Чертовы пуговицы

Тони

       Я нехотя возвращаюсь в реальность.        Голова больше напоминает мяч для регби, чем осмысленный орган довольно измочаленного тела.        И самое ужасное, я перевязан так серьезно, что и глаза плотно закрывает повязка.        Я снова в больнице.        Ничего нового.        За исключением того, что я мучительно гадаю, знает ли об этом печальном обстоятельстве Стивен.        У нас и так не все гладко, мы немного повздорили и я все еще печалюсь.        Сожалею, что наговорил лишнего.        Что потерял голову, заметив такие неукротимые искры в его сверкающих от гнева глазах.        Стивен не хотел ругаться, я уверен.        Все сложилось так неправильно и нелепо, что не было времени обдумать и не пороть горячку.        Я, безмерно огорченный неудачей пилотной версии «Прометея», был, как натянутая струна.        Все просто валилось из рук, сыпалось, как песок из прохудившегося мешка.        Стивен необдуманно упрекнул меня и я также на автомате ответил, а дальше....        Мы оба слишком эмоциональные и горячие, чтобы суметь остановиться.        И вот, благополучно утопив нас в яркой, дурацкой ссоре, мы затихли в молчании невысказанной печали.        И времени на то, чтобы помириться, не было.        Утром он улетел чуть свет, а я ушел, а точнее, уполз на работу.        Пара дней пролетела в заботах, а затем я в полном раздрае вылетел на миссию, так и не сумев уговорить себя не нервничать.        Я не выношу, когда мы расстаемся в обидах.        Сил нет, сердце обвиняюще клокочет где-то в пятках, а я до сих пор изворотливо мучаю Джарвиса, нетерпеливо ожидая любого знака.        Мне нужно прощение.        И Стивен…        Наверное, в мире для меня нет более привлекательного человека, чем он.        Я люблю в нем все.        И даже то, как он хмурит брови и сердится.        Я не вычленяю из емкого его образа ничего, принимая все, как должное.        В моей жизни все меняется, но неизменным остается только одно.        Я его люблю.        И не могу жить, осознавая, как внутри растет напряжение.        Дурное, не дающее дышать свободно, муторное чувство.        Тоска.        Тоска и сжирающая, как саранча, печаль губит меня, топя в сожалениях…        Я верчу головой, безуспешно стараясь принять невозможное.        Я в клинике, все болит, и кажется, что голова пострадала меньше всего.        От новой попытки углядеть что-то в плотной завесе ткани у меня кружится голова.        Все очень плохо, и главное, я понятия не имею, как обстоят дела с ногой.        Я хочу нащупать что-нибудь, почти дотянувшись до столика, но тут меня останавливают.        Неожиданно прихватив за плечи и поворачивая к себе, заставив меня замереть.        — Тихо, Тони. Не стоит двигаться. Тебе пока нельзя.        — Стивен…        — Ничего не говори. Тони.        Стивен вздыхает.        Вздыхает так шумно и так горько, что я невольно тоже дергаюсь.        — Тони…        Он тянет мое имя так проникновенно и так нежно гладит мои руки, что я пораженно замолкаю.        Очевидно, сегодня не мой день.        Я успеваю лишь прошептать горестное «Прости.», прежде чем...        Прежде чем меня заключают в жаркие объятия.        Он мягко гладит все, что не замотано в гипс и шепчет.        Шепчет мне.        — Тони… Господи, Тони. Ты… Я не могу так… Не могу без тебя… Как ты мог…        Я судорожно, отрывисто дышу, все еще тратя себя на улавливание его дыхания рядом.        — Тони, я не могу привыкнуть. Никак. Но сделать тоже ничего нельзя. Я не умею без тебя. Поздно…        — Стивен. Я…        — Нет, не надо. Я умолил твоего врача дать мне подежурить еще час. И тебе нужно молчать. Тони, я сожалею, что наговорил всяких глупостей. Временами я бываю довольно резок и несдержан. Но...        — Стивен... Сти..        Я не могу говорить, но запретить мне его касаться не сможет никто.        И все сильнее сжимаю его руки, радуясь и малому.        Тому, как он суматошно снова вздохнув, чуть покачивает меня, не отпуская.        Я наслаждаюсь его голосом, его запахом и тем, как ласкающе и бережно меня держат на плаву.        — Стивен… Я согласен на все. Готов молчать вечно. Только… Пару слов.. И все, обещаю.        Ноги подкашиваются, голова плывет, как в тумане, но я все еще улыбаюсь.        — Тони, что такое? Тебе нехорошо? Позвать врача?        — Нет.        Я, хулигански чуть приподняв края ужасной повязки, закрывающей почти все лицо, но дающей дышать и говорить, старательно проговариваю.        — Стивен… Прости меня. Я твой… Люблю тебя… Говори, что угодно. Только не уходи. И.... Поцелуй меня…        — Тони…        И меня моментально и страстно, в затяжном, как в прыжок с парашютом, поцелуе, неистово целуют.        Прощая и даря самое важное.        Себя.