Dance spirit

«И почему я хочу разложить его прямо на этом капоте..?» — неожиданно, молниеносно проносится в голове Чонгука, когда Чимин грациозно, с тонкой ноткой раздражающего высокомерия выходит из машины, оставляя открытую водительскую дверцу, и скрещивает на груди руки, показывая всем своим невъебенным видом свое недовольство. Чонгук пролетевшей, словно пуля, мысли пугается, не верит, что его подсознание о подобном думать способно. Альфа головой трясет, отгоняет внезапные глупости, но чертовы губы омеги такие аппетитные на вид, что танцор взгляд отводит. «У меня давно не было секса», — успокаивает себя Чон и подходит к блондину, от которого почти искры от злости отлетают. — Показывай, — говорит альфа, не здороваясь, потому что между ними изначально общение не задалось. Чимин фыркает, отворачивается к открытой двери, нагибается, чтобы кнопку нажать, Чонгук в эту секунду засматривается на задницу омеги, обтянутую в узкие кожаные джинсы. Он матерится про себя, оглядывая упругие бедра, подкаченные ягодицы и тонкую талию. Альфа щеку изнутри кусает, с трудом себя заставляет отвести взгляд, делая в голове пометку «потрахаться, срочно». Чон проходит к капоту, открывает его и достает телефон, включая фонарик, нагибается над двигателем и водит светом по разным частям, внимательно осматривая их. Омега подходит, становится рядом и тоже заглядывает внутрь сложного механизма. — Все было нормально до сегодня, — Чимин поджимает губы, переводя взгляд на Чонгука, который пожимает плечами, не видя никаких повреждений и неполадок. — Я бы предложил тебе поехать в автомастерскую сейчас, но… Омега его резко перебивает: — Так поехали! Но я за твои косяки платить не буду! — Чимин, не смотря на альфу, разворачивается и идет к двери, садится в машину, заводя двигатель. Чонгук сейчас совсем не в настроении спорить, ругаться или как-то продолжать собачиться с омегой, поэтому только вздыхает тяжело, головой качая, и захлопывает капот. Альфа открывает дверцу автомобиля с пассажирской стороны и плюхается на сидение, задерживая дыхание и сглатывая вязкий ком, поперек горла вставший. Сладкая ваниль салон пропитала, в каждую щелочку и уголок проникла, на обонятельных рецепторах альфы осела, странно-навязчивым ароматом стала, преследуя всюду. Чонгук не понимает, почему запах омеги таким притягательным кажется, ведь он обычный самый, ничем не выделяющийся, но именно от него у альфы пазухи забиваются, мысли иррационально в голове крутятся. — А они будут открыты? — разрушает неловко возникшую тишину Чимин, аккуратно выруливая на автостраду. — Да, некоторые работают до ночи, чтобы быстрее закончить и взять новый заказ, — спокойно говорит Чонгук, поглядывая на дорогу, отмечая водительские умения омеги, ставя ему твердую четверочку, и продолжает: — Некоторым приходится вкалывать по шестнадцать часов, дабы заработать себе на кусок хлеба. В салоне повисает тишина. Чонгук невольно осознает: между ними океан безумный, пустыня непроходимая, джунгли неизведанные, между ними социальные классы, неравенство, людское порицание, между ними болота зыбкие, арктические ледники и вечная, нестихаемая буря. Между ними так много барьеров, препятствий, высоких стен с колючей проволокой, предрассудков и стереотипов, придуманных обществом и временем. Чонгук осознает это, как-то, что небо голубое, а трава зеленая, но ведь ничего не бывает случайно. Они оба молчат, лишь свистящие звуки ветра из открытых настежь окон нарушают воцарившуюся тишину. Чонгук что сказать не знает, Чимин чувствует себя неловко и виновато из-за собственной опрометчивости и глупости. Вроде бы омега должен извиниться, оправдать себя, но все, что он делает, — это облизывает внезапно пересохшие губы и смотрит на дорогу. Чонгук вроде бы тоже должен развеять стесненную обстановку, но продолжает молчать, краем глаза наблюдая за блондином, до сих пор не понимая, каким таким невиданным способом жизнь решила свести его с омегой, с которым они на противоположных полюсах планеты находятся. Им бежать друг от друга надо, стереть из памяти мимолетные встречи, брошенные недоброжелательные взгляды, но иногда чем дальше бежишь, тем ближе становишься. — Давно танцуешь? — Чимин сам удивляется вопросу, который задает, легонько барабаня пальцами по кожаному рулю. — Хах, с того момента, как научился ходить, — отвечает альфа, подставляя ладонь встречному ветру. — Мой папа тоже отдал меня в балетную школу, когда мне исполнилось четыре, — не знает зачем говорит омега, но давящая на барабанные перепонки тишина напрягает. — Так ты балерун? — удивленно спрашивает Чонгук, корпусом поворачиваясь к омеге и облокачиваясь на дверь. — Балетмейстер! Что за неуважение! — насупливается Чимин, слегка надувая губы, чувствуя пристальный взгляд альфы, буквально прожигающий его левую часть лица. Чимин безмерно рад, что на улице давно стемнело и в салоне темно, потому что вспыхнувшие алым румянцем щеки точно видны на другом краю света. — Не кипятись, принцесса, — усмехается Чонгук, открыто и нагло рассматривая профиль омеги, скользя глазами по острым скулам, плавным чертам лица, спадающим на лоб пшеничным прядкам, по закругленному подбородку, розовым губам, выделяющимся ярче всех, задерживая внимание на небольшом носике, на который хочется нажать и сказать «кноп». Чонгук вновь своих мыслей пугается. — Не называй меня так, — сердится Чимин, бросая мимолетный взгляд на альфу, сидящего с маской безмятежности на красивом лице. Омега резко одергивает себя от вылезших в голове мыслей, концентрируясь на дороге, вспоминая маршрут. — И не подумаю, — бросает равнодушно Чонгук, а Чимин глотает свою обиду и гордость и весь оставшийся путь до мастерской не издает ни звука. Автомобиль плавно останавливается возле мастерской, железные двери которой открыты, и тусклый желтый свет ламп освещает помещение, падая блеклыми лучами на прилежащую улицу. Чонгук выходит из машины, забегает внутрь и машет ребятам, работающим сверхурочно, потому что другого выбора у них не остается. У многих семьи, дети, требующие оплаты в школе и дополнительных кружках, у других долги и кредиты, загоняющие их в болото отчаяния, и каждый здесь выживает так, как может. Не всем в мире суждено родиться с золотой ложкой в заднице, когда деньги являются чем-то обычным, неважным и таким пустым. Но мир такая странная штука, а человечество еще страннее. Люди, общество, история сами загнали себя в денежный круговорот, порочный круг, который разорвать возможно, но слишком сложно, ведь, чтобы построить новое, нужно до основания разрушить старое. Чонгук считает, что гоняться за призрачной мечтой в виде денег — это пустая трата энергии, не позволяющая делать то, к чему стремится душа. Пока есть хоть какой-то стабильный заработок, крыша над головой и еда на столе, а главное танцы и старший брат, то все остальное не так уж и важно, как может показаться. Счастье ведь в мелочах, разве нет? Или Чонгук пытается так себя успокоить? Альфа машет блондину, чтобы заезжал внутрь, а сам снимает толстовку, бросая ее на стул, и подходит к столу, на котором лежат разнообразные инструменты. Омега выходит из Порше, подходя к Чону. — Можешь на диванчике посидеть, — бросает парень, показывая головой в сторону предмета мебели, после сам переводит взгляд на диван. — Лиса?! Да ладно?! — восклицает Чонгук и, держа полотенце и шуруповерт в руках, подходит к девушке, сидящей с ногами на диване и копошащейся в телефоне. Она улыбается яркой белозубой улыбкой, резко спрыгивая с дивана и расправляя руки для объятий. — Лет сто тебя не видел! — радостно говорит Чонгук, приобнимая девушку. — А Джексон где? — Да тут был, — Лалиса оглядывается в поисках альфы, который был в помещении пару минут назад. — В туалет вышел, — пожимает плечами омега, не переставая обворожительно улыбаться. — Черт, Чон Чонгук, хорошеешь и мужаешь на глазах! Не будь я замужем, я бы приударила за тобой, — и кокетливо подмигивает, чем альфу смущает, в сторону отводящего взгляд и встречающегося глазами с блондином, который с места не сдвинулся. — Чон Чонгук! Если ты сейчас же не перестанешь заигрывать с моей женой, то, обещаю, твои глаза больше никогда не смогут видеть, а ноги — ходить! — громко заявляет Джексон, расплескивая руками и подходя к ним. — Посмотрите-ка на него, приехал с таким потрясающим омегой, а на других засматривается! И не стыдно? — Ванг смеяться начинает, протягивает раскрытую ладонь Чону и жмет его, обнимает, стуча по спине. — Брат, — улыбаясь, произносит Джексон, — я даже успел соскучиться, — парень отстраняется, переводит заинтересованный взгляд на блондина в стороне, удивление в глазах не скрывает и брови вверх приподнимает. — Пиццерия? Ночь? И твоя тачка? — припоминает альфа, оглядывая симпатичного парня неприлично долго, замечая, как его любимая фурия к нему подлетает, рядом становится, опираясь локтем на его плечо и немного облокачиваясь. — Я, конечно, не ревную, но перестань, — строго говорит девушка, накручивая африканскую косу на палец и смотря на потерянного блондина, явно чувствующего себя лишним в этой тусовке. — Да ладно, я шучу! — и девушка босыми ногами подходит к Чимину, протягивая дружелюбно руку и улыбаясь озорно, радостно. — Меня зовут Лалиса, а это Джексон, — указывает на уже знакомого омеге альфу. — Чимин, — старается быть уверенным в себе Пак, пожимая теплую и нежную руку девушки, которая произвела на него невероятно сильное впечатление в их первую мимолетную встречу. — Приятно познакомиться! — из Лисы жизненная энергия струится, странным образом заряжая окружающее пространство вокруг, Чимин, губы кусая, начинает медленно расслабляться. На него с таким дружелюбием смотрят, улыбаются так открыто и искреннее, что омега, привыкший к прямо противоположному, не знает, как ему себя вести, что говорить. Ведь общество, в котором приходится крутиться Чимину, слишком высокомерное, гордое, с коронами на голове, обвешанное золотом, думающее, что их мнение важно и ценно. Общество, для которого другие люди, не стоящие с ними на одном уровне, — всего лишь мусор, подчиняющийся им и работающий на них. Мир так сложен, как сложны и непросты взаимоотношения между людьми, но будь все люди чуточку сочувственнее, эмпатичнее и добрее, то все было бы совершенно по-другому. Чимин смотрит на Лису, видит в ней совершенно иной мир. — Ты что, встречаешься с Гуком? — девушка так близко к его лицу оказывается, отчего Чимин назад подается, с трудом удерживая равновесие. — Что?! Нет! — восклицает омега, качая руками в разные стороны, успевая взглянуть на Чонгука, который скрылся в специальной яме, сделанной в полу, чтобы не поднимать машину в воздух. Джексон пошел помочь другу, решая не лезть в разговор омег. — Ой, да ладно, — обхватывает Чимина за запястье и ведет к дивану, плюхается на него вместе с блондином. — Чонгук, конечно, не рыцарь, не богач, миллионов не имеет, но никогда не позволит себе обидеть омег и очень даже клевый парень, иногда, — девушка удобнее усаживается на диване, подгибая колени и корпусом поворачиваясь к Паку, при этом облокотившись на спинку. — Он перегибает палку, но все мы люди, в конце-то концов, и можем срываться и грубить, конечно, я не сторонник такого отношения… Но Чимин неожиданно перебивает Лису, качая головой. — Нет! Я его вообще не знаю! Наша история знакомства — это слишком сложно и неправильно, — выдыхает омега, — и вообще, почему ты мне это говоришь? — Хах, знаешь, но все судьбоносные встречи — это какое-то сумбурное, странное или веселое событие, которые некоторые даже вспоминать не хотят, — Лалиса тянется к пластиковому стакану, в котором, скорее всего, лимонад, и делает несколько глотков. — Мы вот познакомились к Джексоном в туалете. Я случайно перепутала двери и зашла как раз в тот момент, когда он снял штаны, — омега начинает хихикать. — Как ты понимаешь, я не смогла удержаться. Чимин начинает мелодично звонко смеяться, его глаза превращаются в полумесяцы от широкой улыбки, заставляя Лалису откровенно залипнуть на невообразимую красоту омеги и льющийся из души свет, который разглядеть за холодными, безразличными масками, меняющимися на его лице, очень сложно. — А я та еще сваха, поэтому и говорю это, к тому же вы так красиво смотритесь, а я так люблю то, что красиво, — и подмигивает флиртующе, вынуждая Чимина робко отвести голову в сторону, чувствующего, как щеки заливаются смущенным румянцем. — Ты красивый, — делает комплимент девушка, продолжая невозмутимо попивать клубничный лимонад, внимательно рассматривая блондина. — Ты счастлив? — неожиданно задает вопрос Лалиса и смотрит так серьезно, выжидательно, словно от ответа будет зависеть течение их разговора. — К чему такой вопрос? — осторожно спрашивает Пак. — Задавая такие вопросы, глубже чувствуешь человека, — приподнимая уголки губ вверх, отвечает девушка. — Скажем так, это издержки моего образования и увлечения. — Ты — психолог? — неуверенно произносит Чимин. Лалиса утвердительно кивает. — Счастливые люди никогда не будут сомневаться в своем счастье, — говорит девушка, облокачиваясь на диван спиной и кладя затылок на спинку. — Не думай, что твое счастье зависит от внешних обстоятельств и других людей, мы сами его создаем, внутри себя. Я раньше думала, что вырасту, стану красивее и взрослее, буду счастлива, или, когда встречу любимого человека, обязательно наступит счастье, но лишь пока я не отыскала внутри себя этот лучик света, не услышала биение собственного сердце, я не понимала, что такое счастье. Оказалось, что счастье — это состояние твоей души, даже в самых обреченных и безвыходных ситуациях можно быть счастливым, — замолкает Лалиса, направляя взор на своего мужа, помогающего Чонгуку. — Ой, извини, я заговорилась, — рукой в извиняющемся жесте машет. — Все в порядке, — Чимин опускает голову, разглядывая кожаный, старый, обшарпанный диван бардового цвета, ловя себя на мысли, что еще вернется к ее словам. Совсем скоро. К дивану подходит Джексон, вытирая руки влажной салфеткой, и берет с деревянного столика второй стакан с лимонадом. — Тебя зовут, — обращается Ванг к омеге, который, облизав губы, подпрыгивает с места и идет к Чонгуку, стоящему перед открытым капотом машины. — Он прикольный, — расплываясь в нежной улыбке, говорит Лалиса и, обхватив запястье мужа, тянет на себя, вынуждая его сесть рядом. — Ты его уже успела с ног до головы просканировать? — Джексон успевает урвать быстрый и воздушный поцелуй с пухлых губ. — Хей, он просто интересный, я в его мозгах покопалась бы, — кивает головой девушка, заползая на колени альфы, получая неодобрительный и осуждающий взгляд. — Дома, любовь моя, — говорит парень и стаскивает ее со своих бедер, смеясь с по-детски надутых губок. — Ну вот с тобой даже азарта не получишь, — поддевает Лиса и обувается. — Мы с тобой пару часов назад трахались в туалете Мака, — вздыхает Джексон, наблюдая за тем, как омега призывно, сексуально и дико соблазняюще проводит языком по верхней губе, проверяя выдержку альфы. — С огнем играешь, — цедит сквозь зубы Ванг. — Скорее развожу, — закусывает нижнюю губу, видя, как на дне бездонных черных глаз искорки похоти зажигаются, ведь одна свеча способна разжечь тысячу. Джексон неожиданно перекидывает Лису через плечо и идет быстрым шагом на выход, доставая телефон и вызывая такси. — Я байк завтра заберу, — бросает около ворот Ванг, выходя из мастерской под звонкий смех девушки. Чимин оборачивается на уходящую колоритную пару, безумно подходящую друг другу и в характере, и во внешности, и неосознанно рукой машет, прощаясь, вновь возвращает внимание к машине, ведь мысленно позавидовать им и помечтать о таком он еще успеет. — И все? — омега смотрит на Чонгука, хмуря брови и покусывая губы, которые уже опухли и начинают побаливать. — Я не знаю, как это вышло, но я все проверил, залил новое масло, — говорит альфа, закрывая капот и вытирая руки. — То есть ты плохо закрутил заглушку, и масло выливалось из него? — обвиняющим тоном говорит Чимин, задевая парня, пытающегося совладать со вспыхивающими вулканами злости. — Допустим, — делает глубокий вдох Чон, сжимая руки в кулаки так сильно, что мышцы под кожей жжет нестерпимо. — Надеюсь, что мы больше не встретимся, — грубо говорит Чимин и, обойдя альфу, нарочно толкнув его плечом, садится в автомобиль и заводит двигатель с мощным ревом. Чонгук резко отходит в сторону, давая желтому Порше свободно проехать, провожая его на удивление странно-задумчивым взглядом. Чонгук не мог допустить такую ошибку, прежде чем отдать тачку омеги, проверил ее вдоль и поперек. Ошибки быть не может. Чонгук уверен, что кто-то решил заморочиться и насолить Пак Чимину. Чонгуку должно быть все равно, наплевать, что угодно должен испытывать, но никак не тревожное волнение, вспыхнувшее глубоко внутри крохотной искоркой.

***

Тэхен грызет ногти от переживания, накрывшего его неистовой волной, снося к чертям со всех берегов. Тэхен волнуется так сильно, как не волновался, сдавая экзамены, будучи на первом курсе. Омега с трудом успел закончить номер, показать его преподавателю, давшему добро, и полностью подготовиться, чтобы получить высшую отметку. Он не может ударить лицом в грязь, потому что обязан впечатлить важных гостей, спонсоров, но главное родителей, ссора с которыми отразилась на его эмоциональном состоянии. Две недели назад Тэхен вернулся из Мичигана, оставив все злосчастные события, произошедшие с ним, в Детройте, решив, что никогда и ни за что не будет о них вспоминать, возвращаться к ним и даже как-то пытаться их анализировать. Тэхен по приезде сразу включил телефон и позвонил Юнги, приехал к нему и долго, нудно выслушивал поучительную речь брата. Вроде бы Юнги ничего обидного не говорил, не обвинял, но омега в тот момент почувствовал, как на его плечи бетонная плита вины и стыда обрушилась, давящая и постепенно под собой погребающая. Тэхен за последние четырнадцать дней словно безумный ученый, сокративший сроки создания нового изобретения, пропадал в музыкальной и танцевальной студии, придумывая танец и музыку к нему. Тэхен не уверен в своем выступлении совсем, но он должен показать все, что умеет, иначе не видать ему отцовских денег, любимой машины и стипендии в новом учебном году. Он выступает одним из первых и ему необходимо произвести впечатление, чтобы его запомнили и выделили, так как это важно не только для него, но и для репутации Академии, в которую омега отчаянно бился поступить. Но весь жизненный кавардак, причиной которого стал он сам, выбил твердую землю из-под ног, заставив ползти подбитым зверем. Тэхен все время оставался ночевать у брата, ворчавшего на него, но все равно принимающего под своей крышей и вкусно кормящего, разделяющего с ним один-единственный диван. Тэхен не из тех, кто легко сдается, но состоявшийся неизбежный разговор с отцом даже его, непробиваемого, подкосил. За все время их беседы Тэхен ни разу не поднял глаз на Джихена, выставившего ряд условий для омеги, одно из которых заключается в том, что после экзаменов и годового смотра он устраивается на работу и полностью себя обеспечивает, плюс никакой машины и благотворительного спонсорства от омеги, несмотря на то что отец поддерживает это. Тэхен в тот вечер ушел из дома, доехал на автобусе до брата и, зайдя к нему, разревелся так, что на следующее утро проснулся с опухшими глазами и тяжелой головой. Тэхен понимает, что заслуживает этого, являясь виновником всего, полностью принимает всю ответственность за свои поступки, но, черт возьми, выходить на работу… омега к такому неожиданному повороту событий совсем не готов. Тэхен не хочет думать об этом, но на протяжении последних трех дней из-за навалившейся усталости и бесконечной тревоги, огромным шаром катающейся по душе, размышляет еще и о работе: где, кем и как он будет обеспечивать свои желания и разнообразные «хочу». Тэхен за последние четырнадцать дней выбился из сил, но еще хуже было то, что он так и не поговорил с Феликсом, который подходил не раз, пытался завязать разговор, но омега махал рукой, мол, все хорошо, и убегал прочь. Он знает, что это неправильно и некрасиво, но даже на звонки и бесконечно прилетающие смски Ли не отвечает. Блондин зарывается пальцами в волосы, ерошит их у корней и принимается делать размеренные вдохи и выдохи, чтобы успокоить учащенное биение сердца. За кулисами творится хаос. Народ бегает из стороны в сторону, надевая наряды и делая макияж, кто-то в стороне разминается, отрабатывает движения, другие пытаются распеться, разогревая голосовые связки, а кто-то, как Тэхен, нервничает, быстрым взглядом оглядывая все вокруг. Омега сглатывает волнительный ком в горле и идет вглубь помещения, где должен разминаться Чимин, выступающий практически последним. Тэхен лучшему другу ничего не рассказывал, побоявшись осуждения и закатанных глаз, ибо все, что произошло в Мичигане, должно остаться там, и тот альфа, от образа которого в животе все стягивается тугим узлом, должен раствориться из мыслей, будто мираж над пустыней. Тэхен ничего не говорил, считая, что меньше разговоров — меньше воспоминаний. Чимин лишних вопросов не задавал, зная, что если Ким захочет рассказать, то непременно это сделает. Не сейчас, так потом. Блондин подходит к сидящему в шпагате и прогнувшемуся назад другу, садясь рядом по-турецки и подпирая рукой щеку, оперевшись локтем на бедро. — Ты почему не готовишься? — спрашивает Пак, выпрямляясь и нагибаясь вперед, обхватывает пятку руками и продолжает тянуться. — Я готов, — неуверенно говорит Тэхен и обреченно закрывает лицо руками, представляя, как точно лажанет перед людьми в зале. — Ты точно облажаешься, — выдает равнодушно и без зазрения совести Чимин, соединяя ноги вместе и ложась на них животом и грудью. — Ебать поддержка, обратился прямо по адресу, — фыркает Тэхен и хмурит подкрашенные брови. — А ты уверен, что тебе стоит выступать? — осторожно спрашивает омега, переводя настороженный взгляд на перебинтованное колено Чимина, сверху которого закреплен черный эластичный наколенник. — Не начинай. Это мои трудности и проблемы, а тебе сейчас не мешало бы о своих подумать, — грубее, чем хотелось, отвечает Чимин, задевая Кима еще сильнее. Омега встает с пола, игнорируя Паковское «Тэхен, постой», и подходит к бегающему туда-сюда организатору, который отвечает за выход студентов на сцену. Блондин заглядывает в список и видит свое имя четвертым, сейчас выступает второй. Омега делает глубокий вдох, бросая все на самотек, и пойдет на сцену по принципу «я сделал все, что было в моих силах». Тэхен надевает вокальный микрофон, фиксирует поясной передатчик на белых штанах, закрывая его белоснежной блузкой. Он поет и танцует одновременно, больше всего он переживает, если его голос сорвется, хотя преподаватель вокала без конца твердит, что голос Тэхена устойчив, глубок и очень красив. Омега делает круговые движения плечами, разминает шею и слышит свое имя, объявленное в динамике. Тэхен сцены не боится. Никогда не боялся. Он с самого раннего детства полюбил блеск софитов, свет прожекторов, направленных только на него. Сейчас, делая шаг по лестнице, Тэхен растворяется под громкие аплодисменты, отбрасывая все проблемы, заботы и мысли, погружаясь в момент «здесь и сейчас», соединяясь с настоящим мгновением и быстротечным потоком времени. Плавная, спокойная музыка с меланхоличными оттенками начинает играть из колонок, а Тэхен — петь, погружая зал в волнительную тишину. Его голос способен проникнуть внутрь и дотянуться до самых потаенных уголков человеческой души, вселяя блаженное чувство спокойствия и невозможного удовольствия. Голос Тэхена — это тихая уютная гавань, из которой не хочется уплывать. Всего один раз услышать его низкий бархатный голос, поющий самые прекрасные невысокие ноты, — захочешь вечно слушать, все время мечтая вернуться в его неземную пристань. Тэхен завораживает зрителей, которых со сцены не особо видно из-за яркого света прожекторов, направленных на него, что своими точными, грациозными движениями танца будоражит до мурашек, бегущих по коже. Тэхен танцует, вкладывая в каждое движение свою душу, словно показывает, как много накопилось в ней, что хочется излить и показать другим. Тэхен поет, пение его прекрасно, наполняет зал таинственной атмосферой. Чимин, выйдя из-за кулис в стороне, восхищенно наблюдает за другом с приоткрытым ртом, ловя каждое движение и каждый бит, понимая, что облажается сегодня он, а не Тэхен. Тэхен загадочно улыбается публике, словно заигрывает с ней, приоткрывает занавес собственной души, пропуская туда гостей. Тэхен тот еще актер, способный надевать маски, показывая самые разнообразные эмоции, в которые люди обязательно поверят. Тэхен слишком талантливый по многим творческим сферам, но танцы и музыка — это те вещи, которые делают его бесконечно счастливым. Тэхен поворачивается спиной к зрителям, и в его левой руке появляется полностью белая маска с черной слезой, стекающей по щеке. Омега надевает ее, поворачивая голову слегка назад, скрывая свое настоящее лицо. Свет резко выключается, зал с невероятно сильной акустикой заполняется громкими бурными аплодисментами, не потому что существуют правила этикета, а потому что зрители в восторге. В зале есть один зритель, сидящий в самом углу в темноте, следивший за каждым движением омеги, что были безупречны. Тэхен тяжело дышит, поворачивается лицом, стоит свету вновь загореться, делает поклон и убегает за кулисы. Студенты, толпящиеся там, начинают аплодировать и похлопывать омегу по плечам. — Черт, Тэхен, это было здорово! — Выступление супер! — Так держать, Тэ! — Это было просто «вау»… Тэхен глупо и немного растерянно улыбается, благодарит всех подряд, кивая, пожимает руки, не понимая, чем заслужил такое внимание. Тэхен уверен, что его выступление по десятибалльной шкале на твердую семерку — ни больше, ни меньше, но получает похвалу и комплименты, словно выступил на все десять с плюсом. Омега широко улыбается подошедшему преподавателю, протягивающему ему руку. — Это было великолепно, Тэхен, — говорит мужчина, улыбаясь в ответ и сияя от гордости за своего подопечного. — Ты молодец, — добавляет бета и отходит в сторону, давая омеге насладиться минутами заслуженной почести и славы. Тэхен продолжает всех благодарить и пытается вырваться из окруживших его людей, когда ему это удается, он сразу идет к Чимину, который репетирует танец. Пак останавливается и подходит к другу, тут же его крепко обнимает. — Ты потрясающий, — негромко говорит Чимин, а Тэхен, застывший на секунду, тоже обнимает в ответ, зарываясь носом в шею блондина. — Спасибо, — шепчет омега, не до конца осознавая, что произвел фурор, что его запомнят и выделят из других студентов Академии. Даже будучи на первом курсе, он не смог сделать то, что сделал в этот раз. Тэхен кладет руки на плечи Чимина, отстраняя от себя и заглядывая в глаза цвета тягучей карамели, улыбается уголками губ. — Ты только будь осторожным, хорошо? Чимин только кивает. Чимин понимает, что выложиться на всю у него не получится от слова «совсем», ведь полученная неделю назад травма колена не даст этого сделать. Чимин не знает, как так вышло, но на репетиции он споткнулся и неудачно упал на колено, получив ушиб и растяжение связок, из-за чего почти три дня не мог танцевать и с трудом ходил. Чимину предложили отложить его показательное выступление до полного восстановления, но омега наотрез отказался и настоял на том, что будет выступать в один день со всеми. Чимин обещает себе, что сделает все, что в его силах, и даже больше, потому что для него это слишком важно, выпавший шанс он не должен упустить. Чимин доработал танец и безупречно отточил его до безупречной чистоты в каждом движении. Чимин много трудился, чтобы в самый ответственный момент гребаное колено стало препятствием для достижения цели. Чимину плевать, что будет с его коленом, но он выложится по полной, и пусть после не сможет ходить и шевелиться от боли, которая мучительно будет изводить его. Чимин все равно преград не видит, отказываться от того, к чему долго и упорно шел, не собирается. Чимин жертвует ради мечты, ради цели, любой бы здравомыслящий, наверняка, сказал бы, что не стоит идти на такие жертвы вопреки собственному здоровью, ведь кого это волнует в восемнадцать лет, верно? Чимин выходит на сцену, выпрямив спину и гордо подняв голову, показывая своим видом, что ему вовсе не волнительно. Мысленно говорит себе: «Ты справишься». Из колонок начинает играть песня Hoizer — Take Me to Church, Чимин сидит на коленях и покачивается из стороны в сторону, зачесывает пятерней волосы назад и, оперевшись на одну руку и согнутое колено, вытягивает ногу в сторону и взбрасывает руку вверх. Чимин выступает в телесного цвета обтягивающих лосинах до колена и белой большой ему на несколько размеров рубашке. В изначальной постановке Чимин решил сделать побольше эффектных прыжков и хотел выразить внутренний мир человека, подверженного давлению и осуждению общества, который борется со своими внутренними демонами, захватывающими его разум, который отчаянно борется с безжалостными волнами глупого, капризного и вечно блуждающего общественного мнения, основанного на злобной клевете и праздных сплетнях. Идею танца Чимин сохранил, но ему пришлось сократить количество прыжков, падения на колени и сделать весь танец более тягучим и плавным. Чимин танцует, но слишком много думает головой. Для танцора это чревато ошибками, которые он не нарочно совершает из-за лезущих, словно гадкие змеи, мыслей, отвлекающих и мешающих погрузиться в танец. Чимин танцует, игнорируя тупую боль в колене, каждое движение делает с такой грацией и изяществом, что кошка дикая позавидует, но все равно продолжает думать, из-за чего танец теряет всей изюминки, всех чувств, становясь идеальным техническим выступлением. Чимин прыгает, выгибаясь в спине, оставляя назад руки и подгибая колени. Чимин падает, неудачно приземляясь, но успевает сообразить и сделать так, словно все так и должно быть, перекатывается с бока на спину и поднимает две руки вверх, потянувшись к небу. Свет гаснет, омега поднимается с пола, опираясь на одну ногу, когда лампы зажигаются, блондин делает поклон и, стараясь не ступать на поврежденную ногу, уходит за кулисы. — Чимин! Это Тэхен. Его взволнованный хриплый голос, его мягкие нежные руки он узнает из миллиона людей во всем мире. Такой этот Тэхен. Заботливый, волнующийся, всегда поддерживающий, даже сейчас Ким тянет на себя и перехватывает одну руку, закидывая ее на свое плечо, давая тем самым опору. Чимин наваливается на друга, сжимая до скрежета зубов челюсть от безумной боли в колене, которая распространяется по всей ноге, идя выше, захватывая разом все тело. Омега весь вес переваливает на здоровую ногу и Тэхена, волоча левую за собой. Чимину хочется завыть, но он кусает изнутри щеки, подавляя любые порывы не сдержать себя, слабость показать. Они через заднюю дверь, расположенную за кулисами, выходят из зала. — Эй, ребят, — голос точно принадлежит Юнги, если у Пака еще сознание не отшибло от боли. Чимин вздергивает голову, сталкиваясь с бездонными чёрными, как самая темная ночь, омутами, в упор смотрящие на него. Омега губы кусает, в одну тонкую полоску сжимает и взгляд отводит на подбежавшего к ним Мина. — Чимин, ты как, эй? — Юнги обхватывает плечи Пака и сочувственно улыбается. Чимину жалость не нужна, он ее ни за что и ни перед кем не покажет, особенно перед самоуверенным альфой, ближе подошедшим, чей запах мягко обволакивает его. — Пойдет, — на выходе произносит блондин. — Пиздит как дышит, — вставляет Тэхен и так укоризненно смотрит, что хоть вскрываться иди. — Надо его в медпункт, где он у вас? — спрашивает Юнги и хочет облегчить ношу брата, но Чимин его рукой отталкивает. — Все в порядке, я же сказал! — не сдерживается Пак, морщась от боли. Чонгук недовольно хмыкает, подходит к несносному омеге и хватает его за руку, перекидывает через свое плечо и подбивает под коленями, беря его на руки. Чонгук видел все. Он видел весь танец омеги, сопровождающийся глубоким эмоциональным подтекстом. Юнги пригласил на выступление брата, а у него выдался свободный вечер. На Чонгука Тэхен оставил неизгладимое впечатление, показав себя с удивительной стороны. Ведь Тэхен ветряной такой, улыбающийся широко и умеющий находить общий язык даже с самым несговорчивым человеком, но во время выступления омега преобразился до неузнаваемости, показывая совершенно иную сторону своей личности. Чонгук был потрясен номером, но больше всего альфу поразил Чимин. Наверное, Пак немного ненормальный, помешанный на том, что делает, раз выходит на сцену в подобном состоянии, когда даже самый глупый поймет, что что-то не так. Чимин непробиваемый, упертый настолько, что даже пугает. Чонгук видел, как на мгновение исказилось болью лицо омеги, как он вновь с легкостью вернул театральную маску на лицо, но еще альфа будто остро почувствовал внутреннее состояние парня, сжав подлокотник кресла так сильно, что костяшки побелели. Сердце Чонгука сделало кульбит, когда Чимин изящно вышел из положения и закончил танец, несмотря ни на что. Это вызывает восхищение, но почему это его так сильно злит, он еще не до конца понимает. — Поставь меня на землю! — вскрикивает блондин, ударяя ладонью альфу по груди. — Ага, — только бросает Чонгук, усиливая хватку на пояснице омеги. — Со мной все в порядке, — настаивает Чимин. — Я видел, — фыркает недовольно Чон. — Поэтому, будь любезен, заткнись сейчас. Чимин затыкается, обиженно поджимает губы, лбом утыкаясь в ключицу альфы, понимая, что огрызаться и скандалить все равно смысла не имеет. Больше всего омега мечтает о том, чтобы ему вкололи ударную дозу обезболивающего и лечь спать на часов шестнадцать желательно, а то и больше. Они доходят до медицинского пункта академии, Тэхен настежь раскрывает дверь, пропуская Чонгука с ношей на руках вперед, заходя следом, придерживая дверь для брата. Чон опускает Чимина на кушетку и отходит к двери, скрещивая руки и облокачиваясь на стену, не сводя напряженного взгляда с блондина, над которым начинает суетиться фельдшер. Мужчина начинает щупать, тыкать, нажимать, проверять движение в суставах, в общем делать все, чтобы стало еще больнее. Чимин пальцами впивается в кушетку, пытаясь стойко сдерживать рвущиеся наружу нестерпимые стоны боли. — Так, — начинает бета и подходит к шкафу, доставая оттуда ампулу анальгина и дротаверина, подходит к столику, на котором лежат шприцы, стерильные салфетки и другие необходимые принадлежности, и начинает разводить лекарство. — Я сделаю обезболивающее. Колено опухло, но движения сохранены, нужно будет в больницу сделать рентген и посмотреть наличие жидкости, потому что пока я ничего не увидел, — говорит мужчина и подходит к омеге. — Ложись на живот и спускай штаны, — бета бьет по шприцу, выпускает воздух, а Чимин бросает взгляд на ребят и выполняет все, что ему сказали. Врач проводит манипуляции, а дверь снова открывается, впуская внутрь помещения взволнованного Джунга, который задевает плечом Чонгука, извиняясь и подходя к сыну. Внутрь так же входит отец Чимина — Пак Джозеф, держа опущенный вниз букет цветов для сына. — Чимин-а, — Джунг садится рядом, проводя пальцами по влажным волосам Чимина, — ты как? — спрашивает омега и поднимает голову на доктора. — Что-то серьезное? — Не могу сказать, надо делать рентген и везти к травматологу, — выдыхает мужчина и обрабатывает руки антисептическим раствором. — Хорошо, — кивает Джунг. — Спасибо Вам большое, — полностью возвращает внимание к сыну. — До машины сможешь дойти? Чимин пожимает плечами, поднимается с места и переносит вес тела на одну ногу. Чимин кивает, обхватывая руку папы, который подставляет ее для него. Все выходят в коридор. К Паку моментально подлетает Тэхен, который слишком трепетно обхватывает руку омеги. — Я приеду завтра, — говорит он и натянуто улыбается. — Ха, ладно, буду ждать. И захвати чего-нибудь вкусного, — выдыхает Чимин и совершенно не ожидает, когда к ним подходит Чон. — Я могу тебя донести, — предлагает альфа, но Чимин качает отрицательно головой. — Все в порядке. — Спасибо большое, молодой человек, за помощь! — восклицает Джунг и передает Чимина на руки Чонгука. Омега недовольно хмыкает, но против папы все равно не пойдешь. — Как Ваше имя? — спрашивает Джунг, идя на выход из Академии. — Чонгук, — спокойно говорит альфа и даже улыбается папе Чимина. — Приятно познакомиться, — Джунг слишком дружелюбный ко всем. — Мне тоже, — кивает Чон. Они останавливаются возле черного Range Rovera, принадлежащего отцу Чимина. Мужчина снимает машину с блока и открывает заднюю дверь, а Чонгук сажает омегу на сидение. Чимин не благодарит, отворачивает голову в сторону, пока Джунг радужно пожимает руку альфе. Джозеф тоже пожимает руку, говорит короткое «спасибо» и садится на водительское сидение. Чонгук выдыхает, видя несущегося на всех порах Тэхена. — Рюкзак забыл, Чимин! — кричит он и подбегает к автомобилю, отдавая его омеге. — Спасибо, ТэТэ, — устало произносит Пак, откидываясь на спинку. — Поехали, — строго говорит Джозеф. Чимин кивает, закрывает дверь и через тонированное стекло смотрит на Чонгука, закатывающего глаза на какие-то слова Тэхена, а после легкая непринужденная улыбка, которая в одну секунду озаряет лицо омеги.

***

Сокджин хрипит от глубоких, сильных и размашистых толчков, выгибаясь до хруста в спине, ловя приоткрытым ртом воздух. Омега цепляется пальцами за крепкие плечи, впивается в смуглую кожу ноготками, оставляя красные полумесяцы. Сокджин чувствует, как учащаются толчки Вонхо, становясь короткими и резкими, как усиливается хватка альфы на его бедрах, каждую ночь оставляя синяки. Шин ловит губы омеги, впивается в них мокрым, недолгим поцелуем, после отстраняется, утыкаясь носом в шею Джина, и кончает. Альфа делает еще пару толчков, накрывает ладонью член парня и начинает надрачивать, доводя его до разрядки. Сокджин кончает, кусая ребро ладони, и прикрывает глаза, откидывая голову на подушки. Шин перекатывается на бок, тяжело дыша, положив руку на живот омеги, подтягивает к себе, прижимаясь грудью к нежной спине, целует за ушком, вдыхая слегка кислый лимонный аромат Кима. Альфа засыпает моментально, а Сокджин смотрит на полную Луну, одиноко возвышающуюся на ночном небосклоне. На душе омеги пустота черная размером с Земной спутник, сопровождающий планету на протяжении миллиона лет. Сокджин кусает губы, сдерживая позорные слезы, готовые сорваться в любую секунду. Омега бесшумно убирает руку альфы и сползает с кровати, подбирая с пола халат, и тихо идет в ванную комнату, не забывая прихватить телефон. Сокджин закрывает дверь, защелкивает на замок и, прислонившись спиной к деревянной поверхности, медленно сползает по ней вниз. Слезы можно больше не сдерживать. Сокджин всхлипывает, утыкаясь затылком в дверь и поднимая глаза вверх. По щекам катятся соленые капли, а в душе сворачивается тугой узел отвращения и ненависти, единственная вещь, удерживающая на плаву, — это мечта, манящая и обещающая изменения. Сокджин обнимает себя за плечи, пытаясь утешить, но в голову приходят только одни мысли о собственной ничтожности и жалости. Омега встает с пола, словно поднимает непосильную ношу, и подходит к раковине, включает воду и поднимает голову, сталкиваясь с отражением в зеркале. Сокджин видит в зеркале поломанного во многих местах молодого парня, который испещрен шрамами, что навсегда будут с ним. Сокджин скользит взглядом по лицу, останавливаясь на покрасневших и опухших глазах, в которых концентрация боли превышает все допустимые значения. Сокджину кажется, что он упал так глубоко в грязную яму, из которой уже не видно лучиков света, способных подарить надежду. Омега наклоняется, подставляет руки под теплый напор воды и собирает сведенные вместе ладони, умывается, потирая лицо, делает так два раза. Он снова смотрит на себя, но ничего не меняется. Все тот же безнадежный взгляд, худое бледное лицо, на котором только губы пухлые остались и острые скулы, все те же безрадужные мысли. Он устал, и от усталости ломит ребра, под ними сердце, бьющееся в отчаянных попытках отыскать выход. Но Сокджин видит только один выход, о котором самому себе признаться боится. Ким поднимает с пола телефон и видит на экране пришедшее сообщение. Он открывает его и не сдерживает забавный смешок. RM: «Ты снова не пришел». Сокджин, впервые за две недели, отвечает. KS: «А ты ждал?» Омега убирает телефон на раковину и подходит к ванной, включает воду, не ожидая такого быстрого ответа. RM: «Всегда». Он тут же хватает телефон, замирает, не зная, что ответить, но пишет первое, что приходит на ум. KS: «Я приду завтра. Я люблю печенье с шоколадной крошкой (: » RM: «Хорошо, лакомка». Сокджин улыбается, наспех принимает душ, стирая с себя остатки секса с Вонхо, и идет в кровать, стараясь побыстрее заснуть. Он не знает, но хочет верить, что завтра может быть прекрасный день, не подозревая ни на секунду, что каждый день таков.