Песня кита

— Нам надо поговорить, — выдавила из себя я. — Я готов тебя выслушать, — Вик отложил лечебные карты и повернулся на стуле в мою сторону, прожигая глазами. В этот момент под напором взгляда Викто́ра я вдруг ощутила себя голой и неуклюжей. — Не будь со мной таким строгим! — не выдержала я. — Зачем ты так смотришь на меня? — Да как я на тебя смотрю?! — неожиданно для меня он тут же вспылил и подскочил на ноги. — Ты смотришь на меня так, будто я провинилась перед тобой! — Хватит выдумывать того, чего нет! — Викто́р, — меня распирало от злости, и я подошла к парню. — Я хотела с тобой спокойно поговорить, но ты меня злишь просто ужасно! — Это ты меня злишь ужасно! Ты взяла отгулы и исчезла, ничего не сказав, а сегодня появляешься, как ни в чем не бывало, и предлагаешь сделать мне кофе! Я со скрипом сжала челюсти и захотела вцепиться в него до крови. Меня обуревали чувства, не показывавшиеся ранее. Я уже не была уверена, что я ничего к нему не испытывала. Я злилась на парня за то, что он ни разу не написал мне после той ночи, я злилась на него за то, что он меня поцеловал, я злилась на себя за то, что не понимала, что чувствовала, я злилась на то, что скучала по нему. Внутри щекотало новыми эмоциями, и я определённо боялась показать их самой себе. Мы пилили друг друга искрящимися от гнева взглядами. — Я скучала по тебе! — сорвалось с моих губ. — Но я не люблю тебя, Вик, потому что я не хочу никого сейчас любить. Это точно не тот момент в моей жизни, когда мне нужны отношения. Для начала я хочу полюбить себя и научиться жить по новой! — Как можно настолько раздражать меня?! — зарычал Викто́р. Я не выдержала и бросилась к нему. Я прижалась к его губам, как к чему-то единственному, что могло спасти меня в эту ночь. Я со всей силы обвила его шею своими ладонями и углубила поцелуй. Но в этот раз я никуда не хотела сбегать, поддаваясь каждому движению Викто́ра. Он резко придавил меня к стене и в силу своего роста навис надо мной, как гора. Наше дыхание сбилось в единый фонтан страсти, и я определённо сошла с ума. Если бы я могла издавать в тот момент звук сирены, я бы обязательно его издала и посадила себя в смирительную рубашку, так как «побочным эффектом» моего внутреннего освобождения от чувства вины стали невыпущенные и необузданные эмоции страсти и подавленной злости. — Ты же понимаешь, что я не хочу отношений?! — грубо проговорила я. — Ты же понимаешь, что мне всё равно?! — с таким же давлением в голосе ответил Викто́р, сжал мою челюсть ладонью и поцеловал меня. Его руки оказались под моей медицинской рубашкой, моё тело задрожало, откликнувшись на его прикосновения, и парень довольно усмехнулся. Мы утонули друг в друге, позабыв обо всём, но нас вырвал в реальность писк мониторов. Мы мгновенно оторвались друг от друга и подбежали к ним. В одиннадцатой палате снова проснулся пациент. Его мучила рвота. Переглянувшись, мы кинулись к ребёнку. Эта ночь больше не давала нам шанса остаться наедине. Было слишком много работы, чтобы даже перекидываться фразами: пациенты будто специально разводили нас по разным палатам. Лекарства лились по трубкам катетеров, бессонница беспокоила вымотанные души, усталость наваливалась слоями, а голод по жизни усиливался. Ничто и никогда не могло сравниться с внутренней силой, благодаря которой дышали и цеплялись за жизнь пациенты. Стоя у их постелей, я молча восхищалась этой силой, не обращая внимания на явную физическую слабость. Ночью всегда было видно больше, чем днём, потому что огромную часть того, что действительно стоило увидеть, невозможно было заметить глазами. Зрительно боль могла выражаться сморщенным лицом, неестественным положением тела, стонами, выступившим потом на лбу и потерей сознания, но ночью она виделась совсем иначе. Ночью я могла чувствовать её глубину и основную причину. Причины могли быть самыми разными: страх смерти, безверие персонала или семьи в выздоровление, чувство вины, сожаление о прожитых или непрожитых днях. От такой боли я могла спасти без препаратов, поэтому для меня было истинно важно отличать физические страдания от душевных. В эту ночь новая я признала себя в работе с больными и отбросила все предубеждения насчёт дружеских поцелуев. В эту ночь новая я просто училась чувствовать. На улице шёл дождь, поливающий город уже на протяжении нескольких часов. Тучи заволокли весь небосвод, не оставив ни единого шанса пробиться лучам солнца. Я стояла перед выходом и, не моргая, наблюдала за дождевыми каплями, бьющимися о стекло и стекающими по нему вниз. В отражении, позади меня, появился силуэт. — Ты на машине? — послышался вопрос. — Да, а ты? — Нет, я разбил её. — Что? — я развернулась и посмотрела на Викто́ра. — Я попал в аварию на следующий день после корпоратива. — И ты мне ничего не сказал?! — А почему я должен был тебе говорить? Ты сбежала с вечеринки и ничего не написала мне после того, как я признался тебе в своих искренних чувствах и поцеловал тебя. Я вспыхнула и отвернулась от парня. — Ты не будешь против, если я тебя подвезу? — Нет. Прикрываясь сумками от дождя, мы поспешно добежали до машины и оказались в салоне, встретившим нас запахом кокосового масла и лаванды. Я завела двигатель и выехала на главную дорогу. Мы молчали, прибиваемые звонким стуком дождя, гипнотизируемые двигающимися из стороны в сторону дворниками и миганием светофора. — Я тоже скучал по тебе, — внезапно послышался низкий и глубокий голос Викто́ра. — Спасибо, что была честна со мной этой ночью. — Я… — вспомнив, что между нами произошло, я замялась. — Я хочу, чтобы ты знал: я делала то, что чувствовала. — Я понял это. Мы ехали, пробиваясь сквозь стену ливня, отодвигая её в стороны и разрезая светом фар. Дороги были, на удивление, пусты, крыши зданий защищали людей от дождя, лужи скапливались на тротуарах, заставляя офисных работников перепрыгивать и мчаться дальше, зонты пестрели на пешеходных переходах. Щелчок поворотника мягко погружался в тишину автомобиля. Остановив его перед знакомым домом, я заглушила двигатель и неуверенно посмотрела на парня. — Спасибо, что подвезла, — он тут же открыл дверь, но я окликнула его: — Подожди. Вик, я хочу сказать тебе кое-что… Он повернулся и вопросительно взглянул на меня. Я неосознанно стала теребить фаланговое кольцо на безымянном пальце. — Я очень благодарна тебе. Ты сделал для меня очень много. Знаешь, я этого не понимала, но ведь ты всегда был рядом со мной, когда мне было плохо. Ты всегда стремился вытянуть меня из того болота, в котором я тонула. И у тебя это получилось. Поэтому я так сильно благодарна тебе… Но мне очень жаль, что я не могу ответить тебе взаимностью, — я беспомощно посмотрела на Викто́ра. — И мне жаль. Жаль, что ты ещё не осознаёшь своих чувств. Стала бы ты целовать меня, если бы ничего не чувствовала ко мне? Стала бы ты разговаривать со мной, если бы тебе было всё равно? По, взгляни в глаза правде и скажи мне сейчас в лицо, что ты ничего ко мне не чувствуешь. Страсть, возникшая в моей душе ночью, зажглась неспящими огнями, заставив вспомнить всё до малейшей детали, каждое мгновение нашего поцелуя. Я зажмурилась, стараясь унять нарастающее сердцебиение. — Полли. В одолевающем волнении я повернула голову в сторону друга и, встретившись с таким уже родным взглядом, я ощутила, как реальность уходит из-под ног, как внимание хватается за губы, как воспоминания о поцелуях, прикосновениях и жаре близости накрывают меня с головой. Вся эта страсть кипела в отражении глаз Виктора, и я находилась в его власти. — Скажи, что ты ко мне ничего не чувствуешь. — Ты манипулируешь мной, — тихо проговорила я, пытаясь справиться с нахлынувшими эмоциями. — Ты сама сказала мне, что делала то, что чувствовала. Просто подумай об этом, — парень вышел из машины и произнёс напоследок: — Только будь честна с самой собой. И хватит притворяться, будто ты ко мне ничего не испытываешь. Это бесит. Викто́р хлопнул дверью и, не оборачиваясь, исчез в доме. — Вот чёрт! — я гневно стукнула ладонями по рулю и откинулась на сидение. Во мне снова закипала злость, и я хотела подорваться на месте. Это чувство подбивало меня выйти следом за другом и наорать на него, разбить всю его посуду и обвинить в том, что он заставлял меня чувствовать то, что я вовсе не хотела. Но, вспомнив, чем закончилась наша ссора ночью, я быстро завела машину и со скрипом шин рванула домой. Телефон вибрировал на соседнем сидении, но мне было стыдно отвечать, потому что звонил Гарри. Я была потеряна в собственных чувствах, которые мощным потоком выбросились в мою душу с неописуемой жаждой, ищущей пристанище для жизни. После года бесчувственного существования, комфортного уныния и ежедневного погребения выбивающихся наружу злости, страсти, любви и стремления жить навалившийся в одночасье шквал эмоций выбивал меня из колеи, я терялась и путалась в том, что испытывала. Я не могла понять, почему чувствовала себя счастливой, оказываясь в объятиях Гарри, и почему меня так сильно тянуло к Викто́ру. Последующие две недели я не виделась ни с одним из них. Я погрузилась в саму себя, стараясь понять свои ощущения и принять их. Я изучала книги, находила откликающиеся образы и ситуации в художественной литературе, ходила на йогу каждый вечер и брала повышенное количество смен в дневное время. В эти дни Викто́р уехал на конференцию, поэтому я спокойно могла выходить на работу, отдавая всю себя больным и не переживая о собственном эмоциональном состоянии. Я училась спокойствию и полному осознанию себя как целостной личности на тренировках. Я училась жизнелюбию и принятию у своих пациентов. Я училась выпускать все свои эмоции у Аиши. Всё остальное я узнавала в книгах, жадно поглощая информацию на сменах в перерывах, на природе в выходные и ночью в тишине.