погас. Юнги ушел и оставил его одного. Так подумал Чонгук, и какое-то неприятное чувство скрутило внутренности. Но внезапно одеяло с противоположного края кровати приподнялось и матрас прогнулся под тяжестью еще одного тела. Чонгук услышал хриплое дыхание и запах мяты вперемешку с табаком. Видимо Юнги курил, пока он был в ванной. — Эй, малыш. Это нужно просто пережить. Я знаю, что ты влюблен в него, но также ты можешь помочь мне спасти много жизней, пойми. Я не собираюсь давить на тебя. Ким Тэхена никто не тронет, ты уедешь со своим братом, продолжишь обучение, станешь отличным врачом, — Юнги, улегшись на спину и подложив под голову руки, улыбнулся в темноте, поддавшись мыслям, — продолжишь спасать жизни, забудешь обо всей этой истории как о страшном сне. Забудешь о страхе, о плохих чувствах и о вине, забудешь обо мне и… Чонгук вздрогнул. — Я не хочу этого… Не хочу забывать тебя, Мин Юнги. Юнги замер. Да, им придется очень непросто. Чонгук, поняв, какие слова сорвались с его губ без разрешения, смутился еще больше, желая провалиться сквозь землю. Но это была правда: человек по имени Мин Юнги за две недели успел стать ему другом и опорой. Погруженные в свои мысли, они заснули на противоположных сторонах кровати, и никогда еще Юнги это расстояние не казалось настолько большим и непреодолимым. И никогда ему еще так не хотелось прижать к себе почти незнакомого паренька, омегу, и попытаться помочь ему всеми силами. Запах барбариса отныне и, кажется, навечно обосновался в сердце, пропитанном ледяной мятой.*10*
Старое средство от всех печалей, клей для осколков разбитого сердца, концентрация наслаждения на грани с фантастикой — музыка. Тэхен сидел на своем «королевском» месте — на закругленном краю барной стойки — и качал телом в такт музыке, двигал руками, смеялся в ответ тусовщикам, которые принимали его не как знаменитость, а как своего отвязного парня, пока Ви отжигал в клубах и резвился в казино. Линда, стоящая за барной стойкой, протянула боссу бокал с чем-то красным, он даже и не спросил, лишь глянул на девушку, подмигнув ей в благодарность, и сразу до дна выпил коктейль, слизав сахар с ободка бокала. Он закричал в микрофон, раззадоривая толпу. В «Черве» он никогда не ставил рамок, он никогда и ни в чем здесь себя не ограничивал, потому что «Черва» — это его детище. Единственное, что Ви смущало в этот вечер — поведение Чимина. Парень был каким-то другим и чувствовал себя необычно — Ви улавливал странные колебания в настроении своего истинного. Чимин все так же танцевал на застекленной платформе, но совсем не улыбался. Он прожигал всех томным взглядом, да таким, что у Ви внизу живота узел стягивался. Омега вошел в отрыв, его как подменили, теперь это не только работа, которую Чимин терпит ради денег, теперь это его собственное шоу и составленная им самим программа. И альфе это не нравится, что-то не так, что-то с его бабочкой случилось. Мысли о Чимине заглушили последние крупицы беспокойства о Чонгуке. До этого Тэхена грыз червь сомнения. Впервые с ним такое, впервые ему так тяжело, впервые человек стал для него бомбой замедленного действия. Тэхен все ходит вокруг Чонгука, боится лишнее слово сказать, сделать лишнее движение, чтобы не рвануло и не разнесло все к чертям, но больше всего он боится сам сорваться и навредить. Он не понимал, почему все так сложно, он не знал, что у Чонгука на уме, что тот скрывает, почему так осторожничает… и это Тэхену совсем не нравилось. Когда платформа Чимина принялась спускаться вниз, Ви поймал его настороженный взгляд, обращенный в свою сторону, и понял: разговора не избежать, у его омеги перерыв, который они по традиции обязаны были провести вместе. Но на этот раз альфа не сдвинулся с места, вынуждая тем самым Чимина подойти к нему. Чимин не выражал совершенно никаких эмоций, но только от одного взгляда на него неконтролируемый жар проходился по телу выпившего парня. Ви с голодом до чужого тела оглядывал Чимина с ног до головы, пока тот пробирался к нему. Уворачиваясь от людей и даже не обращая на других внимания, он шел к своему альфе. Рыжие волосы были привычно уложены и залиты лаком, глаза густо и вызывающе накрашены, полупрозрачная черная рубашка, спущенная с плеч, открывала вид на выпирающие ключицы и искусные татуировки, а красивой и соблазнительной формы ноги обтягивали латексные легинсы. Чимин сегодня танцевал не босиком, а на высоких шпильках, поэтому был по росту наравне с Тэхеном, что только придавало ему неземного шарма. Альфу обдало духами омеги, он поморщился, потому что надеялся почувствовать его природный запах, но все равно приветливо улыбнулся. Чимин прищурился и, встав к нему впритык и обвив руками крепкую шею, прильнул к губам, нежно сминая их своими. Тэхен приятно удивился и положил свободную руку ему на талию, открыв рот и пропустив язык Чимина, превращая их обычный приветственный поцелуй в нечто большее, в нечто пьяное, неконтролируемое, но непродолжительное. Чимин оторвался от него, оборвав ниточку слюны и облизнувшись. Омега выхватил у своего альфы бокал с виски и залпом опустошил его, оставив на стекле след от ярко-красной помады, как сделал это же с губами Тэхена ранее. — Я тоже рад тебя видеть, любовь моя, — настороженно улыбнулся Тэхен, чувствуя, что что-то точно не так. — Что у тебя случилось? — как бы невзначай поинтересовался Чимин. — Это я у тебя хотел спросить. Юноша одарил его красноречивым и продолжительным взглядом, но Тэхен отвечал тем же и так же смело, пытаясь выбить из него признание. — Это все из-за тебя, Ким Тэхен, — недовольно прошипел Чимин, нахмурившись и отвернувшись в сторону танцпола. — На меня цепной пес твоего брата глаз положил. — Хосок? — удивился парень, присвистнув. — Значит, мне и не придется вас знакомить. — Так ты все же не сказал, что я твой истинный… Ясно. Так и знал. Чимин был зол, и Тэхен это чувствовал. — Мне поговорить с ним? Ты только скажи. Все сделаю, душа моя, только не сердись. Между вами что-то произошло? Чимин поджал губы и отвел глаза в сторону. — Я не знаю… что между нами происходит. Но это твои чувства виноваты. — Так ты хочешь свалить свою симпатию к Хосоку на мою к нему же привязанность? — Тэхен улыбнулся, поняв в чем дело, а затем засмеялся, удивившись тому, что Чимин наконец-то обратил хоть на кого-то свое внимание. А то, что этим кем-то оказался Чон Хосок, только подливало масла в огонь, делая ситуацию еще более горячей, чем она есть. — Я, конечно, знал, что у тебя проблемы с доверием к людям и абсолютное нежелание с кем-либо сближаться, но, детка, — Тэхен притянул надувшегося парня к себе ближе и чмокнул в висок, — он действительно хороший человек. И если ты решишься… то я буду только рад вверить тебя в его руки. Чимин упорно молчал, умирая где-то внутри от ласкового тона своего альфы и от воспоминаний о том, что произошло сегодня днем в машине Хосока… Все это казалось дурацкой выдумкой. — Я не нужен ему. Я никому не нужен и уже привык к этому. — Не говори так… — Помолчи хоть секунду. Твои сладкие речи по поводу Цербера, по поводу чертового убийцы, мне не помогут. Я никогда не буду с ним. Пусть мне иногда кажется, что он обычный человек, — Чимин серьезно посмотрел Тэхену в глаза, а тот грустно, но понимающе кивнул, нахмурившись. — С тобой я только потому, что мы связаны. У меня нет выбора, любить тебя или нет, — парень обхватил его лицо ладонями, ласково заглядывая в глаза. — А я люблю тебя, Тэ. Но с ним у меня есть выбор. И я не хочу еще больше гробить свою жизнь, сохраняя надежду и глупые мечты. Поверь, если я отдамся ему, то останусь выброшенным на следующий же день. И не нужно оправдывать его, я понимаю, что ты дорожишь им как братом. — Чимин… — Я все сказал. В следующий раз я покончу с этим. Пусть останусь вновь собирать сердце и гордость по осколкам, но я разберусь с ним сам. Пусть ночь с ним действительно сумеет что-то пробудить во мне, но… Я просто хочу вернуть себе относительное спокойствие и вычеркнуть Хосока, дав ему то, что он хочет. Борьба отнимает слишком много сил, так почему бы просто не сдаться? Тэхен не знал, что сказать своему омеге и как его утешить. Если Чимин что-то вбил в голову, то он это осуществит, и ничье мнение не станет ему преградой, даже мнение своей истинной половины. Если Чимин считает, что так ему будет лучше, что так он действительно хочет поступить, то пусть. Тэхен вмешиваться не станет, только не в дела Чимина и не без его на то согласия. — Перерыв закончился, — улыбнулся он и отстранился.*11*
Несколько часов назад…
Согревая руки о кружку горячего чая с медом, Пак Чимин смотрел на часы — 19:04 — но ни черта не видел. Перед его глазами до сих пор был тот яркий свет фар, а после — солнечная улыбка мужчины, который беспокоил его мысли уже не один день. То, что случилось сегодня, казалось сном, и непонятно каким — плохим или же хорошим. Чон Хосок сказал, что влюбился, поверить в это сложно, но возможно, но все-таки сложно, однако так хотелось. Чимин надул губы, укутался в плед, вспомнил руку Хосока и свою ладонь в ней… согревает. От воспоминаний этих разрасталось приятное чувство в груди и появлялось сладкое послевкусие. Чимин начинал понимать: он не жалел, что выбежал под ливень и что его чуть не сбили. Чимин хотел жить и хотел жизнь увидеть, а обстоятельства, больной папа, две работы и истинный, о котором постоянно переживаешь и ждешь вестей, этого сделать не позволяли. Чимин на свою жизнь нелегкую не жаловался, он над ней смеялся, громко и заливисто, потому что, ну правда, смешно ведь до колик в животе и до слез, горьких слез, отчаянных и пропитанных одиночеством. Его отец мертв, его папа — мертв внутри, он сам — омега, связанный истинностью с альфой, который в любой момент может погибнуть из-за того, чем занимается его старший брат. Чимин — легкая бабочка, жизнерадостная, любвеобильная, заботливая и нежная, а все его лицом в «шлюха» раз за разом окунали, пачкая крылья и топча гордость. А теперь, как «приятный» бонус, на Чимина обратил внимание цепной пес дьявола, и парень не знает: хочет ли тот его крови выпить и сердце сожрать или все же лизнуть руку и рядом остаться, преданно глядя в глаза. Смешно. Но почему же никто не смеется? Он просто маленький омега, который хотел жить в любви родителей, выучиться, исполнить мечты: обзавестись теплым семейным очагом. Вот и все. Чимин уже плакать не хотел. Он допил чай, собрался, накрасил глаза, уложил волосы, сложил вещи в сумку и решил отринуть все сомнения. Люди видят его шлюхой — он ею станет, Цербер хочет его сзади, грубо или нежно, — пожалуйста, бери и выгрызай сердце, только быстрее. Чимин мечтал о тепле — в руках чужих альф отогреется, он хотел ярко и опасно — «Черва» теперь ему дом родной, а Грех станет любовником лучшим, чем кто-то мог бы представить. Он устал искать правду во лжи, и уличать ложь в правде, устал читать людей, устал тянуться к искренности. Даже в Чон Хосоке устал все это искать, потому что при взгляде на него путается в собственных расчетах: Хосок логике не поддается. Что ж… Будь, что будет… У Чимина за всю жизнь был лишь один альфа, еще в школе, давно, так может, пора это исправить? Может, пора, наконец, забыться и отдаться тому, кто захочет подобрать растоптанную и брошенную душу? Никто, никто его не защитит и не спасет, даже Ким Тэхен… Даже Чон Хосок, улыбку которого Чимин еще надолго сохранит в памяти и в самые темные часы к ней возвращаться будет. А сейчас… Музыку! Музыку настолько громкую, чтобы лопались перепонки, алкоголь настолько крепкий, чтобы расплывалось сознание и пряталась подальше эта сука-гордость, взгляд настолько холодный, чтобы подчинить его себе только сильнее хотелось, движения настолько пошлые, чтобы кровь вскипала, чтобы люди маски снимали и звериные морды, оскалившись, показывали. Может, хоть так он станет кому-то нужным. Громче! Он душу свою и тело на аукцион карнавальный выставил за бесценок.…ему голоса не хватает для того, чтобы крикнуть… …помогите… ...раздается лишь загнанный шепот…