Чертовы пуговицы

       Нет.        Я, наверное, ошибся.        Глаза отказываются это воспринимать.        Я не верю.        Он кривит губы.        Боже, так знакомо.        И кольцо, его обожаемое кольцо так и сверкает в ярком солнечном свете, словно маяк.        Он уверен в себе, действует четко и обдуманно.        Темная волна магии накрывает его противника, парализуя и роняя вниз.        Я невольно замираю, в душе все равно любуясь.        Стивен кажется еще моложе и красивее.        Он весь увлечен своим искусством, губы торопливо шепчут заклинания, глаза сияют, как мерцающие звездопады Эль-Зумирра.        Видеть его за работой так одновременно и странно, и немного волнительно, и…        И я никак не могу отделаться от одной дурацкой мысли.        Ты рисковый, Стивен.        Кажется, что ты то ли заговоренный, то ли попавший под дождь бессмертия где-то между Сиаллой и Тиарринисом.        Стивен беспечно, ровно и скупо проговаривает слова и кажется, что это все так просто.        Так легко.        Так, будто это мелочь.        Словно сложные формулы чертовски опасного Искусства сами собой всплывают в голове, стоит только захотеть.        Но это не так.        Я хорошо знаю, о чем говорю.        И даже я не отношусь к травмам, ранениям и попаданиям в больницу с таким изумительным безразличием.        Если бы у нас проводили чемпионат мира по безрассудству, то, я уверен, ты был бы в первых рядах.        В жюри, естественно.        — Тони, видишь ли, это необходимая составляющая работы. Я не могу ее изменить или убрать вовсе, как опцию.        — Вот как. Ясно. А когда я говорю то же самое, и даже в том же значении, ты кипишь, как вулкан. Так что же не так?        Я тихонько цокаю языком, заметив, как ты невозмутимо оцениваешь качество только что возникшего из воздуха коктейля.        На глаз, само собой.        Мне, как я думаю, специально уже дарована порция этой амброзии, а свою ты любишь смаковать.        Тем более что сегодня, как назло, нектар еще и с ромом.        Ты щуришь глаза и вкусно, с аппетитом делаешь первый глоток.        Я уже попробовал, и это чудно.        Яркая нотка древнего, как улыбка грозы богов, рома оттеняет улетающую лишь мимолетным привкусом каплю вишневой спелости, смешанной с чем-то ледяным и я чувствую, как внутри что-то теплеет.        Удачно, как и всегда.        Ты идеальный бармен.        Доктор.        Маг.        Врачеватель моей души.        Мой свет.        Ты не любишь, когда я увлекаюсь славословиями, и лишь резче, чем обычно, и быстрее щелкаешь пальцами.        Делая нам еще.        Но я не сдамся.        — Тони, как тебе мой новый вариант?        — Нет слов, я в восторге. Но все же жду ответа. Так почему мои доводы не подходят, а твоя версия более жизнеспособна? И не вздумай сослаться на специфику, Стивен. Мы оба рискуем. Каждый день.        Я легковесно допиваю все, памятуя о том, что шансов услышать ответ, а не шутку, чертовски мало.        Он такой свободный.        Такой летний, такой расслабленный.        Такой спокойный, прямо до потери пульса мягкий.        В голубых глазах мелькают смешинки и что-то еще.        Надеюсь, что благоразумие.        — Тонии… Я люблю тебя. Это правда. И я не сразу смирился с твоей… Работой.        Он тяжело вздыхает, обдумывая формулировки, от прежней невозмутимости и бесшабашности нет и следа.        — Я мучил себя невозможностью совместить это. Тебя и то, что ты так любишь риск. Долго, Тони. Это было непросто. Но потом я вдруг сказал себе: «Стивен, перестань биться в эгоистичном припадке. Не усложняй простое. Я принял это, как данность.»        Я что-то порываюсь ответить, но он качает головой.        Яркие, опаляющие страстью голубые глаза так горят, что я почти слепну.        — Не перебивай, прошу.        — Тони, я люблю тебя больше, чем кого-либо в своей жизни. Ты мне дороже всего. Даже магии. Я…        Он на секунду застывает, но затем, взмахнув челкой, еще с большим воодушевлением продолжает.        — Я принял то, что твоя жизнь — моя. И если мы вместе, то я принимаю все. Все, Тони. И печали, и радости. Прости за пафос, но это чистая правда.        — Стивен…        — И что касается моей, как ты любишь говорить, непробиваемости. Я вовсе не каменный, Тони. Я страшно переживаю, когда мы ссоримся. Я немыслимо волнуюсь, когда ты на миссии или летаешь по делам Мстителей или Фонда. Впрочем, судя по тому, в каком виде ты иногда возвращаешься, то степень опасности и в том, и в другом случае максимальная. Надежда у меня лишь на то, что ты все же помнишь, как сильно я тебя люблю. Я…        Я отмечаю, что он порывисто сминает свою любимую домашнюю рубашку, дергая несчастный рукав так, будто хочет разорвать.        И кусает губы, и так истерзанные секунду назад.        Правая бровь выгибается, и Стивен насмешливо спрашивает меня.        — Тони, ты меня слушаешь? Только не застывай так… Прошу тебя, ты меня пугаешь. Я не хочу, чтобы этот странный разговор завел нас в дебри…        Стивен тревожно выдыхает, его глаза ощупывают мое лицо.        Я знаю, о чем он говорит.        Он боится, что я опять, как после той неудачной вакцины в Хоссанте, буду вести себя необычно.        Я плохо помню, что со мной творилось, но по его заверениям, я был как чумной.        Левая часть спины перестала мучить меня, терзая острой, жалящей лопатки болью от ранения, но мозг ушел в туман.        Стивен не любит это вспоминать, и тем более рассказывать, но я догадываюсь, чего ему это стоило.        Прилететь черт знает откуда, нарушить все договоры и…        И обнаружить меня в таком разбитом виде.        Он так бесконечно долго молчал тогда, когда я спросил, все же вернувшись, хоть и не сразу, в себя, что я подумал было, что и он поймал эту болезнь.        «Тони… Ты был так странно тих и покорен… Нет, я обожаю, когда ты не споришь до хрипоты, но не так… Так не должно быть… Я знаю тебя очень хорошо, и ты никогда не был настолько уставшим…»        Ты сбивчиво осекаешься, измученно закрывая лицо руками и молчишь.        Ты поставил на уши весь мир, чтобы врачи нашли средство от этого дурмана, превратившего меня в зомби.        И первым, кого я увидел, когда наконец выплыл из душного бездумья темноты.        И ты был счастлив.        Безгранично.        Ты улыбался мне так, словно я родился второй раз.        Тепло и одухотворенно.        Бережно обнимая меня за плечи.        Так и не выпустив из своих рук до прихода врача.        Чего скрывать, мы оба знаем ответ.        Ты так прекрасен, Стивен.        Прекрасен и в своей любви и в своей любимой роли.        Роли моего любимого врача.        Ты менторским тоном озвучиваешь мои не особо блестящие перспективы по дальнейшей реабилитации в домашних условиях, заботливо позволив мне прилечь тебе на плечо по дороге домой.        Вздохнув такие позабытые, но невероятно классные запахи, я безбожно упиваюсь своим новым статусом.        И на правах больного, точнее, почти выздоравливающего пациента шалю.        Пока ты с величайшим вниманием задорно знакомишь меня с новым распорядком жизни, я позволяю себе маленькие бонусы.        В предверии суровых перемен.        Я расстегиваю твою рубашку.        Немного, всего-то на пару пуговиц вниз.        Задохнувшись уже от самой мысли о том, чего я хочу.        Поцеловать тебя в шею.        Безоговорочно признавая твое право шуметь и сердиться.        Пробежать губами вниз, почти невесомо задевая мягкую негу груди и очерчивая ее контур одним лишь языком.        Ты сбиваешься с ритма мгновенно, теряя дар речи.        — Тони…        В голосе лишь приятное удивление и ты чуть наклоняешь голову ко мне.        — Мы приедем через де…        — Нет. Мне не хватит больше терпения слушать твой голос и мечтать о твоих губах. Я соскучился, Стивен… Прости… Но я так больше не могу.        И ты дышишь мне в губы.        И закрываешь глаза, опять снося мне крышу.        Ты целуешься безумно жарко, голодно и стихийно, как и я.        Вибрируя в полустоне поцелуя.        Я уплываю.        Это так замечательно — слушать, как ты смеешься.        Смеешься, найдя губами ямку на моей щеке.        Я уже практически упал на тебя, наслаждаясь всем.        Теплом.        Твоим чарующим взором.        Тем, как ты гладишь меня по волосам.        Чуть ероша их и все более лаская меня.        Боже.        Я бы сделал все, чтобы ощутить это снова…        Я шепчу это тебе…        Или нет…        — Тони… Это здорово, но лекарства ты примешь, и не спорь.        Приму.        Конечно, приму.        Я и не отрицаю очевидное.        Зачем?        Только сначала приму главное лекарство.        Твое.        Любовь.