***
Сокджин не отвечает. Сокджин молчит четвертый день, не желая разговаривать ни с одним из членов семьи, ни с Вонхо, приезжающим утром перед работой и вечером после, ни с Намджуном, смски и звонки которого омега игнорирует. Пусть с обливающимся кровью сердцем, но сейчас ему необходимо побыть одному, обдумать все, а самое важное — не сойти с ума от обуревающих эмоций внутри. Их слишком много. Они давят, стискивая плотно грудную клетку, вынуждая делать рваные короткие вздохи, страдать от нехватки кислорода. Их слишком много. Они сердце рвут, на части растаскивая, разбрасывая в разные уголки планеты, захочешь найти — не найдешь. Сокджин лежит на кровати, раскинув руки и ноги в позе звезды, скользя бесцветным взглядом по выбеленному потолку, находясь мыслями далеко за пределами комнатного пространства. Сокджин не в облаках витает, не в мечты розовые погружен — он вновь на границе собственного разума и безумия находится, душа воет раненым животным, скуля от беспомощности, не надеясь ни на чью помощь. Сокджин в погребающей сумасшедшей лавиной отчаяния захлебывается, барахтаясь, пытаясь не пойти ко дну. Но стоит ли? Сокджин устал бороться. С собой, родителями, жизнью. Его могут назвать слабаком и трусом, убегающим от трудностей, неудачником и глупцом, не умеющим справляться с проблемами, и Джин отрицать не станет, обороны не выставит, себя защитить не сможет, скорее, не захочет. Омега погряз в трясине саморазрушения, отрицания собственных чувств, бурлящих внутри, как разгорающееся жерло вулкана. Сокджину плохо на физическом уровне, ведь он пожирает себя ментально, медленно убивает, не думая о последствиях. Он ничего не ест, лишь литрами поглощает кофе, испытывая ужасную головную боль, тахикардию и бессонницу, от которой становится еще хуже. Сокджин тяжело вздыхает, медленно поворачивая голову на звук мобильного телефона, валяющегося рядом. Омега лениво, нехотя тянется к смартфону, снимая блокировку и открывая мессенджер, клацая на диалог. Двадцать три непрочитанных сообщения от Ким Намджуна. Сокджин листает вниз, читает написанный альфой текст, моргает часто, прогоняя чертовы слезы, собирающиеся в уголках глаз. «Я не отступлюсь от тебя», — гласит текст одного из сообщений. «Я буду бороться за тебя, за твое сердце, душу, тело, за всего тебя, за каждый твой вдох и улыбку», — следующее. «Мне плевать. Я непробиваемый, меня ничего не остановит: ни твой альфа, ни твои родители, ни твой игнор». «Я влюблен. Я по-настоящему влюблен. Твой запах у меня на корне языка оседает, я от него без ума. Твоя красота затмевает красоту звезд на небе, ты этого не видишь, но позволь мне показать ее, позволь держать тебя за руку и провести по миру, открыть для тебя его, просто разреши мне быть рядом с тобой во все твои жизненные периоды. Я ни за что не сдамся, не откажусь от тебя, со мной подобное впервые происходит. Меня от наполняющих к тебе чувств распирает, я хочу их выплеснуть, доказать, что не шучу, не играюсь, однако ты не подпускаешь. Но это не страшно, я все равно доберусь, стены сломаю, но в объятия заключу и снова поцелую». Сокджин некрасиво громко всхлипывает, утирает рукавом пижамы текущие по щекам слезы, вновь перечитывая сообщение, содержание которого волну мурашек по телу вызывает. Омега облизывает сухие губы, переворачиваясь на бок и подтаскивая к груди ноги, гипнотизирует экран мобильного. Сокджин теряется в ощущениях, мыслях, эмоциях, плещущихся через край хрустального бокала, большими каплями разбивающихся о твердую поверхность. Парень часто-часто моргает, блокируя айфон и кладя рядом с собой, прикрывает глаза, представляя образ нахмурившегося Намджуна, ловко печатающего присланный текст. Сокджину так хочется оказаться рядом с альфой прямо сейчас, обнять его, уткнувшись носом в изгиб шеи, вдохнуть насыщенный запах бергамота, окутывающий мягко со всех сторон, дарящий надежное убежище. Сокджину хочется прикоснуться к теплым губам, поцеловать отчаянно-нежно и спрятаться за крепкую сильную спину от недоброжелательного мира, ненавистного омеге. Сокджин не знает, почему в его жизни все сложилось именно таким образом, почему он так сильно не любит этот прекрасный невероятный мир, несмотря на черные полосы, которые проскакивают в нем. Сокджин не понимает, когда жизнь повернулась на сто восемьдесят градусов в противоположную сторону, превратив его из радостного мальчика со светлой доброй улыбкой в тревожного депрессивного парня, обвиняющего мир во всех грехах. Сокджин осознает, что толкнул себя в глубокую яму, не надеясь выбраться из нее, увидеть теплый яркий солнечный свет, услышать пение птиц, восседающих на кронах деревьев, почувствовать под босыми ногами мягкую траву, щекочущую пятки. Сокджин не надеялся, пока в его сумбурную сложно-запутанную жизнь не ворвался ураганом Ким Намджун. Альфа перевернул вверх дном все привычное, устоявшееся не только в жизни, но и в душе омеги, развел хаос, пошатнул годами выстраиваемую систему без разрешения. Ким Намджун — это перемена. Немыслимая, неожиданная, но случившаяся в нужное время, такая необходимая, как глоток воды в знойную жару. Кто он, этот Ким Намджун, — спаситель или, наоборот, разрушитель? Сокджин не даст ответа, но осознавать начинает, находясь рядом с ним, что не хочет больше убегать, прятаться по углам темной ямы и изводить душу. Сокджин хочет бороться: за себя, за счастье свое, за жизненное благополучие, за любовь, но главное — за возможность стать тем, кем он может, а не тем, кем его желают видеть. Всю сознательную жизнь он следовал чужой указке, пусть родного отца, но суть одна. Сокджин шел по протоптанной другими дорожке, ступая по отчетливым следам на ней, но глядя все в сторону, в неизвестную пустоту, манящую и зазывающую к себе. Омега только любопытно посматривал, никогда не предпринимая попытки сделать всего один шаг в другом направлении, ибо страшно, а как известно, страх — это разрушение, приводящее к тому, что человек начинает много придумывать-надумывать и воображать то, чего в действительности не существует. Человек боится всего, боится собственной тени, откидываемой на асфальт, и только те, кто перешагивают через свой страх, подавляют его, остаются победителями. Страшно всем и всегда. Страшно сделать первый шаг, способный изменить жизнь. Страшно заговорить с незнакомым человеком, который может стать неотъемлемой частью жизни и самым родным во всем мире. Страшно высказать свое мнение и остаться непонятым, страшно начать заново. Страх — один из спутников жизни, но, научившись его преодолевать, невозможное точно станет возможным. Изменения не происходят за мгновение, за час и даже за день. Они наступают постепенно, шаг за шагом входят в жизнь, укореняясь так прочно, что не остается никаких сомнений, словно все так и должно было случиться. Сокджин только первые неуверенные и неуклюжие шаги в новом направлении делает, как маленький ребенок, учащийся ходить. Самое главное сейчас, когда он упадет, — заново подняться, как дети, без конца встающие, не сдающиеся при каждой неудаче, которых насчитывается бесконечное множество. Может, Джину надо поучиться у детей их смелости, решимости, несгибаемости? Как и другим людям. Омега вздрагивает от неожиданного шумного звука клаксона* на улице, который, похоже, стихать не собирается. Сокджин резко поднимается с разворошенной постели и подходит к окну, раскрывая шторки, хмурится недовольно, когда замечает по ту сторону ограды фигуру молодой девушки, нагнувшейся в салон машины и нажимающей безостановочно на середину руля. Омега открывает окно, немного вперед подается, упираясь бедрами в подоконник. — Эй! Прекратите шуметь! — раздраженно кричит Ким, щурясь, чтобы увидеть, кто решил потревожить его покой, но все, что он в состоянии разглядеть, — это расплывчатые силуэты предметов. Сокджин надевает очки, лежащие на прикроватной тумбочке, и возвращается к окну, удивленно распахивая глаза. — Бора? — шепотом спрашивает самого себя омега, замечая, как высокая девушка, одетая в порванные во многих местах джинсы и клетчатую рубашку, машет ему, расплывшись в улыбке. — Сокджинии! Я знаю, что родителей нет дома, выходи, поехали покатаемся, — громко говорит Бора. — Подожди минутку, я оденусь, — выпаливает омега и, закрыв окно, начинает в быстром темпе собираться. Сокджин натягивает валяющиеся на полу джинсы и белую майку, забегает в ванную комнату и, наспех умывшись, спускается вниз, бегло обувается и закрывает дом на ключ, вылетает во двор. — Бора! — восклицает Джин, смотря на родную старшую сестру, облокотившуюся на машину. — Мне это все снится? — тяжело дыша из-за бега, спрашивает парень, замыкая калитку на ключ. Сокджин не видел Бору восемь лет. — Я, конечно, могу сказать, что я лишь плод твоего воображения, но я живая, теплая, и если ты меня обнимешь сейчас, то я не растворюсь, — говорит девушка, расправляя руки для объятий, в которые ее тут же заключает брюнет. Сокджин утыкается носом в выемку меж ключиц и делает глубокий терпкий вдох жженого миндаля, щекочущего ноздри. Он скучал по запаху сестры, по-настоящему скучал, ведь восемь лет — это не маленький срок. Омега отстраняется от Боры, которая запускает пятерню в его волосы и теребит их, как часто делала в их детстве. — Совсем не годится, — качает головой девушка, потянув за кончики волос. — Идем в парикмахерскую, а потом поесть, или сначала поесть. Я такая голодная, что готова сожрать слона! Давай запрыгивай, — кивает она на машину. — Когда ты прилетела? — брюнет садится на переднее пассажирское сидение и слышит позади чье-то чавканье. Сокджин оборачивается назад, замирая, пока сестра садится следом, прослеживая за взглядом брата. — Познакомься, Джини-и, это маленький капитан Макула, ему два года и три месяца, — гордо заявляет сестра, выворачивающая руль. — Его имя с гавайского означает «prince of the ocean», и ты не поверишь, он серфит лучше, чем я! — смеется Бора, пока Сокджин протягивает руку к племяннику, который тотчас улыбается ртом, уже полным зубов. — Прифет, — произносит ребенок, обхватывая пухленькими пальчиками пальцы Джина. — Мы будем иглать? — Будем, золотце, — улыбается Бора, бросая взгляд на сына в зеркало заднего вида. — Только твоего дядю в чувство приведем, — подмигивает и возвращает все внимание на дорогу. — У тебя глаза опухшие, ты плакал, — не спрашивает — утверждает Бора. — Так же живешь под гнетом отца и строгим надзором? — усмехается омега, останавливаясь на красном сигнале светофора, и на младшего смотрит с иронией. — Не удивительно, — хмыкает девушка. — Он не меняется, — брезгливо морщится Бора. — Почему ты прилетела, Бора? — вздыхает Сокджин, поудобнее усевшись на сидении. — Чтобы вытащить тебя из беспросветной задницы, — говорит сестра, пожимая плечами. — Папа звонил, — добавляет. — Серьезно? — выгибает бровь парень. — И что же рассказывал? — Что тебе плохо. Мои нравоучения никому не нужны, точно не тебе, ты и без меня прекрасно знаешь, в какой яме находишься. Я хочу помочь, и так слишком долго оставалась в стороне, — говорит размеренно Бора, поглядывая назад на Макула, вертящего в руках игрушечного динозавра. — Извини меня, я не должна была вот так убегать и оставлять тебя одного. — Не стоит, Бора. — Стоит, — строго говорит омега. — Я проебалась как сестра, решив, что ты справишься сам, но ты не я, и я очень поздно это поняла. Я надеюсь, ты простишь мой эгоизм. — Бора, все в порядке, — не верит в произнесенное Сокджин. — Ты можешь врать мне, родителям, всему миру, но себе не лги. От себя не убежишь. В салоне автомобиля повисает тишина, нарушаемая лишь чмоканьем Макула в детском кресле и издаваемыми им звуками летающего самолета. — Знаешь, когда я уехала восемь лет назад, я думала только о себе и своем благополучии, — негромко говорит Бора, но Джин ее прекрасно слышит. — Я хотела свободы и независимости, и я все это получила, забыв о том, что в моей жизни есть люди, которым нужна моя помощь. Я почти шесть лет жила только для себя, думала только о себе, пока три года назад не встретила своего мужа и не родила капитана, — легкий смешок срывается с губ девушки. — И тогда я поняла, что жить, оказывается, можно и по-другому, можно жить для других: для своей семьи, для своего ребенка — считаться уже не только со своими желаниями, но и с желаниями капитана и любимого мужа. Во мне столько всего перевернулось и продолжает переворачиваться, но главное, я осознала для себя, что другие люди — не я, что они не должны соответствовать моим стандартам и оправдывать мои придуманные ожидания. Я ошиблась, оставив тебя одного под надзором нашего отца, надеясь, что ты справишься с давлением и выберешь свой путь, но ты не справился, и я тебя не виню. Всегда можно свернуть, начать заново, и я здесь, чтобы тебе помочь. Папа вкратце рассказал, что с тобой происходит. Он даже нашел компетентного специалиста и хотел тебя отвести к нему, поэтому если ты хочешь, то мы могли бы пойти вместе, — взгляд Боры устремлен на Сокджина, покусывающего губы в полном молчании и обдумывающего каждое сказанное сестрой слово. — Люди не должны доводить себя до крайности, до того, что губят себя и ненавидят. Человек не должен испытывать такого, — омега плавно останавливает машину. — Приехали, — заявляет девушка и отстегивает ремень безопасности. — Если хочешь что-то поменять в жизни, то начни с прически, пошли, — кивает на выход Бора и покидает салон, открывает заднюю дверь и высвобождает из сидения Макула, который на радостях обвивает шею мамы. — Можно? — смущенно спрашивает Джин, протягивая руки к младенцу, распахнувшему широко и дружелюбно глаза, подавшемуся корпусом в сторону брюнета. — Макула очень открытый и никого не боится, наоборот, ко всем на руки лезет, да, капитан? — спрашивает Бора и тыкает пальцем в кончик носа сына. — Он такой красивый и пухленький, — хихикает Сокджин, пока маленький альфа кладет ручки на его щеки и несильно сжимает. — Ты еще его отца не видел, — подмигивает Бора и поднимается по ступенькам, открывая дверь салона красоты для парней. — Ты класивый, — мямлит Макула, обвивая шею Джина. — Ты еще красивее, капитан, — целует в висок ребенка парень, проходя внутрь просторного помещения, отделанного в бело-серых тонах, с выставленными в ряд с двух сторон черными креслами, зеркалами и стеллажами, на которых водружены все необходимые принадлежности для преобразования человеческой внешности. — Доверься мне, — уверенно произносит Бора, выискивая взглядом старого друга, работающего здесь парикмахером-стилистом. — Уилл! — Вот это сюрприз! — удивленно восклицает, судя по тяжелому запаху, альфа, подходя к ним и обнимая озорно улыбающуюся девушку. — Ты проездом или решила вновь осесть в Нью-Йорке? — спрашивает Уилл и бросает взгляд на Сокджина с мелким на руках. — Да ладно? Это твой? — изгибает лукаво бровь стилист. — Ребенок мой, а серая мышка, держащая его на руках, — мой младший брат, который в твоих руках точно преобразуется в сногсшибательного юношу. — Которого я могу пригласить потом на свидание? — спрашивает альфа и хохотать начинает от прищуренного взгляда Боры. — Меньше слов — больше дела, — хмыкает омега и забирает у брата Макула. Сокджин выдыхает, садится в мягкое кресло и, облокотившись на спинку, прикрывает глаза. Уилл накидывает черный пеньюар, закрепляя на шее. — Готовы, молодой человек? — обращается альфа к брюнету. — Да, — решительно отвечает Сокджин.***
Чонгук сидит в кресле на втором этаже Dimple за столиком, что негласно принадлежит их компании, и разглядывает темный потолок, откинув голову на спинку. Чонгук мыслями не здесь, не в шумном танцевальном клубе, любимом всеми, — альфа в небольшой квартирке в центре Манхэттена, окутанной запахом сладкого зефира в шоколаде. Чонгуку очень хочется вернуться в объятия несносного строптивого холодного омеги, отдающегося так доверчиво, так трепетно-страстно, не оставляя у него сомнений, что Чимин искал рядом с ним утешение, монолитную неприступную крепость, за которой можно спрятаться от целого мира. В тот вечер Чонгук увидел сползшую маску с лица омеги, разглядел в нем то, что раньше было скрыто от глаз, почувствовал чужую боль, расползающуюся по сердцу уродливыми шрамами. Чонгук ощущает Чимина. Это невидимая связь, оплетающая две души золотыми нитями, притягивающая их друг к другу, связывающая так крепко и прочно, что ни один, даже самый острый, клинок на планете ее не разрубит. Связь между ними появилась в то самое мгновение, что ожидалось ими меньше всего, когда взгляды столкнулись, подобно двум звездам на бескрайних просторах Вселенной, породившим мощный взрыв, образовавшим новую Галактику. Связь их только укрепляется, сильнее становится, но оба, безбожные дураки, отрицают ее, причиняя боль друг другу. Они разрушают друг друга, отталкивая разно заряженными частицами, не понимая еще, что они одинакового заряда. Чонгук скучает по Чимину. Так сильно скучает, сжимая до побеления костяшек пальцев смартфон, подавляя желание написать или позвонить, услышать мягкий, но недовольный голос по ту сторону и усмехнуться дерзко. Он не делает этого, потому что докучать омеге не хочет, обидеть ненароком или не то случайно сказать, а ведь Чонгук способен. Альфа уже столько раз его обижал, у них это взаимно, побольнее уколоть ржавой иглой в отчаянно бьющееся сердце. Чонгук не хочет так больше, не хочет причинять боль тому, кто доверился, раскрыв одну из дверей своей души, впуская вглубь, позволяя сделать шаг в мрачную пугающую неизвестность. Чимин хранит неимоверное количество тайн, Чонгук искренне желает узнать, о чем думает, мечтает, чем живет омега, занимающий всего мысли последнее время. Чонгук никогда бы не подумал, что другой человек может заполнить все его сознание, являться разными образами во снах, представать иллюзиями в реальности, но никогда не говори никогда. Возможно, Чонгуку не хватало этого чувства, когда внутри все вспыхивает ярким неудержимым огнем, стоит только представить улыбающееся лицо Чимина, чьи глаза превращаются в забавные полумесяцы. Улыбка Чимина — это прекрасное, красивое, чудесное явление, созданное природой. Чистая, неподдельная улыбка омеги ослепляет, выигрывая у Солнца, и согревает теплотой. Сердечная улыбка Чимина заставляет Чонгука самого улыбаться. Чонгук влюбляется в Чимина. В душе настоящий парадокс. Чонгук — тот, кто терпеть не может богатых избалованных деток, родившихся с золотой ложкой в заднице, высокомерных, зазнавшихся выскочек, думающих, что они боги и властители этого мира, только потому, что их карманы набиты зелеными купюрами. Они — никто, так считает Чонгук, он терпеть их не может, но сейчас внутри него такой невообразимый каламбур из-за ломающихся вдребезги стереотипов. Он знает Юнги несколько лет, который — полная противоположность всем мажорным деткам. Чонгук узнал Тэхена, одного из самых светлых, добрых, безбашенных парней, имеющих крупную сумму в банке, остающегося в первую очередь человеком в любой из ситуации. Чонгук знает от Юнги, что Тэхен жертвует баснословные деньги на благотворительность, оставаясь анонимом, содержит школу танцев и помогает всем вокруг. Очередной винтик в сложившейся системе в голове Чонгука на части ломается. Чонгук встретился с Чимином, кажущимся на первый взгляд стервозной сукой, которой хочется вырвать белокурые космы, но с каждой встречей омега открывался с новой необычной стороны. Чимин, оказывается, совсем другой. Все выдуманное Чонгуком разрушается к чертям. Ему пора пересмотреть видение мира и перестать мыслить шаблонно, ибо люди, окружающие его, вынуждают о многом задуматься. — Глубокая складка, пролегшая на твоем лбу, говорит о том, что ты либо чем-то жутко недоволен, либо ты о чем-то серьезном думаешь, хотя, редко видела тебя о чем-то думающем, — весело произносит Лалиса, плюхаясь на диван и забираясь на него с ногами, поджимая их под себя. Девушка наваливается на подлокотник, всматриваясь в лицо альфы, резко вскинувшего голову на внезапно объявившегося гостя. — Лиса, блять, — выдыхает жалобно Чонгук, уводя смущенный взгляд от подруги. — Где Джексон? — уводит тему в другое русло альфа, отчего девушка закатывает театрально глаза. — Покупает мне выпить, сейчас придет, — произносит омега, облизывает накрашенные красной помадой губы. — Ладно, давай лучше поговорим о насущных проблемах, хотя, пока ты не решишь свои внутренние конфликты, мы с мертвой точки не сдвинемся, — фыркает Лалиса, покачивая головой в такт играющей музыке. — Ты о чем? — сводит брови к переносице Чон. — Об улицах, Чонгук! Чемпионат начнется через месяц, а мы еще не заявили о себе как команда! — и дует обиженно щеки. — Ты знал, что братья Ли здесь? Чонгук руки в кулаки неосознанно сжимает. — Привет, Гуки, — бодрый голос Джексона рядом раздается. Мужчина протягивает бокал Лалисе, благодарно улыбающейся, и две бутылки пива ставит на стеклянный столик. — Угощайся, — кивает Ванг на выпивку, но парень отказывается. — Как хочешь, — пожимает плечами Джексон и садится рядом с женой. — Что будем делать? — спрашивает в лоб танцор, делая глоток алкоголя. — Я же говорю, что Чонгукки так сильно погружен в свои собственные пиздострадания, что до других проблем ему нет дела, — говорит Лиса, попивая коктейль из соломинки. — Перестань строить из себя девственника и позвони ему, а лучше поезжай и поговори с ним. Теряете драгоценное время, — неодобрительно и осуждающе машет головой, — идиоты. — Да блять, Лиса! Не лезь в мою голову, — рычит на девушку Чон. — Не рычи на мою жену, — со стальными нотками в голосе говорит Джексон. — Она дело говорит, разберись уже со своими чувствами. Вы больше всех кричали о команде, о том, что хотите вернуть себе статус королей, а что теперь? Чемпионат на носу, а у нас даже названия команды нет, — скрещивает на груди руки Ванг и откидывается назад. — Я знаю-знаю, — Чонгук переносицу потирает. — Мы все решим, все придумаем, у меня все те же намерения и цели, и я не собираюсь отступать. — Так докажи, — выдает Лалиса, откровенно закусывая губу и смотря так, словно пытается с ним сделку заключить. — Я видела Чжухона внизу, иди брось ему вызов, покажи, что братья Чон — короли, — и бровь выгибает хитро. Чонгук резко встает с кресла, оттолкнувшись руками, снимает джемпер, оставаясь в одной белой, безразмерно огромной майке, и уходит от них, быстро спускается по лестнице, выискивая в танцующей толпе Ли Чжухона, что оказывает несложно. Ли Чжухон и его команда MX7 является сейчас лучшей во всем танцевальном уличном мире. На них хотят равняться новички, на них смотрят с неподдельным восхищением, делая танцевальные каверы на их постановки, копируя их движения и повторяя за ними. Альфа окружен омегами, чуть ли не виснущими на его шее, что еще сильнее раздражает Чонгука. Он помнит поражение, горечь обиды, заковавшей грудь, отчетливо, будто это случилось вчера, помнит слезы Юнги, кажется, еще больше хочет надрать задницу чертову Ли Чжухону, флиртующему открыто со всеми. — Пол! — громко орет Чонгук, подходя к стойке диджея, за которой стоит альфа. — Тише, — жестом просит приглушить музыку. Владелец клуба кивает, показывая «ок». Чонгук оборачивается к застывшей толпе, сталкиваясь взглядом с Чжухоном, не скрывающим легкого изумления. — О, Чон Чонгук, король Dimple! — ядовито произносит Ли, раздражая Чонгука. — Хочешь потанцевать? — усмехается открыто над ним. — Я согласен, — и руками просит людей образовать живой круг. — Не боишься проиграть? Чонгук ничего не отвечает. — Так-так-так, у нас тут намечается жара! — воодушевленно говорит Пол, подогревая толпу, скандирующую имена альф. — Бывший король и нынешний король поборются на первенство! Ну что, вы готовы? Толпа разражается безумно громкими аплодисментами, кричит и топчет ногами пол, который точно проломиться может. Чжухон делает поклон Чонгуку, издеваясь, приглашая альфу открыть батл. Чонгук злится, но приглашение принимает. Чонгук не даст ему победить, не в родных стенах, где поражение и позор могут многое стоить. Пол накручивает музыку, создавая собственные биты. Чонгук закрывает глаза, позволяя себе раствориться в звучащей музыке, уловить ее ритм, поймать темп и войти в танец. Альфа вскидывает вперед руки, возвращает их обратно, прокатывая их за головой, вдоль тела скользит, а затем уходит вниз, прокручиваясь на коленях, и резко подается вбок, падая на предплечья и вскидывая вверх ноги. Чонгук перекатывается на спине и в стойку встает, отрывая одну руку и на мгновение замирая в позе, возвращается в вертикальное положение и делает полукруг головой, подлетает к Чжухону, вскидывая перед ним руки и скрещивая их на груди. — Чонгук, как всегда, на высоте! — подбадривает Пол, заставляя всех аплодировать и выкрикивать имя Чона. — Чжухон, твоя очередь! Чжухон усмехается, делая пару шагов вперед, заставляя парня тоже отойти. Чонгук хмурится, чувствуя, как его за край рубашки дергают. Он оборачивается, видя Лалису с его телефоном в руках, на экране которого «принцесса» отображается. Чонгук забирает телефон, замечая недоуменное лицо Ли, и машет, уходя из круга. — Чимин? — и беспокойные нотки сквозят в голосе Чона. Чонгук слышит тихий всхлип. — Сможешь приехать? — спрашивает тихо Пак. — Да, конечно, — не раздумывая, выпаливает Чонгук, поднимаясь по лестнице за джемпером и ключами от мотоцикла, лежащими на столике. — Куда ехать? — Я скину адрес, — надломленно говорит омега. — Чонгук… — Да? — альфа уже на улице стоит, беря шлем в руки. — Я жду тебя, — через секунду добавляет. — Очень жду. Чимин кладет трубку. Чонгук заводит двигатель, надавливает на педаль и прокручивает руль, срываясь с места, оставляя за собой клубы поднятого дыма, запах жженой резины и удивленных людей, которые выбежали за альфой. Чонгук никогда бы не оборвал батл на середине, никогда бы не сбежал, не позволил кому-то таким образом победить. Чонгук — борец, выгрызающий место под солнцем каждый раз, но жизнь — слишком сложная штука, которая действительно умеет удивлять. *клаксон-устройство для подачи транспортными средствами звуковых сигналов.