Все сказки стары как мир

Уилл созерцал громоздкие ворота с нехорошим предчувствием и глубоким страхом, что его присутствие здесь будет лишним. Эта тревога время от времени выныривала на поверхность, но Уилл не позволял себе поддаться ей. Ганнибал уже неоднократно заверил его, что это их общее решение, их общий выбор, поэтому беспокоиться не стоило. Они прошли железную калитку, и Уилл сразу же ощутил перемену в настроении Ганнибала: он больше не держал его за руку. В целом это было логично, учитывая общую святость данного места. Конечно же, Уилл знал о подростках, которым по кайфу пробраться ночью на кладбище и предаваться обоюдным ласкам; сам же он считал такое поведение вульгарным. В его планы не входило осквернять это место. Сегодняшний день был солнечным, да и людей на кладбище собралось больше, чем Уилл ожидал: должно быть, многие ухаживают за могилами близких круглогодично, а не только на День всех святых. Уилл вспомнил, как в детстве пробирался на кладбище поздним осенним вечером, и в свете лампадок и фонарей казалось, что всё кладбище пылает огнём. Почувствовать ту же самую атмосферу днём было уже сложнее: солнечные лучи отражались от гладкой поверхности надгробных камней и слепили глаза. Сначала они шагали по центральной широкой дороге, а затем Ганнибал свернул налево, где уже не было праздношатающихся личностей, а могилы окружала густая растительность. Это была новая часть кладбища, оно разрасталось, захватывая территорию свежими могилами. Среди мраморных и гранитных надгробий Ганнибал обнаружил то самое, ради которого они пришли сегодня. Уилл переглядывался между надписью на камне и лицом любимого, который был полностью поглощён своими мыслями. Казалось, что Ганнибал на время вообще утратил связь с реальностью: холодный и пустой взгляд, а выражение лица — лишённое привычной дружелюбности, к которой Уилл так привык за это время. Порыв ветра растрепал его волосы, и только тогда Ганнибал вернулся к реальности. Он взглянул на Уилла с извиняющейся улыбкой. Затем сделал шаг в его сторону и аккуратно взял за руку, переплетая пальцы. — Эбигейл, я хочу тебя кое с кем познакомить. Полнота момента обескураживала Уилла, сбивала с ног, он был горд и счастлив, и одновременно боялся до дрожи в коленках. И пусть Эбигейл уже никаким образом не могла высказать своего порицания, но тяжесть в груди беспокойно давила. Эта встреча значила для Ганнибала слишком много, и Уилл боялся испортить её неуместным жестом или словом. Уилл хотел быть частью семьи — пусть для окружающих такая формулировка и звучала бы неуместно. — Эбигейл, — мягко произнёс Уилл и сжал ладонь Ганнибала. Так они и стояли вдвоём, глядя на могильную плиту и представляя девушку рядом с собой, что сейчас находилась где-то в абсолютно другом месте. Уилл видел в воображении широкую поляну: поверх зелёной травы расстелено покрывало для пикника. Ганнибал же представлял, как они рука об руку прогуливаются по парку — образец счастливой семьи. Уилл зажёг лампадку и опустил её на холодный камень. Вспомнились слова Ганнибала о разбитой чайной чашке. Чаша разбилась, и её осколки никогда больше не соберутся воедино. Только в этом месте Уилл смог полностью осознать эту метафору, а осознав, возжелать обратить время вспять для Ганнибала. Чтобы чашка никогда не разбивалась. Но в таком случае они бы никогда не встретились. Уилл задумался над тем, предпочёл бы он вернуть Ганнибалу дочь или же сохранить их отношения. Верного ответа не существовало, потому как любое решение разбило бы ему сердце. Но поскольку время всё равно не подлежало изменениям, единственным оставшимся вариантом было продолжать по кирпичику строить их с Ганнибалом отношения, раз они оба были уверены, что следуют верной дорогой. По крайней мере в этой жизни.

***

Дождить начало ровно в ту минуту, когда они встретились у входа в парк, поэтому присесть на лавочке и поговорить не представлялось ни малейшей возможности. Тучи нависали над ними всё утро, но будто бы сдерживали ливень до того самого момента, когда отменять встречу было уже поздно. Тем не менее оба захватили зонтики и смогли защититься от первых же упавших с неба капель. В результате они прогуливались по почти пустому парку, ведь большинство всё же предпочло избежать встречи с дождливой погодой. Вода проникала в почву и питала растения, подготавливая их к грядущей, согласно прогнозу, жаре. Уилла раздражала сама мысль о следующих жарких днях, которые уже заранее казались невыносимыми. — В период жары количество больных возрастает? — Как правило. Тепловые удары, обезвоживание, солнечные ожоги. Как хирург, я обычно не имею дела с такими больными, но во время настоящих наплывов приходится работать со всеми. — У нас в офисе легко упасть в обморок в периоды аномальной жары. Кондиционеры установлены, но от них люди тоже заболевают. Один из наших сотрудников простудился под потоками холодного воздуха так, что аж слёг в постель. И до сих пор разговаривает с трудом. Ганнибал кивнул в ответ и предоставил ему элементарные правила безопасности на период резкого повышения температуры. Некоторое время они шли в тишине, которую нарушали исключительно барабанящие по зонтикам капли прямо над их головой. — Могли бы мы ещё немного поговорить об Эбигейл? Мне и вправду хочется узнать о ней больше, — достаточно смело предложил Уилл. — Про её жизнь или обстоятельства смерти? — Рассказывайте мне всё. Расскажите, какой вы её помните. — Она была очень сильной молодой девушкой. Быть частью её жизни и выступать в роли её защитника я расцениваю как весьма волнующий опыт. Прежде я всегда полагал, что быть родителем — значит формировать личность; но когда появилась Эбигейл, стало ясно, что она уже полностью сформирована и обладает собственной системой взглядов на жизнь, собственными интересами. Я был очарован ею и восхищён. — Судя по этим словам, она играла большую роль в вашей жизни. — Легко было предвидеть, что новый человек в моей жизни будет занимать достаточно времени и внимания, но получилось вообще по-другому. В какой-то момент я был сам удивлён своему искреннему вовлечению в её жизнь и деятельность. Мне отводилась скорее роль наблюдателя, зрителя в кинотеатре. Казалось, что весь остальной мир — только декорации, предоставленные для того, чтобы в них могли осуществляться те или иные события. Эбигейл же была в этом мире звездой. Ганнибал говорил медленно, его слова были тщательно обдуманными, взвешенными. Сам тон его голоса был ровным и утешающим. И сколько бы Уилл не искал в его речи боль или сожаление, не находил ни того, ни другого. Вот у Лектера была дочь, а вот её нет. Что было, то прошло, всё утечёт как вода под мостом. — Но она была только звездой в океане звёзд, и когда одна погасла, мир не заметил её пропажи, — завершил Ганнибал. — Достаточно много значит и то, что вы переживаете эту потерю. — Эбигейл не была единственной, кто умер в этот день. Но любая личная трагедия осознаётся как единственная в целом мире. — В моём деле нет информации о том, что именно произошло. Желаете рассказать об этом? — предложил Уилл поделиться трагедией, надеясь облегчить её вес. — Меня не было с ней. Я знаю всё от полиции и по протоколам. — Они так и продолжали наматывать круги по парку, потому что дождь не собирался останавливаться. — Она находилась в поезде, который сошёл с рельс. Кто-то на велосипеде хотел проскочить по рельсам до его приближения, но не успел. Он умер на месте, погибли также несколько пассажиров, среди которых была Эбигейл. Уилл не знал, как именно стоило реагировать на историю. Люди порою бывают так глупы. В итоге глупость одного стоила жизни нескольким. Не говоря уже о страданиях их близких: семьи, друзей, коллег. Он припомнил, что читал статью об этом столкновении, но не придал тогда значения данному инциденту. Несчастные случаи происходят изо дня в день, ежедневно люди наблюдают смерть своих близких, и как Уилл мог знать, что именно этот случай так сильно повлияет на течение его собственной жизни. Конечно, несколько последних лет он работал терапевтом и имел дело с массой трагических потерь. Одновременно с Ганнибалом под его крылом находилось еще несколько пациентов. Но именно в том, как Ганнибал относился к своей беде, как справлялся с ней, было нечто особенное. Он просто никак не вписывался в шаблон скорбящего отца. Ганнибал всем своим существом осознавал скоротечность жизни, поэтому слишком скоро достиг стадии принятия. — Мне кажется, погибнуть в дорожной катастрофе было предначертано Эбигейл судьбой, — спокойно подвёл итог Ганнибал. — Я не верю в судьбу, — ответил ему Уилл, искренне надеясь, что разговор не перерастёт в спор. — Нет. Тогда по какой причине ты здесь? Почему мы встретились? Уилла словно выбили из колеи. Сам вопрос звучал в крайней мере логично, но произнести его вслух означало признать, что их отношения вышли из-под контроля. — Несчастье свело нас друг с другом. Трагедия забрала у тебя дочь, но подарила нечто новое в твоей жизни. — В греческих драмах судьба всегда трагична. У главного героя есть возможность выбрать из двух вариантов, но любой из них приведёт к неминуемой гибели. — Мы не живём в мире греческих драм. Было бы невыносимо знать, что мы обречены вне зависимости от нашей собственной воли, — возразил Уилл. — Ты был рождён оптимистом, или это издержки профессии? — Просто я реалист. — Да. А ещё человек, склонный руководствоваться доводами разума в принятии решений. — Разум всегда подсказывает верное решение, даже если сердце ошибается. — Полагаю, я отношусь к жизни очень похожим образом. Я достаточно редко следовал порывам своего сердца. Эбигейл была самым крупным исключением из этого правила, но я ни о чём не жалею. — Не стоит. Думаю, она повлияла на твою судьбу так же сильно, как ты повлиял на её. Ваша связь была не просто отношениями взрослого с ребёнком. Они достигли противоположного конца парка и остановились у входа. Уилл взглянул на часы, задумываясь над тем, стоит ли предложить продолжить прогулку или же вежливо попрощаться. Тем временем Ганнибал принял решение за него, покинув парк и выйдя на улицу. Дождь как раз прекратился, и оба спутника сложили зонты. — Как ты пришёл к должности социального работника? — спросил Ганнибал, пока они следовали на парковку. — Честно? Я хотел быть детективом, но в реальности нужно избавляться от замков и идти на компромисс. Как говорил прежде, я реалист. — Детектив — не такая уж заоблачная профессия. — Пожалуй. Но я уже получил образование психолога и продолжил в этом направлении. — Тогда почему бы не открыть офис и не начать собственную практику? — Во-первых, офис — это достаточно дорого. Во-вторых, помогать людям, которые не способны сами оплатить помощь… приносит мне душевное удовлетворение, скажем так. Ганнибал кивнул и указал на свой автомобиль. — Тебя подвезти? — Спасибо, не нужно. Думаю, в следующий раз тебе стоит посетить наш офис. Нужно подписать некоторые документы, чтобы разбавить повседневную рутину. — В моей жизни нет рутины, и, думаю, тебе это известно, — Ганнибал ответил мягкой улыбкой. В ней не было обиды или непонимания, скорее игривость. — Тем не менее… — Заеду в понедельник. Ужасный способ начать новую неделю. Его ненавязчивый юмор оказался заразным. Хорошо, Уилл подождёт начала недели.