Чертовы пуговицы

       — Стивен, ты дома? Как мне повезло! Джарвис, подними сегодняшние газеты, там случайно нет упоминания о катастрофе или хотя бы пары прозрачных намеков на приближение к Земле гигантского метеорита, который разнесет нас в щепки? Нет? Странно, очень странно. Ты дома и не летишь спасать каких-нибудь угрюмых карликов, схваченных подлыми злодеями и посаженных под замок, невиданно…        — Тони, когда ты прекратишь язвить и хорохориться, тогда я, возможно, смогу донести до тебя причины моего присутствия дома. — абсолютно серьезно отвечает Стивен, хотя в глазах чародея тонут смешинки.        — Любопытно, что ты мне поведаешь? — Тони щелкает пальцами и садится на диван, слишком внимательно глядя на содержимое своего бокала с апельсиновым соком, вздернув левую бровь и не зная, чего ждать.        Если вы привыкаете к тому, что ваш любимый большую часть своего времени то носится где-то в космосе, решая глобальные вопросы войны и мира, то посещает магические библиотеки, встречается с другими магами и не только, умудряясь при этом еще и давать консультации по хирургии; то обнаружить своего единственного дома в неурочное время становится почти нереальным.        — Стоп! Меня озарила догадка! Ты иллюзия! — полушутя сообщает, вскакивая с места, Старк и отставляет сок в сторону, отнюдь не питающий нежных чувств к голограммам.        Он в два шага долетает до оторопевшего мага, но ощущение такой мягкой, пьянящей своим запахом и до боли любимой фигуры, сразу подающейся навстречу выбивает у Тони дыхание и почву из-под ног одновременно.        Стивен.        Конечно же, это он.        Только один человек в мире так невозможно отравляюще и сладко пахнет этим немыслимым коктейлем из белого кедра, можжевельника и неожиданно душистой нотки гиацинта.        Ошибиться невозможно.        Я узнаю тебя, даже если ослепну…        Я все не могу забыть тот вернисаж полгода назад, посвященный полузабытому французскому художнику.        Ты появился как всегда, внезапно, бойко ввинтившись в громкую толпу зевак и сразу же дал мне понять, что ревнуешь.        Огненно.        Действуешь ты быстро и четко.        Практически открутив мне руку, ты без зазрения совести ссылаешься на мифическое срочное дело, победоносно отбирая свою вечернюю добычу сразу у двух журналистов.        Возражать бесполезно, роковой стальной блеск в этих прекрасных глазах не оставляет им ни одного шанса.        Я даже не пытаюсь бороться, хватка становится все сильнее и наверное, останутся синяки, но это неважно.        Когда ты такой неистовый, то тебя не остановить никому, даже у тайфуна не выйдет, куда уж мне.        Ты затаскиваешь меня в лифт, вцепившись в шею мертвой хваткой.        Это незабываемо.        Двери закрываются, ты что-то пламенно шепчешь, впечатывая меня в панель с кнопками.        Мы плавно зависаем где-то между сорок восьмым и сорок девятым этажами.        Целуясь, целуясь, целуясь.        Целуясь так, как будто это наш самый первый раз.        Так, как будто через секунду мы рухнем вниз, и это последние мгновения вместе.        Половина пуговиц на моей вдруг ставшей максимально открытой рубашке исчезла где-то в коридоре, а сил противостоять сминающим меня в гармошку жадным губам нет.        И когда ты окончательно доходишь до точки, спускаясь горячим языком вниз, я думаю лишь об одном.        Чтобы это не кончалось.        Никогда…        Даже если ты будешь и дальше так восхитительно молчать, даря мне немыслимое прикосновение сильных рук, сжимающих мои плечи так многообещающе, так откровенно.        Я узнаю тебя по твоим касаниям, по этим жгучим огонькам страстного желания, что бегут по моему изголодавшемуся телу от умелых пальцев, перебирающих волосы; от сладостных, как абрикос, губ, уже давно целующих меня в изгиб шеи, от предательски пробирающихся под рубашку теплых ладоней, лодочками взмывающих над моей истосковавшейся по тебе душой.        — Тони, ты никак не можешь без своих шуток? — отвечает Стивен, не думая ни о чем, кроме того, как ему хочется прикусить упрямца за мочку уха, вызвав приглушенный стон и прекратить всякие дискуссии, занявшись тем, о чем он мечтал все эти бесконечные, как полярная ночь, дни.        «Что ты со мной делаешь, мой хитроумный колдун?»        — Старк, у меня есть важная причина быть здесь… — волшебник пытается, честно пытается помириться и донести свою мысль до Тони, но это нелепо.        Потому что раскрасневшегося, пылающего, как маков цвет, Старка, добравшегося наконец до манящего своей белой кожей тела чародея, это мало волнует.        Больше всего его интересует, когда маг перестанет спорить и ответит на очередной жаркий поцелуй, пока Тони летит с ним в обнимку на кровать.        И когда Стивен выдохнет, бессильно падая на подушку и кусая губы, совсем сводя Старка с ума своими посветлевшими от влечения, как небо после грозы, жгучими снежно-голубыми глазами.        А разговоры будут потом.        Нежные слова, признания и короткое «Псих...», горячей волной обжегшее щеку и позволившее совсем вжать одного ненормального чародея в смятые простыни вниз лицом.        Накрыть собой, спрятать от всех и вся самое желанное, самое красивое тело, соблазнительно трепещущее подо мной, как пламя, обласкать, согреть, занежить и утопить в своей любви эти тонкие, чувственные губы.        Посмотреть в твои глаза и провалиться в них, как в стремнину, с головой.        Любовь к тебе — та единственная нить, как канатом привязывающая меня к земле, я не могу жить без тебя.        Я говорю, что не выпущу тебя из постели в ближайшую неделю, а ты смеешься, целуясь со мной и рисуя губами на моем плече мое имя.        Раньше я думал, что так не бывает.        Бывает.        Ты — как самое лучшее исполненное желание.        Мечта.        Счастье.        Бьющийся в припадке безумия пульс.        Негасимый волшебный свет, подаренный только мне.        То, что проступает под кожей размытыми буквами и трескается в тишине от моего срывающегося шепота.        Выкованное на моем сердце серебряными рунами неизбежности.        Ощущение наполненности от слияния с любимым человеком.        Я так люблю тебя.