Чимин знает: быть танцором трудно. И чтобы добиться успеха, надо пролить море пота, океан слез, пройти через боль и отчаяние, ощущать полное опустошение и дикую злость, миллион раз сдаться, но вновь и вновь подниматься, возрождаться птицей феникс, расправляя широко крылья, и взлетать ввысь. Чимин знает, как непросто оправиться после тяжелого падения, растяжения или разрыва связок, как долго, муторно приходится восстанавливаться, заново учиться ходить и чувствовать настоящую ломку, когда не можешь заниматься тем, отчего в душе распускаются цветы. Чимин знает, что быть танцором — это каждодневный труд, ежеминутный, и это не только тренировка и закаливание тела в тяжелом физическом труде — это еще и постоянная тренировка ума, борьба с демонами, пляшущими собственные танцы. Чимин лежит на полу домашней танцевальной студии, тяжело дышит после двадцатого раза прогона маленького отрезка нового танца. Омега понимает, что до уличного танцора ему как до Луны пешком и обратно. Пусть ему несложно выучить движения, новую связку за тридцать минут и повторить технически идеально, но он танцор балета, а уличные танцы и балет — две полные противоположности друг другу. Чимину, как бы другим ни казалось со стороны, очень непросто дается повторить движения хип-хопа или брейк-данса. Танец Чимина — это грациозный, плавный полет лебедя с идеально вытянутыми носками, невероятным прогибом в спине и безукоризненно чистым выполнением каждого движения. Танец Чимина — это многолетние многочасовые тренировки в балетной школе у деревянного станка, это стертые до крови пальцы ног и покрытые некрасивыми, лопнувшими мозолями ступни, это горькие слезы, пролитые по ночам в подушку, и никогда не покидающая тело боль. Быть танцором — это впахивать двадцать четыре часа семь дней в неделю без права на прогул, отдых и отпуск, ведь, чтобы стать востребованным танцором, нужен не только талант, но и упорство, целеустремленность, несгибаемая сила воли. В мире миллион танцоров, но многие ли из них не опускают руки на своем тернистом пути и добиваются поставленных целей? Никто не узнает. Этих историй нам не рассказывают. Мы знаем об историях успеха, ошибках выживших, анализа действия которых недостаточно для того, чтобы увидеть картину их победы целиком. Никто не задумывается о тысячах провалов, происходящих каждый новый день, провалов, которые могут послужить отличным уроком, но все умалчивают об этом, стыдясь поражений. Совершать ошибки — это становиться сильнее с новым восходом солнца, это не бояться пойти против системы, это победить там, где никто не ожидает. Чимин лишь в начале своего тяжелого пути, усеянного острыми шипами роз, усложняющими его дорогу. Чимин слишком много раз пытался с нее сойти, бросить все, думая, что это наилучший выход, но всегда хоть одной ногой оставался на своей тропе вне зависимости от обстоятельств. Чимин уже никогда с нее не свернет, не оступится, будет ползти из последних сил, но до заветной мечты и желанной цели доберется. Чимин поднимается с пола, небрежно зачесывает назад высветленные пряди и, протяжно выдохнув, принимается отрабатывать движения, показанные Хосоком на последней тренировке, которые у омеги совершенно не получается сделать.
— И раз, и два, и три, — считает для себя Чимин, делая несколько шагов в сторону, согнув ноги в коленях и взмахивая руками на каждый следующий шаг. Омега сбивается на шестой счет, цокает сквозь стиснутые зубы и начинает сначала. Блондин выдыхает, повторяет вновь и вновь, пока стекающий со лба пот не застилает глаза. Он останавливается, упираясь ладонями в бедра, рвано учащенно дышит, наблюдая за тем, как на полу образуются влажные круглые пятна. Омега выпрямляется, расправляет плечи, готовясь к новому подходу.
— Чиминни! — разрезает пространство зала голос папы, появляющегося на пороге. Парень через зеркало смотрит на омегу, сияющего какой-то подозрительно странной радостью. Он выгибает бровь в немом вопросе, а Джунг, расплывшийся в лукавой улыбке, соединяет руки вместе перед собой. — Тебя там Чонгук ждет, а я пригласил его в дом.
— Что?! — искренне удивляется Чимин, резко оборачиваясь на папу и выпучивая глаза.
— Ну, тогда я пока пойду его накормлю, пока ты приводишь себя в порядок, — шутливо зажимает нос двумя пальцами, корча рожу, и, хихикая, легкой летящей походкой уходит наверх.
Чимин бубнит под нос недовольства, как старая привередливая бабка, и незаметно поднимается на второй этаж дома, в котором уже ощущаются отголоски запаха Чона, скрываясь в своей комнате, на ходу скидывая тренировочную одежду. Омега, совершенно не ожидавший сегодня встречи с альфой, которому, кажется, абсолютно плевать, как выглядит блондин, битый час проводит в сборах, наводя легкий марафет и выбирая наряд. Чимин поправляет волосы, безнадежно вздыхая, и идет вниз, останавливаясь в гостиной.
Чонгук сидит за столом вместе с Джунгом, заливисто смеющимся с чего-то.
— И как тебя пропустили через ворота?! — восклицает Чимин, подходя к столу со скрещенными руками.
— Чиминни! — поднимается со стула Джунг, смотря на сына. — Где же твое гостеприимство?
— Я не люблю нежданных гостей, — парирует Чимин выпад папы, переводя прищуренный взгляд на Чонгука, улыбающегося этой своей нахальной улыбочкой, которую очень сильно хочется стереть с красивого лица.
— Чонгук, я его так не воспитывал, — выдыхает укоризненно Джунг, заправляя за ухо распущенные волосы.
— Я охотно Вам верю, — говорит Чонгук, не отрываясь от созерцания омеги, одетого в белоснежную шелковую рубашку с цветочными узорами на правом плече и бежевые клеш-брюки, обворожительно обтягивающие бедра омеги. Альфа откровенно облизывается — мысленно, правда, — радуясь, что такое сокровище досталось именно ему. Чимин кожей ощущает желанный взгляд, зная, какой эффект оказывает, но не меньше Чона любуется, рассматривая открыто, дерзко, с вызовом, не уступая в первенстве, раззадоривая альфу. — Просто Чимин у нас с характером, но так даже интересней, — подмигивает блондину и поднимается из-за стола, сделав последний глоток. — Потрясающий кофе, мистер Пак.
— Ох, глупости, — машет рукой Джунг, — ты почаще заходи к нам, и я тебя не таким угощу!
— Если Чимин не будет возражать, то с большим удовольствием! — воодушевленно произносит альфа, подходя к младшему Паку, демонстративно закатывающего глаза.
— Прекрати нравиться моему папе, — фыркает омега, направляясь к выходу.
— Прекрати быть таким вредным! — кудахчет Джунг, следуя за ребятами.
Чонгуку с каждой минутой, проведенной в доме семьи Пак, все больше и больше начинает здесь нравиться.
Они обуваются и выходят в просторный двор с дорожками из серого камня и клумбами кустарных растений, рассаженных по всей площади. Снаружи, как и внутри дома, стоит безукоризненная идеальная чистота и минимализм, которые, как ни странно, не создают ощущения пустоты, а, скорее, показывают статус семьи. Чонгук посерфил в сети информацию о семье Пак, занимающей не последнее место в обществе, и был удивлен, что они ни разу не были вовлечены ни в какой крупный скандал. И даже если их пытались вывести на какие-то интриги и светские сплетни, они с гордо поднятой головой выходили из подобных ситуаций. Чонгук понял, почему Чимин печется о своей репутации, боится влезать в авантюры и аферы, которые могут стоить положения его родителей. Чонгук уверен, будь он на месте омеги, поступал бы таким же образом, чтобы не омрачить честь и достоинство семьи. Но семья Чонгука уже очень давно — это Хосок, его старший брат, которому он предан и верен всем сердцем, всем своим существом. Они скользят на одной жизненной волне, подхватываемые встречными ветрами, стремятся к невозможному вместе. Чонгук рад за Чимина, рад, что ему повезло родиться в потрясающей, духовно богатой семье, в которой царит уважение, понимание, где конфликты, проблемы улаживаются разговорами и обсуждением друг с другом, а не спорами и громкими криками, скандалами, а иногда и насилием. Чонгук не один раз становился свидетелем буйства отца, поднимающего руку на папу и на них. Папа всегда защищал их, но они его защитить не успели.
— Ах, какой красавец! — с восхищением восклицает Джунг, разглядывая припаркованный на обочине дороги черный мотоцикл марки YAMAHA. — Помню, как твой отец катал меня на байке по ночному Парижу, ох, молодость.
— По Парижу я Чимина пока не покатаю, но по Нью-Йорку с ветерком прокачу уж точно, — улыбается Чонгук, но Джунг замечает промелькнувшее в глазах альфы сожаление и горькую вину, решая оставить эту проблему до лучших времен. Чонгук протягивает шлем омеге, принимающему с легким кивком головы.
— Только будьте осторожны! — продолжает переживать старший Пак, элегантно скрещивая руки на груди.
— Папа, — цокает Чимин и водружает на голову защитный шлем.
— Но я же переживаю, Чиминни! — дует прелестно розовые губки Джунг, выдыхая, зная, что сын его плохо слышит.
— Не беспокойтесь, мистер Пак. Я обещаю вернуть Чимина целым и невредимым, но, — улыбается Чонгук мальчишеской широкой улыбкой, обнажая два кроличьих передних зуба, — не обещаю, что верну точно вовремя, — и надевает шлем, садясь на мотоцикл, заводя мотор.
Омега следует за Чоном, перекидывает ногу через сидение, обхватывая крепкий торс, бросая взгляд на папу, умилительно смотрящего на них. Альфа стартует с места, взмахивая рукой на прощание Джунгу. Чимин прикрывает глаза, прижимаясь к Чонгуку, ощущая, как бушующий океан эмоций внутри медленно утихает. Чимин который раз замечает, как ему спокойно рядом с танцором, как надежно, как правильно, словно сейчас все находится на своих местах. Чимин уголками губ незримо ни для кого улыбается.
Мягкий летний ветер ласкает открытые участки кожи. Яркий, жженый, не сравнимый ни с чем запах лета забивает ноздри. Солнце неумолимо скользит по синему небосводу с курчавыми пушистыми облаками причудливых форм и всевозможных размеров. Лето пахнет юностью, свободой, новыми начинаниями и огромным желанием жить. Летом хочется исследовать каждый уголок мира, открывать для себя новые места, пробовать не пробованные раньше блюда, пить холодный кофе и думать о вечности, сидя на крыше дома. Лето наполнено приключениями, весельем, улыбками, бессонными ночами и верой в самое прекрасное. Летом хочется любить безумно, сильно, невозможно, бегать под проливным дождем босиком и долго целоваться, не боясь заболеть. В чувстве любви хочется абсолютно раствориться.
Чимин не знает, куда они едут, но Чонгуку, как ни странно, доверяет. Возможно, он готов поехать с ним на край света, возможно, готов очутиться вдвоем на необитаемом острове, возможно, Чонгук — один из немногих людей, с которыми Чимину максимально комфортно находиться рядом. Для омеги это не пустой звук, а достаточно весомый фактор нахождения альфы на расстоянии вытянутой руки без желания послать и сказать что-то о нарушениях личных границ. Чимину тяжело сходиться с людьми и открываться им, поведывать тайны и просто общаться друг с другом. Но с Чонгуком легко и просто. Альфа не пытается казаться кем-то, кем не является, не строит из себя кого-то иного, он просто такой, какой есть. Ему не страшно быть собой — свободным, упрямым, бегущим навстречу своим мечтам и целям и не обращающим никакого внимания на то, что скажут и подумают люди. Наверное, для Чонгука мнение людей стоит на самом последнем месте, если вообще имеет хоть какое-то значение. Чонгук олицетворяет собой все то, чего Чимину не хватает в его жизни. Чимина к нему неимоверно тянет. Пусть природа решила, что они созданы друг для друга, но омега в такие выдумки не верит. Судьбоносные встречи, переворачивающие жизни людей, очень редки, но испытавшие ее однажды уже никогда не станут прежними. Чимин хочет верить, что его встреча с Чонгуком не стечение благоприятных обстоятельств, а что-то более глубокое, ценное для них обоих. Чимин надеется, что и для Чонгука их знакомство занимает важное место в жизни. Омега даже боится, что в один момент раскроет утром глаза, и все окажется сладким приторным сном. И не будет Чонгука, переворачивающего вверх дном все устоявшиеся принципы блондина, не будет команды с самыми невероятными людьми, умеющими поддержать одним словом, не будет совместных тренировок, приносящих столько положительных и незабываемых эмоций, что страшно представить, если в одно мгновение этого не станет. Чимин жмется сильнее к Чонгуку, отбрасывая беды, страхи, сомнения, оставляя их далеко позади. Сейчас хочется наслаждаться моментом, раствориться в настоящем, быть здесь и сейчас, вдохнуть полной грудью летнего солнечного воздуха и не думать о том, что может произойти в призрачном недосягаемом «завтра», или размышлять об ушедшем забытом «вчера». Чимин ловит себя на мысли, что для счастья, оказывается, нужно немногое.
Чонгук ловко лавирует между автомобилями. Дороги в обеденный час до ужаса забиты, и людям приходится тратить огромное количество времени, чтобы добраться до дома или любого другого места назначения. Это одна из многих причин постоянной задержки Чимина в Академии и танцевальной студии до самой темноты. Но мотоцикл компенсирует все, а уверенная и быстрая езда альфы заставляет его чуть ли не пищать от восторга и удовольствия. Чимин обожает скорость, а Чонгук его любовь разделяет. Это потрясающее чувство единения, гармонии, той самой, когда другой человек разделяет с тобой общие интересы, взгляды, ощущения. Это настолько прекрасно, что все происходящее кажется невероятной сказкой. Так хочется, чтобы она никогда не заканчивалась.
Альфа постепенно снижает скорость, сворачивает на менее загруженную улицу и, приметив хорошее парковочное место, останавливается. Чимин слезает с байка, снимает шлем и протягивает Чонгуку, который глушит мотор и цепляет головные уборы к ручкам мотоцикла. Омега осматривается по сторонам, не узнавая знакомых мест, и переводит взгляд на Чона, вопросительно изгибая бровь.
— Мы в Бронксе, да? — догадывается Чимин, разглядывая старые постройки из красного кирпича, разрисованные разноцветными пестрыми граффити.
— Да, — кивает Чонгук и берет блондина за руку, сцепляя их пальцы вместе, ведя между двумя домами.
— И зачем мы здесь? — интересуется Пак, следуя за альфой.
— Будем знакомиться с уличной культурой, Чимин, — оборачивается Чонгук, улыбаясь так, что у омеги земля из-под ног уходит. Он обещал себе не влюбляться, не привязываться, но в эту секунду растворяется в чужой яркой улыбке, влюбляется и привязывается.
Они выходят во двор к старой баскетбольной площадке, огороженной высоким металлическим забором. Чонгук отпускает холодную руку омеги, облокачивается на ограждение, скрещивая на груди руки и вскидывая пронзительный глубокий взгляд на блондина.
— Что ты о ней знаешь? — спрашивает альфа, постукивая пальцами по татуированным предплечьям, заставляя Чимина откровенно залипнуть, а танцора усмехнуться.
Чимин смотрит на Чонгука немного растерянно и глупо, хлопая ресницами в легком недоумении.
— Ммм, — мычит Чимин, отводя в сторону глаза и надувая по-детски губы.
— Значит, ничего, — выдыхает Чонгук.
— Эй, — фыркает омега, различая снисходительные нотки в тоне альфы.
— Невозможно во всем быть идеальным, — подмигивает Чон насупившемуся блондину. — Уличные танцы, да и уличный стиль в целом, зародился здесь, — говорит альфа и вскидывает руку, охватывая пространство, — в Южном Бронксе в семидесятых годах с банальной случайности в андерграундных клубах. Как называют брейкдансеров?
— B-boy, — отвечает Чимин, не сводя внимательного и заинтересованного взгляда с альфы.
— А говоришь, что ничего не знаешь, — расплывается в довольной улыбке Чонгук.
Чимин так мило смущается, что Чон не сдерживается, сокращает между ними расстояние и оставляет целомудренный поцелуй на лбу омеги.
— Так вот, — продолжает Чонгук, возвышаясь над блондином, — Кул Херк — Крестный отец хип-хопа и мой первый с Хосоком учитель — был ди-джеем в клубе на Серджио Авеню и играл часть трека, в которую добавил барабанную сбивку, назвав ее «брейкдаун», и такая музыка теперь носит название «брейк бит». И после это стало частью любого трека, где вся музыка прекращалась и оставался только «бит», — размеренно, спокойно рассказывает альфа, но с таким энтузиазмом в голосе, что Чимин изгибает губы в виде буквы «о».
— Он создал новый стиль, — выдыхает в восхищении Пак.
— Именно! После танцоры начали экспериментировать: кто-то попробовал под биты Херка станцевать внизу, на полу, так и начали появляться различные движения брейк-данса, что положило начало всей уличной движухе, — Чонгук берет Чимина за руку, крепко переплетая их пальцы, и ведет в неизвестном для блондина направлении.
— Куда мы? — спрашивает блондин, опуская взгляд на их переплетенные пальцы и мягко улыбаясь.
— Я хочу показать тебе одно место, — Чонгук утягивает омегу вперед, ведя между хитросплетениями улиц, переулков и кварталов, не отпуская нежной руки. Альфа бросает беглый взгляд на парня, хмурящегося в негодовании и дующего губки. — Что такое? — спрашивает Чон, изгибая бровь в удивлении.
— Я забыл солнцезащитные очки, — выдает бесцеремонно Чимин, заставляя Чонгука резко остановиться, обернувшись.
— Какой же ты капризулька, — искренне смеется альфа, умиляясь поведению Пака. — Тут недалеко, — кивает в сторону старых построек и возобновляет их путь.
Чимин сдается, поддаваясь притягательному неподдельному обаянию Чонгука, его радостной открытой улыбке, его легкости и окрыленности мыслей и действий. Это завораживает, пленяет, заставляя задуматься о вещах, раньше казавшихся незначительными, мелкими, неважными. Рядом с Чонгуком омега не единожды переосмысливал многое, думал и рассуждал о всяком, все больше осознавая, как мало человеку необходимо для счастливой жизни. Больше улыбаться, больше радоваться и стойко принимать все обстоятельства, выпадающие на его долю, не сетовать на злобную судьбу, а спокойно разрешать любые проблемы. Пусть Чонгук не великий мудрец, не святой учитель, но у него можно научиться многому. Чимин смотрит на широкую спину альфы, следуя за ним с чувством полного доверия. Чимин оглядывает двухэтажное здание, у которого они останавливаются, скептически прищуриваясь. Здание заброшенно, старо и ветхо, кажется, при одном неверном движении развалится к чертям. Чонгук закатывает глаза и по-доброму цокает, толкая дверь, первым заходя внутрь, приглашая блондина идти за ним. Помещения освещаются дневным светом, падающим из окон с разбитыми стеклами, и многолетняя пыль переливается в золотистых лучах, пересекающих пространство. Чимин морщит нос, брезгливо переступая по грязному полу, но, не говоря ни слова, следует за Чонгуком. Они пересекают коридор и заходят в просторную комнату с битыми зеркалами на двух стенах и небольшим окном. Альфа отпускает руку возлюбленного, подходя к развалившемуся столику, присаживаясь на корточки и проводя пальцами по его поверхности.
— Это была моя первая танцевальная студия, куда нас с Хосоком привел Херк, сказав «не на улице же мы будем учиться», — усмехается Чонгук, потирая пальцы между собой, и, поднявшись, шагает вдоль стены, ведя по ней рукой. — Мне было пять, а брату семь, мы протанцевали здесь год, после чего здесь произошел страшный пожар. Власти решили, что восстанавливать разрушенное огнем здание не имеет смысла и незачем тратить деньги. Для них это всего лишь здание, а для многих это место было домом, обителью вдохновения и творческих сил, — выдыхает с нотками многолетней грусти и тоски Чонгук, останавливаясь. — И последние несколько лет я работаю, чтобы выкупить это здание и привести его в порядок, открыть здесь школу танцев и создать место, где каждый сможет почувствовать себя ценным, будто он находится в родном доме, это моя цель, — альфа оборачивается лицом к застывшему, словно каменное изваяние великого скульптора, омеге, дергая уголками губ в слабой улыбке.
Чонгук делает ровно два шага, чтобы оказаться напротив Чимина, уткнуться лоб в лоб, вдохнуть сладкий запах и снова утонуть в нем. И почему именно такой не похожий ни на кого другого омега, пахнущий домом и теплом, завлекает все мысли, завладевает сердцем, поселяя в нем окончательно и бесповоротно мысль, что никто больше не нужен ему.? Чонгук не сможет ни себе, ни кому-либо дать ответ, потому что все его чувства исходят из самого сердца, из самой его глубины.
— Я знаю, что наши пути могут не совпадать, да и вообще видение мира в целом, но мне просто хочется тебе открыться, стать ближе, показать тебе, что все мы люди со своими тараканами в голове, со своими мечтами и целями, — негромко говорит Чонгук, потираясь кончиком носа об нос блондина. — И сейчас я больше всего хочу идти рядом с тобой рука об руку и не думать о том, что будет потом, а наслаждаться тем, что у нас есть сейчас, — тихо произносит альфа, скользя пальцами по раскрытой ладони омеги и соединяя свою вместе с его.
— Это ты сейчас в любви признаешься? Не так я себе это представлял, — прыскает Чимин, получая в ответ громкое цоканье и закатанные смешливо глаза Чона.
— И я обламываю моменты? — иронично изгибает бровь парень, растягивая губы в саркастичной усмешке.
— Учусь у лучших, — фыркает Пак, вскидывая гордо голову.
— Похоже, что романтика и мы — несовме… — но закончить ему не дают.
— Не смей, Чон Чонгук! — эхо громкого мелодичного голоса раздается в зале, отскакивая от обуглившихся стен. — Я требую конфетно-букетного периода с ванильно-розовыми речами и трепетными ласками!
— Но быть женатой парочкой веселее! Тэхен бы поддержал.
— Сейчас к Тэхену и отправлю! — возмущается омега, скрещивая на груди руки и собираясь продолжить лить негодования, но замолкает, зажмуривает глаза и неожиданно чихает удивительно забавно и очень мило.
«И где эта светская дива?» — проносится молниеносно в мыслях Чонгука, готового запищать, как ребенок, увидевший игрушку, о которой давно мечтал.
— Мне нравится твоя ревность, — издевается Чонгук и, подойдя сзади, обнимает, горячо выдыхая на ухо омеги, трепетно дрожащего в его руках. — Кстати, Хосок сказал, чтобы вечером мы приехали к Юнги, правда, зачем — не доложил, но голос у него был раздраженный, — и альфа проводит языком по ушной раковине, прикусывает мочку, в награду получая судорожный вдох. — Мне с тобой хорошо, — открыто признается Чонгук, — но пошли уже отсюда. Когда я приведу это место в надлежащий вид, тебе понравится.
— У тебя все получится, — негромко говорит Чимин, поворачиваясь лицом к альфе, и, положив руки на плечи старшего, приподнимается на носках и нежно накрывает чужие губы. Чимин целует неспешно, аккуратно и чутко, словно взмах крыла бабочки касается разгоряченной кожи. Альфа поцелуй не углубляет, только ласково касается талии омеги. Волна тепла и искренних чувств окутывает их обоих в этом пропыленном, пораженном ужасающим огнем пространстве, в котором они оставляют частичку самих себя, своей зарождающейся искорками негасимого света любви.
Они выходят из здания под звонкий заливистый смех Чимина, которого рассмешила история Чонгука со школьных времен.
— А потом Хосоку пришлось доставать меня с дерева, — смеется вместе с омегой Чонгук, завороженно наблюдая за ним.
— Я не поверю, что тебя задирали, — удивляется Чимин, держась за руку альфы.
— Было время, — пожимает плечами Чон, — но я им всем потом показал, где раки зимуют.
— Не сомневаюсь, — все еще хихикает Пак и, резко повернув голову влево, дергает впереди идущего танцора на себя.
Перед ними, грохоча двигателем, останавливается красный Mercedes-AMG A 45, водитель которого беспощадно бьет по рулю и явно ругается, судя по исказившемуся от злости лицу. Молодая девушка выходит из автомобиля, громко хлопая дверью, и неудержимым ураганом направляется к ним.
— Какого черта вы выскочили на дорогу, недоумки?! — вскрикивает, судя по сладкому запаху свежих пионов, что исходит от нее, омега. — Чимин? — накрашенные брови изумленно ползут вверх, вынуждая блондина нахмуриться.
— Здравствуй, Розанна, — с нотками легкого презрения и досады приветствует девушку Пак.
— Удивительно встретить тебя в таком убогом месте, — высокомерно оглядывается по сторонам Роза, морща идеальный носик. — И ошиваться с кем попало, — бегло осматривает Чонгука, не понимающего ровным счетом ничего и глупо переводящего взгляд с одного враждебно настроенного омеги на другую.
— Омежьи разборки! Мне нравится! — шутит альфа, широко и дружелюбно улыбаясь, громко хлопнув в ладоши.
— Ты совсем дебил, Чонгук, — обреченно выдыхает Чимин, откровенно делая фейспалм и прикрывая глаза.
— А еще парнем себя называешь, — бурчит танцор, смотря на автомобиль, остановившийся на обочине. — Проблемы с тачкой? — кидает Чонгук девушке, зная нюансы работы многих двигателей. — Может, нужна помощь? — без каких-либо посторонних мыслей задает свой вопрос танцор, делая уверенный шаг по направлению к машине.
— Да что ты понимаешь, — грубо бросает Роза, провожая любопытным взглядом альфу.
— Что-то да понимает, раз спрашивает, — брезгливо говорит Пак. — И научись уже не грубить каждому встречному и принимать помощь, когда тебе предлагают, пойдем отсюда, — обхватив запястье бойфренда, тянет за собой.
Чонгук восторженными глазами глядит на Чимина, поражающего его своей прямолинейностью и дерзостью, умеющего постоять за себя в любой ситуации. Омега умеет удивлять. В этом Чонгук убедился сполна.
— Ладно, дай взгляну, — Чон подходит к заглохнувшему автомобилю и просит нажать на кнопку внутри салона, чтобы открыть капот.
Роза не возмущается, делает так, как говорит альфа, и, скрестив руки на груди, встает рядом, чем очень сильно напрягает Чимина, сжимающего губы в тонкую полоску. Блондин на честном слове пытается не сорваться, что дается ему с большим трудом. Пак Розанна — его сокурсница и самый главный конкурент во всем: на сцене, на учебе, в отношении поклонников и даже семейного положения в обществе. Они знакомы, кажется, целую вечность и соперничают друг с другом столько же. И никто из них отступать не собирается. Отступить для них — значит показать слабость, проигрыш, неспособность выстоять в борьбе. На главные роли в постановках пьес и различных выступлений иногда не знают, кого поставить, потому что оба не уступают друг другу ни в харизме, ни в таланте и артистизме, ни в движениях и грации — ни в чем. Они оба знают цену себе и своему труду, оба слишком уверенные в своих силах и хотят быть лучшими во всем. Оба терпеть друг друга не могут.
Чимин нервничает, кусая губы, внимательно наблюдая за тем, как Чонгук головой ныряет внутрь капота, сверкая глазками-огоньками, словно маленький ребенок, получивший заветную игрушку. Чимину приходится снисходительно улыбнуться, смотря на то, как альфа с радостью копается внутри автомобиля, ища причину поломки, потеряв полный интерес к тому, что происходит вокруг. Чимин облегченно выдыхает. Не хватало ему, чтобы какая-то светская львица, задирающая любого в радиусе десяти метров и не упускающая шанса показать свой характер, вмешивалась в его личную жизнь, которую Пак бережно хранит и прячет от всего их поганого мира.
— Здесь какая-то проблема с электрикой или предохранителями, поэтому я предлагаю вызвать эвакуатор. Тачку отвезут в мастерскую, а я завтра ею займусь, — предлагает Чонгук, доставая из кармана мобильный телефон.
— Хорошо, — на удивление спокойно соглашается Роза, — но, если с моей машиной что-то случится… — но ее небрежно перебивает смех Чонгука.
— Когда-то я такое уже слышал, — говорит альфа, бросая взгляд на Чимина, иронично закатывающего глаза, мол, «такого не было, и это был не я». — Все будет в порядке с ней, не переживай. Если я предлагаю свою помощь, то, значит, знаю, о чем говорю, и знаю, что нужно делать, — Чонгук равнодушно пожимает плечами и набирает знакомого, обещающего через полчаса приехать на указанный адрес.
Чонгук дает Розанне свой номер, оставляет адрес с местоположением автомастерской и, взяв дующегося и вздыхающего без конца Чимина за руку, прощается с девушкой, перебегает дорогу вместе с блондином. Роза провожает их заинтересованным лукавым взглядом, вертит в руках телефон и, задумавшись на секунду, вбивает контакт альфы, помечая как «сексуальный альфа Пака», решая, что непременно вечером ему напишет.
Чимин облизывает пересохшие губы, сжимая крепче ладонь Чонгука, ведущего их обратно к мотоциклу. Чимин не хочет думать о хитром взгляде Розы, о неприятной ситуации, приключившейся сейчас, не хочет включать ревнивую истеричную омегу, неспособную управлять эмоциями, но чертова Розанна — любительница сделать ему пакость, заставляет все нервы вытянуться в струнку и быть предельно внимательным и осторожным. Чимин «свое» отдавать не намерен, как и потерять того, кто одним видом весь воздух из легких выбивает, а одним поцелуем ураган чувств в душе поднимает. Всю дорогу до квартиры Юнги омега молчит, раздумывая над тем, что впервые за все знакомство с альфой ощутил острое чувство ревности, гложущее изнутри неприятным мерзким червяком. Чимин стискивает зубы, не позволяя этому состоянию выплыть наружу. Они останавливаются во дворе дома, снимают шлемы и направляются в сторону подъезда. Чонгук улавливает настроение омеги и, тормозя его у двери и развернув к себе, мягко накрывает пленительные нежные губы, целует неторопливо, ласково, мажет языком, а отстранившись, не сказав ни слова, пропускает омегу внутрь дома.
— Почему вы так долго? Только вас и ждем, — возмущается Тэхен, впуская парочку в небольшую квартиру, в которой собралась уже вся команда, а еще Бора со своим мужем Томом.
— По какой причине сбор? — спрашивает Чонгук, стягивая кроссовки на пороге.
— Бора смонтировала видео и уже загрузила его на ютуб — это раз, а во-вторых, отборочный этап уже через неделю, — говорит Лалиса, перебирая пальцами отросшие пряди мужа.
— Ого, так давайте смотреть! — радостно восклицает Чонгук и усаживается напротив телевизора, скрещивая ноги. Чимин присаживается на подлокотник дивана рядом с Тэхеном, с подозрительным прищуром глядящим на друга.
— Видео уже набрало почти миллион просмотров и находится в трендах, ребята, вы превзошли самих себя, потому что восторженных комментариев уйма, — улыбается Бора и нажимает на старт, погружая квартиру в полное молчание.
Все взгляды устремлены на экран.
Чимин тихо ахает, когда он появляется в первом кадре видео среди толпы разодетых людей. Камера плавно скользит в пространстве, останавливаясь на главном объекте съемки — танцорах, впечатляющих своим фееричным появлением зажиточных людей, явно думающих, что выступление организовано специально для них. Высокомерные и глупые. Биты музыки раздаются в помещении, заставляя Тэхена заверещать от восторга и подпрыгнуть на месте, вызывая у всех сидящих смешок. Только Хосок, откинувшись на спинку кресла и подперев кулаком голову, немигающим сосредоточенным взглядом смотрит их выступление, анализируя каждое движение, выискивая ошибки и продумывая, какие моменты можно сделать лучше и как это усовершенствовать. В каких местах не хватает слаженности, а в каких стоит поработать над техникой и индивидуальными неповторимыми изюминками ребят. Хосок замечает все, абсолютно все, скользя взглядом по членам команды, подмечая их недочеты и отмечая их преимущества. Хосок выдыхает, прикусывая изнутри щеку.
— Да мы превзошли сами себя! — радостно визжит Лалиса, хлопая в ладоши, в восторге от просмотра клипа, который явно стал их визитной карточкой на чемпионат.
— Вау, — тихо произносит Сокджин, завороженно глядя на экран.
— Это ахуенно! — как довольный ребенок, голосит Чонгук, оборачиваясь на брата, нахмурившего брови в немом молчании. — Или не совсем, — едва слышно добавляет альфа.
Все переводят взгляд на Хосока, прикрывшего веки.
— В целом, — начинает размеренно старший Чон, — сработали очень хорошо, но к тому же работать предстоит много, — альфа замолкает, собираясь с духом и делая глубокий вдох. — Только студии у нас нет, — с раздраженными нотками говорит Хосок, ловя на себе удивленные взгляды. — Здание, где мы арендовали студию, закрыли и подлежит сносу. Отборочные через неделю, и студия нужна нам, я бы сказал, очень срочно.
— Какого хера?! — Чонгук встает с пола и впивается потрясенным взглядом. — Почему ты раньше не сказал?
— Наверное, потому что сам узнал только вчера? — укоризненно выгибает бровь старший, пронзительно смотря на младшего.
— Пиздец, — в один голос выдает Чонгук и Намджун.
— И что делать? — Лалиса подается вперед, закусывая нижнюю губу.
— Я могу договориться с хозяином школы, но тренироваться мы сможем только поздним вечером, — говорит Юнги, потирая переносицу двумя пальцами.
— У меня есть студия дома, — выдает Чимин, — и я думаю, что мои родители не будут против, если мы потренируемся какое-то время у меня.
— Чимин, ты наш ангел-спаситель!
— Тогда начинаем с завтрашнего дня, — Юнги встает с дивана и проходит на кухню, наливает из графина воду в стакан и делает глоток.
— Я присоединюсь позже, мне с утра надо поработать, — Чонгук подходит к Чимину, немного смущенному столь бурной реакцией, и оставляет легкий поцелуй на чужой макушке.
— И что бы мы без тебя делали, — шепотом произносит альфа, вызывая улыбку у омеги.
— Ой, все, оставь свои чонгуковские нежности, — корчит недовольную гримасу Тэхен.
— А кому в постели нравится, когда его хвалят и хорошим тигренком называют? — отвлекается от мрачных мыслей Хосок, подшучивая над Кимом.
Щеки Тэхена моментально заливаются алым румянцем, даже кончики ушей краснеют, а все вокруг начинают смеяться.
— Чон Хосок! Я тебя ненавижу, сукин ты сын! — Тэхен вскакивает со своего места и только собирается кинуться с кулаками на ухмыляющегося альфу, как его обвивают руки Чимина, удерживая на месте.
— Сладкая месть — поздняя месть, — хихикает Чимин, обнимая сопротивляющегося друга.
— Да прекрати, тигренок, я знаю, что тебе нравится, — хохочет Хосок, воздушно чмокая омегу, кидающего проклятья в его сторону.
— Идите вон из моей квартиры, — умоляющим тоном просит Юнги, плюхаясь на барный стул.
— Юнги и гостеприимство — две полные противоположности друг другу, — говорит Джексон, поднимаясь с места и подавая руку своей омеге. — Скиньте адрес, а у нас еще есть незаконченные грязные дела.
— И за что мне это, — обреченно выдыхает Мин.
— У тебя давно не было секса, Юнги-я, а воздержание плохо для здоровья, — высказывается Лалиса на выходе.
Юнги лишь закатывает глаза на сказанное, игнорируя подколы остальных.
Все расходятся спустя какое-то время после обсуждения различных мелких вопросов, связанных с пошивом одинаковых костюмов для команды, цветом обуви и ее фирмы. Каждый засыпает с мыслью, что должен сделать все возможное для команды и ее членов, несмотря ни на какие препятствия.
***
Джунг чуть ли не верещит от радости и восторга, наблюдая за танцевальным номером, поставленным ребятами на отборочный этап чемпионата, но этикет и статус взрослого рассудительного мужчины не позволяет по-детски запищать и захлопать в ладоши. В день, когда Чимин вместе с братьями Чон и Тэхеном появились на пороге дома, застав Джунга в полный врасплох в домашнем костюме — правда, от Gucci, — и вежливо попросили на некоторое время использовать студию для тренировок, старший Пак не смог отказать, да и причин для этого не было никаких. Джозеф бывает дома только ранним утром и поздним вечером, разъезжая по делам бизнеса, изредка работая из дома только ради супруга, чтобы провести с ним драгоценное время. Джунг, любящий танцы всем своим существом и большим сердцем, не мог отказать и не пойти навстречу тем, кто в этом сейчас очень сильно нуждается. К тому же Джунг был безмерно счастлив познакомиться с друзьями Чимина, оказавшимися — а интуиция его никогда не подводила — замечательными и крайне талантливыми людьми, у которых огромное будущее впереди. Джунг, внимательно наблюдая за сыном все эти дни, удивлялся, как атмосфера и люди могут кардинально менять человека. Чимин постоянно улыбается рядом с ними. В сердце Джунга растекается невероятное тепло и безграничная радость, не сравнимая ни с чем, разве только с тем моментом, когда понимаешь, что любовь к ребенку — это потрясающее чувство, полностью переворачивающее сознание, а его счастье — основная цель. Чимин с этими людьми преобразовывается, словно гордая волевая птица расправляет крылья, приготовившись к полету. Джунг по натуре очень наблюдательный, замечает все, что происходит вокруг него, и любые изменения не обходят его стороной. Чимин преобразился до неузнаваемости. Если раньше его интересовал лишь успех в балете, то сейчас спектр его увлеченности расширился. Теперь ему небезразличны развитие и успех других людей, ведь они плывут с ним на одной волне. Это не может не радовать родителя, сын которого привык к одиночеству настолько, что всякий раз становилось страшно, когда он часами напролет запирался в студии, не контактируя ни с кем из внешнего мира. Джунг не может, не имеет никакого права осуждать Чимина за его мышление, рассуждения и образ жизни, но все время переживает, что сын полностью уйдет в себя, запрется в собственном мире и никакими словами, действиями до него не доберешься. Но сейчас все стремительно меняется, неуклонно движется вперед, что не может не радовать Джунга, волнующегося за сына, но никак не показывающего своих бушующих чувств. Это его личная проблема, отравляющая жизнь, заставляющая сердце болезненно ныть, но, главное, Чимин попусту не растрачивает своих нервов и сил. Возможно, его внутренняя борьба и драма, молчание, неумение высказать переживания и закрытие в себе привели к тому, что сейчас он лечится в клинике от онкологического заболевания. Джунг уверен, что человек сам доводит себя до крайности, до точки невозврата, до момента, когда жизнь делится на сносное «до» и адское «после». Человек — главный виновник всех бед, случающихся с ним, но он так любит искать причины своих неудач и несчастий в другом, не признавая, что именно он — их источник. Джунг широко улыбается, смотря на ребят, закончивших танец и дышащих тяжело, рвано, устало, выжавших из себя все силы и мощь, на которую они способны.
— Ребята, это потрясающе! — мужчина, стоящий на входе в зал, не скрывает восхищения, охватившего его с головой от выступления. Они танцевали в противоположной от зеркала стороне, пока их единственным зрителем был Джунг, покоренный окончательно и бесповоротно. Омега, аккуратно зачесав выбившуюся прядку волос за ухо, делает шаг вперед в сторону танцоров, обводя их таким ласковым взглядом, будто они все в один момент стали его детьми, заняв огромное место в сердце мужчины. От той теплоты и безмерной любви, исходящей от Джунга, не скроется ни одна душа, никто не останется равнодушным к свету, изливающемуся лучистыми потоками.
Джунг — синоним к слову «Любовь».
Такой вывод сделал абсолютно каждый, когда переступил порог дома семьи Пак, почувствовав уют и гармонию, пронизывающую все пространство. Здесь царит атмосфера полного взаимопонимания и уважения к желаниям другого, к его стремлениям, здесь пахнет свободой и миром, надеждой и верой в лучшее. Здесь любой сможет отыскать пристанище, тихую гавань, остановиться на мгновение и глубоко вдохнуть свежего чистого воздуха, наполняющего духовным умиротворением. Восхитительный кофе, сваренный мистером Паком, подается им перед тренировкой, чтобы привести в чувство и передать толику его любви и восторга к тому, что они делают. Это самое малое, что Джунг может для них сделать. Он не подозревает, но за какую-то неделю стал намного больше чем просто «папа Чимина».
— Я сбился на одном моменте и не туда поставил ногу, — недовольно фыркает Намджун, сгибаясь и опираясь руками на колени, и пытается перевести дыхание.
— И, как по мне, последний трюк вышел вообще дерьмово, давайте еще раз прогоним, — предлагает Чонгук, с которого пот градом льется.
— А я устал и хочу отдохнуть, — ноет Тэхен и плюхается на пятую точку, ложится на спину и распластывается звездой на полу.
— Перестань жаловаться и поднимай свою ленивую задницу, — говорит строго Юнги и пихает носком кроссовка в бок брата.
— Давайте поедим, мы уже пятый час без перерыва тренируемся, — жалуется Лалиса, заплетая волосы в высокий конский хвост.
— Ты только и делаешь, что жрешь последняя время, ты случайно не беременная? — вопросительно изгибает бровь Чонгук, бросая хитрый взгляд на Джексона.
— Все-то ты знаешь, Чон, — закатывает глаза Ванг, закрывая их и облокачиваясь на стену.
Только Хосок стоит в стороне, просматривая на телефоне снятый танец, подмечая любую мелочь, ошибку, недочет. Все устремляют свои взгляды на старшего Чона, несколько раз прокручивающего видео, ставящего на паузу и вновь возобновляющего просмотр.
— Еще раз, и на сегодня все, все уже устали, — говорит Хосок со стальными нотками в голосе, напоминающем звон мечей во время удара друг об друга. — Мистер Пак, можно мы поговорим наедине? — пытается мягко выразить свою мысль альфа, но все равно получается резче и грубее, чем ему хотелось.
— Я понял, Хосок, — ласково улыбается Джунг, хватаясь за ручку двери. — Я накрою вам ужин.
— Не стоит, — но слова танцора цели не достигают.
— Мой папа не отпустит вас, пока не накормит своими фирменными булочками без сахара — и вкусно, и полезно, — хихикает Чимин, зачесывая мокрые, отросшие волосы назад.
— А мы не сможем ему отказать, — подмигивает Чонгук.
— Нам предстоит еще много работы, но завтра начинается отборочный этап чемпионата, и мы обязаны его пройти и показать себя, — Хосок грузно выдыхает, обводя внимательным, сосредоточенным взглядом каждого, останавливаясь на секунду, будто мысленно пытается поддержать и вселить уверенность. — Отборочный тур состоит из трех этапов, завтра первый. На нем заявлено семьдесят пять команд, из которых выберут двадцать лучших. Отсеется большая часть, и мы не должны оказаться в их числе. Следующий этап должен состояться через пару недель, отсекут еще десять команд, третий же этап будет через пять или семь дней, на котором оставят всего шесть команд. Самое интересное, что неизвестно, где пройдет полуфинал и финал чемпионата, — усмехается Хосок, скрещивая руки на груди. — Пару лет назад это был Вашингтон. Город, где пройдет последняя битва, будет известен лишь за пару дней, а где она будет происходить — на старом заброшенном заводе или специально подготовленной студии со сценой и софитами — мы узнаем только за часов шесть до начала соревнований. Такие правила «улиц» в этом году.
— И нам нельзя обосраться, — вставляет Намджун, качая головой.
— Это уж точно, — вздыхает Юнги.
— Знаете, на сегодня все, больше прогонять ничего не будем. Всем нужно хорошо выспаться и отдохнуть. Все, что было в наших силах, мы сделали, выжимать последние остатки бессмысленно, — высказывается Хосок и берет со стула полотенце, обтирает лицо и закидывает его на плечи. — Что вы так смотрите? — ворчливо фыркает альфа, недовольно хмурясь.
— А как же напутствующая речь и доза мотивашек перед чемпионатом? — смешливо дует губки Чонгук, медленно и незаметно подбираясь к Чимину со спины.
— Как насчет того, чтобы избрать лидера команды? — губы Намджуна изгибаются в довольной усмешке, и глаза устремляются на застывшего истуканом старшего Чона, понимающего моментально, к чему все идет.
— Я! Это буду я! — кричит Тэхен, озорно подскакивая с пола. — У меня отлично развиты лидерские качества!
— Господи, спаси нас от грехопадения! — шутливо взмаливается Чимин, скрещивая руки в молитвенном жесте перед грудью.
— От Тэхена нас ничего не спасет, — подтрунивает младший Чон, оказываясь рядом с блондином, и укладывает руки на стройной талии.
— Мне тоже кажется, что ТэТэ не особо подходит для этой роли, ты слишком импульсивный и взрывной, малыш, — пожимает плечами Лалиса.
— Согласен с Лисой, — поддерживает Джексон свою возлюбленную.
— Это потому что она твоя жена, — бурчит младший Ким, включая королеву драмы и обиды. — Вот Юнги-я точно за меня будет!
— Пфф, нет, твое лидерство нас угробит в первый же день, — не остается в стороне Мин.
— Сокджин, ты должен быть за меня! — возмущенно произносит Тэхен и подлетает к уставшему, сидящему на полу омеге.
— Ну, — мнется Джин, закусывая губу, — может, отдать эту роль более опытному и зрелому? — предлагает парень, поглядывая на остальных.
— Тогда остается только Хосок, — широко улыбается Чонгук, смотря на брата, сжавшего в тонкую линию губы.
— Хосок! — поддерживает каждый, кивая головой в полном и неотвратимом согласии.
— Какие же вы сговорчивые и верные уроды, — выдыхает Хосок, оставшийся без какого-либо другого выбора. — Иного я от вас и не ждал.
— Я все еще хочу булочек, — Чонгук тянет не возмущающегося впервые за долгое время Чимина на выход.
— За что мне это наказание, — Хосок подходит к Тэхену, обиженному на всех, и незаметно целует в лоб. — Ты был бы отличным лидером, никого не слушай, тигренок, — и улыбается от всего сердца мягко, добро, чистосердечно, рассеивая внутри омеги все сомнения и страхи, что незримо для других поселились в нем.
После принятого наспех душа все усаживаются в просторной, освещенной гостиной дома Пак. Джунг приготовил ароматный вкусный чай, фирменные пышные булочки без сахара на кокосовой муке, не оставив никого голодным и равнодушным к такому легкому и сытному лакомству. Они прощаются с Джунгом, благодаря мужчину за всю щедрость, проявившуюся по отношению к ним и к их положению. Омега отмахивается, желает им удачи в завтрашнем выступлении и обещает держать за них кулачки. Намджун развозит Юнги и Сокджина по домам, семья Ванг уезжает на своем байке в их уютную квартиру, а братья Чон, оставшиеся на некоторое время во дворе с Тэхеном и Чимином, вызывают такси и, долго прощаясь с омегами, едут домой. Все укладываются спать с твердым чувством уверенности в том, что завтра они должны пройти во второй этап, несмотря ни на что. Завтра каждый из них покажет все, на что он способен.
***
— Боишься? — спрашивает шепотом Чонгук у Чимина, вытирающего вспотевшие ладошки о ткань черных, свободных по крою штанов. Омега не отрываясь наблюдает за выступлением одной из команд, имеющей все шансы на прохождение не только на следующий этап, но и в финал. Чимин внимательно следит за четкими резкими движениями, за постановкой номера, за эмоциями на лицах танцующих, понимая свою неопытность, неумелость и даже небольшую неуверенность в самом себе. Как бы странно это ни звучало из уст Пак невъбенного Чимина, но он немного боится, немного волнуется, немного переживает за то, что может подвести всю команду зацикленностью на перфекционизме и доведении всего до отметки «идеально». Ведь даже после того как все разъехались, Чимин пошел в студию и еще несколько раз повторил сольную часть, чтобы окончательно увериться в том, что ноги и руки помнят все движения. — Расслабься, делай то, что любишь, отдавая всего себя, словно это твой последний выход на сцену, — нежно, с нотками трепетной любви и понимания говорит Чонгук на ухо омеге, помня, как тяжело и непросто побороть то стеснение внутри, когда выходишь на новую площадку в абсолютно непривычной для тебя обстановке. Чимин плавно кивает, делает размеренный вдох, считая в уме до десяти, стараясь привнести равновесия во внутреннее состояние. У него почти получается.
— О, кого я вижу, — раздается рядом с ними чей-то насмешливый гнусавый голос. — Да это же поверженные короли, еще и с новой командой, что это за милахи? — это звучит так гадко и мерзко, что Чимину становится неприятно и дискомфортно, и он инстинктивно становится ближе к Чонгуку.
— Квон, иди, куда шел, и не раздражай, — ровно говорит Хосок, не отрываясь от чужого выступления.
— А корону ты так и не снял, Чон, — альфа пытается задеть спокойного, не поддающегося на провокации Хосока, стоящего все так же неподвижно.
— Что ты пристал, иди готовься лучше, — зло шипит Лалиса, будто кобра, готовая напасть в любой момент для защиты.
— Давно тебя не было видно, детка, — Квон расплывается в недоброй ухмылке, что начинает бесить.
— Я тебе не детка, гребаный ты урод, свали уже отсюда, — выговаривает омега, удерживая Джексона за запястье.
Музыка заканчивается. Громкие бурные аплодисменты затапливают зал, комментарии ведущего сильнее раззадоривают публику, жюри выставляют баллы и переговариваются друг с другом. Здесь царит атмосфера соперничества, борьбы и желания как-то задеть других участников. Это нормально, это в порядке вещей. Это соревнование, где победитель может быть только один, и никто не хочет оказаться в числе побежденных и проигравших. Все сражаются до последнего. Многие здесь знают друг друга, ведь это особое комьюнити со своими правилами, устоями и сложившимися за многие годы традициями. Чимин должен стать ее частью. Он замечает направленные на него заинтересованные и любопытные взгляды, понимает, что выделяется, становясь белой вороной, которой бы быть не хотел, но весь его внешний вид кричит об обратном. Чимин чувствует себя чужим и неправильным в этом месте. Он смотрит на Тэхена и Сокджина, гармонично вписывающихся во всю обстановку, поражаясь, как им легко это удалось. Он же будто подкидыш, заблудившаяся душа, открывшая случайно не ту дверь. Именно сейчас хочется разреветься, но он только тихо выдыхает, пытаясь унять дрожь в теле.
— И вы не поверите своим глазам, но сегодня у нас особенные люди, покорившие не одну гору и победившие не один чемпионат, — громогласно говорит ведущий в микрофон, привлекая внимание толпы. — Все помнят «Сайфер» и как они громили всех на сцене? — по залу разносится одобрительный шум. — Так вот сегодня бывшие короли взойдут на эту сцену с новой командой под ваши аплодисменты! «BT1»!
— Ты спрашивал, боюсь ли я, — Чимин делает паузу, а после добавляет: — Нереально.
Но сцена — это место, где Чимин становится кем-то иным, словно у него отрастают огромные крылья, и он способен летать. Сцена — это его место силы, место исполнения желаний и его личная доза вдохновения. Чимин заряжается энергией, которая незримо сочится из всех щелей огненными потоками, охватывая его со всех сторон. Оказывается, что он ничего не боится. Иногда страх — это навязанное нами чувство, разрушающее изнутри наш дух и волю. Чимину нужен всего один музыкальный знакомый бит, чтобы забыться и полностью окунуться в танец.
Они танцуют, вкладывая в каждое движение все силы, всю любовь к тому, что они делают. Они танцуют, бросая вызов всем остальным, показывая, что они будут бороться и сражаться до самого конца. Их танец — это посыл для всех, что начинать сначала не страшно, что главное — не сдаваться и двигаться вперед. Их танец — это громкое заявление о себе и своих намерениях. Их танец — это страсть к делу, охватывающему их кольцом невероятных эйфорических чувств. Сегодня они точно не проиграют — они выгрызут свое место, заслуженное, честное среди других, они пройдут этот этап, что бы им это ни стоило.
Семьдесят пять команд выступило, показало свои выступления, но останется всего двадцать. Лучшие из лучших пройдут дальше и будут бороться за титул чемпионов уличных танцев, за титул королей, за уважение и признание, за приз в немалую сумму долларов. Сегодняшние судьи — это именитые известные танцоры, имеющие огромный опыт и далеко не первый раз выступающие в этой роли. От их голоса зависит дальнейшая судьба команд и их развитие, от их непредвзятого мнения и профессиональной оценки. Ведущий берет листок из рук судей и пробегает глазами, улыбается игриво и выходит на середину сцены.
— Итак, вы готовы узнать, кто пройдет дальше и будет рвать свои задницы? Ведь с каждым новым этапом будет все сложнее и сложнее, сосункам и нытикам здесь точно не место, — издевается альфа, выхаживая по паркету, смотря в глаза участникам и зрителям. Парень начинает объявлять команды, прошедшие во второй этап.
Пока «BT1» среди них нет.
— Я же говорил присоединяться ко мне, — неожиданно звучит у самого уха Юнги. Омега резко оборачивается, оказываясь лицом к лицу с Чжухоном, чья команда уже была объявлена.
— Мы пройдем, а свои предложения засунь в задницу, — грубо говорит Юнги, отворачиваясь, но ощущая на себя горящий прожигательный взгляд старшего Ли, скрестившего руки на груди. Минхо подлетает к Тэхену, кусающему в волнении губы, следящему за ведущим в ожидании.
— Тэхенни! Я и не знал, что ты танцор! Какая приятная неожиданность! — младший Ли радостно улыбается, вызывая у Юнги отчаянный писк и вопрос, откуда они знают его брата. Хосок пытается проигнорировать высказывание Минхо, но все равно бросает на альфу недружелюбный взгляд.
— Неужели мы, — Чимин не хочет озвучивать пролетевшую молнией в голосе мысль, надеясь, что его догадки не сбудутся. Блондин в неверии кусает губы, отрицая сам факт, что все усилия, вложенные в общее дело, будут напрасны, что они недостойны даже первого этапа. Чимин думать не хочет, что они второсортные неудачники, неспособные пройти отбор, что им нет места среди других команд, что они никто и звать их никак. Омега переводит взгляд на Чонгука, на чье лицо легла тень хмурости и серьезности, что ему совсем несвойственно. Парень становится ближе, обхватывает шершавую крупную ладонь, переплетая их пальцы и сжимая крепко, ища в нем силу и опору, на которую всегда можно положиться. Чимин видит беспокойство и напряженность в глазах всей команды, осознающей, что не смогли выложиться на все сто процентов. И что они упустили, что пошло не так, что стало причиной их неудачи? Если они сейчас не пройдут, то все будет кончено. Никто не готов признать поражение, никто не хочет оступаться, никто не желает принимать эту данность. Осталось всего пять команд. Обстановка накаляется, кажется, что воздух становится горячее из-за тяжелого дыхания и учащенного ритма всех присутствующих. Юнги покусывает костяшки пальцев, нервничая так, словно сейчас решается его дальнейшая жизнь, а присутствие позади Чжухона совсем расшатывает все его состояние. Сокджин прижимается к Намджуну, уткнувшись в мощное плечо, стараясь унять неконтролируемую дрожь по всему телу. Лалиса стоит со скрещенными руками, облокотившись на обнимающего ее Джексона, совершенно не понимая, какого черта их до сих пор нет в списке. Она злится, а злая женщина — опасная женщина. Хосок пытается сохранять самообладание, но получается с трудом, ведь на нем была огромная ответственность за дух всей команды. Похоже, что он снова не оправдал возложенное на него «лидер». Все замирают, затаив дыхание, ведь остается последняя двадцатая команда.
— И последнее место на сегодня — «BТ1»!
Каждый из них облегченно выдыхает.
