Момент. Спаси и спасенным будь.
Заброшенное полуразвалившееся здание смотрелось довольно жутко. Бывшая детская больница одиноко стояла посреди заросшего высокой высохшей травой и кривыми кустарниками поля. На окраинах города вообще было много подобных построек, брошенных людьми и побитых временем. Большинство из них просто оставили, потому что тратить бюджет на снос аварийных построек никто не желал, тем более жилые районы находились довольно далеко от подобных мест. Старые здания пользовались популярностью только у малолеток-экстремалов и тех, кому нужно было что-то спрятать, что-то крупное и нелегальное. Пни стену — сооружение рухнет. Сырость пропитала все вокруг, расползлись под ногами мох, омерзительный налет и неприхотливые грибы, растущие буквально в любых условиях; под ногами раскалывалась старая плитка, ставшая невероятно хрупкой за долгое время. Непереносимо воняло затхлой плесенью и мокрым бетоном, который не высыхал из-за осенней погоды. Этот гребаный дождь успокоился лишь несколько часов назад, и все кругом до сих пор было мокрым. Мокрым и по-прежнему холодным, склизким. Хосок присущим ему широким и уверенным шагом двигался по первому этажу бывшей больницы и, по привычке напряженно оглядываясь, натягивал на руки резиновые перчатки, невольно морща нос. О его присутствии сообщали ритмичный стук твердой подошвы о шаткую плитку и учащенное дыхание. Хосоку не хотелось оставлять младшего брата, не хотелось уезжать от того перекрестка, расставшись со своей бабочкой, с Чимином, однако Намджуну, увы, этого не объяснишь, тому, кто зверски убил троих альф прямо в этой больнице и охотится теперь за Джокером, этого тоже не объяснишь. Кому какое дело до твоих чувств и желаний, когда кругом — на темной стороне Спящего города — творится такое. Даже если ты хочешь на светлую сторону, жаждешь из этой грязи вырваться — не получится. Ты убил и убиваешь, кого-то или ради кого-то, не имеет значения, ты связался с криминалом, ты связался с семьей Ким, а это значит, что ты уже игрок, что тебе перчатки не помогут, потому что руки и так по локоть в крови и грязью измазаны. Хосок понимал это лучше всех. Он с содроганием представлял тот момент, когда Чимин узнает, кто на самом деле Чон Хосок. Он меньше всего этого хочет, но осознает, что все тайное всегда становится явным. Чимин — это нечто необъяснимое в его жизни. Этот парень появился внезапно и вклинился между событиями нагло и грубо, привлек внимание Хосока. И он даже не может найти ответ на вопрос: как же так вышло? Теперь, кроме Чонгука, у Хосока есть еще один человек, которого он обещает себе оберегать. От Цербера и от всего, что с его внутренним демоном связано, в первую очередь. Хосок спрятал глубже в своей голове воспоминания о машине, о дожде, о теплых руках, о кофе и запахе кокосового сиропа, приторно-сладкого и густого, о рыжих волосах и пухлых губах, растягивающихся в скромной и неуверенной улыбке. Спрятал их и сменил свое лицо на свою маску. Теперь от Чон Хосока ничего не осталось, в данный момент Цербер оскалил пасть и объявил охоту. — Господин Чон, — увидев его, стоящий в темном проходе невысокий и не очень крупный по телосложению альфа подбежал ближе. Хосок узнал в нем одного из патрульных, которые и обнаружили здесь трупы своих. — Прошу, следуйте за мной. Это произошло в подвальных помещениях. Хосок кивнул и поспешил за торопливым и, как он заметил, чем-то обеспокоенным и странным мужчиной. — Твой босс здесь? — Да, он ждет вас. Они спускались на этаж ниже по обломанной лестнице, перепрыгивая по «островам» из ступенек; маленькие камушки то и дело осыпались под тяжелой подошвой Хосока, но он осторожно придерживался за стены, сохраняя равновесие и подыскивая более безопасный путь. Стены тоже были скользкими, пальцы проваливались в густую и мокрую темно-серую массу, сдвигая и скатывая ее, как пластилин. Сырость увеличивалась, и вскоре Хосок начал чувствовать влагу, скапливающуюся в носу и горле при дыхании. Внезапно неустойчивый кусок одной из ступеней обвалился прямо под ногой у провожатого. Мужчина соскользнул и, не успев даже воскликнуть, вскинул руки вверх, заваливаясь на спину, но Хосок успел подхватить альфу под локоть и подтащить ближе к себе, прежде чем тот рухнул вниз, нанизавшись прямо на ржавые металлические прутья, торчащие из бетонного пола подвального помещения. Мужчина испуганно глянул на острые концы прутьев, нервно сглотнув и отдышавшись. Хосок, недовольный его невнимательностью, отпустил провожатого и отряхнул руки от слизи, радуясь тому, что в бардачке всегда валялись перчатки на случай, если понадобится аккуратность с отпечатками пальцев. Однако резина не помогала от ощущения влаги. Хосок не был брезглив, но все равно приятного мало. Оценив в полной мере аварийное состояние здания, Хосок с раздраженным и настороженным видом спросил: — Как вы вообще нашли трупы здесь? Мужчина замялся всего на секунду, но Хосоку и этого было достаточно, чтобы что-то заподозрить. Он напрягся, обдумывая происходящее, в голове заработали шестеренки, но виду не подал. Выдрессированная ищейка, живущая в нем, навострила уши и вытянулась струной. — Отследили. У всех работников фирмы господина Кима в телефонах встроены маячки, подающие сигналы о местоположении в общую базу данных. Это позволяет боссу связаться с нами в любой момент. «Я чую твой страх, ты лжешь», — пронеслось в мыслях у Хосока, но он лишь кивнул, сделав вид, что удовлетворен ответом, и специально пропустил мужчину вперед, чтобы знать, что никто не находится за спиной. Цербер шел позади, не спешил, осматривал территорию, подмечая и запоминая варианты для отхода, рисуя в голове путь, который они проходят, на всякий случай. Кругом отрезают от мира удручающие бетонные стены, под ногами — вода, с потолка тоже капает какая-то жижа; на стенах, где больше всего влаги, виднелись в лучах фонаря провожатого желтые пятна, намертво въевшиеся в серый бетон. По правой стороне в основном валялись здоровые куски обвалившегося первого этажа, торчали из земли все те же жуткие прутья. И все это приходилось обходить. Ботинки промокли, бил озноб: в подвале чертовски холодно и темно. Длинные коридоры создавали лабиринт, кое-где даже стояли заржавевшие койки и прогнившие насквозь деревянные шкафы, дверцы которых отвратительно скрипели от сквозняков, гуляющих здесь, внизу. Завернув за угол, они пролезли под обвалившейся колонной, здесь мужчинам действительно пригодился свет, потому что все было абсолютно черным. У Хосока фонаря не было, но помог телефон. Спустя еще пару комнат, одной из которых оказался нагоняющий жути морг, Хосок увидел, что в нескольких метрах от них горело еще семь фонариков. Наконец, как только кончилась вода под ногами, и стало относительно сухо, Хосок различил мелькнувшее в луче лицо Намджуна и его рослую стройную фигуру. Оборачиваясь по сторонам и держась от странного провожатого подальше, он подошел к другу. Ким приветственно кивнул. В глазах его было то же напряжение, которое мешало Хосоку всю дорогу. Цербер внимательно оглядел каждого из присутствующих. Он, Намджун, его водитель, которого все звали Кристоф (настоящее имя знал лишь сам Ким), мужчина, который привел сюда Хосока, и еще пятеро. Хосок знал всех в лицо, помнил в мельчайших деталях каждого, кто работал на брата или хоть как-то был связан с ним, но вот с именами всегда были проблемы. — Здесь довольно сильно стемнело за то время, что тебя не было, — не без укора в голосе сказал Намджун. Хосок пошел в ту сторону, где виднелись трупы, прикованные к стульям. Эта картина была страшной при свете и на фотографии, но в темноте и в реальности — просто ужасающей. Чон готов был признать, что найди он этих двоих в одиночку, то непременно поседел бы. Оказалось, что убитых четверо, хотя на фотографии было видно лишь три тела. Четвертый мужчина был за их спинами в той же самой позе, прикован так же и так же зверски избит, а после — убит. — Прости, Джун, — пробормотал Хосок, обходя трупы с фонариком телефона в руке и внимательно присматриваясь к ним, сдвинув к переносице брови. — Я немного задержался в… библиотеке. Намджун вмиг нахмурился, услышав, какое именно слово интонационно выделил Хосок, и переспросил на всякий случай: — В библиотеке?.. — Именно, — четко повторил Цербер, мельком заглянув Джокеру в глаза. Намджун скосил взгляд на своих людей и напрягся изнутри, сжав в руке фонарь. Внимательно осмотрел каждого, насколько позволило скудное освещение. У шестерых из них оружие было на виду. Кристоф держал пистолет в кобуре за спиной под пиджаком — это Ким знал наверняка. У Хосока — складной нож во внутреннем кармане куртки (с которым мужчина не расставался даже во время сна) и пистолет с левой стороны. Намджун медленно, не привлекая лишнего внимания, скрестил руки на груди, чтобы появилась возможность дотянуться до собственного оружия немного быстрее. Он незаметно просунул пальцы правой руки под пальто и нащупал рукоятку пистолета. Намджун матерился про себя и готов был взорваться от гнева: он позволил произойти еще четырем убийствам, а теперь его предают снова и так жестоко, заманив в ловушку. Он даже ничего не заметил, зато заметил Хосок. Как нельзя вовремя. Намджун начинал путаться. Кому доверять можно, а кому нет? Хосок сказал «библиотека». Кодовое слово… Они выбрали его вместе еще очень давно, после одной перестрелки в книгохранилище, где Намджуну пуля навылет прошла прямо через правое плечо. Этот день он надолго запомнил: его ранил омега по имени Мин Юнги, тогда и состоялась их первая встреча, не сказать, что она была приятная. У Юнги тоже несколько шрамов на спине осталось. Тем временем Хосок присел у четвертого трупа, которого не видел раньше, и осторожно взял отрубленную голову мужчины из его рук. Сделать это было не так легко из-за окоченения. Кровь давно свернулась, кожа стала белой и холодной. Трупы не начали разлагаться из-за низкой температуры в подвале, они даже не имели запаха. Хосок осмотрел голову. Широко распахнутые и ничего не выражающие глаза, покрытые мутным блеском, как и у остальных троих, но было-таки отличие, маленькая странность: губы мертвеца были плотно сомкнуты и криво зашиты фиолетовой нитью, вокруг них на бледной коже выделялись кровоподтеки. Создавалось впечатление, что губы мужчины насильно держали закрытыми и протыкали иглой, пока человек еще был жив. Но также было видно, что, несмотря на старания закрыть ему рот, сама нижняя челюсть осталась опущенной так, как если бы этот мужчина кричал во время всех пыток, но с зашитым ртом. Хосок проверил свою теорию, ощупав его щеки и обнаружив полость за ними. Челюсть была открыта и немного смещена. Недовольно вздохнув, Хосок распорол нити своим ножом и вновь его спрятал, чтобы никто не заметил, а затем кое-как разомкнул рот убитого пальцами. Челюсть действительно не была закрыта, иначе из-за трупного окоченения Хосок точно не сумел бы без посторонней помощи разжать ему зубы и не нашел бы игральную карту во рту. Крестовая шестерка… Он вернул голову на место и, выпрямившись, показал зажатую между пальцами карту Намджуну. Тот гневно поморщился и проглотил подкатывающий к горлу ком отвращения. Он знал Хосока давно, знал, через что ему пришлось пройти, но до сих пор не понимал, как друг мог заниматься подобным с таким спокойствием на лице, как с такой холодностью мог держать чью-то отрубленную голову и лезть руками, пусть и в перчатках, мертвецу в рот. Не было ведь даже и капли брезгливости… Намджун не особо наблюдал за работой Хосока, только забрал себе вторую, третью и четвертую карты, которые он достал из нагрудных карманов троих оставшихся трупов, и не спускал глаз со своих людей. Кристоф стоял на расстоянии метра: если что, он прикроет спину. За ним — двое, еще двое находились с левой стороны от Намджуна, и двое немного впереди, около Хосока. Хосок так и не нашел больше ничего интересного, ничего, кроме того, что уже видел на фотографии. Он решил не ждать момента, когда получит пулю в затылок, поэтому подумал и начал блефовать. Провокация и ложь — лучшая тактика против врагов, окутанных страхом перед будущей жертвой и неуверенностью в успехе своего замысла. А они боялись. Боялись Намджуна и Хосока. Боялись Черного Джокера и его Цербера, иначе не надеялись бы так отчаянно на свое оружие и на плохое освещение. Но, видимо, не удосужились подумать о том, что темнота действует в обе стороны одинаково плохо и так же хорошо. — Я нашел еще кое-что, кроме карт, — сказал Хосок. Он как бы невзначай засунул руку в карман и краем глаза оглядел обстановку. Справа от него один, за спиной еще один. Намджун, в принципе, должен сам справиться, но если Хосок успеет, то обязательно прикроет. — Да, я уже понял, — уныло ответил Ким, уже не сдерживая закипающую в нем ярость. Джокер был готов, двинется Цербер — атакует и он. Люди, стоящие кругом, явно занервничали. Но Чон оказался первым. — Мне кажется, я знаю, где искать твоего Туза. Но сначала придется решить кое-какую проблему, согласен? — Хосок нащупал складной нож, провел кончиками пальцев по его гладкой рукоятке, растягивая губы в неконтролируемом хищном оскале. — Давай покажем, что семья Ким делает с теми, кто предает ее. — После тебя, дорогой братец. Хосока веселила опасность, ведь обычно он прятался в тени деревьев, выжидая жертву часами, и стрелял с безопасного расстояния. Сейчас же он лично попал в самое сердце боя. Выбросив вправо руку со смертельным лезвием, он одним резким движением всадил нож в шею мужчине, который стоял за спиной; рукоять уперлась в его кожу, лезвие вошло целиком, разрезав плоть, как мягкое масло, и пробив трахею. Враг ничего не успел понять. Зажимая руками рану, из которой мощным потоком хлынула алая кровь, заливая куртку Хосока и его искаженное хищным оскалом и холодной сосредоточенностью лицо, издавая хлюпающие и хрипящие звуки, мужчина грузно рухнул на землю. Все произошло за одну секунду. В следующее мгновение Хосок развернулся, сильным и метким ударом выбил из рук другого альфы пистолет прежде, чем тот сумел нажать на спусковой крючок. И вонзил нож ему в грудь, попав прямо между ребер, вновь со всей дури и по самую рукоятку вогнал лезвие, крутанул и там его и оставил, оттолкнув альфу от себя. Краем глаза он видел резкие движения в стороне, где стоял Намджун, но стоило достать пистолет и метнуться к другу, как погасли фонари, и только телефон Хосока, выпавший из его рук, лежал на бетонном полу и хоть немного рассеивал тьму. Заплясали тени в сумбурном и смертельном танце. Кристоф в рукопашную отбивался от одного из предателей. Сцепившись, они оба лишились своего оружия, даже не заметив этого во время драки. Взрослые и сильные альфы яростно рвали друг друга, как озверевшие львы, не поделившие добычу, звуки ударов становились все страшнее и раздавались чаще. А трое оставшихся повернулись к Намджуну. Ким успел прострелить одному из них ногу и отскочить в сторону, скрывшись в темноте прежде, чем по нему открыли огонь сразу двое предателей. Хосок ринулся на них. Схватил первого со спины, прижав к себе. Он использовал мужчину как щит, в результате чего в тело было выпущено три пули из оружия его же товарищей. Отбросив истекающего кровью человека в сторону, он направил пистолет на единственную крысу, которая все еще держалась на ногах, но не успел выстрелить: Намджун прикончил его быстрее. Попал прямо в голову — и мужчина безвольным мешком упал под ноги Хосоку, который, сделав от трупа пару шагов назад, коротко кивнул другу, успокаивая дрожащее от притока адреналина сердце, и вытер рукавом окровавленное лицо, оставив на коже уродливые разводы. Кристоф тем временем тоже вышел из своей схватки победителем. Хосок, подняв телефон, направил луч света на товарища, оценивая его ущерб. Кристофа неслабо приложили головой о что-то, крови было много, но тот держался на ногах и уверял, что все лучше, чем кажется. Хосок благодарно кивнул ему и повернулся к Намджуну. Ким пошел в сторону единственному выжившему предателю, тот корчился на полу от боли, зажимал рану на ноге, но это мало помогало: кровь не останавливалась. Намджун прострелил ему бедренную артерию, а без своевременного оказания помощи — это летальный исход. Хосок тем временем пошел за своим ножом и выдернул его из груди убитого им альфы. Он вытер кровь с лезвия о чужой пиджак и убрал оружие в карман. — Кто тебя послал?! — Намджун схватил альфу за горло, а Кристоф, поняв все и без слов своего босса, ногой надавил ему на рану, вызывая истошный вопль. — Говори, гнида! Мне нужно его имя, местонахождение, должность, внешность, да что угодно! Говори, и, может, я не трону тебя. — Я ничего не скажу! Ничего тебе не скажу, сукин сын! Кристоф, исказив лицо гневной гримасой, надавил сильнее, крутанув каблуком туфли прямо по кровоточащему отверстию в бедре мужчины. Кровь, бившая фонтаном, полилась еще интенсивнее. Крик был настолько пронзительным, что Хосок заволновался, а не слышат ли их снаружи. Но потом вспомнил, что эта больница стоит в богом забытом месте, и успокоился. — Ладно! ЛАДНО! Хватит, прошу! — он уже ревел навзрыд и трясся всем телом, в агонии запрокидывая голову и пытаясь вывернуться из хватки Намджуна. Кристоф по приказу босса убрал ногу и покорно отошел на шаг в сторону, сложив руки за спиной в ожидании дальнейших указаний. Предатель скорчился от боли, зажмурил глаза, он скулил, позабыв обо всем, кроме затмевающей рассудок агонии, острыми шипами разрывающей его. Однако Намджун не намерен был так легко его отпускать. — Мы… Мы не видели его лицо, никогда не видели. Он ходит в маске, голос заглушен, запах тоже. На базе мы не были, потому что туда пускают только самых преданных. Туз связывался с нами только дистанционно и с помощью своих доверенных лиц. Единственное, что нам известно: он влиятельнее тебя, Ким Намджун, и гораздо страшнее в своей непредсказуемости, а еще все всегда идет так, как он запланировал, все идет по его правилам! Намджун нахмурился. Что-то здесь не клеилось. Если Туз такой умный, как все считают, то он должен был знать, что этим мелким крысам Джокера не убить, а с Цербером под рукой даже не ранить. Тогда чего же он добивался… Хотел лишь припугнуть?.. или… — Он использует твоих людей как расходный материал и как способ задеть тебя, Намджун, — словно прочитав мысли друга, пояснил Хосок, — переманивает их, подкупает, умело запугивает, а затем натравливает на тебя, чтобы ты их лично всех и перебил. Он уменьшает численность твоей армии, а тех, кто откажется, отдает своим на растерзание. Руки он не марает, заставляет других это делать. И то, что ты потерял Джека, что тебе пришлось казнить Люка за предательство — прямое тому доказательство. Туз тебя сломать пытается через твоих же близких людей. Ким гневно прорычал, поднявшись на ноги и, не сдержавшись, вдарил корчившемуся мужчине ногой по ребрам, заставив его согнуться пополам и начать выхаркивать собственные легкие. Все-таки этот Туз в разы умнее, чем подозревал Намджун. — Что ты еще знаешь?! — Ничего! Клянусь! Ким устало вздохнул и посмотрел на своего водителя. Кристоф вновь понял его без слов. Альфа размахнулся и, повторив действие своего босса, со всей силы ударил бывшему товарищу в живот ногой. Тот дернулся и отчаянно взвыл, харкая кровью, ею же и захлебываясь. — КЛУБ! Сегодня они собираются напасть на клуб! Намджуна словно ледяной водой окатило. Хосок напрягся и вышел вперед, присев на корточки и вглядевшись в лицо предателя, на котором животный ужас смазывался в уродливую картину вместе со слезами, грязью и кровью. — Какой именно клуб?! — «Черва»! Туз отдал приказ перебить там всех до единого, а Ким Тэхена взять в заложники. Намджун встал, замерев, как статуя. Он и не думал, что Туз осмелится запустить пальцы так глубоко и начать открытую войну с ним. Хосок же впервые испытал настоящий первобытный страх. Сегодня Тэхен обещал ему отложить все свои дела, но раз оказалось, что Туз устраивает облаву, то в особняке, видимо, все пошло не по плану. Возможно, Тэхен мог отправиться в клуб вместе с Чонгуком, но даже если и нет, даже если он по срочному вопросу уехал в одиночку, все равно! И Чонгук, и Тэхен — это его младшие братья. И еще… Еще в «Черве» будет Чимин. Дрожь пробила тело Хосока, а Цербер, разбежался и врезался ему в грудь лбом с такой силой, что мужчина вскочил на ноги и чуть не захлебнулся в собственном ужасе и объявшим его страхе за дорогих людей. Намджун побледнел. Что если они не успеют, что если Хосоку придется держать труп младшего брата на руках? Что если он увидит бездыханное тело Чимина, омеги, который так запал в душу, омеги, которого Хосок и не думал отпускать после той самой первой встречи, омеги, который, кажется, даже в лютый мороз мог подарить тепло одним взглядом? Он себе смерть Чимина не простит, как не простит и смерть Тэхена, а без Чонгука... — Мы едем в клуб, немедленно, времени мало! Намджун схватил застывшего Хосока за рукав и потащил к выходу. — А что с этим делать, босс? И с трупами? — Кристоф осветил помещение фонарем, оглядываясь. — Сожги их и этого ублюдка прикончи! А я звоню Тэду, он и его парни поедут с нами, — Намджун продолжал идти вперед, стянув с себя грязный пиджак и отбросив его в сторону. — Хорошая работа, Крис. — Уверен, что твоим людям теперь можно доверять? — спросил Хосок, повторив то же, что сделал друг, со своей любимой курткой, подаренной Чонгуком. Увы, но такое уже ни одна химчистка не исправит. — В этих я уверен. — В Люке ты тоже был уверен… — Чон проговорил это слишком тихо, но Ким услышал, нахмурился, понимая, что друг прав. — ТЫ ОБЕЩАЛ ОСТАВИТЬ МЕНЯ В ЖИВЫХ! За спиной Намджуна и Хосока раздался короткий выстрел, и крики стихли, остался только шорох одежды на телах предателей, которых Кристоф стаскивал в кучу по приказу босса. Намджун сжал зубы от гнева, распирающего его изнутри. — Семья Ким предательства не прощает. Я эту фразу напишу кровью на могиле Туза.Казнь завершилась.
*2*
Намджун, Хосок и небольшая группа бойцов под командованием бывшего морского пехотинца и старого товарища Кима по имени Тэд, вошли в клуб «Черва» через черный вход. Остальные — с главного входа и, предупредив охрану клуба и попросив не поднимать панику, затерялись в толпе танцующих людей. У каждого из группы был небольшой микрофон и наушник, благодаря которым люди Намджуна могли переговариваться. — Обращайте внимание на подозрительных людей, возможно, на знакомых вам, — инструктировал Хосок, напрягшись еще больше от того, что все пока спокойно, — особо не светите лицом, иначе вас могут узнать, и тогда все полетит к чертям. Намджун, скройся в неприметном месте, я буду обо всем сообщать тебе. Я найду Тэхена и предупрежу, кто-нибудь подхватит его и проведет к выходу, проследите за этим. Первоочередная задача — вытащить его, затем — ищем людей Туза, эвакуируем гражданских и делаем это незаметно. «Принято!» — раздался спектр различных голосов в наушнике. Хосок, поправив наушник, двинулся вперед, протискиваясь между жаркими движущимися телами. Сотни запахов смешались в воздухе, поэтому необходимый запах коньяка отыскать было просто нереально. Обоняние Хосока отключилось, поэтому он начал использовать зрение. Сейчас одиннадцать часов вечера, а значит — вечеринка в самом разгаре. Но Хосоку было не до этого, он искал глазами Тэхена. К счастью, долго мучиться не пришлось. Красная макушка показалась возле своего излюбленного места у бара. Повезло, что Тэхен по привычке не отплясывал на барной стойке у всех на виду, потому что сегодня такая необдуманная выходка могла плохо кончиться, он сделал бы из себя идеальную мишень для снайпера. — Вижу цель… — проговорил Хосок в микрофон, предупредив своих. Тэхен разговаривал со знакомой Хосока, с Линдой, и как всегда был на позитиве, подтанцовывал в такт бешеному ритму «Червы», чувствовал себя как дома в родном клубе. Все было как обычно, жизнь кипела, омеги изящно двигались на подиумах, кружились пьяные тела, ослепляли прожектора. Музыка глушила Хосока, и он почти ничего не слышал из реплик, раздающихся в наушнике. Увидев его, Тэхен улыбнулся еще шире. — Эй! Народ! — радостно прокричал он в свой микрофон. — Сегодня нас посетил один мой старый друг! Это… — Тэхен внезапно заметил, как Хосок приложил палец к губам, грозно посмотрев на младшего, и резко замолчал, вглядевшись в его вытянувшееся лицо. — А-а, простите, ребят, я обознался. Продолжаем развлекаться, все на танцпол. Музыку громче! — Тэхен притворно засмеялся и отложил микрофон, перенеся все внимание на брата. Тэхен оттолкнулся от стойки и, резко дернув Хосока, утянул его в толпу, не скрывая волнения на своем лице. — В чем дело? — спросил он, заставив Хосока подставить свое свободное ухо. — Ты только не волнуйся и не придавай огласке. Клуб уже оккупирован. Глаза Тэхена расширились, но он продолжил танцевать с Хосоком, упорно стараясь не смотреть по сторонам и делать вид, что веселится так же, как и прежде. — Сука… Тэхен всеми силами старался не начать лихорадочно оборачиваться и вертеться на месте, вглядываясь в лицо каждого присутствующего в надежде найти тварей, посмевших вторгнуться в его «Черву». Музыка сменилась на более медленную, тягучую и страстную. От волнения он не знал, куда себя девать, поэтому положил руки Хосоку на плечи, обняв его шею, и придвинулся ближе, чтобы можно было свободнее разговаривать. — Где Чонгук? — спросил старший, уместив ладони у него на талии. Он украдкой смотрел Тэхену за спину, выискивал подозрительных людей, но никого не замечал. — Он уехал из особняка к другу еще под вечер, там какие-то дела с другом. Чонгук уверял меня, что все хорошо, я не сумел остановить его. Даже твои слова не повлияли на… Хосок, несмотря на злость из-за того, что Чонгук ослушался, а Тэхен так легко отпустил его, облегченно выдохнул, но от этого его проблем особо меньше не стало. — Позже разберусь с вами двумя. Хорошо, что Чонгука здесь нет. Это все Туз. Хочет в клубе перестрелку развернуть и похитить тебя, чтобы в дальнейшем шантажировать Намджуна, — мужчина еще раз огляделся, а затем посмотрел со счастливой, но болезненной и притворной улыбкой младшему брату в глаза. — Блять, Тэ, тут за сотню человек… эти твари устроят кровавую баню. Тебя нужно срочно выводить. — Что мне делать? — как можно спокойнее спросил Тэхен, понимая, что Хосок тоже играет роль, чтобы не проколоться, не показать подступающее отчаяние и не начать преждевременную стрельбу. Тэхен видел, как боится Хосок из-за того, что знает: сегодня погибнет много невинных людей отчасти по их вине. — Я не знаю. — Не знаешь?! — сдержав удивленный и в то же время агрессивный вскрик, Тэхен обнял его, прислонившись щекой к шее. — Твою мать, Чон Хосок! — Спокойно, главное — не поднимай шумихи и постарайся уйти отсюда прямо сейчас… незамеченным. Хосок взял Тэхена за руку и вложил в нее свой запасной пистолет, похлопав парня по ладони. Он сжал рукоять, вспоминая, что очень давно не стрелял, но не без удовольствия замечая то, как приятно легло оружие ему в руку. — Намджун здесь? — спросил он, уставившись на пистолет. — Меньше вопросов, больше дела. Надеюсь, ты умеешь им пользоваться. — Брат учил меня как-то, да и в перестрелки я с ним же попадал. Но сейчас кто-то собирается всех перебить в моем же клубе, — Тэхен злился, рычал, но пытался это подавить. Ему было страшно, но еще больше его бесила эта ситуация и собственная беспомощность. — Дерьмо, дерьмо, дерьмо! Тут столько гражданских может погибнуть! Тэхен тут же спрятал оружие за ремень, широкая рубашка скрывала наличие пистолета. Хосок схватил ладонью его за шею и притянул ближе, чуть встряхнув и выводя из состояния подкатывающей истерики. Тэхен посмотрел в черные глаза и увидел там одно — Ад. Перед ним не его брат, перед ним тот самый Цербер, и сейчас он кому-то перегрызет горло, потому что на семью посягнули, на самое дорогое. — Сейчас ты важнее, Тэ. Не волнуйся, мы прикончим ублюдков, Намджун тебя проинформирует, — он дал младшему наушник и прицепил микрофон к воротнику. — Свяжись с кем-нибудь, как только покинешь клуб, и беги как можно дальше от здания. Возвращайся домой, если сумеешь, а лучше пережди. — Будь осторожен, Хосок, — Тэхен жалобно посмотрел на него, поджав губы. Одно дело, самому попадать в перестрелку, а другое — когда тебя из нее спасают, жертвуя кем-то другим. — И еще, пожалуйста, умоляю тебя, проследи за тем, чтобы один омега выбрался из клуба невредимым. Его зовут Пак Чимин, он один из танцоров, рыжие волосы, татуировки бабочек на плечах, увидишь сразу, такого трудно не заметить. Прошу, спаси его, Хосок, он мне дороже всего, это мой… — Поверь, за вами обоими я и пришел, — ответил он, пропустив мимо ушей последние слова Тэхена из-за того, что удивился, услышав имя, которое постоянно крутилось в голове. Тэхен знал, что Хосок согласится, учитывая определенные обстоятельства, но все равно испытал замешательство, услышав, с каким рвением он согласился ринуться за Чимином. Собравшись с духом, он кивнул брату: — Ладно. Как ты и сказал… время для моих расспросов еще не пришло… Тэхен, сжав плечо Хосока, резко оттолкнулся от него и вмиг скрылся в толпе. Чон судорожно огляделся, у него оставалась еще одна жизненно важная проблема, связанная с жизненно необходимым ему человеком. И эта проблема танцевала сейчас на застекленном подиуме в другом конце клуба. Хосок полюбовался бы с наслаждением на изгибы Чимина, на его взгляд и яркие волосы, на его тело, но сейчас его нужно было спасать. Хосок без раздумий двинулся вперед, уворачиваясь от конечностей танцующих людей. Пак Чимин — тот милый мальчик, который притащил ему кофе, чуть не попав под машину из-за своего глупого упрямства, тот гордый омега, который рычал и отстаивал свою честь в кафе перед альфой, смело глядя ему прямо в глаза, огрызаясь, тот сексуальный и цепляющий юноша, который заставил Хосока отринуть все устои, сбросить все цепи и наброситься, за что он получил пулю в бедро. Пак Чимин в его жизнь с музыкой влился, в мозгу засел, в груди теперь находится и внутреннего волка Хосока гладит, смело голову ему в пасть засовывает — не боится, поражает этим и восхищает. Именно поэтому Хосок не может позволить ему так же — с музыкой и в этом же клубе — уйти от него, покинув навсегда. Иначе он не Цербер, иначе семью защитить не может. «Тэхен снаружи, все хорошо, спасибо, брат», — раздался голос Намджуна в правом ухе. У Хосока от сердца отлегло. С Тэ все нормально, сейчас его увезут и спрячут до тех пор, пока все не уляжется. «Господин Чон! Я наш… сука, меня раскрыли, сейчас начнетс… *крик и шипение*» «Блять, нет!» — Намджун, ты слышал?! — Хосок ускорился, расталкивая людей, он пытался пробраться к платформе Чимина. Внутренний волк отчаянно выл, раздирал когтями морду в кровь, боялся, грыз лапы и грыз хозяина, придавая ему сил болью, болью от мыслей, что он может не успеть, что он может этой ночью здесь своего сердца лишиться. «Будьте готовы!» Раздались выстрелы со стороны второго этажа, люди запаниковали, начали резко ломиться к выходу, выбегать наружу. Огромная толпа хлынула в сторону и потянула за собой Хосока, он еле удержался на ногах. Пришлось пробираться против течения. Ему рвали волосы, били локтями в челюсть и лоб, давали по ребрам и толкали, но он прогрызал себе путь, не теряя из виду омегу. Только Чимин остался в поле зрения, все остальное стало незначительным и не важным. Из-за того, что оккупантов обнаружили, они не успели запереть двери и отрезать ходы к отступлению. Их план еще не до конца провалился, но уже дал осечку, а это подарило шанс на спасение Тэхена и многих гражданских. Они открыли огонь со второго этажа, палили прямо в толпу и параллельно боролись с людьми Намджуна. Но сейчас Хосока лишь один человек волновал. Омега, зажавшийся в стеклянном аквариуме. Его омега… Он попал в западню, как и другие танцоры, задыхался от ужаса. Убийственная для него ловушка, застекленная платформа, и не собиралась двигаться вниз. Дверца открывалась только в подвальном помещении, из клетки никак нельзя было выбраться иначе. Чимин закрыл уши руками, неконтролируемо дрожал всем телом, от страха был не в силах двинуться, смотрел, как падали люди, подкошенные пулями, как брызгала кровь из ран, как ударялись о его «тюрьму» падающие тела, окрашивая стекло грязно-красными разводами. Хосок пробивался к нему так отчаянно, как никогда, но Чимин не видел ни его, ни надежды на свое спасение, с жизнью прощался и смирялся. Хоть все и началось так внезапно, что он до сих пор не мог принять, что это и есть его жестокая реальность, что это и есть конец его игры. Никто не успеет ему помочь. Маленькая беззащитная бабочка задохнется в стеклянной банке, захлебнувшись своими же слезами, своей же кровью. Вооруженные люди в черной одежде, скрывающей тело и лицо, палили по всем без разбору. Альфы, омеги и беты падали замертво: они не успевали добежать до выхода. Люди Намджуна вступили в неравный бой. Один из альф Кима вместе с врагом перелетел через ограду второго яруса и рухнул прямо на барную стойку, приложив об нее прихвостня Туза спиной. Перелом позвоночника ублюдку обеспечен, но и второй парень пострадал и отключился после падения. Альфы и беты Намджуна гибли, как и люди, посланные за Тэхеном Тузом, как и ни в чем не повинные гражданские. Хосок тоже отстреливался, попадал по вооруженным оккупантам, стоящим на балконе, но старался больше следить за Чимином. Нескольких омег, находившихся в таких же капсулах, уже застрелили, окрасив их кровью, принявшей причудливый неоновый цвет из-за прожекторов, стены аквариума. Нервный ком не позволял Хосоку дышать, он смотрел, как бились на таких же подиумах танцоры, как разбивали кулаки о стекло, как беззвучно открывали рты в мольбе о пощаде и свободе, как убивались и плакали в отчаянии, ломились, но у них ничего не получалось. Сердце альфы кровью обливалось, стучало в ритм ударам ладоней омег по стеклу, но он не мог помочь всем, лишь надеялся, что люди брата справятся с этими ублюдками раньше, чем они перебьют всех присутствующих здесь и зальют синий изнутри клуб его истинным цветом — «Черва» должна быть кроваво-красной. Чон наконец-то добрался, благодаря все силы, которым его несоизмеримая ни с чем удача была на руку. Он принялся колотить по стеклу, привлекая к себе внимание. Чимин вздрогнул и шарахнулся в сторону, но успокоился, как только понял, кто именно находится по ту сторону стекла. Он дернулся к Хосоку, напарываясь на холодную и гладкую поверхность. От этой непреодолимой стены Чимин подумал, что вот-вот потеряет рассудок, что уже его потерял, раз видит Цербера на той стороне… нет, не Цербера, он видит Хосока. Чимину было страшно, он плакал, готов был уже размозжить себе череп о стекло, лишь бы прекратить пытку, лишь бы провалиться в темноту и не видеть этого кошмара, не чувствовать ужаса, сжимающего сердце. Глаза Хосока бегали судорожно, осматривая его на наличие повреждений. Чимин стучал ладошками по стеклу, в бессилии кусал губы, кричал что-то, но мужчина не понимал его из-за звукоизоляции. Хосока также было плохо слышно, его голос отдавался внутри платформы смутным эхом. Чимин тянулся к нему, пытался поймать ладони Хосока своими, проклинал это стекло, и было уже не так страшно за себя — он боялся за Хосока, ведь в него тоже могли попасть. В голове затерлось все то, что между ними уже было, все ссоры, все разговоры, улыбки и нежность — все пропало, оставляя за собой лишь страх и ебаную стеклянную клетку, что отделяла их друг от друга. Хосок указывал жестами. Он попросил Чимина прижаться к стене и сгруппироваться. Парень закивал, глотая слезы, и беспрекословно подчинился, всеми силами сохраняя последние крупицы здравого рассудка. Прицелившись, Хосок спустил курок — выстрелил прямо в стекло. Оно разлетелось вдребезги и водопадом рухнуло вниз, устилая платформу и танцпол, освобождая, наконец, перепуганную бабочку. Чимин, изрезав легинсы, а затем и голые колени об осколки под ногами, порвав рубашку и исцарапав ладони об осколки, выбрался из своей клетки и без сил упал в протянутые руки Хосока. Он не чувствовал боли, только оглушающий ужас, убивающий все кругом, адреналин в крови и тепло чужого тела, сильные руки, которые были способны его защитить. Альфа бережно взял омегу на руки и поспешил к выходу, куда выбежало большинство людей, что были в клубе. Люди Намджуна превосходили теперь и по силе, и по количеству — все скоро должно было решиться. Только Хосок с Чимином на руках выбрался их здания, как их ослепили фары и мигалки машин скорой помощи и полиции. — Намджун, убирайтесь оттуда. Здесь копы, — проговорил Хосок в микрофон, прижимая Чимина к себе. Теперь они в безопасности. «Понял тебя. Еще двое, я займусь» — Не лезь на рожон! Но Намджун ему так и не ответил. Хосок поспешил к медикам, мимо него пробежал вооруженный до зубов отряд штурмовиков. Хосок надеялся, что с Намджуном и Тэхеном все в порядке, что они все же сумели уйти без происшествий. Один факт, что они стреляли в клубе, пусть и на ответный огонь, мог серьезно подставить Джуна и Тэхена в том числе, ведь он его младший брат. А все копы только и могут, что сидеть в своих участках по углам и грызть ногти от страха и желания посадить всю семью Ким. Кроме одного, очень надоедливого и доставившего немало проблем в прошлом. Он передал Чимина специалистам, тот не издал ни звука, но никак не хотел отцепляться от Хосока, мертвой хваткой впился ему в плечи и спрятал голову, уткнувшись носом в шею. Хосок даже удивился силе, с которой сжимал его хрупкий парень. — Эй, детка, я буду здесь, не бойся, — успокаивающе прошептал Хосок ему на ухо, поглаживая по волосам, — эти люди помогут тебе. Чимин коротко кивнул и все же поддался. Его осмотрели, обработали раны, выдали чай и теплый плед, чтобы укрыть от холода и избавить от шока. Хосок все это время был неподалеку и, как только Чимина отпустили, помчался к нему. Без лишних разговоров взяв Чимина на руки, Хосок понес его в свою машину, поблагодарив врачей. Было еще много раненых, некоторых увезли в реанимацию, без жертв не обошлось. Эта война первоначально должна была быть кровавой, и сегодня объявили ее истинное начало, открыв огонь по невинным людям. Словно показывали: ты, Ким Намджун, так просто не умрешь, пока не унесешь с собой множество жизней. Хосок бережно усадил Чимина в машину и, обойдя ее, уселся на свое место. Воцарилось гробовое молчание, которое даже неловким нельзя было назвать. Хосока все еще не покидала тревога, руки впервые тряслись, и будь у него винтовка — не смог бы выстрелить. Мужчина глянул вниз на свои ладони, забрызганные каплями крови, — они крупно дрожали. Он раздраженно сжал кулаки. Еще никогда, никогда его так никто не пугал. В голове — рой мыслей. Что если бы он не успел вытащить Чимина? Что если бы омегу застрелили прямо на его глазах? Что если бы эта кровь, оставшаяся на руках Хосока, принадлежала бы Чимину? Парень молчал, отрешенно глядя в окно. Страх отступил, но осталась пустота, и он не знал, что думать, не знал, что чувствовать сейчас и чего хотеть. У него вся жизнь пронеслась перед глазами, а единственное, что волновало перед самой смертью — дальнейшая судьба альфы, который сейчас сидит рядом и рот боится открыть, чтобы лишнего не ляпнуть. Хотя — Чимин уверен в этом — что бы ни сказал сейчас Хосок, ему это не понравится. Боль от ран глушили обезболивающие, еще ему выдали успокоительные, поэтому разум был просто невесомым. А перед глазами стояла картина ужаса, в ушах — крики и отголоски выстрелов, падающие окровавленные тела и… лицо Чон Хосока, его руки, а после и голос. Хосок защитил, спас, сумел вытащить его из клетки, и в тот момент Чимин понял, что никогда не захочет выпутаться из его объятий добровольно, отнять свою руку или отвернуться от него. Он погряз в этом человеке. Вернуться бы в день их первой встречи и все переписать... — Ты как? — нарушил молчание Хосок. — А ты как думаешь? — он повернулся и посмотрел в черные глаза. Жизнь у Чимина все же веселая. Ведь, не свяжись он с Ким Тэхеном, ничего бы этого сейчас не было. Он бы не страдал так, ему не пришлось бы биться в запертой стеклянной банке, не пришлось бы видеть столько крови, не пришлось бы прыгать в руки к Церберу… нет, к Хосоку, к альфе, который в своем признании не солгал, к альфе, который вообще никогда ему не лгал, ни в желании, ни после — в привязанности, ни в цветах, ни в записках, привязанных к букетам. — Мне жаль, — Хосок не двигался, ничего не предпринимал, потому что все еще волновался, все еще не позволял без разрешения самого Чимина руки к нему тянуть, пусть даже в попытке успокоить. Омега уже по горло натерпелся и от жизни, и от альфы. — Как ты вообще здесь оказался, черт бы тебя побрал… Хосок молчал. Но Чимин словно и не заметил его молчания, словно и не хотел знать ответа. А ему и не нужно было. — Отвези меня домой, пожалуйста. — Конечно.*3*
— Я доволен результатом произошедшего в клубе. Конечно, могло быть и лучше. Например, вы, идиоты, не должны были покушаться на Чон Хосока, не должны были выдавать себя! Все, что требовалось, — это долбанное время, которое вы мне не дали! — Туз подорвался с места и, резким и яростным движением смахнув все, что было, со стола, подняв сильный грохот, принялся широкими шагами измерять комнату, заходя своему помощнику за спину. — Босс, он перестрелял половину наших. Эта мразь проворнее, чем я думал, — Кай и сам пребывал в гневе, почти все его парни мертвы. — Этот раунд за Намджуном. Чтоб его… — Твоя работа не заключается в том, чтобы думать! — мужчина в маске, возбужденно ходивший туда-сюда, внезапно остановился и посмотрел на него. — Так… ладно. Ладно. Я спокоен, — несмотря на самовнушение, он резко двинулся в сторону Кая и, схватив того за грудки, грубо встряхнул, так, что ткань треснула. — Этот «раунд» НЕ за Ким Намджуном! Я же сказал, что доволен результатом! — Туз разжал ладони и оттолкнул раздражающего альфу. Кай принялся глотать воздух: ему передавило горло. — Мы надавили на него, — продолжал Туз уже более спокойно, — сильно надавили. Для Намджуна семья далеко не последнее значение имеет. Поэтому мне и нужен был Тэхен… Но, раз так… Уже ничего не попишешь. Второго шанса у нас не появится. — Что будем делать дальше?.. — А ты не догадываешься? — Туз посмотрел на него. Безжизненное фарфоровое лицо выглядело жутко даже при свете дня. Никогда нельзя было сказать наверняка, куда именно смотрел владелец маски, тебе в глаза или в самую душу. Мурашки пробегали по телу. — Его окружение неустойчиво. Знаешь, что я узнал? Вести из участка. Мин Юнги начал действовать вне закона. Я, конечно, знал, что игра будет интересной, но чтобы настолько! А еще я как-то заглядывал в клуб, и угадай, кого там встретил? — Мин Юнги собственной персоной? — В яблочко. Он зачастил в «Черву», заврался, пошел против правил, забросил работу, прячется где-то, иногда наведывается в квартиру. Рыщет, — он отвернулся, достал из кармана своей черной мантии колоду и начал тасовать карты. Ловко и быстро орудовал длинными пальцами в черных перчатках. Он вытащил указательным и средним карту пикового короля и показал ее Каю. — Мин Юнги был не один. Он мило беседовал с Чон Чонгуком, — Туз сдвинул пальцы, и сразу за картой короля оказалась пиковая десятка. — Коп и юный Доктор. Интересное сочетание, а? — карты исчезли с резким разворотом руки, а затем Туз вытащил их из другого рукава своей мантии и положил обратно в колоду. — Может, нам подкинуть об этом весточку Ким Тэхену? — Нет, не наше дело. Слишком скучно, я думаю, Красный Джокер обо всем сам узнает, но тогда может лишить нас одной из карт… или же сам попадет в беду. Впрочем, не мне его казнить или миловать. Это игра — она непредсказуема. Нет виноватых, нет и невиновных. Нет главных игроков, нет второстепенных. Есть лишь жертвы и те, кто остался в живых. — Я думал, именно ты пишешь сценарий. — Я всего лишь создаю атмосферу, Кай. Грубо говоря. Будем считать, что это изысканная и прекрасная месть. Я всего лишь хочу сполна насладиться, — Туз дернул плечами, рассматривая глянцевые карты. — Мне нечего терять, — прошептал он, выудив карту Черного Джокера, который смотрел на него с ехидной улыбкой, уродующей и без того морщинистое лицо. — С младшим покончено, смысла цепляться за Тэхена больше нет… Приступаем к следующему ходу. — Как насчет старшего брата? — Кай криво усмехнулся. — Я бы с ним позабавился. Пусть Намджун поймет, наконец, что все его слабые места нам известны. Туз замер, но всего на секунду. — Верно мыслишь. Но… У меня есть идея получше. Так мы сохраним тебе жизнь. Ведь, если тронешь Ким Сокджина, Намджун тебе собственноручно член оторвет и на завтрак тебе же скормит. Кай помрачнел, согласившись со словами Туза. — Я слушаю. — Усиль слежку за Цербером, сейчас он крайне невнимателен… По сравнению с тем, что Валет умеет, его теперешнее состояние оставляет желать лучшего. Но его смерть, как я и говорил, мне не нужна. Я хочу проверить, так ли предан адский пес своему хозяину, как об этом говорят, и не продаст ли он свою преданность в обмен на нечто большее. — Будет сделано, но… есть еще кое-что, — вспомнил Кай. — Слушаю. — Омега. Пак Чимин… На стол перед Тузом шлепнулась серая папка с собранной информацией. Он с явным интересом уставился на своего помощника. — Что такое? Кай криво усмехнулся, вытащил из кармана пачку сигарет и принялся искать зажигалку. — Пак Чимин, — повторил он. — У нас новый игрок. — С чего ты это взял? Насколько я осведомлен, это всего лишь омега, работающий танцором в клубе Ким Тэхена, — Туз задумался, сложив руки в замок. Мужчина тем временем закурил, и серый табачный дым пополз по помещению. — Он истинная половина Ким Тэхена, да и к тому же, как показала сегодняшняя перестрелка, связался с Чон Хосоком. Никто этого не мог видеть, но губы мужчины под маской растянулись в улыбке. В нем проснулся новый интерес. — Че-ерт… невероятно, — удивленно протянул он. — Хоть мне это и не по душе, но карты продолжают скапливаться…. Что на этот раз? Киллер и Шлюха Красного Джокера, — он вытащил из своей колоды карту крестового вальта и бубновой дамы, положив их рядом. — Какая милая пара, ни дать ни взять. Кай молчал, он все никак не мог понять, что творится у босса в голове. Но его работа не в понимании заключалась. — Глаз не спускать. Цена преданности Цербера только что заметно снизилась, друг мой, — Туз постучал пальцем по этим картам. — Мы с тобой повеселимся, Намджун, — удовлетворенно прошептал он. — Кровь проливается только по твоей вине.*4*
«Может, уже объяснишь, что, блять, произошло в клубе!? Боже, все эти люди, оружие… Если бы не ты и Намджун, я был бы среди погибших! — первое, что прокричал Тэхен в трубку, когда Хосок принял звонок только на десятый раз. — И я счастлив, что ты жив, сукин сын, надо отвечать, когда звонят!» — Тэ, я рад, что ты выбрался, но это не телефонный разговор. Прошу, не покидай особняк и прикажи охране дежурить всю ночь, — Хосок вышел из круглосуточного супермаркета с пакетами в руках, он держал трубку ухом и открывал дверь ногой. — Намджун с тобой? «Нет, со мной Джин. И он просто в ужасе, а еще кошмарно злой… Я не понимаю, что происходит. Где Джун? Мы не можем до него дозвониться» Хосок нервно кусал губы, подходя к соседнему дому, стоящему через дорогу от супермаркета. — Не знаю… Но не волнуйся, с ним ничего плохого не случится. Я постараюсь приехать к вам как можно скорее… Нужно сначала разобраться кое с чем. «Ничего, я постараюсь не волноваться. И еще раз позвоню Чонгуку, он не берет трубку… Все как сквозь землю провалились, я скоро волосы на себе рвать начну» — Да, я тоже звонил ему. Ничего… Хосок очень переживал за младшего брата, переживал за Тэхена и за Сокджина, боялся из-за того, что пропал с радаров Намджун. «Он у друга… И, Хосок, спасибо за Чимина. Это действительно было важно для меня» — Почему именно этот омега? — Хосок нахмурился, вспомнив, как Тэхен слезно умолял вытащить его и именно его. Ревность и неясная тревога вспыхнула в груди Хосока. «Я никому из вас, кроме Чонгука, не рассказывал, но… Пак Чимин — мой истинный» Пакеты выпали из ослабевших вмиг рук прямо на тротуар, телефон приземлился там же, треснул разбившийся экран, и только взволнованный голос Тэхена доносился в тот момент из динамиков. — Чимин… он… что?.. Осознание огромной бетонной плитой рухнуло на голову Хосоку. Чимин все знал с самого начала. Пак Чимин знал ВСЕ, потому что являлся второй половиной Ким Тэхена. — Твою мать… Хосок наконец-то понял, что конкретно облажался.*5*
Чон поднялся по лестнице на седьмой этаж. К концу своего пути он уже проклинал существование лестниц. За весь день Хосок слишком вымотался, чтобы энергично скакать козленком по ступенькам, узнав, что лифты в этом здании не работают. После разговора с Тэхеном и произошедшего сегодня он решил сделать передышку для себя. Тем более Намджун — большой мальчик, и не из такого дерьма выбирался невредимым. Хосок ничем не поможет, слоняясь по городу в бесполезных поисках друга. Утром все разрешится само собой. Сейчас же у Хосока кое-что иное на уме. Вернее кое-кто. Нерешительно потоптавшись на месте, он открыл дверь в квартиру Чимина. Разувшись в тесной прихожей, поплелся на кухню, поставил пакеты с кое-какими покупками и, уставившись на нетронутую чашку с горячим чаем, который он строго наказал Чимину выпить, сердито фыркнул. Хосок пошел вглубь квартиры и осторожно приоткрыл дверь в спальню. Одинокий силуэт стоял на балконе. Дверь была открыта, впускала в помещение ледяной ветер, колыхающий невесомые шторы. Хосок пошел к нему. Чимин докуривал свою вторую сигарету, смотрел вдаль на вечно бодрствующий город и мелко дрожал, обхватив себя руками. На его щеках сохли дорожки от слез, в его легких оседала смола, его сердце медленно покрывалось ледяной коркой от холода. Альфа посмотрел на хрупкую спину омеги и чуть ли не взвыл. Он будто на себе ощутил все те эмоции, что пережил Чимин. Хосок всю жизнь заботился только о своем младшем брате, только ему все свое сердце отдавал. Но сегодня, в этот момент, стоя на ветру под ночным небом, он внезапно и бесповоротно осознал, что теперь сердце его надвое разделилось, уступая место для еще одного человека. Теперь у Чон Хосока в жизни целых два смысла, и за каждый он до последнего стоять на ногах будет, прорываться только вперед, защищать, грызть глотки. Он свою безграничную любовь и себя надвое разделил и только сильнее от этого стал. Говорят, любовь ослепляет. Нет. Хосока она только закалила, и он жив до сих пор только потому, что его та самая любовь вытаскивала, постоянно заставляла бороться с собственными демонами, бороться за что-то, за кого-то. Он подошел ближе, но прикоснуться к плечу Чимина пока себе не позволил, сохраняя дистанцию. — Все это время… все это время ты знал, кто я такой и чем я занимаюсь… Чимин нервно усмехнулся, вздрогнув. — Так Тэхен все же тебе рассказал о нас. — Ты… черт, — Хосок зачесал назад свои волосы и посмотрел Чимину в затылок, — все знал, вокруг пальца меня обвел. Ты просто… невероятно. — Я до сих пор не понимаю, что и по какой причине произошло в клубе, не знаю, скольких ты убил за эту ночь, за всю свою жизнь. Также я никогда не спрашивал, что тебе от меня нужно, Чон Хосок, что нужно от меня самому Церберу. Но ты ведь не ответишь, поэтому я лучше помолчу. Хосок встал рядом, вглядевшись в ночь. — Что ж… ты пристыдил меня. Я не знаю, что ответить на это, потому что сам в шоке. Ты и Тэхен… вы вместе? — Нет. И передо мной тебе точно не в чем исповедоваться, — Чимин вздернул брови, затягиваясь, а после выпустил в темноту сизый дым. — Все мы грешны, скажи? Да, я знал, кто ты и кто такой Ким Намджун. У Тэ от меня нет секретов, как и у меня от него. Я не вызывал полицию и не сдал тебя тогда при первой встрече и тогда, на следующее утро в кафе, только потому, что очень люблю Тэхена, а ты — его семья, Хосок. — Только поэтому? — у Хосока сердце на куски разрывалось от его отрешенности, но мужчина понимал, какой стресс пережил Чимин. — Это вторая сигарета, скоро перерыв закончится, — сказал он, увильнув от прямого ответа. — Но время еще есть. Я хочу поговорить с тобой… Просто побыть рядом. Чимин невесело усмехнулся. Бросил сигарету себе под ноги; она медленно тлела, а пепел уносил ветер, словно крупицы-секунды в песочных часах. Он повернулся к Хосоку. — Да уж, компания мне сейчас не помешает… Я ведь не поблагодарил тебя. Знаешь, плевать, кто ты, я тоже не идеален. Но ты не солгал мне ни разу, и ты спас меня… Хотя, подумав, даже не знаю, спас или обрек на продолжение моих страданий… Хосок выбрал самого сложного омегу из всех. С тяжелой судьбой, как и у него самого, омегу, которого постоянно надо беречь… от его же саморазрушительных мыслей в первую очередь. И Чон понял, что от этого человека не откажется уже никогда. С касаниями понял, из разговоров понял, из того, как Чимин прижимался к нему, из того, что сейчас хочет находиться рядом именно с этим омегой. — Я не хочу, чтобы ты страдал… Если плохо тебе — мне хуже в два раза. Чимин связался с опасным альфой, но Хосок идеально вписывался в его жизнь, словно был недостающим кусочком, и теперь картинка собрана. Судьба с Чимином действительно шутить любила, а он любил над ней смеяться и собирать потом по крупицам слезы, катящиеся из глаз. — Каково же тебе тогда сейчас, Чон Хосок? Насколько больно может быть тебе, если мое нутро разрывается?.. Хосок нагнулся к нему и прошептал: — Боль настолько сильная, что не передать словами, ложь витает в воздухе и душит страх. Мой страх — это ты, Пак Чимин, сегодня я это понял, сегодня, когда чуть не потерял тебя. Ты — мой страх, ты и моя сила… Хосок протянул к нему руку, коснувшись нежной холодной кожи лица. — Ты говорил, что влюблен в меня. Это была правда? — поинтересовался Чимин, смущенно что-то выискивая в глазах напротив. Если ответ «да», то придется закрыть глаза на то, что Чон Хосок ловко обращается с оружием, что руки у него в крови, ведь к нему влекло неимоверно. Словно с самого начала так должно было быть, словно уже где-то предсказано то, что они встретятся, что Чимин будет готов в этот омут прыгнуть, пожертвовав собой, так глупо и беспечно. То, что альфа сегодня своей жизнью рисковал, спасая Чимина, о многом говорило. То, что дьявольскую свою сущность не скрывает, многое доказывает. Хосок свою душу совсем голую перед Чимином держал, настолько верил ему, совсем своей сущностью его оттолкнуть не боялся и тоже нутром чувствовал ту крепкую нить между ними. Не нить — канат, который, как ни старайся, все равно не порвешь. Это не истинность — это уже серьезней и куда страшнее. Это та самая связь, о которой не упоминается, о которой только лгать и приукрашивать, это настоящая, подлинная, жестокая, грубая, сжигающая и больная… Поэты о ней стихи не слагают, художники не изображают на полотнах, а писатели боятся, ставят кляксы вместо прекрасных и одновременно ужасных строк. Хосок коснулся его щеки смелее. Чимин не отпрянул, наоборот, накрыл его ладонь своей и прижался. От пальцев альфы все еще пахло порохом, но и это заглушал полюбившийся омеге запах морских волн. Чон вздрогнул: ответ на вопрос, вот он — окоченевший, перепуганный юноша, который достоин любви, достоин заботы, защиты, иначе без этого просто не выживет, без этого его раздавят. И теперь Хосок скорее сам в себя всю обойму выпустит, чем позволит кому-то тронуть его бабочку. Хосок — опасность. Чимин к опасностям был равнодушен. За всю свою жизнь он смысла не нашел, ему нечего было бояться, тем более Смерти. Так почему бы не поддаться? Почему бы не согрешить? Хоть один раз совершить ошибку осознанно и не жалеть о ней после, потому что принял решение сам, а не какая-то там Судьба вмешалась. — Я не знаю, как это произошло, Пак Чимин. Но я люблю тебя, мое нутро к тебе тянется, вопить перестает только тогда, когда я тебя вижу, когда касаюсь, когда чувствую твой запах… Теперь мне с этим жить, и я приму любое твое решение, — Хосок говорил твердо, уверенно и в то же время покорно, потому что Чимин имел над ним огромную власть, только вот сам этого еще не понимал. — Скажешь уйти — я уйду. Но буду из тени присматривать за тобой, и ни один ангел-хранитель не понадобится, потому что я разорву любого, кто обидит, потому что между нами не истинность, между нами все. Я не ангел, малыш, я — зверь. Там в клубе, чтобы до тебя добраться, мне пришлось всадить много пуль в тех, кто мог тебя убить. Ты — моя болезнь, я умираю, стоит мне посмотреть на тебя. Я умираю, когда тебя не вижу. Прими меня. Таким как есть, прими. И я буду вечно у твоих ног, потому что по-другому любить не умею. Пусть руки у меня по локоть в крови, ты знал об этом с самого начала, но не отпрянул, не оттолкнул тогда в машине, не отталкивай и сейчас. В этом вся суть. При истинности ты не можешь выбирать… а здесь ты выбрал, выбрал и я. Чимин нервно сглотнул. Гул автомобилей заглушал бешеное сердцебиение, свет прожекторов и неоновых вывесок скрывал эмоции, темнота прятала их двоих от всего мира. Для омеги остался только альфа, который весь проклятый Спящий город одним своим присутствием вычеркивал из головы. — Делай со мной, что хочешь… — вздохнул Чимин, сдавшись, и, как давно хотел, руку все-таки к пасти зверя протянул. — Я ничего не хочу. Ничего, кроме… Чимин поднявшись на носочки, обхватил ладошками щеки Хосока и, поймав замешательство в черных глазах, прижался губами к его губам. Ему это нужно было, нужно как воздух, парень это с поцелуем понял. Чимин себя давно уже утратил и только сегодня в клубе, на руках у этого человека под свистом пуль и криком умирающих, нашел. Все так, как должно быть, и они друг друга спасают. Хосок, борясь со вспыхнувшими искрами, обхватил его талию, прижался теснее, нежным поцелуем упивался, сминая пухлые замерзшие губы, запах кокоса кожей впитывал. Чимин запустил пальцы ему в волосы, путался, таял, ноги подгибались, раны вновь начинали болеть. Но все чувства заглушало наслаждение, разливающееся по телу, стягивающееся внизу живота. Чимин чувствовал обжигающе горячий язык Хосока, его возбуждение, превосходство в росте, силе, напоре и поддавался, позволяя ему все. Но Хосоку не это нужно. Он все еще целует мягко и бережно, не беспокоит раны Чимина, медленно отстраняется, обнимает, утыкаясь в макушку, внюхиваясь в запах. — Это твой ответ?.. — глупая улыбка расплылась на покрасневших от поцелуя губах. — Я… Я пока не готов говорить громких слов… Это все слишком для меня, — Чимин лишь сильнее прижался к его груди, согреваясь в горячих руках. — Но сейчас мне нужен именно ты. Хосок молчал. Он, конечно же, все понимал. Смотрел на город и думал, что то, что Чимин позволил ему стать настолько близко, впустил, открылся… Этого уже более чем достаточно. Внезапно что-то холодное приземлилось ему на кончик носа, затем — на щеку, веки, губы, волосы. — Чимин… — Что? — Снег пошел… Пак повернул голову, не выпуская его из объятий. — Красиво… Наконец-то кончилась осень. Он смотрел на белые хлопья, танцующие вальс в воздухе. Легкие и пушистые, они падали на Спящий город, принося с собой еще больше холода. Но Чимину впервые за долгое время было по-настоящему тепло. Оторвавшись от чарующего зрелища, он потянул Хосока в квартиру, чтобы там им стало еще теплее. Альфа замешкался, но омега был уверен в правильности происходящего. Сейчас ему было необходимо это, как необходимо и Хосоку. Только они. Вдвоем. Пульс один на двоих, дыхание одно на двоих. Обледенелое — за срок под названием «жизнь» — сердце тоже одно, и так же — на двоих. И тепло, и чувства, витающие в воздухе, и желание они делят между собой. В такие моменты кажется, что все будет хорошо… В полумраке спальни Хосок поднял взгляд на пухлые влажные губы и темные глаза, которым готов был подчиниться, душу отдав. Чимин молча подошел к нему и, уткнувшись в шею мужчины холодным носом, забрался озябшими пальцами под его худи, коснувшись ладонями горячей спины. Хосок, не раздумывая, обнял в ответ; Чимин сводил с ума одним лишь необычным запахом кокосового сиропа, заставлял внюхиваться, желать попробовать на вкус. Чимин был сейчас немного потерянным и таким возбужденным… или возбуждающим. Хосок путался в словах и значениях. — Чимин, — с придыханием позвал его Хосок, с трудом не обращая внимание на его руки, которые пробирались все выше, невесомыми движениями подсчитывая ребра и останавливаясь в районе лопаток, — ты уверен?.. — Более чем… Чимин глубоко вдохнул, прижавшись ближе и поднявшись на носочки. С возбуждением и отголосками адреналина бороться невыносимо. Он решился. Провел языком по шее Хосока прямо под подбородком, задев адамово яблоко. Хосока пробила дрожь, а внизу живота томно стянулся узел. Такой Чимин землю из-под ног выбивал, заставлял все внутренности переворачиваться. Кончики пальцев покалывали от возбуждения, от близости столь желанного тела. Чимину сейчас — расслабиться, отдаться грехам. Хосоку постоянно — забыться, хоть ненадолго. Яркий рыжий цвет маячил перед глазами, затуманивал разум, одурманивал, в воздухе запах моря и соли смешивается с нежным кокосом. И Хосок пробует на вкус, в желанные розовые губы впивается, податливое тело прижимает, сплетает языки в плавном танце, возбуждающем и колючками проходящем по нервам. Чимин обнимает его шею руками, расслабляется, позволяя Хосоку держать свое тело. Он закрыл глаза и отдался ощущениям: никогда не думал, что целоваться с кем-то может быть настолько приятно. Поцелуи с его первым альфой — фарс, поцелуи с Тэхеном — детская игра. Поцелуи с мужчиной, который пленил его в кольце своих рук, который одним взглядом черных глаз останавливает сердцебиение, который прикосновениями разгоняет волны возбуждения и желания по телу, поцелуи с Чон Хосоком — взрыв коктейля Молотова в голове, хождение на краю пропасти, сгорание в адском котле и сладкая дрема одновременно. Кровать слишком мягкая, простынь слишком белая и чистая, комната слишком темная, а время тянется слишком медленно. Всего слишком. Кружащее голову сладкое наслаждение, шумное взволнованное море чувств и эмоций. Слишком горько, однако, стоны слишком приторные и тягучие, нежные, как и весь Чимин — оголенный нерв. А о правильности происходящего сейчас лучше не думать вовсе. Потому что всего и без этого слишком. Альфа медленно раздевает его, покрывает поцелуями стройное тело. Исследует с нуля, от шеи и россыпи татуировок на плечах до кончиков пальцев, не может насытиться, налюбоваться, насмотреться. Омега мелодично стонет, откидывает голову, выгибается в пояснице, сминает прилипшую к спине простынь, когда чувствует в себе его длинные пальцы, на которые сам же постоянно засматривался. Хосок двинулся вперед, нависнув над Чимином, опустился ниже и втянул его в медленный и тягучий поцелуй. Оторвавшись от сладких губ, он целовал лицо, линию подбородка, слизывал стоны, опускаясь ниже и не переставая так же медленно растягивать его и ласкать, обжигаясь жаром, исходящим от Чимина. Хосок не хотел причинить ему еще больше боли — только наслаждение, забвение в чувствах и ощущениях. Чимин пьян. Не из-за того алкоголя, что он влил в себя в клубе за сегодняшнюю смену, которую ему уже никогда не забыть. Он пьян из-за мужчины, который так жарко целовал его, исследовал порочное тело руками, доводя до истомы и нежничая в местах, где были заклеены недавние раны. Однако внутри у Чимина ран все равно куда больше осталось, и все они Хосоком постепенно заполнялись, его лаской и вниманием, постепенно исцелялись и затягивались, даруя долгожданное спокойствие и забвение. Хосок лечил поцелуями, ладонями, дарил хоть какое-то тепло, но знал, что этого ничтожно мало. Разум постепенно заволакивал туман, пелена животного желания. Сдерживаться тяжело. Терпение Хосока, которым он всегда так гордился, куда-то улетучивалось с каждым новым поцелуем, касанием, вдохом, с собственным именем, слетевшим с любимых губ, голосом, меняющим свою тональность, стоит лишь ему двинуть рукой чуть резче. — Хосок, — шепотом позвал его Чимин и облизнул влажные губы, восстанавливая дыхание. Он посмотрел на Чимина, замерев. Рыжие волосы растрепались по подушке, грудь тяжело вздымалась, опускался к такт плоский живот, чуть дрожали тянувшиеся к Хосоку руки, как дрожали и ресницы, прикрывающие стыдливые глаза, затуманенные пеленой желания. Те самые глаза, которые всегда бесстрашно и с вызовом смотрели на Хосока, теперь молят о том, чтобы он был как можно ближе, как можно дольше. Хосок наклонился, уткнувшись лбом в плечо Чимина и примостившись между его разведенных ног. С первым движением мужчины Чимин вцепился ногтями в его спину и, обвив ногами его талию, стиснул зубы, рвано выдыхая. Он хотел забыться, он хотел Хосока, хотел стать хоть кому-то необходимым пусть и на одну лишь чудесную ночь — он потерпит. Альфа входит в омегу с трудом, не спешит, вслушивается в протяжное и тяжелое дыхание. Чимин не девственник, но в нем невыносимо узко и хорошо до звездочек перед глазами. Хосок слишком поздно опомнился, причинил боль и тут же поцелуями извинился. Выступившие слезы нежно пальцами стер с прекрасного лица. Тесно. Альфа забывается, растворяется, сто градусов — кипение. И внутри сейчас у обоих не кровь — кипяток. Опять слишком… Жарко. Губы мягкие, тело горячее; с трудом оторвавшись от лица Чимина, Хосок поймал его рваный вдох. Чимин притянул его ближе, прижался губами к шее, слизывая соленые капли, кусая ключицы Хосока, о которых думал постоянно, которыми бредит по ночам, а по утрам забывал. Хосок не останавливался, продолжал медленно и размеренно двигаться. Горячо, тесно, воздуха нет, только дурманящий запах и стоны: два голоса, что в один сливаются. Чимин протяжно стонет, скулит и извивается, мнет руками чужие плечи, ноготки спрятать пытается; мужчина над ним слишком нежный, слишком неторопливый, и это заводит так сильно, что хочется выгибаться до хруста в позвоночнике и умолять быстрее окончить эту пытку. Хосок из-под полуприкрытых век посмотрел на его лицо, раскрасневшееся, прекрасное, соблазнительное, честное. Сильными руками он вмиг поднял Чимина за талию и, прижав ближе, насадил на себя до предела, прорычав в наслаждении ему в шею и сразу же начав двигаться резче и быстрее. Чимин широко раскрыл рот, закричал от новой внезапно нахлынувшей волны удовольствия. Сам поддался, выгнулся, открыв Хосоку шею для поцелуев. Омега чувствовал горячий язык на коже. Продолжал двигаться на нем и извиваться, обхватил руками за шею, прижался так сильно, что альфа готов был окончательно сорваться с цепей, но нежничать не переставал, изводил, знал, как тяжело сдерживаться. Насаживал все медленнее, контролировал темп. Чимин это больше выносить не может, но ему это нужно. Перед глазами пляшут светлые пятна, а ноги сводит и покалывает, член болезненно ноет, зажатый между их телами, не прикоснуться. Хосок рычит ему в шею — скоро пытка прекратится и начнется новая. Постепенно он толкается чаще, резче. Внезапно сильно кусает за плечо у основания шеи, вонзая клыки в нежную кожу, кровь на языке чувствует, зажмуривается и смыкает челюсти еще сильнее, валит Чимина на спину и толкается до основания, вжимая в матрас. Метит и себе клянется, что это последняя рана на теле его омеги. Чимин вновь вынужден кричать от наслаждения и от пронзившей его тело боли. Но мысли были слишком далеко, поэтому он не сразу осознал, что его пометили, что присвоили. Войдя до упора, Хосок размыкает челюсть — клыки выходят из-под кожи. Альфа слизывает с шеи омеги выступившие капли крови. Задохнувшись в ощущениях, Чимин обмякает в его руках. Ночь слишком длинная, тела слишком горячие и возбужденные, а разум слишком затуманен. Всего слишком. Еще большее предстоит — восход не скоро. А пока…Город засыпает — Мафия продолжает игру.