— Да что случилось? — спрашивает Чонгук, бросая спортивную сумку на пол.
— Ничего, — продолжает беситься Намджун, открывая бутылку воды и делая несколько жадных глотков.
— Врешь, — хмыкает недовольно в ответ альфа, доставая из сумки кроссовки, и, вскинув голову вверх, смотрит с прищуром хитрым на Джуна, развязывающего эластичный бинт с рук. — Сокджин?
Чонгук попадает точно в цель. При имени омеги Намджун напрягается весь, замирая истуканом, челюсть поджимает, будто еще секунда — и взорвется вулканом, к херам все разнеся вокруг. Младший изгибает заинтересованно бровь, оглядывая друга с головы до ног, и кривит губы в нехорошей усмешке.
— Кого-то жестко продинамили? — Чонгук плюхается на пол пятой точкой, сгибая колени и укладывая на них локти, глядит сквозь отросшую челку и тихо насвистывает. Чонгук кожей ощущает, как вокруг сгущается воздух, тьма окутывает пространство и вот-вот случится то, что так редко с Ким Намджуном случается.
— Да пиздец! — альфа комкает бинт и швыряет его в стену с такой злостью, что Гуку хочется от радости в ладоши захлопать и завопить. — Меня так бесит вся эта ситуация, так бесит, что хочу кому-нибудь набить морду, прямо не могу!
Чонгук, честное слово, держит себя из последних сил, чтоб в голосину не заорать от этого бешеного неконтролируемого Намджуна, которого можно увидеть слишком редко да практически невозможно, но сейчас его душа обливается блаженным бальзамом.
— Какая? — невзначай вбрасывает Чон, скрещивая ноги в позе по-турецки.
— Ты же знаешь, что у Сокджина есть парень? Вонхо, кажется, звать, — говорит Намджун, зорко и пристально смотря на Чонгука, который под таким взглядом старшего тушуется и чувствует себя неуютно. Он кивает, подпирая голову рукой. — Так вот, — продолжает Ким, грузно выдыхая, — Сокджин его не любит и вообще с ним быть не хочет, вчера мы должны были встретиться, но он не приехал. Я знаю, что он ездил к нему, чтобы поговорить и наконец-то разорвать эти уничтожающие его отношения, но он не приехал и не отвечает ни на мои звонки, ни на мои сообщения!
— И эта бедная груша страдает из-за этого?
— Чонгук! Сейчас пострадает твое ебало, если не заткнешься!
Альфа поднимает руки в сдающемся жесте, двумя пальцами проводит по губам, якобы закрывая их на замок, и со всей серьезностью и внимательностью смотрит на кипящего праведной злостью Намджуна.
— И самое дерьмовое то, что он мне не разрешает поехать с ним, чтобы быстрее все уладить, и я как идиот слушаюсь, уважая его и его желания! — вспыхивает ярким огоньком Ким, запуская руку в волосы и сжимая их сильно, будто в следующую секунду вырвет к чертям.
Чонгук громко присвистывает, замолкает также быстро, натыкаясь на взгляд старшего.
— Это любовь, чувак, наверное, — пожимает плечами Чонгук. — Я не шарю, лучше поговори об этом с Хосоком.
— Все время забываю, что от тебя толку как от погасшей спички, то есть никакого, — презренно фыркает Намджун, поворачиваясь спиной к другу, совершая фатальную на сегодняшний день ошибку.
Чонгук — хороший друг, а еще он хорошо умеет давать по ебалу вне зависимости от обстоятельств. Альфа резко соскакивает с пола, не завязав кроссовок, запрыгивает на спину Джуна, окольцовывая ногами торс, одной рукой — шею, а второй, зажатой в кулак, неслабо бьет в бок, активизируя Намджуна и его инстинкты самосохранения. Чонгук крепче сжимает ноги, чтобы не позволить скинуть себя, но Ким — ненормальный и долбанутый совсем — делает неожиданный шаг назад, хочет повалиться вместе с ним на спину на пол. Чон в последний момент успевает спрыгнуть и отойти.
— Ты же понимаешь, что я тебя не пожалею, малой, — разминает шею Намджун, оборачиваясь на друга.
— Попробуй, — ухмыляется Чонгук, кивая в сторону ринга. — Идем.
Иногда мордобой полезен тем, что может привести в чувства, помогает выпустить пар, отвлекая от посторонних мыслей, ведь все внимание концентрируется на противнике: его движениях, выпадах и ответных ударах, от которых необходимо уклоняться, чтобы не получить разбитый нос или губу. Это именно то, что сейчас делает Намджун, — отвлекается. Спарринг подходит, как ничто другое, выветривая все ненужное и лишнее. Боксерские перчатки приятно жмут, бинты под ними плотно прилегают к коже, не травмируя ее. Альфа выставляет перед лицом руки, делая блок, отшагивая назад, когда Чонгук попадает прямо в предплечье, а после резко опускает одну руку вниз, нанося неслабый удар по ребрам. И когда он стал таким сильным? Намджун искренне удивляется, но в долгу не остается и, сделав выпад, пока Чон открыт, ударяет его в живот, вынуждая отшатнуться. В такие моменты нельзя расслабляться и давать оппоненту время на восстановление от секундой дезориентации — необходимо бить и выводить из строя. Намджун возможность не упускает, альфа ловко наклоняется, делает несколько быстрых ударов по ребрам Гука и сбивает с ног, ударяя младшего Чона по лодыжке. Чонгук тяжело дышит, упирает руку в перчатке в пол ринга, а вторую поднимает вверх, согнутую в локте, говоря о своей капитуляции. Намджун довольно хмыкает, помогая другу подняться с колен.
— Ты держался молодцом, — издевается Джун, стуча по плечу переводящего дыхание Чонгука.
— Да пошел ты, в следующий раз я тебя уделаю, — фыркает Гук, перелезая через ограду и принимаясь снимать перчатки.
— Ты всегда так говоришь, и всегда мы получаем один и тот же результат, — усмехаясь, говорит Намджун, садясь на скамейку рядом с альфой и получая кулаком в плечо.
— Легче? — спрашивает Чонгук, разматывая бинты.
— Легче, — соглашается Ким, подаваясь корпусом вперед и упираясь локтями в бедра, свешивая руки вниз. Намджун правда успокоился; в нем кипела злость и раздражение, готовые было вырваться на близких людей, ведь мы всегда причиняем боль тем, кого любим, кем дорожим. Люди не вымещают ярость и негодование на незнакомцах на улице или в помещении, накапливая ее, а после атомными бомбами взрываются рядом с теми, кто дорог и небезразличен. Люди считают, что имеют право на подобное поведение, но это всего лишь иллюзии и заблуждения. Но это происходит сплошь и рядом в каждом доме, в каждой семье. Намджун таким быть не хочет, он себя так не воспитывал. Однако вся ситуация с Сокджином бесит, бесит, бесит…
— Я собираюсь в Dimple, идешь со мной? — спрашивает альфа, вытирая тыльной стороной ладони пот со лба, и поднимается на ноги.
— Не, — дергает головой Чонгук, завязывая удобнее шнурки. — Вечером у меня свидание с Чимином, — гордо говорит младший.
— Все так серьезно? — изгибает в удивлении бровь Намджун, замечая, как Чонгук смотрит на блондина и с каким трепетом упоминает о нем.
— Слишком, — кивает Гук и ударяет его по плечу, расплываясь в этой своей детской ребяческой улыбке до ушей, способной поднять настроение и прогнать незримые тучи над головой. — Ладно, я хочу потренироваться еще и успеть заехать за цветами.
— Да ты чертов романтик, — Намджун начинает откровенно, бессовестно смеяться над другом, который корчит недовольную и обиженную гримасу, махая на прощание и удаляясь к тренажерам, напоследок показывая средний палец. Старший альфа закатывает глаза, кивком головы прощается с хозяином спортивного клуба и, взяв рюкзак, лежащий около стены, идет переодеваться. Сегодня он проведет вечер в лучшем месте Нью-Йорка, занимаясь тем, что любит больше всего на свете, — танцевать так, словно тебя никто не видит, танцевать так, словно в последний раз.
В Dimple, как всегда, шумно, многолюдно, весело. В музыкальных битах растворяются все невзгоды, в танцевальных движениях забываются проблемы. Намджун попадает в свою стихию, ощущая себя рыбой в воде, ловко лавируя в безудержно сильном потоке. Альфа кивком головы приветствует знакомых, машет кому-то рукой в толпе и останавливается возле барной стойки, опираясь на нее корпусом. Джун постукивает пальцами по деревянной поверхности, отбивая ритм популярного трека, и расплывается в широкой улыбке, что с ямочками на щеках, когда к нему подходит бармен, с которым он знаком не первый год.
— Ты сегодня один, что ль? — спрашивает парень-бета, вытирая руки полотенцем. — Тебе как всегда? — играет бровями, улыбаясь.
— Не, — выдыхает Намджун, поворачивая голову вбок, где в конце барной стойки несколько омег кокетливо подмигивают ему, покачивая бедрами в такт музыке. Если бы такое происходило до встречи с Сокджином, то альфа повелся бы на их красоту и непринужденное поведение и отлично провел бы время в веселой расслабляющей обстановке, но… все мысли Намджуна сосредоточены вокруг одного человека, наполнившего его сознание до краев, поселившегося в душе нежным существом, которое альфа хочет любить, оберегать и о котором хочет заботиться. Намджун не относится к той категории людей, что легко привязываются к кому-то и тотчас считают этих людей друзьями, нет. Альфа недоверчивый, достаточно скрытный и слишком хорошо разбирающийся в психологии людей, что позволяет ему быстро разложить их в своей голове и понять, стоит ли иметь с ними дело. Намджун вырастил себя сам. У него не было семьи, родителей, сестер и братьев, которые могли бы помочь с советом или поддержать, подставить крепкое плечо или утешить. Намджун рос один, воспитывал и закалял характер и свою личность в трудностях, сложностях, падениях и взлетах, став тем, кто он есть сейчас. Намджун доволен собой. Он правда считает себя вполне достойным человеком, который способен справиться и преодолеть любые препятствия, подняться на ноги с колен и помочь это сделать тому, кто в этом нуждается. Намджун — борец, который ни за что и никогда назад не повернет. Только вперед. Альфа, качнув головой, уводит взгляд от омег, показывая свое равнодушие и полную незаинтересованность. Он покачивает головой под музыкальные биты и постукивает ногой, скользя взглядом по танцующим, загораясь желанием с кем-нибудь посоперничать и устроить баттл. Намджун оборачивается лицом в зал, замирая в недоразумении. Среди толпы, натягивая капюшон на лицо, скользит сгорбленная фигура в розовой толстовке, которую альфа узнает из миллионов, потому что лично подарил ее. Все остальные растворяются, становясь безликими, кроме одного человека, способного заменить всех других. Ким, оттолкнувшись от стойки, идет к нему, не обращая внимания ни на кого другого. Он оказывается позади, чувствуя, как омега вздрагивает, неспешно поворачиваясь.
— Намджун? — тихо произносит парень, размыкая удивленно губы.
— Ты игнорируешь меня третий день, — грубо говорит альфа, нависая над Сокджином и глубоко вдыхая воздух между ними. Так ярко и остро может пахнуть только предтечный омега, на которого практически не действуют принятые подавители.
— Я должен объясняться? — хмыкает Джин, а альфа вряд ли ожидал такого резкого ответа.
— Хорошо, — Намджун наклоняется к самому лицу омеги, выдыхая ему прямо в губы, — я вызываю тебя на баттл, — усмехается парень и, обойдя Сокджина, устремляется в центр танцпола, подмахивая руками, чем начинает заводить толпу.
— Намджун! — успевает крикнуть в спину альфы брюнет, понимая, что отказаться от брошенного вызова не может, иначе не избежать позора. Омега стягивает капюшон и выдыхает, смотря на альфу, явно пребывающего не в настроении. Разве он мог поступить по-другому? Сокджин прикусывает губу, ощущая, что Джун на него злится. Да, возможно, он имеет на это полное право, но какого черта он вытворяет в данный момент, чего он хочет добиться? Извинения? Раскаяния? Джин их принесет, вот только сначала баттл выиграет. Откуда в нем появилось так много уверенности, трудно сказать, но тот факт, что сейчас он не хочет проигрывать Намджуну, очевиден. Они выходят в импровизированный круг, созданный людьми. Сокджин знает, что он неидеальный, со своими тараканами в голове и грузом огромных проблем, но почему сейчас ему стало так обидно из-за резкого холодного тона альфы, который, кажется, тоже обижается..? Омега фыркает себе под нос. Если Намджун хочет так решить сложившуюся проблему, то Джин не против. Ему меньше всего хочется разговаривать и выяснять отношения, ведь танец может сказать намного больше. Сокджин переживает непростое время, когда впервые за двадцать лет жизни может самостоятельно принимать решения и постепенно вырываться из созданного отцом кокона, в котором заточил его. Сокджина ломает и разрывает на части, его бросает из крайности в крайность, в нем бушуют эмоции и противоречивые чувства, словно его без остановки потрошат. Да, приезд старшей сестры явно пошел ему на пользу, а еженедельные сеансы с психотерапевтом однозначно дают плоды. Пусть Хьон пытается все контролировать, но за Джином — Бора и Лиен, а еще Том, Макула и, как ни странно, Намджун. Хоть с последним произошли разногласия и недомолвки, но Сокджин почему-то слишком сильно уверен в нем. Музыка на секунды становится тише, а громкий голос диджея оглушает пространство клуба:
— Вечер обещает быть жарким! Сокомандовцы становятся соперниками, ух, — почти радостно восклицает альфа, вызывая ухмылку на лице Джуна, а взгляд, в котором молнии сверкают, устремлен прямо на омегу.
— Лакомка, — нежно зовет Сокджина альфа, а на губах дерзкая самодовольная улыбка, — уступаю красотулям, — и подмигивает игриво, заставляя Кима нахмуриться. — Момент здесь и сейчас, помнишь?
Сокджин прикрывает глаза. Танец — это искусство самовыражения. Это способность показать свои чувства, не прибегая к словам, выразить все, что накопилось, что беспокоит и не дает свободно жить, вдыхая полной грудью воздух. Танец Сокджина — это боль, отчаяние, истерзанная душа, пытающаяся отыскать дорогу на своем пути. Омега танцует искренне, с полной самоотдачей, оставляя частичку себя на танцполе, что чувствует каждый находящийся здесь. Его движения уверенные, плавные и красивые, но в то же время резкие, под стать уличным танцам и баттлам. Джин оказывается перед лицом застывшего от изумления альфы, завороженно наблюдая за ним. Ким делает выпад вперед, импровизируя удар грудной клеткой, и вздергивает головой, прищуривая глаза.
— Бросаешь мне вызов, лакомка? — усмехается Намджун, пребывая в диком восторге. Честно, альфа прямо сейчас б впился в губы Сокджина страстным поцелуем, чтобы показать всем, кому принадлежит омега.
— Только попробуй поддаться, — фыркает омега, смотря исподлобья и дыша сорванно, пытаясь восстановить дыхание.
— Даже не думал, — ехидно говорит Намджун и, взмахнув руками вверх для раздразнивая толпы, начинает танцевать дерзко и импульсивно. Намджун не боится экспериментировать в танцах, его прозвали «камикадзе». Вообще с японского языка это переводится как «божественный ветер», но все привыкли ассоциировать это слово с чем-то самоубийственным, сумасшедшим и невозможным. Но так и есть: для Намджуна невозможного не существует. Альфа всегда танцует так, словно в последний раз, вкладывая всего себя, танцуя каждой клеточкой тела. Энергетика, исходящая от Намджуна, мощная и неуправляемая, и, наверное, никто, помимо братьев Чон, не способен так заряжать толпу, как это делает он. Танец Джуна можно ассоциировать с огнем, с ярким пламенем, дотронься — сильно обожжешься, но энергия, что накроет с головой, ни с чем не сравнима. Люди, сталкивающиеся с альфой — даже на короткое мгновение, — чувствуют его жизненную силу, которая может изменить мир. Вот только менять что-то он не намерен. А еще Намджун не собирается отдавать победу омеге только потому, что чертовски влюблен в него, нет, не в этот раз. Альфе слишком интересно увидеть, чему научился омега за то время, когда стал частью команды. Сокджин — действительно талантливый танцор. В нем заложен огромный потенциал, а с той невероятной упорностью, вкладываемой во все, за что берется, омега пойдет далеко, только в себя поверит и поймет, что сможет достичь всего, чего пожелает. Намджун в него искренне верит, поэтому ни на секунду не поддается. Альфа с легкостью делает сальто назад, приземляясь на две ноги, покачиваясь и колко подмигивая Джину, мило морщащему носик.
— Вы только посмотрите, что творит этот монстр! Не зря его прозвали «камикадзе южного побережья» -полностью оправдывает свое звание, не жалея даже сокомандовцев! Какой же ответ даст миленький Джин-и?
Намджун хмыкает от слащавого голоса ведущего в отношении омеги, но вида не подает. Альфа внимательно наблюдает за Сокджином, рвано выдыхающим и только собирающимся сделать шаг вперед, чтобы показать, чего стоит, как резко замирает, обхватывая двумя руками живот. Джун тотчас подлетает к нему, чуть ли не злобно рыча за несерьезное и глупое решение, принятое омегой, приехать в Dimple в таком состоянии.
— Оу, похоже, что баттл отменяется, расходимся, друзья! — выпаливает диджей, получая раздраженный взгляд Намджуна, поджимая губы и качая головой, мол, нехорошо.
Альфа уводит Сокджина из толпы, провожающей их негромкими «ууу». Но Киму дела до них нет. Все, что имеет значение, все, на чем сконцентрировано его внимание, — это, сука, скулящий омега, чей запах усилился в сто крат. Как не потерять рассудок, как не сойти с ума от яркого сладко-кислого запаха, разливающегося в пространстве и просачивающегося в поры, одурманивая. Джун стискивает зубы до скрежета эмали, выдыхая грузно, пытаясь через раз делать короткие вдохи, пока они не окажутся на улице. Намджун держится на честном слове, чтобы не сорваться и не наброситься голодным зверем на омегу, раскрасневшегося и желанного. Альфа слишком сильно его уважает, уважает его желания и все, что он говорит, но пора уже взять ситуацию под свой контроль и позволить Джину наблюдать со стороны. Как только они оказываются на улице, Намджун делает глубокий протяжный вдох, в котором смешаны запахи пыльной дороги, надвигающегося дождя и кислого лимона, и последний вязко оседает на языке. Танцор крепко держит за талию омегу, едва стоящего на ногах и до сих пор не сказавшего ни слова. То ли стыд и вина, то ли Джин просто мало соображает во всем, что сейчас происходит, цепляясь за плечи альфы. Они добираются до желтого мустанга, и Намджун усаживает на переднее сиденье несопротивляющегося парня, который хватает его за футболку и, притянув к лицу, неожиданно целует.
— Блять, — цедит сквозь зубы Ким, отстраняясь и захлопывая дверь, и обходит тачку с передней стороны, останавливаясь на секунды прежде, чем сесть внутрь. — Возьми себя в руки, не смей его трогать, как бы он ни умолял и ни просил, — мантрой повторяет альфа, садясь за руль. Салон наполнен ароматом Сокджина, успевшим, кажется, просочиться в каждую щелку и угол. Похоже, жизнь решила знатно над ним поиздеваться. «Не смотри, не смотри, не смотри», — умоляет себя мысленно Ким, заводя двигатель, надавливая на педаль газа, срываясь с места. Можно ли назвать Намджуна сильным и волевым в сложившихся обстоятельствах? Да, наверное, можно. Альфа периферическим зрением улавливает копошение омеги, что снимает толстовку, комкает ее в валик и подкладывает под живот, сгибаясь пополам.
— Зачем ты в таком состоянии вообще куда-то выперся? — рычит Намджун, бегло глядя на Сокджина.
— Тебя забыл спросить, — фыркает омега, сжимаясь сильнее от очередного спазма.
— Ты меня провоцируешь, — не спрашивает — утверждает альфа, следя за дорогой.
— А может, я нарочно? — Джин мычит сквозь сомкнутые губы, зажмуривая глаза. — Больно, — то, каким голосом это произнесено, вынуждает танцора сжать руль так сильно, словно обтянутая кожа руля может порваться от давления.
Намджун прикусывает губы до боли, до появления красных отметин на них, ибо терпеть невозможно. Омега на соседнем сиденье хныкает, безостановочно молит, скулит, ерзает, без конца извиняется, вот только за что -непонятно. Альфе стоит колоссальных усилий не послать все к чертовой матери и не остановить машину, забить на мораль и голос совести, трахнуть омегу прямо на заднем сидении, ведь он даже слова против не скажет: рассудок Джина уже помутнен. Дорога кажется вечностью, объекты за окном становятся расплывчатым пятном. Джун все время тянется к омеге, хочет прикоснуться к нежной коже, провести по ней пальцами, ощутив ее тепло, но одергивает себя, скрипя зубами. Альфа паркует автомобиль в одном из дворов, заглушая двигатель, совершенно не зная, верно ли поступает. Никогда нельзя сказать, правильным или неправильным был поступок, пока просто его не совершишь, шагнув в неизвестность. Намджун не повез омегу домой. Он привез его к себе. Ким снимает небольшую квартиру-студию в Бронксе у одного товарища, который сдает ее ему за небольшие деньги, а взамен альфа сводит с нужными ему людьми, ведь самых разных знакомств у Джуна полно. Выгодное сотрудничество. Танцор вытаскивает парня из машины, стараясь не обращать внимания на мокрые пятна на сидении. Хорошо, что кожа, отмыть труда не составит, но вот из памяти не сотрется. Намджун подхватывает Джина на руки, к себе прижимает, носом утыкаясь во влажную шею, на которой хочется оставить россыпь своих меток. Он, наверное, правда очень волевой человек, раз продолжает держать своего альфу под контролем. Он заходит в лифт, резко опуская и прижимая омегу к стенке, подцепляет его подбородок и приподнимает кукольное личико, цокает и шлет нахуй все установки, принципы и законы чести. Намджун его целует, похоже, Сокджин против ничего не имеет. Альфа целует далеко не нежно и ласково, как делал это в последний раз на крыше, — он целует горячо, страстно, с нотками безумия и легкого отчаяния. Джин потрепал ему нервы знатно за те два дня, что не отвечал на его звонки и сообщения, за то поведение в клубе, пусть оно дико непривычно и невероятно заводит, но, блять, так просто ему не отделаться. Альфа целует, обводя языком кромку зубов, скользит по верхнему небу, цепляет кончиком языка чужой влажный язык, переплетая их. Намджун выдыхает в чужой податливый рот, проводит руками по бедрам и сжимает их, чувствуя, как дрожит тело омеги от его прикосновений. Он усмехается в губы Джина, цепляющегося за плечи альфы и подмахивающего бедрами ему навстречу. Лифт останавливается на восьмом этаже, и Джун подхватывает омегу на руки под ягодицы, который, не теряясь, скрещивает лодыжки на его спине.
— А ты куда развратнее, чем кажешься на первый взгляд, — произносит Ким, лукаво улыбаясь. — Или это течка так влияет на тебя? — продолжает альфа и открывает ключом студию, занося самую ценную ношу внутрь.
— Отстань, — тихо говорит Сокджин, утыкаясь носом в изгиб, где шея переходит в плечо, и делает глубокий судорожный вдох. Запах Джуна опьяняет, кружит голову, все тело тянется к альфе, хочет ощутить его грубо-нежные прикосновения, вкус губ на своих губах, хочется быть рядом, дышать одним воздухом на двоих, хочется, хочется, хочется… Омега недовольно скулит, когда Намджун отпускает его, усаживая на край двухместной кровати, и сам опускается на колени меж разведенных ног. Сокджин готов разрыдаться от бурлящих внутри него чувств, когда он смотрит в глаза альфы, в которых бескрайний океан плещется, и в нем хочется затеряться, бесконечно его исследовать. Намджун так красив в приглушенном искусственном свете ламп, так красив, что омега тянет руки, прикасаясь кончиками пальцев к теплой щеке, проводя по ней, глухо выдыхая. Если бы не ранее выпитые таблетки, то он, наверное, не соображал бы ничего, бессовестно стонал бы и хныкал, умоляя трахнуть его, но он вполне в себе, отдавая отчет своим действиям. Сокджин наблюдает, как альфа перехватывает руку, принимаясь покрывать ее поцелуями, не оставляя без внимания ни один пальчик. Его кроет неистовыми волнами пробирающего до костей удовольствия. С Вонхо так никогда не было, никогда не будет. Сокджин в ощущениях теряется и растворяется с каждым новым поцелуем, трепетным касанием горячих губ к коже.
— Ты так прекрасен, — шепчет альфа, переворачивая руку омеги и целуя запястье, вдыхая сладкий запах, где он слышится ярче, чем в других местах. — Самый красивый, — еще поцелуй чуть выше запястья, — самый великолепный, — оставляет поцелуй на середине предплечья, а после усыпает мелкими невесомыми поцелуями миллиметр за миллиметром. — Ты любишь, когда тебя хвалят, да? — Намджун хитро смотрит на него и запускает руки под толстовку, вызывая дрожь по телу омеги. Альфа аккуратно приподнимается и укладывает Джина на кровать, подцепляя края толстовки, потянув вверх, снимая ее и откидывая в сторону. Перед его глазами лучшая картина из всех виданных им: Сокджин лежит, распростертый на его постели, горячий, раскрасневшийся и такой желанный, что какая нахуй трезвость, рациональность и адекватность, если они все по швам трещат, лопаясь к чертям собачьим? Да и как устоять? Как не поддаться соблазну, когда перед тобой течный омега, чей запах действует на сознание так, как никакой наркотик? И самое важное не какой-то омега с клуба, улицы или кафе, с которым интрижка на одну ночь, а тот, что сердцу важен, тот, кого нестрашно любимым назвать. Намджун откровенно им любуется. Алебастровая кожа, впалый живот, выступающие ребра — картина на миллион, век смотри — не насмотришься. Альфа наклоняется к лицу омеги, опираясь руками с обеих сторон от его головы, и выдыхает в приоткрытые губы. И в глазах Сокджина такое доверие, такая открытость, что Намджуну впору застрелиться прямо здесь и сейчас, вырвать свое сердце и вложить в его руки. Он целует медленно, неспешно, растягивая наслаждение, и его руки скользят по ребрам, опускаются ниже, обводя живот и бока. Альфа расстегивает пуговицу на джинсах и молнию на них, хватает за края, цепляя нижнее белье, и тянет вниз. Омега приподнимает бедра для удобства, позволяя стянуть с себя сейчас такие ненужные вещи. Сокджин рвано выдыхает, поворачивает голову набок, прикусывая губу, его щеки заливает багровый румянец, такое искреннее смущение, что Намджун просто не верит в реальность происходящего. Сколько раз он представлял себе подобное, но и помыслить не мог, что настоящее окажется таким невероятным.
— Ты потрясающий, — говорит негромко альфа хриплым голосом, наклоняясь к повернутому лицу омеги, целует висок, спускаясь губами ниже к углу челюсти, еще ниже, начинает покрывать дорожкой поцелуев изгиб шеи, срывая с губ парня тихие стоны. — Боги, — и Намджун засасывает тонкую кожу на ключице, оставляя красную отметину, которая к утру расцветет сине-фиолетовым узором. Он делает так еще раз по ходу от ключицы к яремной вырезке и языком проводит от впадинки вверх по кадыку к подбородку, снова утягивая омегу в сладкий поцелуй. Альфа посасывает нижнюю губу, оттягивая слегка, после вновь припадает к губам, проводя по ним языком. Танцор отрывается от губ омеги и начинает спускаться цепочкой поцелуев ниже к груди, останавливаясь у левого соска, горячо выдыхая.
— Намджун, — омега судорожно выдыхает, выгибаясь в спине, и альфа протаскивает под нее руку, обхватывая тонкую талию. Ухмылка с лица Кима не сходит. Он начинает языком играться с бусинкой соска, перекатывая меж зубов, облизывает, посасывает, прикусывает, после вновь зализывает. Сокджин в его руках дрожит — наверное, Намджун очень плохо человек, но ему так чертовски нравится наблюдать и чувствовать то, как омега под ним распадается на атомы.
— Да, лакомка? — приторно тянет данное им Джину прозвище, который запускает пальцы в волосы альфы, сжимая их у основания.
— Ох… — голос Джина такой высокий и разбитый, что Намджуну впору с разбегу спрыгнуть с моста в Гудзон, иначе он точно свихнется. Альфа просовывает одну руку между их телами, обхватывая ладонью сочащийся предэякулятом член омеги, пальцами проводя по уздечке. Сокджин под ним дергает бедрами, тем самым толкаясь в чужую руку.
— Ты такой нетерпеливый, — эти слова альфа произносит в приоткрытые губы Джина, чьи стоны, наполняющие пространство, становятся лучшей музыкой для его ушей.
— Намджун, ну пожалуйста, — омега откровенно хнычет, а альфа откровенно издевается над ним.
— Что такое, милый? — Джун начинает плавно и неспешно водить рукой по члену парня, дергающегося и извивающегося под ним, — наверное, это самое завораживающее зрелище, которое он когда-либо видел. Его собственный член пульсирует в ответ на то, как развратно и красиво выглядит Сокджин: щеки пылают, губы приоткрыты и опухли от поцелуев, ресницы трепещут, и он весь притягательно прекрасный. Намджун выдыхает: какое самообладание, какая выдержка… все это с каждой последующей минутой рвется по швам.
— Сделай хоть что-нибудь, мне нужно, а-ах, — омега сильнее выгибается, стоит Киму сильнее сжать член и грубо по нему провести. — Намджун, умоляю, — на выдохе произносит Джин, продолжая скулить и хныкать.
— А я ничего не делаю? — удивленно спрашивает альфа, сжимая свободной рукой бедро омеги.
— Недостаточно! — восклицает Сокджин, цепляясь пальчиками за плечи танцора.
— Ты, оказывается, такой капризный, — пораженно говорит Намджун, прикасаясь губами к месту под подбородком, посасывая кожу, оставляя слабую отметину. — Но мне нравится.
Намджун активнее начинает двигать рукой, водит рукой по ребрам, перебирая их, целует шею омеги, откинутую назад, получая нереальное наслаждение от разбитых стонов Сокджина.
— Я не капризный, — всхлипывает парень, его грудь вздымается, — а-ах, — он сильнее выгибается в спине, кончая в руку альфе, который, абсолютно завороженный, смотрит на омегу, цепляющегося руками за его предплечья. Намджун еще пару раз проводит по члену Джина и, выпустив из руки, подносит ее ко рту, облизывая пальцы.
— Совсем не капризный, — Намджун смеется тихо и, подтянув омегу к себе и заключив в объятия, мягко целует в висок. Сокджин фыркает, утыкаясь носом в грудь альфы, прикрывая глаза и восстанавливая дыхание. — Такой красивый, — альфа оставляет несколько поцелуев на лбу, — восхитительный, — продолжает шептать комплименты танцор, — самый-самый прекрасный.
— Прекрати, — выдыхает омега, пряча слабую улыбку на груди Кима.
— Неа, — расплывается в довольной улыбке альфа и вновь укладывает омегу на спину, нависая над ним.
— Намджун, — Джин отводит взгляд в сторону, краснея: проясненное на мгновение сознание отчетливо дает понять, что он творит и делает прямо сейчас. Лежит под альфой, что в сердце уголок свой занял и никому его не уступит. Омега ничего против не имеет. Сокджин, наверное, плохой человек, раз, состоя в отношениях, сейчас лежит обнаженный и течный под другим. Омега кусает губы, не смотря на альфу, но ведь сама душа и разум хотят быть только с ним… Разве он поступает неправильно или нехорошо? Джин выдыхает. Ушедший на короткое время жар снова заполняет тело, обхватывая каждую клеточку тела. Его вновь накрывает. Он начинает ерзать на кровати, ластиться к альфе и тянется пальчиками к футболке, но Джун перехватывает его запястья, не давая этого сделать. Танцор опять нависает над ним, прижимая руки омеги к матрасу.
— Держи их тут, — хрипло произносит альфа и сам снимает с себя футболку, оставаясь в джинсах, рваных в нескольких местах. Намджун его сегодня не трахнет, как бы ни хотел, как бы сильно ни просил омега, но не сегодня. Он знает, что мучает себя, играется с собственными нервами, проверяет свою стальную выдержку, но омегу в таком состоянии не трахнет. Потом. Сокджин сам его попросит, но сейчас альфа хочет только ублажать и удовлетворять. Вообще Намджун относится к тому типу любовников, которые к собственному удовольствию относятся как к чему-то второстепенному, и если его партнер счастлив и доволен в эти самые минуты их времяпровождения, то счастлив и доволен сам альфа. И омегу хочется бесконечно слушать, а еще смотреть, трогать, держать за руку и долго целовать, хочется просыпаться с ним в одной постели, обнимать по утрам — он все это хочет именно с Ким Сокджином. Ни с кем другим. Наверное, это и есть самая настоящая любовь, ведь ее невозможно объяснить, она разжигается внутри ярким огнем, чтобы потушить который, надо очень-очень постараться. Намджун проводит ладонью по бедру парня, раздвигающего их больше в сторону, давая ему удобнее наполнить пространство между ними. Альфа начинает покрывать поцелуями коленку, скользит губами по внутренней части бедра, слегка покусывая нежную кожу, но когда большой палец Намджуна потирает проход, то его самого практически накрывает от разбитого высокого возгласа омеги. Танцор утыкается лицом в живот Джина, оставляя поцелуй под пупком. Благодаря естественной смазке, которой так много, что она стекает по пальцам на ладонь, кружа голову своим запахом, два пальца без труда проникают вглубь. Омега дрожит, комкая и сжимая руками простыни.
— Боже, — скулит Сокджин, насаживаясь на пальцы. Намджун двигается в неспешном ритме, целуя живот, выступающие тазобедренные косточки, боясь пропустить хоть миллиметр безупречной кожи.
— Ты невероятен, — шепчет комплименты альфа, продолжая свое увлекательное занятие, дразня омегу еще сильнее.
— Намджун, пожалуйста… — отчаянно стонет брюнет.
— Что? — усмехается Ким.
— Быстрее!
— Хах, — выдыхает альфа, добавляя третий палец, относительно легко проникающий внутрь со всеми остальными. Он двигает ими достаточно быстро, а после сгибает, задевая простату, отчего Сокджин выгибается до хруста в позвонках. Омега хаотично шарит руками, пытаясь дотянуться до альфы, который улыбается, наблюдая за каждой эмоцией на лице Джина, за каждой реакцией его тела. Фантастика. Намджун знает, как его «добить». Альфа целует внутреннюю часть бедра парня, второй рукой берет за основание члена омеги и дует на головку, чуть ли не мурча в ответ на разрушенные стоны младшего. Намджун на пробу обводит языком головку, обхватывает плотнее губами и всасывает в рот, перекатывая между щек. Он продолжает активно работать пальцами в омеге, с новым толчком погружая их глубже и выкручивая таким образом, что Сокджина трясет, словно в лихорадке. Намджун сосет, втягивая щеки, создавая вакуум и затягивая еще сильнее, пока головка не прикоснется к задней стенке глотки. Он держит так член некоторое время, потом со смачным звуком выпускает изо рта. Альфа облизывает губы, начиная интенсивно дрочить и двигать пальцами быстрее, пока стоны не переходят в неконтролируемый высокий скулеж и рваные вздохи. Сокджин бурно кончает, пачкая руку альфы и свой живот. Его бедра сильно дрожат, грудь вздымается быстро, приоткрытые губы ловят ртом воздух — наверное, Намджун от такой картины может сойти с ума, если уже не сошел. Танцор улыбается, с восторгом наблюдая за тем, что происходит с омегой, и решает окончательно его вымотать, хотя бы на время. Альфа берет в рот еще не обмякший член и начинает увлеченно работать ртом, ощущая, как цепляются ноготки омеги за его плечи, как он слабо пытается отпихнуть его, как в судорогах дергается тело… Намджуну не надо много времени, чтобы довести Джина до еще одного оргазма. Он вылизывает досуха член, после покрывая поцелуями тело дрожащего омеги, поднимается наверх к его лицу, замирая. Сокджин безупречно красив, настолько, что рябит в глазах и становится больно, неужели он правда не видит, насколько прекрасен и невообразимо красив.? Намджун хочет раскрывать его и преображать каждую секунду, минуту и день. Альфа целует лицо, щеки, скулы, уголки губ, говорит бессмысленные влюбленные нежности, осыпая ласковыми прозвищами. Дыхание омеги выравнивается, его глаза устало закрываются, но он все равно тянется руками к Намджуну, обвивая шею и прижимаясь к нему, словно ища свою безопасную гавань. Альфа чувствует, как под ним расслабляется Джин, засыпая. Он сползает с кровати, накрывая омегу одеялом, и понимает, что собственное возбуждение болезненно давит на так и не снятые джинсы. Намджун, выдыхая, падает на стул, упираясь локтем в колено и запуская пальцы в волосы. Дрочить на спящего Сокджина как-то совсем неэтично. Он встряхивает головой, отгоняя идиотские мысли, и тянется за оставленным на тумбочке телефоном. Альфа набирает номер — через два гудка раздается знакомый голос.
— Бора, пожалуйста, забери его, иначе я сойду с ума, — с нотками странного отчаяния произносит Намджун.
— Скидывай адрес, — спокойно говорит девушка.
Намджун кладет трубку и пишет адрес, кладет телефон обратно и, встав со стула, возвращается к кровати, садясь на край около головы омеги. Альфа убирает пряди волос назад, фантазируя об их совместном будущем. Он представляет, как Сокджин ходит по их дому в его вещах, рассказывая всякие глупости или обсуждая какие-нибудь философские темы. Намджун правда мечтает обо всех этих вещах, он столько всего хочет вместе с Сокджином, он хочет быть вместе с Сокджином. Это не помутнение рассудка и не наваждение. Это любовь. Он влюблен окончательно и бесповоротно.
***
В приглушенном свете танцевальной студии две фигуры стоят лицом к зеркалу, ожидая начало трека. Они спокойно, размеренно дышат. Когда раздаются первые музыкальные звуки, они начинают двигаться. Каждый — в своем индивидуальном стиле, ловя ритм, но со стороны все их взмахи руками, шаги и движения плавно перетекают из одного в другое, создавая целостную танцевальную постановку. Пусть их движения настолько разные, некоординированные и спонтанные, они чувствуют друг друга, подстраиваясь друг под друга, становясь единым неразрывным целым. Они ощущают друг друга на каком-то никому не ведомом уровне — это настоящая химия, искра. Будь у них зрители, они восхищенно смотрели бы за их страстным огненным взаимодействием. Сейчас их танец — это чистая импровизация, помогающая высказать невысказанное, облачить душу и раскрыть сердце, ведь, танцуя прямо здесь и сейчас вдвоем, в пустом зале, они раскрывают друг другу свои чувства. Хосок пораженно следит за омегой, сладко ухмыляющимся в ответ в зеркальном отражении и резко останавливающимся, чтобы в следующее мгновение, когда альфа окажется близко к нему, развернуться и без предупреждения и запрыгнуть на него. Чон подхватывает его под бедра, подкидывая немного выше, пока Тэхен удобнее перехватывает его за шею, сцепляя руки в области своих локтей. Хосок особо долго не размышляет — он его целует, впиваясь жадно, голодно в вишневые губы, податливо раскрывающиеся навстречу. Целовать Ким Тэхена — это ни с чем не сравнимое удовольствие, это настоящий кайф, что струится по венам, разливая нереальное наслаждение по всему организму. Губы Тэхена мягкие, нежные, их запах кружит голову и оседает на языке кисло-сладким вкусом. Хосок переплетает их языки, сцепляет, хозяйствуя в чужом рту. Тэхен открывается ему с каждым новым днем, с каждой новой минутой, проведенной вместе. Хосок замечает, как постепенно омега рядом с ним сбрасывает многослойную броню, с помощью которой защищается от этого мира. Тэхен раскрывается, показывая свои новые необычные грани, удивляя альфу все больше и больше. Да, старший Чон самую малость счастлив, что рядом с ним омега не боится быть собой. Тэхен оказывается очень заботливым, подмечающим множество мелочей и любящим делать сюрпризы-подарки для других людей. Несмотря на свою безумную энергичность и живность, омега любит подолгу поваляться в постели, посмотреть видеоролики на ютубе и покапризничать, пока Хосок пытается вытащить его из кровати, и у кого-нибудь другого это выглядело бы слишком раздражающе и бесяще, но у Тэхена это выглядит мило. За последнюю неделю Ким трижды ночевал у альфы, и Хосок готов с твердой уверенностью сказать, что так комфортно спать ему в чужих объятиях никогда не было. Тэхен будто богами создан специально для него, идеально подходящий по всем параметрам. Хосок, продолжая держать омегу, приседает и опускается вместе с ним на пол, укладывая на спину и не разрывая поцелуя. Альфа отстраняется, заглядывая в чужие распахнутые глаза, в которых пылает самый настоящий огонь похоти и страсти, чувствующиеся в воздухе разряженными частицами. Хосок проводит костяшками пальцев по щеке парня, откровенно любуясь легким румянцем, выступающим на них. Альфа правда очарован. Он вновь целует омегу, улыбающегося и отзывающегося на незамысловатую ласку со стороны Хосока. Честно, альфа может бесконечно его целовать, всю оставшуюся жизнь, каждую чертову минуту тратить на то, чтобы целоваться с Ким Тэхеном. Слишком прекрасно. Хосок отрывается от губ, опираясь руками по обе стороны от головы омеги и с неприкрытым восхищением смотря на него. Наверное, жизнь решила сыграть с ним злую шутку, раз столкнула его именно с этим сумасбродным взбалмошным омегой, своровавшим его сердце, влюбившим в себя. У Хосока были отношения, далеко не одни, но альфа никогда не чувствовал себя так комфортно, легко и уверенно, как чувствует себя рядом с Тэхеном. Рядом с омегой спокойно, нестрашно показаться слабым и не знающим, какой шаг предпринять, ведь он не осудит, не посмеется — только поддержит, иногда без слов, временами не нужных совсем. Еще с Тэхеном никогда не соскучишься. Даже сейчас они сняли рандомную студию на пару часов, чтобы провести время вместе и потанцевать, не думая ни о чем, просто быть, просто наслаждаться минутами, просто жить в моменте. Хосоку сейчас потрясающе хорошо. Тэхен готов поддержать любую идею, готов сорваться куда угодно и когда угодно, за любой кипиш, кроме голодовки и особо опасных противозаконных вещей, но в целом омега будет самым первым, кто выступит за выдвинутое предложение. Эти черты его характера очень нравятся Хосоку. Наверное, даже больше, чем просто нравятся, — он в них влюблен, ведь не каждый день встречаешь человека, который соглашается на любую авантюру. Здесь без шансов.
— Хосок, — негромко произносит Тэхен его имя, кладя ладони на плечи альфы, — наша аренда скоро закончится, и я очень голодный, — дует губы, вставая с пола под тихий смех Чона.
— Есть какие-то предпочтения, куда отправиться? — интересуется старший, кивая на прощание менеджеру студии, сидящему за стойкой, и открывая входную-выходную дверь для омеги, выходя на улицу.
— Хочу что-нибудь жирное и очень неполезное! — довольно говорит Тэхен, закидывая рюкзак на плечо.
— Такой еды у нас на каждом шагу, — пожимает плечами альфа, беря брюнета за руку и переплетая их пальцы. Тэхен от такого жеста смущенно отворачивает голову в сторону.
— Или… — заговорщицким тоном начинает омега, смотря куда-то в сторону.
— Или? — выгибает бровь Хосок, все еще глядя на Кима.
— Или мы можем отправиться к тебе, и ты приготовишь нам вкусный ужин, за который я потом сделаю тебе самый лучший массаж в твоей жизни, — улыбается Тэхен, зная, что Хосок от такого предложения ни за что не откажется. — Кстати, когда у нас следующая тренировка?
— Юнги же писал в общем чате, что хочет собрать всех и что-то показать завтра в обед, ты забыл?
— А, точно, он хочет показать танцевальную студию, которую купил, — спокойно произносит Тэхен, бросая взгляд на Хосока, резко останавливающегося. Омега только сейчас понимает по удивленным глазам альфы, что сболтнул лишнего. — Язык мой — враг мой, — обреченно выдыхает парень, корча страдальческое выражение лица.
— Купил? — переспрашивает неуверенно старший, не моргая глядя на омегу.
— Ну, — мнется Тэхен, прикусив нижнюю губу, — Юнги, он, ну, типо, очень богатый.
Глаза Хосока становятся еще шире.
— Юнги не распространяется об этом, и ты никому не говори! — взмахивает руками Тэхен, понимая, что иногда способен все испортить.
— Я не собирался, — выдыхает Хосок после первой волны потрясения, но он умеет быстро взять себя в руки и включить мозг. — Я как бы в курсе, что ваша семья не бедствует. Самую малость удивлен, — фыркает альфа и вновь возобновляет путь вперед, кивая омеге. Хосок знает, что семья Юнги занимает не последнее место в обществе, а его отец Мин Джихен является главой одной из промышленных компании, чей доход растет с каждым месяцем. Старший Чон знал и знает, что Юнги не бедствует, но он также знает, что омега не пользуется теми привилегиями, с которыми ему повезло родиться. Именно поэтому Хосок удивлен. Альфа бросает теплый взгляд на Тэхена, поравнявшегося с ним и взявшего его за руку.
— Просто ты же знаешь Юнги, он не особо любит говорить обо всем этом, — начинает Ким, опуская взгляд вниз на носки своих кроссовок.
— Я понял, тигренок, — ласково говорит Хосок. — Ты просто немного облажался, — непринужденно добавляет альфа, начиная смеяться.
— Чо?! Чон Хосок, я тебя сейчас покалечу, ты страх потерял?! — вскрикивает Тэхен и, не жалея силы, ударяет старшего в плечо, который «айкает», начиная потирать ударенное место.
— То, что ты готов меня покалечить при любой удобной возможности, я знаю, но сейчас я говорю факты, — Хосок не успевает увернуться, получая неслабый удар в живот, отчего сгибается пополам. — Тигренок, я, конечно, люблю наши садомазохистские игры, но тебе сегодня в постели достанется, — прокашлявшись, говорит альфа, покачивая головой. Тэхен расплывается в кошачьей довольной ухмылке, потому что ему нравится провоцировать Чон Хосока, меняющегося до неузнаваемости в постели. Он становится очень властным человеком, контролирующим абсолютно все, доминирующим и источающим такую звериную ауру, что у Тэхена всякий раз подкашиваются колени и потеют ладошки. Ему дико это нравится… Тэхену, который ненавидит находиться в подчинении, нравится быть кем-то контролируемым, нравится быть во власти Хосока, потому что с ним он чувствует себя в безопасности и защищенным. Никогда ни с кем так не было: ни с омегами, ни с альфами, ни с бетами. Только с Чон Хосоком, и если первое время их знакомства Тэхену действительно было страшно, страшно открыться, довериться другому человеку, то сейчас все совершенно иначе. Тэхену рядом с Хосоком больше нестрашно, ведь альфа показал, как может быть и как должно быть хорошо, уютно и комфортно рядом с человеком, не пытающимся как-то исправить или подавить в нем что-то, а просто принимающим омегу таким, какой он есть. Омега ему за это благодарен.
— Хосок, я хотел спросить, — Тэхен, несмотря на свое развитое любопытство и желание совать нос туда, куда не просят, немного мнется, пытаясь правильно подобрать слова, ведь он старается не лезть в дела и личную жизнь старшего брата. — А ты знаешь что-нибудь об отношениях Юнги и Чжухона?
— Они встречались, — спокойно отвечает Хосок, бросая взгляд на Тэ, изгибая бровь.
— Это-то я понял, просто Юнги особо не говорит со мной о своей личной жизни, — бубнит Ким, в голосе которого прослеживается… обида? Хосок еще больше изумляется. Альфа знает, что Юнги не любитель говорить о себе, своих проблемах, тем более об отношениях и трудностях, сопровождающих их, но чтобы настолько, что даже младший брат ничего не знает… — Я спрашиваю, потому что Юнги в прошлый раз очень остро отреагировал на появление Чжухона, но я не стал нервировать еще больше.
— Они расстались сразу после финала чемпионата.Честно, я не знаю всех подробностей, но Чжухон чем-то очень сильно обидел Юнги-я, — говорит Чон и пожимает плечами, потому что даже если бы он знал, то все равно ограничился бы рассказом, ведь если Мин не говорит об этом, то ему тем более не стоит.
— Я просто переживаю, он же никогда не попросит помощи, даже если будет нуждаться в ней, — фыркает Тэхен, незаметно дуя щеки.
— Я думаю, что с таким братом, как ты, он не пропадет, — ласково улыбается Хосок и, положив ладонь на голову омеге, треплет его волосы.
— Когда ты так делаешь, я чувствую себя маленьким и совершенно непривлекательным!
— Но это же совершенно не так! — недовольно возмущается альфа, не понимая, как Тэхен может выглядеть непривлекательным. — И как тебе такие мысли в голову приходят-то? — выдыхает безнадежно Хосок.
— Вот так и приходят! — возражает омега и шутливо ударяет кулаком альфу в плечо.
— Я останусь инвалидом с тобой, — ноет Хосок, приобнимая своего парня за талию и целуя в висок.
— Я ухаживать за тобой не буду, — цокает Тэхен, но под нежностями альфы в эйфории плавится. Хосок улыбается, ощущая себя таким воодушевленным и окрыленным, ведь для счастливой жизни не так уж много надо, верно?
***
Пак Розанна никогда не причислялась к лику святых, тем более никогда не славилась добротой и мягкосердечностью, поэтому за многие совершенные поступки ей сулит прямая дорога в ад. Розанна не расстраивается, было б из-за чего. Она никогда не стремилась к каким-то высшим идеалам, нимб на голове не носила. Роза достаточно эгоистична в своих целях и любит достигать их, даже если придется переступить через других. Она не побрезгует, совесть ее не замучает. Розэ родилась в семье, где не звучало слова «нет». Девушка получала все, чего только могло пожелать сердце, — сейчас не изменилось ничего, она так же получает желаемое по щелчку пальцев. Мать Розанны — известная киноактриса, а отец — владелец казино. Она росла в роскоши, в окружении лоска и блеска, и деньги не являлись для нее проблемой. Роза посещает самые дорогие салоны красоты, получая лучшие услуги, рестораны, пробуя вкусную еду, и разнообразные мероприятия, попадая на первую полосу газет и новостных сайтов, ведь выглядит она всегда сногсшибательно и красиво. У нее много поклонников, ухажеров, стремящихся завоевать внимание девушки, но главное — надеющихся растопить ее девичье сердце. Розэ неприступна, стервозна и самую малость высокомерна, знающая себе цену и носящая корону на голове, которая ни в коем случае не должна покоситься. Пак любит получать лучшее, любит быть окруженной не только красивыми вещами, но и людьми, а тот самый Чон Чонгук очень красив и горяч, и она б обманула саму себя, если бы сказала прямо противоположное. Она сидит на заднем сидении люксового авто с личным водителем, везущим ее в автомастерскую, в которой оставила свой мерс. Да, возможно, она мелочная, но ее задело, что такой альфа ошивается с Пак Чимином. Раздражает. Роза признает: блондин — достойный соперник во всем, что касается искусства танца, но во всем остальном она явна превосходит его. За их сердца в академии борется много ребят. Как Чимину удалось урвать Чонгука, для нее остается настоящей загадкой. И почему ее так сильно задел сей факт, она тоже объяснить не может. Просто не хочется вот так легко позволять кому-то вроде Чимина быть счастливым и таким любимым просто потому, что он имеет на это право. Бесит. Розанна закусывает губу, наблюдая за людьми через затонированное окно машины, зная, что ведет себя и поступает как последняя блядь на земле. Но раз она ступила на скользкую тропу и решила играть в подобную игру, она отступать не собирается. Бессмысленно пытаться искупить грехи, когда их так много, что хватит на несколько жизней вперед. Омега откидывает голову на кожаную спинку сидения, прикрывая глаза и тяжело выдыхая. Неделя выдалась адская. У нее было несколько съемок для модных журналов и два интервью для ютуб-каналов, специализирующихся на личностях известных людей и приглашающих их побеседовать, но изюминкой на торте стал ужин с родителями, разговор с которыми закончился, мягко говоря, не очень. Она давно не уставала так сильно, что позволила себе проваляться в кровати почти до обеда, восполняя потерянные силы. Возможно, она бы продолжила валяться в кровати за просмотром сериала, но короткое смс-оповещение вынудило поднять задницу. «Ваш автомобиль готов». Ей пришлось потратить полтора часа на сборы, чтобы выглядеть так, словно минуту назад сошла с обложки журнала. Роза выдыхает, постукивая идеальными ноготками по боковой дверной панели, размышляя о предшествующих делах, требующих выполнения.
— Мисс Роза, вас сопроводить… — Но ему не дают закончить предложение:
— Не надо, я сама, ты свободен, — машет рукой девушка, беря сумку-клатч, и открывает дверь машины, покидая ее. Роза окидывает презрительно-недоверчивым взглядом здание автомастерской, замечая периферическим зрением фигуру у входа, смотрящую в экран мобильного. Ехидная улыбка трогает ее губы. Омега с грацией кошки или гибкой змеи подходит к парню, с интересом нагибаясь к лицу, явно нарушая его личные границы.
— Приветик, — улыбается Розанна. — Моя детка готова?
Альфа вскидывает голову, блокируя телефон и убирая в задний карман потертых джинс. Его глаза напоминают беззвездную темную ночь, они такие глубокие и такие красивые, что Розэ невольно бесстыже засматривается на них. В них можно утонуть, раствориться невидимыми атомами. Неудивительно. В них можно влюбиться. Девушка отшагивает назад в тот момент, когда альфа отталкивается спиной от стены, на которую опирался.
— Ага, — кивает Чонгук, — пошли, — скупо говорит парень, направляясь ко входу в мастерскую. Роза хмыкает себе под нос, облизывает губы, следуя за Гуком. Они проходят в помещение, пропахшее запахом машинного масла, резиновыми шинами, мужскими телами и их потом, отчего Роза морщит нос. Чонгук не говорит ей ни слова, идет вдоль других автомобилей, затем резко поворачивает влево и проходит в другой отсек мастерской, напоминающий огромный гараж, в котором в ряд выставлены тачки, скорее всего, готовые к выдаче. Альфа останавливается возле красного мерседеса девушки, разворачиваясь на пятках, и аккуратно бережно проводит рукой по капоту.
— Будет порхать как новенькая, — с легкой улыбкой на губах говорит парень и достает из кармана ключи с брелком в виде розы. Чонгук протягивает их Розанне, которая забирает ключи, расплываясь в кокетничающей улыбке.
— Спасибо тебе за то, что так выручил, — Роза делает шаг ближе к Чонгуку, чуть наклоняя голову набок, и кончиком языка мажет по верхней губе, пытаясь привлечь внимание альфы, явно испытывающего полное безразличие по отношению к ней.
— Оплатишь вон там, — и показывает ей на дверь, ведущую в небольшой офис. — Я пошел, — Чонгук машет рукой, собираясь обойти ее, но она неожиданно встает перед ним, небрежно задевая ладонью его плечо.
— Погоди, — с приторной нежностью в голосе произносит девушка, обходя Чонгука сбоку и оказываясь рядом со своей машиной. Роза опирается бедрами на капот и присаживается на него, скрещивая на груди руки. — Мне просто интересно: давно ты знаешь Чимина?
Чонгук оборачивается, немного удивленно смотря на омегу. Чонгук — человек простой, а еще до него иногда долго что-то доходит, и да, возможно, он совсем не понимает призрачных намеков Розанны, ее флиртующий тон и жесты, невесомые прикосновения. Чонгук ну совсем недалекий в подобных вещах, будь рядом с ним Чимин, то, наверное, громко цокнул бы, закатил бы глаза и фейспамил.
— Да не знаю, может, где-то полгода, — спокойно пожимает плечами альфа. — Это так важно?
— Просто что ты нашел такого необычного в Чимине? Он ведь самый простой и неприметный, да и еще…
Но ее перебивают достаточно грубо. Ее глаза удивленно распахиваются.
— Не смей, — в голосе Чонгука проскальзывают рычащие нотки, — говорить что-то о Чимине, — альфа быстро оказывается перед девушкой, нависая над ней и пронзая таким острым недобрым взглядом, посылающим волну мурашек по спине и дрожь по телу.
— Ой, да ладно тебе, Чимин поиграется, а потом ему надоест, — Роза смотрит прямо в глаза Чонгука, в которых праведный огонь разгорается. — Вы из разных лиг, и такие, как Чимин… — Но ей снова не дают закончить:
— Не смей грести всех под себя и сравнивать, — рычит Чонгук, стискивая челюсть и сжимая кулаки. Он омег не бьет, но почему Роза такая раздражающая и зачем вообще завела весь этот разговор о Чимине? Чонгук должен быть сдержан, так ведь? Но, черт возьми, Пак Чимин — его парень, его омега, его любовь. Он никому не позволит говорить ни одного плохого слова в его адрес.
— Я просто его знаю, — усмехается Розэ, немного подаваясь вперед корпусом. — И, поверь, он далеко не ангелок.
— Короче, мне надоело слушать эту чушь, — фыркает Чонгук и собирается уходить, но не успевает отреагировать, чувствуя прикосновение чужих губ к своим. Он даже не успевает полностью осознать происходящее, но инстинктивно дергается в сторону, отталкивая Розанну от себя.
— Сука..!
И Чимин стоит в дверном проеме с подстаканником в руках с двумя стаканчиками ароматного кофе для себя и для Чонгука, изумленно вытаращив глаза.
