***
Чонгук встречает Чимина случайно в продуктовом магазине в отделе сладкого. Альфа точно не искал и не планировал встреч с блондином, а если бы так делал, то никогда и ни за что вот так неожиданно не столкнулся бы с омегой. По необъяснимому закону подлости, лишь не ожидая чего-то и не надеясь на что-то, можешь внезапно это получить. Чонгук наблюдает за тем, как Чимин тянется к шоколадным шарикам, стоящим на последней полке, теплой улыбки не сдерживает. Омега на цыпочках пытается дотянуться до продукта, пальцами касается коробки, но резко осекается. Чонгук усмехается, понимая, что омега его почувствовал. Чимин голову в сторону альфы поворачивает, смотрит каких-то пару секунд, длящихся целую вечность, и, развернувшись на пятках, уходит в прямо противоположную сторону. Чон снисходительно закатывает глаза, подходит к полке и достает чертовы шарики, неспешно идет за омегой, который натянул на голову капюшон черной худи. Чонгук взглядом изучает невысокую фигурку парня, идущего сгорбленно между стеллажами, отчего создается впечатление, будто Пак на пару сантиметров ниже стал. От омеги такая подавленная аура исходит, что Чонгук ее за километры, кажется, ощутить может. Или это его воспаленное воображение играет злую шутку, или он действительно чувствует незримые ни для одной живой души исходящую от омеги подавленность и грусть. — Прекрати! — останавливается внезапно Пак, оборачиваясь лицом к альфе. — Прекратить что? — удивленно распахивает глаза Чон. — Прекрати преследовать меня! Для эффекта не хватает топнуть ножкой. — Но ты шарики забыл, — говорит спокойно Чонгук, пожимая плечами. Чимин сокращает расстояние между ними, пыхтит, словно паровоз на ходу, от злости и выхватывает пачку из рук парня. — Ты чего такой нервный? — не сдерживает издевательского смешка Чонгук. — Хотя, — на мгновение задумывается, — ты всегда такой. — Катись к черту, — грубо бросает омега, уже уйти хочет, как чувствует крепкую хватку на запястье. — Принцесса, что за неподобающее поведение, — Чонгук головой качает неодобрительно, смиряет омегу укоризненным взглядом. — Даже я, выросший в низах, правила этикета знаю, — выдыхает снисходительно-мягко. — Но у меня сегодня чертовски хорошее настроение, чтобы собачиться с тобой, — отпускает руку омеги, хотя совершенно не хочется. Запястье Чимина тонкое-тонкое, кожа нежная-нежная, желание к ней губами прикоснуться неожиданно вспыхивает, огненными волнами по сосудам течет, пугая альфу, заставляя шаг назад сделать. Чимин пахнет так сладко, так головокружительно прекрасно, забивая каждую пору, щелочку. Аромат омеги внутрь просачивается, обволакивая клетки, прочно на всех рецепторах оседая. Чонгук теперь только один запах всюду слышать будет. Альфа догадывался, что омега пахнет крышесносно, скрывая природный аромат таблетками, но чтобы настолько притягательно и желанно и подумать не мог. Чонгука будто чья-то рука толкает в грудь, отшвыривая на много-много лет назад, в далекое детство, когда папа еще был жив. Чонгук так хорошо помнит то время, когда они с братом разыгрывали очередную партию в «Дурака» в своей небольшой общей комнатке. Но они тотчас с места подрывались, бросая на пол карты, стоило услышать звук открывающейся входной двери и родной запах любимого омеги. Они бежали к двери, набрасываясь с объятиями на мужчину, который смеялся и ворчал, прося хотя бы дать ему снять обувь. Папа работал на кондитерской фабрике и частенько приносил какие-нибудь сладости для них. Но самая любимая сладость Чонгука, прямиком из детства пришедшая, — это белый зефир в шоколаде. Чонгук обожал, когда папа приносил целый пакет, который они растягивали на неделю, съедая по половинке, но Хосок часто с братом делился, отдавая ему целую, и постоянно говорил: «Я не очень люблю сладкое, кушай». Хосок всегда слишком жертвенный по отношению к родным был. Чонгук ему благодарен за каждую сладость, которую он отдавал. Пак Чимин пахнет зефиром в шоколаде с тонкими нотками сладкой ванили. Их запахи так дополняют друг друга. Чон Чонгук пахнет терпким американо с едва уловимыми нотками корицы. Чимин американо обожает. Чонгук без зефира жизнь не представляет. Оба стоят, смотря в глаза друг друга, в абсолютной прострации, лишенной кислорода и света. И в это мгновение весь мир сужается до двух душ, нашедших друг друга самым неожиданным образом. Но никто из них, упертых баранов, признавать связь, природой созданную, не желает. Оба ужасно упрямые, не любящие признавать свою неправоту. Оба посланы друг другу, чтобы стать лучше и открыть неизведанные тайны внутренних «я». Никто не приходит в наши жизни просто так. И они не стали исключением друг для друга. — Я пойду, — первым приходит в себя Чимин, моргает пару раз, словно смахивает пелену с глаз, но ноги к полу приросли, идти даже на шаг от альфы отказываются. — Пойдем, — кивает, соглашаясь с омегой, Чонгук, который отходить и отпускать от себя омегу не желает. — Куда? — недоумевает Чимин, мозг сейчас жутко тормозит от происходящего, словно все возбуждающие медиаторы в пыль превратились. — Не знаю, — бросает Чонгук и берет коробку шоколадных хлопьев, кидает в свою корзину и, схватив руку Пака, идет к кассе. Вся рациональность одним точечным ударом из сознания выбивается, заполняя пространство инстинктами, чутьем, которые намного сильнее, ярче него самого. Его альфа, учуяв своего омегу, рычит на Чонгука, который противится, отнекивается, поэтому за него все делает. Альфа отпускать чужую руку не хочет, только крепче хрупкое запястье сжимает, лишь услышав тонкий вздох со стороны омеги, отпускает. Чонгук как-то нервно выкладывает продукты на ленту, достает из заднего кармана деньги и расплачивается за все, пока Чимин губы от напряжения покусывает, на спину танцора смотрит и правильных слов подобрать не может. Между ними все слишком сложно с первых секунд. — Чонгук, — неуверенно начинает омега, когда альфа пакет берет, и они вместе на выход идут. — Ничего сейчас не говори, — грубее, чем ему хотелось, произносит Чон, останавливается и резко оборачивается к блондину. — Я не верю во все это, — губы в тонкую линию зажимает, вспыхнувшие жарким огнем чувства внутри подавляет. — Я тоже, — Чимин взгляд отводит, задерживая его на пожилой парочке, которая, держась за руки, по тротуару идет. — Мне пора, — Чонгук достает из пакета хлопья и протягивает омеге. Чимин мнется пару секунд, забирает коробку и, закусив губу, поднимает голову на альфу. Если можно тонуть в чужих глазах, то сейчас это происходит с Паком, теряющимся в черной бездне напротив. — Я могу тебя подвезти, — предлагает омега, но парень качает головой. — Я сам, — Чонгук собирается уйти, но останавливается, голову слегка поворачивает и бросает: — Приходи в субботу в Dimple, там будет тусовка. Чонгук быстро уходит, не видя нежную улыбку омеги, появившуюся на его лице. Чимин обязательно придет. Альфа, добравшись до дома, влетает в квартиру, сбивая пластмассовую подставку для обуви, поднимая шум, на который Хосок в коридор выходит. — Перестань разносить квартиру, — смеется старший Чон, забирая пакет с продуктами. — Хосок, нам надо серьезно поговорить, — говорит младший, тяжело дыша из-за скоростного подъема на их этаж. — Тебе так понравилась самостоятельная жизнь, что ты решил съехать? — изумленно брови изгибает Хоуп. — Да блять, нет! — Чонгук снимает кроссовки, поднимает подставку и начинает расставлять обувь в ячейки. — А я уж обрадовался, — фыркает разочарованно Хосок. — Вот и как тебя после называть, — пыхтит недовольно Чонгук, проходя вслед за старшим на кухню. Хосок принимается раскладывать продукты по местам, а младший Чон садится за стол, опирается локтями на поверхность и зарывается пальцами в волосы, лохматит их, у корней сильно сжимает, оттягивает, а после обессилено падает лбом на стол. — В чем дело? — уже более серьезно спрашивает Хосок, доставая газировку в жестяной банке. — Да блять, — Чонгук несильно бьется лбом по поверхности, тяжело протяжно выдыхает. — Пока тебя не было, я тут столкнулся с одной особой, которая очень упряма и несносна, — альфа поднимает голову на Хосока, попивающего кока-колу и смотрящего на младшего с толикой легкой братской насмешки. — Да ну не смотри ты так! Я же серьезно! — Я верю, — руками взмахивает, подходит к столу и садится за стул, направляя все внимание на Чонгука, за которым сильно успел соскучиться. — Ты веришь, что в жизни может появиться человек, который предназначен именно для тебя? — Верю, — не раздумывая ни секунды, отвечает Хосок. — А я не верю! — младший Чон кулаком по столу бьет. — Но так какого, блять, хуя я сталкиваюсь с таким человеком? Может, я навязываюсь? Просто это все так странно, — вновь без сил приземляется лбом на деревянную поверхность. — Я слушаю, — просто говорит Хосок, пожимая плечами, показывая своим видом, мол, рассказывай все. Чонгук рассказывает. Альфа открыто, ничего не скрывая, рассказывает старшему брату все, что связано с чертовым Пак Чимином — омегой со вкусом самого сладкого в мире зефира. Чонгук не утаивает ничего, потому что знает, что, несмотря на все издевательства, шутки и прочее, что является неотъемлемой частью братских отношений, Хосок выслушает, поймет, даст совет. — Ну ты и в заднице, — выдает Хосок. Но это совершенно не то, что хотел услышать Чонгук. Старший Чон открыто ржет над младшим, который продолжает отчаянно рвано выдыхать, мысленно повторяя про себя «За что ему все это дерьмо».***
В Dimple душно, жарко, и веселье достигает отметки «занебесье». В клубе всегда полно народа, зажигательная музыка отбивает ритм, эхом отражаясь от кирпичных стен. Люди танцуют, забывая о проблемах и отрекаясь от них, преследующих их в жизнях. Люди танцуют, погружаясь в невероятный мир творческого самовыражения. Люди танцуют, выражая свои чувства и эмоции, переполняющие их внутреннюю чашу. Люди находят друг друга по языку и жестам тела, ощущают друг друга на молекулярном уровне, тянутся, словно два магнита на разных полюсах. Танец — универсальный язык, существующий испокон веков. Благодаря танцам люди всегда могли показать себя, свою культуру и традиции, ведь, танцуя, сбрасываешь маски, обнажаешь тонкие золотые струны собственной души. Танец, движения — это естественно для человека, не бывает тех, кто не умеет танцевать, ведь танцевать можно без фоновой музыки. Танцевать можно под звуки природы, собственного дыхания и биение сердца, это можно делать при любых обстоятельствах. Сокджин восторженно оглядывается по сторонам клуба, смотря на людей на танцполе, у бара, на железной лестнице, балконе второго этажа, и улыбается. Все эти люди вокруг такие яркие, такие живые, такие настоящие, объединенные чувственной пылкой любовью к искусству. Сокджин в подобном месте впервые, ему все в новинку, все диковинно и необычно. Омега позволяет Намджуну взять себя за руку, переплести их пальцы крепко и ладонь сжать. Он ступает по пятам за альфой, восхищенными глазами по пространству бегает, не зная, за что уцепиться. Сокджин, засмотревшись на танец одного парня, не замечает, как Ким неожиданно останавливается, и врезается в крепкую спину альфы, тонет в его запахе. Сокджин тепло чужого тела ощущает так близко, ловит себя на мысли, что бесконечно готов вот так обнимать этого парня, свалившегося, словно метеорит, на его голову и разрушающего все привычные устои его жизни. Сокджин запах бергамота глубже вдыхает, по венам пускает, и омега отстраняться ни на шаг не желает, но Намджун к нему разворачивается, правда, расстояние ни на миллиметр не сокращает. Сокджин готов поклясться, что красивее людей еще не встречал. Намджун обладает необычной притягивающей харизмой, его внутренняя сила слишком ярко ощущается в воздухе, других заряжает. Сокджин себя в безопасности рядом с ним чувствует, будто Намджун — прочный дом, который ни одна непогода, бури и ветра, невзгоды и поражения не возьмут. Он будет стоять до скончания веков, и в нем всегда можно найти оплот защиты и поддержки. Намджун необычный очень, Сокджин сразу понял это. Еще в первую встречу, когда альфа не очень приятно о нем отозвался. Омега краешком губ улыбается, на секунду вспоминая, как Джун извинялся, ибо обидеть никого не хотел. Альфа бывает резок, где-то груб, но мы ведь — всего лишь люди, подверженные воздействиям плохой погоды, неурядиц и внезапно подкравшихся проблем. Не Сокджину бросать обвинения и злиться на парня, который стал лучом света в сумерках тернистого леса, прокладывающий узкую тропинку к выходу из него. Сокджин еще не понимает, но Намджун странно на него действует, ход мыслей перестраивает, улыбаться чаще, чем обычно, заставляет. — Не ударился? — спрашивает громко Джун, пытаясь перекричать музыку. — Все в порядке, — кивает омега, борясь с необузданным первозданным желанием обнять этого парня. Сокджин вскидывает вверх голову, прикрывает глаза и на звуки музыки плавно начинает двигаться. Сокджин в мир, созданный в голове из фантазий и сотканных разноцветными нитями иллюзий, погружается, представляет себе картинку, из которой его выталкивают в реальный мир. Намджун обхватывает лицо омеги ладонями, черными омутами, напоминающими бесконечную темную вселенную, смотрит в глаза Джина. — Ты должен быть здесь, наслаждаться этим самым моментом, не забывай. Намджун умеет получать удовольствие от жизни, какой бы несправедливой, несуразной и ужасной она бы ни была. — Воу-воу-воу! — доносится голос альфы, находящегося за диджейским пультом, и музыка тише становится. — Вы посмотрите, какие важные гости нас сегодня посетили! — мужчина руками взмахивает в сторону входа, вся толпа моментально оборачивает головы, бурными овациями и аплодисментами взрывается. — Чон Хосок собственной персоной! Альфа спрыгивает с помоста, люди расступаются в стороны, давая ему пройти. Хосок навстречу идет, за ним — брат младший, который здоровается со всеми, кто руки протягивает. — Брат, — Пол руку протягивает, жмет ладонь друга и в объятия крепкие зажимает, по спине хлопает, безграничной радости от возвращения Чона не скрывает. — Поздравляю, брат, — Хосок кивает на милого омегу, который машет им с помоста. — Накручивай бит, любимый! — кричит Пол. — Сегодня братья Чон зажгут это место! Люди начинают хлопать громко, выкрикивая «Чон», Пол к ним присоединяется и руками людям показывает, чтобы круг образовали. Хосок на себя пальцем указывает, смеяться начинает и головой качает, мол, «Не сегодня, ребята, отбой», но кто его спрашивать здесь будет? Чонгук брата по спине хлопать начинает, подталкивает в центр импровизированной сцены и сам начинает двигаться в такт каждому музыкальному биту. Хосок понимает, что выбора у него нет, кепку козырьком назад поворачивает и отбивает подставленную ладонь брата. Хосок волну телом делает, руками продолжает разные танцевальные движения выполнять. Хосок начинает танцевать, и к нему Чонгук присоединяется. Братьев Чон Королями улиц не просто так прозвали. Они завоевали свое имя трудом и собственными слезами, вкладывая в любимое дело свои самые потаенные уголки души. Братья Чон танцуют так, что все замирают, следят за идеальными, ритмичными движениями, вдохновляющими окружающих их людей. Все продолжают хлопать, улюлюкать и пританцовывать. Все погружаются в иной мир, созданный танцами, музыкой и любовью. Тэхен с раскрытым ртом наблюдает за старшим Чоном, двигающимся так грациозно, плавно и невероятно, будто был для танцев рожден, будто в его геноме заложено это. Тэхен восторженно смотрит на парня, что улыбается ярко, светом своим солнце затмевает, всех вокруг энергией заряжает. В клубе творится настоящее безумие, но не то, которое происходит в обычных клубах, когда пьяные тела трутся друг об друга, алкоголь и психотропные вещества безнаказанно льются, альфы пытаются доступных омег снять, но в Dimple все по-другому. Это другое место, другие люди, другая атмосфера. Тэхен дух этого места, наполненный бесконечным потоком радости и веселья, чувствует и с каждой секундой в нее погружается, частью океана буйного становится. Тэхен взгляда от альфы не отводит, потому что Чон чертов Хосок притягивает все взоры, заставляя омегу внутри от необъяснимой ревности закипать, вулканы долго спящие пробуждать. Чон Хосок ему никто по сути, но Тэхена дико раздражают омеги, тянущие к танцору свои руки. Так быть не должно, но так происходит. Тэхен закусывает щеку изнутри, гордо вскидывает подбородок, замечая краем глаза, как альфа сквозь толпу в его сторону идет. Юнги, рядом стоящий, младшего в плечо пихает. — С небес спустись, — хрипло говорит Мин, театрально закатывая глаза на показушное поведение ТэТэ. — Иначе заставлю в квартире генеральную уборку провести, в каждый угол залезешь, — хмыкает победно Юнги, видя, как молниеносно сменяется выражение лица младшего. — Но ты все равно уборку делать будешь, — издевается омега, улыбаясь подошедшему Хосоку. — Форму не теряешь, Чон. Я пойду Пола поздравлю и буду наверху, — говорит Юнги и оставляет их вдвоем. — Неплохо, — бросает Тэхен, ведь, пока Юнги нет, можно и стерву из себя построить. — Я даже впечатлен. — Да? Я даже не старался, — пожимает плечами Хосок. — Идем, познакомлю тебя со всеми, — альфа хочет его за руку взять, но розововолосый не дается, руку сразу сбрасывает и за спину уводит. Чон только фыркает. Они подходят к бару, за которым стоит Намджун вместе с незнакомым для Хосока омегой и о чем-то беседует. Хосок увидел друга, когда зашел, но из-за внезапного внимания, обрушившегося на него, не успел поздороваться. Намджун его видит, машет рукой и поднимает бутылку пива. — За твое возвращение, Хоуп, — Ким широко улыбается, на щеках парня милые ямочки появляются. Он ставит бутылку на стойку, сразу друга близкого обнимает, над полом приподнимает и крепче сжимает, что хруст ребер слышен. — Познакомься, — Джун руку на плечо друга кладет и указывает на замешкавшегося Сокджина, пьющего коктейль через соломинку. — Это Сокджин, — омега неуверенно руку Хосоку протягивает, который с большой охотой ее пожимает. — Хосок, приятно познакомиться, — альфа обворожительно и дружелюбно улыбается, вызывая у Джина мгновенную симпатию. — Тогда познакомьтесь — это Тэхен, — представляет Кима, который по сторонам смотрит, людей разглядывает. — А мы уже знакомы, — вызывающе смотрит Тэхен на Хосока, а после переводит взгляд на божественно красивого омегу, засмотревшегося на розововолосого. — А тебя не знаю, — моментально обходит альф и протягивает раскрытую руку с тонкими длинными пальцами. — Приятно познакомиться, — говорит Тэхен, заинтересованным взглядом скользит по Сокджину, слишком сильно смущая его. — Тэхен! Перестань смущать моего омегу! — подлетает Намджун. — Хосок! Забери его! Забери! Я наслышан от Юнги, что он по омегам! Хосок ржет, Тэхен глазками невинно хлопает, Сокджин за спину альфы прячется, а Намджун сверху вниз омегу глазами пожирает. — Ой да ладно, я всего лишь посмотрел на него! Я же не виноват, что он такой красивый! — Тэхен за спину Джуна поглядывает, а Сокджин еще краснее становится. — Он даже смущается мило! Почему он тебе достался?! — Тэхен руками недовольно взмахивает, а после на груди скрещивает. — Вы, альфы, оболтусы, не умеете с омегами правильно обращаться, — пыхтит Ким. — ТэТэ, — выдыхает тяжело Намджун, потирает переносицу, а после, схватив мелкого за плечи, разворачивает лицом к Хосоку и толкает к нему. Чон омегу ловит, который в наглую материть альфу начинает. — Мы пошли танцевать, скоро поднимемся к вам, а ты его это, — Тэхен корчит гневную гримасу и подмигивает Сокджину, хихикающему тихо рядом с Джуном, — не подпускай его близко к моему, — Намджун, взял брюнета за руку, ведет в центр танцпола. — Тэхен этот несносный, но парень хороший, — Намджун нагибается к самому уху омеги, горячим дыханием мочку обдает — у того волна мурашек по телу проносится. Сокджин только кивает, до сих пор переваривает в голове сказанное альфой пару минут назад: «мой омега». Это так странно. Сокджину кажется, что так и должно быть, что эти два слова должен произносить именно Ким Намджун. Омега думать о том, что неправильно поступает сейчас, не хочет. Пусть мысли, выедающие сознание, потом придут. Сейчас Джин хочет вечером наслаждаться, в унисон музыке танцевать, с чужим теплым телом в такт двигаться. Сокджин танцует, подстраивается под ритм и расплывается в блаженной счастливой улыбке. Намджуна пробирает от мыслей, что он за эту улыбку душу продать готов, на колени перед самим Дьяволом встать и вечность прислуживать, лишь бы омега улыбался так нежно, искренне, душевно. Намджун на его улыбку готов смотреть, пока океаны и моря не иссохнут, пока планеты Млечного пути вокруг Солнца вращаются, пока не потухнет последняя звезда во Вселенной. До последнего вздоха, до последнего взгляда. Намджун понимает в эти самые секунды, растягивающиеся в бесконечность, что он влюбился. Он влюбился окончательно и бесповоротно, раскрыл грудную клетку, вытащил бьющееся сердце и вложил в прелестные руки омеги. Отныне для ветреного Намджуна один омега существовать будет, он приложит все усилия, чтобы Сокджин улыбался, несмотря ни на что. Они танцуют, улетая за пределы шумного пространства в мир, известный только им двоим. Это их общий секрет, это их пристанище, теплая, уютная, безопасная гавань, дарящая спокойствие, укрывающая от штормов. — Никогда не видел, чтобы Намджун на кого-то так смотрел, как на этого парня, — задумчиво, размеренно говорит Хосок, выпуская Тэхена из объятий, который тоже засмотрелся на парней. — Они такие красивые, — омега в сторону голову отводит, чтобы смущенный румянец, по щекам расплывшийся, Хосок не заметил. Чон, конечно, сделал вид, что ничего не заметил, но альфе это милым показалось. — Пошли наверх, у нас там «наш» столик есть, — Чон кивает, а Тэхен вновь голову задиристо поднимает. — Я знаю, я уже был за ним, — улыбается нагло. — Много же я пропустил, — выдыхает жалостливо Хосок. Они поднимаются по лестнице, оказываются на втором ярусе, где музыка намного тише. На диване сидит Юнги и Чонгук, на кресле рядом расположилась любимая и колоритная парочка Dimple — ДжеЛис, которые, завидев старшего Чона, со своего места подскочили. — Хооооуп! — Лалиса, распластав руки, словно птица в полете, бросается с объятиями. Хосок ловит омегу и заливисто смеется. — Я так скучала, так скучала! — визжит от радости девушка, обвивая руками шею альфы, через пару секунд отстраняется и начинает тискать Хосока за щеки. — Оставил малыша Гука одного! Он тут страдал без тебя! — Я не малыш! — доносится с дивана. — Посмотри, какой малыш, — умиляется Лиса, бросая взгляд на Чонгука, который поджал недовольно губы. Девушка отходит от Хосока, давая Джексону поздороваться со старым другом, а сама задерживает изучающий взгляд на розововолосом парне. Она, не стесняясь, к нему подходит, протягивает руку и расплывается завораживающей улыбке. — Лалиса, — произносит омега и жмет протянутую в ответ мягкую ладонь. — Тэхен. — Брат Юнги? — выгибает бровь. — Он самый, — кивает омега. Лалиса тянет розововолосого на себя и ведет к дивану, подталкивает в сторону Хосока, а сама уходит к Джексону и взбирается на колени мужа. Тэхен садится на подлокотник дивана рядом с Юнги, чувствуя себя около старшего более уверенно. Тэхен наблюдает за всеми собравшимися, которые подшучивают друг на другом, улыбаются открыто, а главное счастливо. Тэхен ощущает себя там, где должен быть, рядом с людьми, никого не осуждающими, живущими своими жизнями и наслаждающимися каждой прожитой минутой. Через время к ним подходит Намджун с Сокджином, от которого у Тэхена в очередной раз челюсть вниз ползти начинает. Этот омега кроткий слишком, милый, безумно красивый, настолько, что на него только смотреть можно, трогать категорически запрещено. Намджун представляет омегу, продолжающего смущаться от такого повышенного интереса и внимания. Сокджин руки всем пожимает, от Джуна ни на шаг не отходит, садится рядом с ним, только тихо хихикает с шуток и разговоров. — Чонгук, перестань заигрывать с моей женой! — не унимается Ванг, наблюдая за этими играми глазами. — Тэхен, перестань жрать глазами Сокджина! — Намджун брови к переносице сводит, недобро смотря на омегу, равнодушно плечами пожимающего. — Чонгук, не наглей! — Хосок, почему они всегда набрасываются на меня? — не понимает Чонгук. — Вот так всегда, — вздыхает тяжело Юнги. — Чонгук, — обращается к младшему Хосок. — Ты ведь приглашал Чимина? — О, это тот красивый омега с пухлыми губками и грузом психологических проблем? — спрашивает Лалиса, продолжая жевать жвачку. — Милашка должна была прийти? — Намджун перехватывает руку Сокджина и большим пальцем поглаживает ладонь. — Да, — грубо говорит Чонгук, тем самым показывая, что разговор о блондине закончен. Чонгук откидывается спиной на диван, кладя затылок на край и прикрывая глаза. Альфа разговора вокруг не слышит, в голове образ Чимина рисуется, думает о том, почему омега не пришел, почему выставил его дураком. Чонгук прикусывает изнутри щеку до крови, глотает ее, морщится от противного вкуса железа и поднимается с дивана. Парень перешагивает через низкий деревянный столик и, ничего не говоря, спускается вниз, выходит на улицу, игнорируя всех, кто пытается с ним заговорить. Чонгук прячет руки в карманы джинсов, поднимает голову вверх, вглядываясь в черную бездну неба, на которой всего одна самая яркая звезда сияет, способная победить огни многомиллионного города. Чонгук глубокий вдох делает, слышит в воздухе насыщенный сладкий запах воздушного зефира с легкими нотками ванили. Чонгук уверен, что его воображение разыгралось, подкидывает ему разные идиотские фантазии, поднимающие бурю в душе. Альфа достает телефон, открывает диалог с Паком, листает сообщения вверх, которых совсем немного, нажимает на белую строку и начинает печатать текст. Он несколько раз стирает, вновь печатает, его бросает от злости к небывалому спокойствию и обратно. Чонгук закрывает сообщения и набирает омегу. Чонгук слышит по ту сторону долгие гудки, хочет сбросить уже, но тихий тонкий голос Чимина разносится. — Почему ты не пришел? — спрашивает альфа, сжимая корпус телефона. — Я не смог, — скрывая дрожь в голосе, говорит блондин. — Ты мог предупредить, — еще сильнее хмурится Чонгук, чувствуя, как от хорошего настроения и следа не остается. Молчание недолго длится. Чонгук кладет трубку, матерится сквозь зубы и возвращается обратно в клуб, к ребятам не поднимается, идет в самый центр и танцевать начинает. Альфа от реальности отрешается, танцует, будто никто не видит. Чонгук пытается не думать о Чимине, но все равно навязчивые мысли лезут, и конца им не видно. Чон танцует, с омегой, который недавно в Нью-Йорк переехал, знакомится, под утро с ним уезжает на его съемную однокомнатную квартиру. На вопросы брата, успевшего на выходе схватить за руку, не отвечает и огрызается. Чонгука внутри обида разъедает, полной грудью вдох сделать не дает. Альфа даже не замечает, как грубо трахает омегу, имя которого даже не знает, а все из-за какого-то гребаного Пак Чимина, въевшегося в голову цепким червем. Чонгук себя ненавидит за то, что поддался желаниям внутренним, за то, что позволил себе довериться тому, кто его даже за человека равному себе не держит. Чимин всю ночь просидел в салоне автомобиля, припаркованного недалеко от клуба, и глотал собственные слезы бессилия и отчаяния, охватившие его. Чимин громко некрасиво всхлипывает, сворачиваясь в калачик на кровати в квартире на Манхэттене, ненавидя себя за слабость и за глупость, ненавидя себя, что позволил кому-то брешь в бетонной стене сделать, выстраиваемой годами. Чимин осознает неправильность своего поступка по отношению к Чонгуку, понимает, что извиниться должен и объясниться, но как это сделать, когда при виде альфы все внутри сворачивается в тугие узлы, приносящие жгучую боль? Чимин боится, идет по краю пропасти, боясь поскользнуться, провалиться в темноту. Омега боится открыть свою душу, обжечься, страдать. Чимин не пришел, потому что испугался, испугался демонов, залезших в его голову и нарисовавших ужасные картины реальности. И как люди любят фантазировать, от придуманного страдать. После все то, что было в голове выстроено, не случается, даже наоборот, совершенно по-другому складывается. Омега подушку обнимает, прикрывает глаза и мысленно просит прощения у Чонгука за свою трусость.