Евангелион 4.0: Это (Еще не) конец!

Три с половиной месяца спустя… 15 августа 2016 года. 10:24 по Среднеевропейскому времени. Икари Синдзи. Отель «Azimut», Нюрнберг, ГДР.       Когда мой телефон коротко пиликнул, информируя меня о получении СМС-ки, я сидел за ноутбуком в своем одноместном номере и лениво ковырялся в интернете. Взяв со стола телефон, новенькую «Nokia 9500», купленную мной вместо прежней, исчезнувшей вместе с Геофронтом, я открыл полученное сообщение.       «Икари, собирайся! На завтрак опоздаешь!» - гласила СМС за авторством Аски.       Покосившись, на часы в левом нижнем углу экрана ноутбука, я увидел, что еще даже не половина одиннадцатого. Вечно Рыжик куда-то торопится, заседание же только в два начнется! Хотя… Аску тоже можно было понять. Я и сам, честно сказать, с самого своего пробуждения ждал этого дня. Дня, когда все окончательно закончится…       …Я до сих пор помню, как хреново я себя чувствовал, когда пришел в себя. С большим трудом разлепив веки, я тут же глухо застонал от тупой ноющей боли в голове, вызванной ударившим по глазам светом. Вновь прикрыв глаза, я прислушался к ощущениям в своем теле и ощущения эти мне не понравились. Все мышцы ломило, голова ныла, было трудно дышать… а еще, у меня было смутное ощущение того, что я не первый раз так просыпаюсь.       Аккуратно приоткрыв глаза, я постарался осмотреться. Я явно находился в каком-то помещении, увидеть точнее мне мешал свет, идущий откуда-то сверху. Я попытался поднять руку, чтобы прикрыться от света, но из-за слабости во всем теле я смог только слегка приподнять ее… после чего скривился от тупой пульсирующей боли, резанувшей мою правую ладонь.       Некоторое время спустя, когда я все же притерпелся к свету в помещении, я скосил взгляд на ладони, лежавшие, как оказалось поверх укрывавшего меня одеяла, и обнаружил, что обе ладони аккуратно забинтованы. Ничего не понимаю… где я ухитрился поранить ладони? Во время боев в Геофронте меня ни разу не задели, а потом я все время в Еве был!       Стоп, Ева! Сражение в одиночку против девяти Евангелионов… Я вроде как разбросал семь Евангелионов противника, а потом два оставшихся воткнули мне в ладони свои копья! Это что же получается, раны Евы передались мне?! Но почему? Раньше ведь все ограничивалось исключительно фантомными повреждениями? Ничего не понимаю…       Отложив на некоторое время вопрос с поврежденными руками, я попытался разобраться в том, где я нахожусь, и что, вообще происходит. То, что я сейчас лежу в больничной палате, я уже понял, стерильная белизна помещения и стойка с приборами явно медицинского назначения говорили сами за себя. Но вот все остальное…       Что произошло после того, как Евы воткнули мне в ладони свои копья? Как я оказался в больнице и где эта больница расположена? Всего этого я не знал. Пытаясь найти ответы, я постарался восстановить в памяти последние события и мне даже удалось кое-что вспомнить. Однако, меня никак не отпускало чувство, что я упускаю что-то важное.       Поскольку я все еще ощущал слабость во всем теле, от усиленной умственной деятельности меня довольно быстро начало клонить в сон. Однако, только я поудобнее устроил голову на подушке и прикрыл глаза, как услышал звук открывающейся двери и звук приближающихся ко мне шагов. Чуть приоткрыв глаза, я увидел двух людей, вошедших в комнату, в которой я находился.       Первый, полноватого телосложения немолодой мужчина с хорошо заметной лысиной, был одет в наглухо застегнутый белый халат. На груди у него был пристегнут бейджик, однако, мужчина стоял слишком далеко от меня, чтобы я мог прочитать, что на нем написано. Второй вошедший был заметно выше первого и заметно моложе. Одет он был в темно-зеленую форму офицера Сил Самообороны, видневшуюся из-под наброшенного на плечи халата.       - Я вижу, вы очнулись, юноша? – добродушно прогудел полноватый мужчина. – Вот и хорошо!       - Где я? – спросил я, хриплым из-за пересохшего горла голосом.       - Вы находитесь в медицинской клинике Окамото, город Мисима, префектура Сидзуока, - ответил полноватый мужчина, скорее всего, врач.       Значит, я не ошибся насчет больницы. Что ж, это было вполне ожидаемо, большинство моих боевых выходов заканчивались для меня именно так. Осталось выяснить, давно я здесь и что, собственно, на этот раз со мной приключилось. А также, неплохо бы было понять, чем все закончилось в Токио-3.       Врач тем временем прошел мимо койки куда-то вглубь палаты. Послышался тихий звон стекла, а вскоре вернулся врач, державший в руке стакан с водой.       - Вот, юноша, пейте, - произнес врач, приподняв мою голову и поднеся стакан к моим губам. – Только не спеша, маленькими глотками…       Я послушался, и уже через секунду вода смочила мое пересохшее горло. Не спеша, маленькими глотками, как и советовал врач, я выпил весь стакан. Сразу же стало легче, горло перестало саднить, да и ломота в теле, кажется, чуть отпустила.       - Давно я здесь? – уже практически нормальным голосом поинтересовался я.       - Вторые сутки, - ответил врач. – Сегодня четвертое мая, половина одиннадцатого утра, если, конечно, вас интересуют такие подробности.       - Интересуют, - слабо кивнул я. – Скажите, доктор…       - Ичиро Кендзи, врач-пульмонолог, - представился мужчина.       - Скажите, Ичиро-сан, а что со мной? – спросил я.       - Вы, юноша, как и многие другие, были найдены позавчера в развалинах Токио-3, - ответил врач. – По словам спасателей, когда вас нашли, вы были одеты в мокрую военную форму и, судя по всему, пролежали в таком виде несколько часов. Это привело к переохлаждению, которое, в совокупности с общим истощением организма привело к острой пневмонии правого легкого.       - Пневмония? – переспросил я. – А почему у меня все тело ломит?       - Все то время, что вы находитесь у нас, у вас была высокая температура, доходившая временами до тридцати девяти градусов, - пояснил доктор Ичиро. – После такой температуры ломота в мышцах вполне естественна.       - Понятно… - протянул я.       - Не переживайте, юноша, пневмония – это, конечно, довольно неприятно, но поверьте, это далеко не самое худшее, что может случиться с человеком… - подбодрил меня врач.       - Я знаю, - серьезно кивнул я. – Скажите, Ичиро-сан, а что у меня с ладонями? Почему они забинтованы?       - А вы не помните? – удивился врач. – Обе ваши ладони пробиты насквозь чем-то, имеющим два тонких узких лезвия, расположенных параллельно друг другу. Думаю, вам лучше знать, где вы могли получить подобные раны…       Два тонких лезвия? Ну да, по сравнению с ладонями Евы-01 лезвия Копий Лонгиния и в самом деле можно назвать тонкими… Получается, я был прав, когда предположил, что раны, полученные моей Евой, каким-то образом передались мне. Но как? Раньше ведь такого не случалось!       - Прошу меня извинить, юноша, но я должен идти, - произнес доктор Ичиро. – Обед будет в двенадцать часов дня. Раз вы пришли в сознание, думаю, что во внутривенном питании больше нет необходимости.       Уже стоя в дверном проеме, доктор Ичиро обернулся к своему спутнику, носившему военную форму.       - Тояма-сан, не более пяти минут! – произнес Ичиро и, после кивка полицейского, покинул палату, бесшумно прикрыв за собой дверь.       - Капитан Тояма Гэн, военная прокуратура, - отрекомендовался военный.       - Здравствуйте, господин капитан, - кивнул я.       - Старший лейтенант Икари, я должен довести до вашего сведения, что, в связи с событиями, произошедшими второго мая, в отношении института специальных исследований NERV было начато расследование…       - Я арестован? – спросил я.       Насчет ареста я особенно не волновался. Согласно планам Мисато и доктора Акаги, это в любом случае должно было случиться. Теперь главное будет доказать, что мы не имели прямого отношения к планам SEELE и моего отца, но, отчет Кадзи и материалы, которые доктор Акаги отправила в Германию, должны нам в этом помочь.       - Пока что задержаны, - ответил мне Тояма. – Хоть неприкосновенность института NERV и была отозвана, он все еще является международной организацией, подчиняющейся Совету Безопасности Организации Объединенных Наций, а его сотрудники – военнослужащими войск ООН. Сейчас на самом высоком уровне идет обсуждение сложившейся ситуации, так что, я думаю, что в самое ближайшее время будет получено постановление об аресте всех сотрудников NERV.       - Я вас понял, - кивнул я. – Господин капитан, разрешите вопрос?       - Слушаю вас, старший лейтенант? – Тояма заинтересованно посмотрел на меня.       - Что все-таки произошло второго мая? – спросил я.       - Вы не помните? Вы же были в самом эпицентре событий! – удивился Тояма.       - Помню, но далеко не все, - ответил я. – Я помню свой бой против девяти Евангелионов, помню, как две оставшиеся Евы воткнули мне в ладони свои копья… а дальше – провал. Думаю, я просто потерял сознание от боли.       На самом деле, мне удалось восстановить в памяти несколько больше, чем я только что озвучил. Я отчетливо помнил, что после того, как я потерял сознание от боли, я вновь оказался во внутреннем мире Евы, где снова встретился с мамой. Я помнил, что мама уговорила меня попробовать перехватить контроль над происходящим и попробовать изменить мир. Я согласился… а вот дальше, и в самом деле, все!       Однако делиться этими воспоминаниями я не спешил. Мне было трудно объяснить мои контакты с мамой, а для непосвященного в тайны NERV человека это, наверное, вообще будет звучать, как бред сумасшедшего. Поэтому я решил умолчать о некоторых вещах, рассудив, что в случае необходимости я всегда смогу сказать, что я совсем недавно вспомнил кое-что еще.       - Ну, хорошо, - вздохнул Тояма. – Насколько мне известно, после вашего боя с девятью Евами над Токио-3 возник светящийся оранжевый купол, продержавшийся более получаса. Затем, когда он исчез, обнаружилось, что никаких признаков Евангелионов на территории Токио-3 нет, зато есть несколько тысяч сотрудников NERV, находящихся в бессознательном состоянии. Говорят, что Геофронт, находившийся под Токио-3, отправился в космос, также, как и второй, тот, что был в Антарктиде, но официальных подтверждений этому пока нет…       - Ничего себе дела творятся… - обалдело протянул я, выслушав рассказ капитана. – Спасибо за информацию, господин капитан! Скажите, а нельзя как-нибудь узнать о других выживших?       - Я уточню у своего руководства, - ответил мне Тояма. – Вас интересуют все выжившие, или кто-то конкретный?       - Больше всего меня интересуют мои-коллеги-пилоты, - признался я, сразу же вспомнив про девочек. – А еще очень хотелось бы знать, что с Мисато Кацураги и Рицко Акаги…       - Хорошо, я поинтересуюсь и, если начальство позволит, сообщу вам об их статусе, - кивнул Тояма. – А сейчас я должен идти, иначе Ичиро-сан выставит меня отсюда. Всего доброго, старший лейтенант!       Улыбнувшись мне на прощание, Тояма вышел из палаты. Я же поудобнее устроил голову на подушке и задумался. Мама говорила, что, если у нас с ней все получится, то возможно, что мы сможем изменить мир. И судя по слухам, которые пересказал мне капитан Тояма, что-то мы действительно изменили. Осталось только разобраться, что именно.       Капитан Тояма вновь навестил меня только через две с половиной недели и сообщил, что Международный уголовный суд признал обвинения Японии достаточными для заключения под стражу всех сотрудников института специальных исследований NERV. Для сотрудников первого отделения, впрочем, было сделано исключение, их возьмут под стражу сразу же после того, как они пройдут надлежащее медицинское обследование.       Заодно, Тояма рассказал мне, что Мисато, доктор Акаги и девочки живы и здоровы. Их, так же, как и меня, арестовали, но для Аски сделали исключение, отправив ее вместо дома ожидания суда в реабилитационный центр, где она в настоящий момент преодолевала последствия истощения. Рэй и Мари же, вместе с Мисато и Акаги были признаны здоровыми и были отправлены в дом ожидания суда.       Выслушав рассказ капитана, я вздохнул с облегчением. Все эти дни я мучился неизвестностью, беспокоясь за своих девочек. А сейчас я хотя бы буду знать, что они в порядке и мучиться, ожидая встречи с ними. Все какое-то разнообразие.       В больнице я провалялся более трех недель. Было очень скучно, а еще - немного обидно за то, что я, без единой царапины пережив штурм Геофронта и выжив в почти самоубийственном бою с Евами SEELE, в итоге оказался в больнице с банальным воспалением легких. Как-то это было глупо, на мой взгляд.       Наконец, тридцать первого мая меня выписали из больницы и перевели в дом ожидания суда. Я кое-что слышал о содержании арестованных в подобных заведениях, поэтому у меня были опасения по поводу моей дальнейшей жизни, но в реальности все оказалось далеко не так страшно.       Камера, в которой я оказался, была размером где-то два на три метра, что было, конечно, заметно меньше моей спальни в Токио-3, но, тем не менее, вполне приемлемо. Раздражал только санузел в углу камеры, отгороженный прозрачной перегородкой, но это я уж как-нибудь переживу. Хочется верить, что я здесь ненадолго.       Кормили в доме ожидания суда вполне приемлемо, в основном это были блюда из лапши, вроде рамэна, или из риса, чаще всего - с рыбой, плюс супы мисо и кимчи. Три раза в неделю давали свинину. Меня это вполне устраивало, я, хоть и был приучен тетей к вкусной домашней пище, все же был неприхотлив в еде, но вот за Рэй я переживал. Зная, что она тоже арестована и содержится сейчас в подобном месте, я беспокоился, что Рэй будет голодать в те дни, когда дают свинину. Она ведь не ест мясо!       Больше всего проблем доставляла скука. Привыкнув к крайне насыщенной жизни в Токио-3, я буквально страдал от ничегонеделанья. Можно было, конечно, заказывать себе книги, вот только библиотека в доме ожидания суда состояла в основном из классической японской литературы, к которой я относился довольно равнодушно. Ну не умел я часами размышлять над очередным хокку, пытаясь найти в нем глубокий философский смысл!       Еще нас каждый день выводили на прогулки, во время которых можно было даже пообщаться с другими арестованными, но график этих самых прогулок был построен так, что я ни разу не встретил никого из знакомых. Нет, меня-то многие узнавали, все же в NERV я был весьма широко известен, но вот я никого из гулявших одновременно со мной не знал, а значит, и поговорить мне было не с кем.       Через три дня после своего «переезда» в дом ожидания суда я познакомился с назначенным мне адвокатом. Господин Урю Кентаро, выглядевший гораздо моложе своих пятидесяти лет и являвшийся одним из совладельцев адвокатской конторы «Урю и Итога», был приятным в общении и располагающим к себе человеком. Наше общение он начал с того, что просветил меня касательно последних событий в мире.       Итак, по словам Урю-сана, третьего мая премьер-министр Японии Синдзи Абэ связался с канцлером ГДР Сарой Вагенкнехт и договорился с ней о поддержке ГДР обвинений института специальных исследований NERV и оккультного общества SEELE в попытках устроить катастрофу планетарного масштаба. Шестого мая все сотрудники третьего отделения NERV были задержаны.       Адмирал Тирпиц не подвел и по первому же требованию передал правительству Германии все материалы, которые переслала ему доктор Акаги. Изучение этих материалов заняло еще две недели, по прошествии которых постоянный представитель Японии в ООН Мотохидэ Есикава обратился в Международный уголовный суд, изложив прокурору суда ситуацию, произошедшую второго мая.       Прокурор суда провел консультацию с Советом Безопасности ООН и вынес постановление о приостановке деятельности института специальных исследований NERV и возбуждении расследования о причастности его сотрудников к попытке устроения глобальной катастрофы. Однако, Соединенные Штаты Америки имели на этот счет другое мнение…       Как мне пояснил Урю-сан, США являлись последовательным противником деятельности Международного уголовного суда и не признавали его решений. Поэтому сразу же после обвинений в адрес NERV, президент США Хиллари Клинтон заявила, что деятельность института NERV на территории Соединенных Штатов есть внутреннее дело ее страны, которым правительство США будет заниматься самостоятельно.       Япония и Германия от такого заявления сперва опешили, но быстро сориентировались и привлекли на свою сторону Россию, как одну из двух стран, способных противостоять США. Ну, с Германией все было понятно, с момента образования ГДР они с Россией являются союзниками, а вот у Японии с Россией отношения были весьма непростые. Тут и давний спор о принадлежности Курильских островов, и протекторат над Кореей, который так хотели получить мы, но русские успели раньше. Но Абэ как-то договорился с президентом России Путиным, после чего «дело о Конце Света», как его уже успели окрестить журналисты, вышло на новый уровень.       Было созвано внеочередное заседание Совета Безопасности ООН, на котором Соединенные Штаты попытались продавить решение, при котором Япония, Германия, Великобритания и Соединенные Штаты будут сами решать судьбу сотрудников расположенных на своих территориях отделений NERV, а в виде компенсации за возможных ущерб, причиненный этим странам деятельностью NERV, они получат все активы «своих» отделений.       Намерения американцев были вполне прозрачны: они хотели получить данные исследований и технологии NERV, рассчитывая с их помощью вернуть себе былое величие, утраченное после Второго Удара. Думаю, что не ошибусь, если предположу, что больше всего американцев интересовала технология создания S2-дигателя, работы над которым велись именно в американских отделениях NERV.       Великобритания поддержала такое решение, однако на него, независимо друг от друга, наложили свое вето Россия, Франция и Китай. Россия высказала общее мнение, что все наработки NERV должны принадлежать всем странам, принимавшим участие в финансировании работы сперва института GEHIRN, а затем и NERV.       Американцы пытались опротестовать это предложение, вспомнив Невадский инцидент и попытавшись выставить себя страной, понесшей в результате деятельности NERV наибольшие потери. На основании этого они требовали для себя особую компенсацию за одиннадцать тысяч пропавших без вести граждан США, являвшихся сотрудниками шестого отделения NERV и членами их семей.       В ответ были обнародованы сведения о потерях, которые понесла Япония за месяцы войны с Ангелами и оказалось, что наши потери заметно больше. После этого ни о какой особой компенсации для США не могло идти и речи. Более того, начались разговоры о том, что Соединенные Штаты пытаются присвоить себе результаты исследований, над которыми работала международная команда ученых и которые являются всемирным достоянием.       Затем один скандально известный русский политик в своем интервью высказал предположение о том, что именно американское правительство и стояло за произошедшим и сейчас американцы просто пытаются выгородить своих. На мой взгляд, это предположение было абсурдным, мне думалось, что, если американцы и были в составе общества SEELE, то только как частные лица, а не представители правительства США.       Однако, предположение русского политика нашло свой отклик в мире, даже несмотря на то, что оно было всего лишь личным мнением одного человека. Американцам пришлось оправдываться. И сделали они это с грацией бешеного носорога, демонстративно открестившись от деятельности института NERV, а заодно - и лишив всех его сотрудников американского гражданства.       Кончился весь этот бардак тем, что на очередном заседании Совета Безопасности было принято решение, согласно которому судьбу сотрудников NERV будет решать не Международный Уголовный Суд, а международный военный трибунал, в состав которого войдут представители стран, на территории которых располагались отделения NERV, то есть, Великобритания, Германия, США и Япония, а также Россия, как независимый посредник. Провести трибунал было решено в германском городе Нюрнберге…       Слушая рассказ адвоката о происходящем в мире, я первое время тихо офигевал. Мое представление о мировой политике никак не вязалось с описываемым Урю-саном бардаком. Затем, когда Урю-сан закончил свой рассказ и замолчал, давая мне время переварить услышанное, я пришел в тихое бешенство. Аска! Пусть не сразу, но я вспомнил, что она является гражданкой США! Получается, ее тоже лишили гражданства? После всего того, что она пережила во время службы в NERV? Уроды!       Наверное, мои эмоции отразились на моем лице, поскольку Урю-сан окинул меня каким-то настороженным взглядом. Заметив это, я сделал глубокий вдох и постарался успокоиться.       - Икари-сан, могу я узнать, что вызвало такую вашу реакцию? – спросил адвокат.       - Аска, - медленно выдохнул я. И, заметив непонимающий взгляд адвоката, добавил: - Сорью Аска Лэнгли, Второе Дитя и пилот Евы-02. Она хоть и считает себя немкой, однако является гражданкой США. И после всего, что она пережила во время службы в NERV, эти уроды смеют лишать ее гражданства!       - Понимаю ваше возмущение, - после недолгого молчания произнес Урю-сан. – Однако, постарайтесь все же успокоиться. Я изучил предоставленные мне материалы следствия, и у меня появилось несколько вопросов…       На те «несколько» вопросов, что появились у адвоката, я отвечал в течении нескольких встреч, рассказав ему при этом практически всю историю моей службы в NERV и даже упомянув о моих контактах с мамой во время синхронизации с Евой-01. Единственное, о чем я умолчал, было происхождении Рэй, но об этом я вообще никому и никогда не собирался рассказывать!       Выслушав меня, Урю-сан еще раз сказал, что не видит в моих действиях состава преступления и порекомендовал во время допросов с одной стороны ничего не скрывать, а с другой – не распространяться о том, о чем меня в настоящий момент не спрашивают. А несколько дней спустя меня впервые вызвали на допрос.       В кабинете, куда меня доставили под конвоем, находились двое мужчин, один из которых был ярко выраженным европейцем лет сорока на вид, а второй – несколько более молодым японцем. Европеец представился членом следственной комиссии Рональдом Морганом, а японец – его переводчиком, Реджиро Момоти.       - Итак, приступим к допросу, - произнес Морган. – Вы – Синдзи Икари, две тысячи первого года рождения, старший лейтенант войск ООН и пилот комплекса «Евангелион-01», все верно?       - Так точно, - ответил я.       - Очень хорошо, - кивнул следователь, выслушав ответ переводчика. – Каким образом вы стали пилотом?       - Одиннадцатого сентября две тысячи пятнадцатого годя я получил письмо от своего отца, являвшегося командующим NERV, - ответил я. – В письме содержалась повестка, предписывающая мне прибыть в Токио-3. Так получилось, что именно в этот день произошло первое нападение Ангела. Во время сражения пилот Аянами была ранена, и мне пришлось занять ее место. Так я и стал пилотом.       - То есть, генерал-лейтенант Икари был уверен, что вы способны пилотировать Евангелион? – уточнил Морган. – Вы не знаете, в чем была причина подобной его уверенности?       - Точно не знаю, но предположения у меня есть, - помолчав, произнес я. – Технологию создания Евангелионов разработала моя мама, работавшая в то время в Токио-3. Думаю, что в то же время меня и протестировали на способность пилотировать Еву. К сожалению, я довольно плохо помню тот период моей жизни…       И так далее, и тому подобное… следователя интересовал буквально каждый день моей службы в NERV. Допросы шли по восемь часов в день, прерываясь только на прием пищи. В итоге, я рассказал Моргану все, начиная от первого контакта с мамой, во время которого та рассказала мне о неприглядных делах отца, до нашей последней с ней встречи, когда она предложила мне попытаться изменить мир.       Этот момент особо интересовал следователя, ему очень хотелось понять, что именно произошло после того, как вокруг Евы-01 возник купол АТ-поля, а я оказался в ее внутреннем мире. Но мне нечего было добавить к уже сказанному, если что-то и происходило после моего последнего разговора с мамой, то я этого просто не помнил.       Наконец, поняв, что больше я ничем не смогу ему помочь, Морган от меня отстал, а еще несколько дней спустя мне сообщили, что никаких доказательств моей причастности к преступлениям NERV обнаружено не было, поэтому принято решение освободить меня из-под стражи. Однако, участие в процессе для меня на этом не кончилось. Вместе с постановлением об освобождении я получил предписание Совета Безопасности ООН, в котором сообщалось, что я являюсь свидетелем по делу о преступлениях института специальных исследований NERV и должен прибыть в распоряжение международного военного трибунала для возможной дачи показаний.       Вылететь в Нюрнберг я должен был через два дня после получения предписания, так что у меня оказалось немного свободного времени, чтобы пройтись по магазинам и хотя бы частично компенсировать потерю вещей, исчезнувших вместе с Геофронтом. А заодно и сделать себе подарок на день рождения, про который я, находясь под арестом, совершенно забыл.       Мой счет был разблокирован, так что денег у меня было много. Поэтому я, не задумываясь, купил себе новый мобильный телефон, точно такую же «Nokia 9500», ноутбук и кое-что из одежды. А два дня спустя я уже сидел в самолете и летел в Берлин, где я должен был сделать пересадку на местный рейс до Нюрнберга.       В Нюрнберге меня встретили представители местной администрации и отвезли в отель «Azimut», в котором я и должен был жить до окончания процесса. В холле гостиницы меня встретила Мисато, неведомым образом узнавшая о моем прибытии.       - Синдзи! – радостно воскликнула Кацураги, немедленно кинувшаяся обниматься.       - Привет, Мисато! – пропыхтел я, стиснутый в медвежьих объятьях командира. – Тебя тоже оправдали?       - Ага! Я здесь уже третий день! – довольно кивнула Мисато, по-прежнему сжимавшая меня в объятьях. После чего ослабила хватку и несколько погрустнела. – А вот Риц все еще под арестом…       - А что так? – удивился я. – Она ведь сделала для срыва проекта Искусственной Эволюции не меньше нас с тобой…       - Согласна, Синдзи, но до того она принимала самое активное участие во всех планах командующего, - ответила Мисато. – Поэтому ее судьбу будет решать трибунал. Но ты не волнуйся, Риц обязательно выкрутится, к тому же ее будет защищать ее бабушка при активной поддержке премьер-министра!       - Это радует, - кивнул я. – Кстати, Мисато, ты, случайно, не знаешь, что с девочками?       - Знаю, Синдзи, - улыбнулась Мисато. – Я ведь по-прежнему являюсь опекуном Мари и Аски. А тут мне еще Рэй навязали, как оставшуюся без опекуна.       - Постой… так они тоже здесь? – наконец, спросил я.       - Именно, Синдзи! – улыбка Мисато стала значительно шире.       - Как они? – взволнованно спросил я.       - Неплохо, - ответила Мисато. – Аска за последние месяцы отъелась до своих обычных размеров и теперь рвется восстанавливать физическую форму. С Рэй и Мари все хорошо. Как заселишься – можешь к ним зайти… только осторожно.       - В смысле – осторожно? – не понял я.       - Ну, позавчера вечером мы заселились, а вчера они заперлись в номере Рэй и Аски и полдня спорили. Тебя делили, - ехидно пояснила мне Мисато. – А сегодня, вроде бы продолжили это крайне интересное занятие…       - Ничего себе… - пробормотал я, удивленный происходящим.       Пока мы с Мисато болтали, подошла моя очередь регистрироваться. Официально заселившись и получив ключ от номера, я подхватил свою сумку с вещами и, сопровождаемый Мисато, направился к лифтам.       Зайдя в свой номер и бросив там сумку с вещами, я немедленно отправился в номер Рэй и Аски, благо Мисато подсказала мне, где он находится. Конечно, лучше бы было сперва принять душ и переодеться после перелета, но… я больше двух месяцев желал вновь увидеть моих девочек и не хотел ждать еще дольше!       Когда я подошел к двери номера Рэй и Аски и услышал их голоса, я почувствовал, что мое сердце забилось чаще. Только сейчас я понял, как же я по ним соскучился! Несколько раз глубоко вздохнув, чтобы унять волнение, я постучал.       Голоса в номере затихли, а несколько секунду спустя дверь открылась внутрь, явив моему взору Аянами Рэй, одетую в голубые джинсы и облегающую белую футболку. Пару секунд она непонимающе смотрела на меня, затем ее глаза удивленно расширились. Я же просто рассматривал мою первую любовь, словно узнавая ее заново.       Когда я видел ее в последний раз, Рэй выглядела, как безвольная кукла, ничего не испытывавшая ко мне никаких чувств. И пусть еще перед боем с девятью Евами я узнал о том, что она только притворялась, а самом деле - все помнила, мне жизненно важно было увидеть ее лично, чтобы убедиться в этом.       Так вот, Рэй изменилась. Она была не похожа ни на ту нелюдимую девочку, с которой я познакомился вскоре после приезда в Токио-3, ни на мою возлюбленную, пожертвовавшую собой ради победы над Ангелом и сгоревшую в огне N2-взрыва. В Рэй, которую я видел сейчас перед собой, ощущалась внутренняя сила, которой раньше не было. Рэй была заметно увереннее в себе, это было заметно даже не смотря на ее растерянный вид.       - Аянами, кого там еще принесло? – раздался из номера раздраженный голос Аски, прервавший наше молчаливое разглядывание друг друга.       - Синдзи… - машинально ответила Рэй, после чего решительно шагнула ко мне.       Я, в свою очередь, шагнул ей навстречу и уже через мгновение мы слились в объятьях. Рэй уткнулась мне в плечо, и я почувствовал, как моя рубашка медленно промокает. Не в силах что-либо сказать, я только крепче прижал Рэй к себе, пытаясь передать ей то ощущение счастья, которое я испытал при виде ее.       - Что? Синдзи?! – из номера донесся голос Аски, в котором удивление странным образом сочеталось с возмущением.       Я посмотрел через плечо Рэй в направлении источника звука, и увидел Аску и Мари, выскочивших из-за перегородки, отделявшей прихожую от основной части номера и изумленно смотревших на меня. Аска при этом с одной стороны явно была рада меня видеть, а с другой – была чем-то недовольна. Макинами же сияла совершенно искренней улыбкой, хоть и имела слегка виноватый вид.       Мари пришла в себя первой. Радостно взвизгнув, она рванула к нам и стиснула нас с Рэй в объятьях. Убрав руку с талии Рэй, я притянул Мари ближе к нам.       - Так, очкастая, а кто тебе позволил так обниматься с моим Синдзи? – возмутилась Аска.       - Рыжик, чем возмущаться, лучше присоединяйся! – не отрываясь от меня, ответила Мари.       Аска в ответ возмущенно фыркнула, но в следующую секунду стремительно пересекла номер и оказалась возле нас. Мы с Рэй, не сговариваясь развели руки и втащили Аску в наш тесный обнимающийся клубок. Оказавшись зажатой между мной и Рэй, Аска положила ладони мне на плечи и с собственническим видом прильнула щекой к моей груди.       Тут-то до меня и начал доходить смысл происходящего. Похоже, Аске не нравится возможность моих отношений с Мари, вот она и злится. Рэй же, судя по всему, приняла такую возможность. Чего хотела сама Макинами, я точно не знал, но, судя по тому, как она в тот момент прижималась ко мне, она, определенно, была не против войти в нашу будущую семью.       Не знаю, сколько мы так простояли, но, через какое-то время, когда буря эмоций, вызванная нашим воссоединением, немного поутихла, мы разместились на диване в номере Рэй и Аски и, постоянно перебивая друг друга, делились тем, что каждый из нас по тем или иным причинам пропустил.       Так, например, я узнал, что именно Рэй передала доктору Акаги слова Каору о том, что «она такая же, как он», зародив у ученой подозрение в том, что Каору – Ангел. Я же, в свою очередь, рассказал ей о том, что было потом. И хотя Рэй уже узнала от Мари подробности убийства Каору, она с интересом выслушала мою версию событий.       Слушая нас, Аска надулась, расстроенная тем, что пропустила все самое интересное. Но, как я отметил про себя, возмущал ее именно факт ее неучастия в знаковых событиях, происходивших в NERV, про то, что из-за этого ее могут посчитать самым худшим пилотом, она даже не заикнулась. Похоже, она все-таки избавилась от своего навязчивого желания быть лучшей во всем, что меня, безусловно, радовало.       Затем Аска рассказала мне о том, что происходило с ней, когда она попала под ментальную атаку Ангела, от чего я ощутимо поежился. Врагу бы не пожелал пережить ничего подобного! Аска же, закончив рассказ, огорошила меня тем, что заявила, что это потрясение в конечном итоге пошло ей на пользу, заставив многое пересмотреть в ее поведении в прошлом.       Так мы и просидели в номере до самого ужина, общаясь и словно узнавая друг друга заново. Следующие несколько дней мы провели точно так же, а затем наступило одиннадцатое июля, день, когда состоялось первое заседание трибунала.       За те два с месяца, что прошли со дня срыва проекта Искусственной Эволюции, следственная комиссия продела поистине титаническую работу, проверив около двадцати тысяч сотрудников NERV и убедившись в их невиновности.       В конечном итоге под трибунал угодили всего шесть сотрудников NERV: командующий четвертым отделением NERV генерал-майор Франклин Майер, командующий пятым отделением NERV генерал-майор Чарльз Уайльд, заместитель командующего NERV полковник Козо Фуюцки, заместитель командующего третьим отделением NERV Альберт Шмидт, начальник научного отдела NERV майор Рицко Акаги и сотрудник оперативного отдела NERV капитан Редзи Кадзи.       Также под суд были отданы председатель Контрольного Комитета при Совете Безопасности ООН Джулиус Кингсли, его заместитель Джонатан Грей и бывший министр обороны Японии Гэн Накатани, являвшиеся, как установило следствие, членами оккультного общества SEELE. А вот генерала Кобаяси, руководившего по приказу Накатани штурмом Геофронта, среди обвиняемых не было, его судьбу должен был решить военный суд Японии.       Заседания трибунала проходили в течении пяти недель по пять дней в неделю, прерываясь на выходные. В качестве главного обвинителя выступала представитель России, оказавшаяся симпатичной молодой женщиной по фамилии Поклонская. Однако, несмотря на внешность, госпожа Поклонская оказалась серьезным профессионалом, уверенно выдвигавшим одно обвинение за другим.       Разумеется, всем обвиняемым были предоставлены адвокаты, но они следили исключительно за соблюдением процессуальных норм, даже не пытаясь ставить под сомнение вину своих подзащитных.       Всего было проведено двадцать пять заседаний, и на каждом из них мы обязаны были присутствовать на случай, если трибуналу понадобятся наши показания при разборе очередного эпизода. Но, учитывая, насколько дотошно нас допрашивали, наши показания так и не понадобились. Однако, приказ есть приказ, так что я и сопровождаемые Мисато девочки по пять дней в неделю исправно посещали заседания.       Радовало одно: все заседания проходили с девяти до тринадцати часов, а после мы были совершенно свободны. Чем мы и пользовались, гуляя по Нюрнбергу, посещая музеи и кафе, да и просто наслаждаясь жизнью. Интересно было даже Аске, которая хоть и родилась в Германии, но в Нюрнберге никогда не была.       Про нас же с Рэй и говорить было нечего. Я всю свою жизнь прожил в Японии, ни разу не выезжая за границу, а кругозор Рэй, вообще, был ограничен Токио-3 и Геофронтом. Поэтому мы вовсю наслаждались своим пребыванием в старинном европейском городе.       В один из дней я все же решился и поинтересовался у Аски ее проблемами с гражданством. Мои подозрения подтвердились, Аску, вместе с сотрудниками четвертого отделения NERV, лишили американского гражданства. Я предложил ей обратиться в японское консульство с просьбой предоставить ей японское подданство, но Аска рассказала мне, что она через своего адвоката уже обратилась в Ведомство по делам гражданства ГДР с просьбой восстановить ее гражданство.       Как мне пояснила Аска, ее мать была гражданкой сначала ФРГ, а затем и ГДР, так что сама Аска, по факту рождения тоже была гражданкой Германии. И только потом, когда отец забрал ее в США, он сменил ей гражданство на американское. Поэтому Аска написала заявление в Ведомство по делам гражданства и уже получила ответ, в котором сообщалось, что ее прошение будет удовлетворено сразу же после завершения трибунала.       Рассказывая нам все это, Аска буквально подпрыгивала от нетерпения. Было видно, что ей крайне не нравился ее нынешний неопределенный статус, и что ей не терпелось стать полноправной гражданкой ГДР…       …Вынырнув из воспоминаний, я выключил ноутбук и, встав с кресла, закончил одевание. Форменные брюки и рубашка уже были на мне, так что мне оставалось только повязать галстук и надеть китель. Справившись с этим нехитрым делом, я вышел в прихожую своего номера, где сначала надел форменные ботинки, а затем повернулся к большому зеркалу, висевшему возле входной двери.       Парадная форма войск ООН, тщательно подогнанная по фигуре, сидела на мне идеально. Она была темно-синего цвета и состояла из кителя, брюк классического покроя и белой рубашки с черным галстуком, на котором серебром была вышита эмблема ООН. На черных погонах с серебряным кантом поблескивали три маленькие звездочки старшего лейтенанта, а на груди блестели серебряная медаль ООН «За исключительную отвагу» и золотой Крест Мира первого класса. Неплохой набор наград, особенно для того, кому совсем недавно исполнилось пятнадцать лет!       Только я собрался подтянуть узел галстука, как в дверь моего номера застучали самым бесцеремонным образом. И я даже догадываюсь, кто это.       Только я повернул ключ в замке, ка дверь распахнулась внутрь, чуть не заехав мне по лбу. Но мне повезло, я успел сделать шаг назад, а через распахнувшуюся дверь в номер влетел рыжеволосый вихрь, отзывавшийся на имя Сорью Аска Лэнгли.       - Икари, ты что, еще не готов?! – возмущенно воскликнула Аска, окинув меня взглядом. – Я так и знала! В общем, я послала Рэй с очкастой занимать нам столик, а сама пошла за тобой… Одевайся быстрее, а то мы не успеем!       Свою обвинительную речь Аска сопровождала хаотичными метаниями по номеру, отчего ее рыжая грива эффектно развевалась у нее за спиной. Я же с умилением наблюдал за ней. Наконец, налюбовавшись мечущейся по номеру девушкой, я ловко поймал ее сзади за талию и притянул к себе. Аска на мгновение замерла в моих руках, после чего расслабилась и откинула голову мне на плечо, еще сильнее прижимаясь ко мне.       - И куда ты так торопишься, Рыжик? – спросил я, почти касаясь губами ушка Аски.       - Как куда? – Аска стремительно развернулась в моих руках и, положив ладони мне на плечи, заглянула мне в глаза. – Икари, ты дурак? Сегодня же последнее заседание трибунала! Сегодня все закончится! И я, наконец, получу паспорт гражданки Германии!       - Так заседание же назначено на два часа, - произнес я, с улыбкой глядя на Аску. – И, как бы ты не торопилась, раньше они не начнут…       - И что? Это, по-твоему, повод копаться? – возмутилась Аска. – К тому же, Рэй и Мари уже должны были занять нам столик! Не заставляй их нас ждать!       Неохотно отстранившись от Аски, я вернулся к зеркалу. Смахнув с кителя оставшийся на нем длинный рыжий волос, я все-таки подтянул узел галстука и надел форменную пилотку. Поправив ее так, чтобы она сидела на голове по уставу, на два пальца выше правой брови и на три – выше левой, я одернул полы кителя и еще раз окинул себя взглядом.       - Я готов! – сообщил я Аске, убедившись, что моя форма в идеальном порядке.       - Наконец-то! Идем уже! – воскликнула рыжая, схватив меня за руку и буквально вытащив меня из номера.       Ками, как же ей не терпится! Кстати, вот еще один пример произошедших с Аской изменений: раньше она стеснялась открыто проявлять свои чувства, а сейчас – как ни в чем ни бывало держит меня за руку, всем своим видом демонстрируя, что мы вместе. Да еще и косится по сторонам, высматривая возможных соперниц! Как будто мне трех моих девушек мало!       Эх, прав был капитан фон Браниц, когда предупреждал меня, что с двумя девушками моя жизнь станет крайне интересной и насыщенной, тысячу раз прав! А уж если девушек не две, а три… Кстати, нужно срочно придумать, чем занять Аску в оставшиеся до заседания часы, иначе она сама изведется и нас изведет! 15 августа 2016 года. 15:47 по Среднеевропейскому времени. Икари Синдзи. Дворец юстиции, Нюрнберг, ГДР.       - ...таким образом, оккультное общество SEELE признано преступной организацией, а так называемый «проект искусственной эволюции», который данное общество планировало исполнить – преступлением против человечества, - зачитывала приговор Наталья Поклонская, выполнявшая обязанности главного обвинителя. – Институт же специальных исследований NERV с одной стороны с честью выполнил поставленную перед ним задачу по защите человечества от Ангелов, с другой же, как установило следствие, уничтожая Ангелов, командующий NERV Икари преследовал свои собственные цели. В связи с вышесказанным, трибунал принял решение преступной организацией институт специальных исследований не признавать…       На этом месте я вздохнул с облегчением. Какие бы планы ни строил отец, подавляющее большинство сотрудников NERV всего лишь честно выполняли свою работу, а некоторые, включая нас, пилотов, рисковали своими жизнями! Признание же NERV преступной организацией, как мне некоторое время назад объяснил Урю-сан, разом бы перечеркнуло все наши заслуги. Поэтому, я был очень рад тому, что трибунал проявил благоразумие и не стал делать из нас преступников.       Обвинитель же, тем временем, перешла к персоналиям.       - Редзи Кадзи, - произнесла Поклонская. – Вы обвиняетесь в сотрудничестве с оккультным обществом SEELE и содействию исполнения проекта Искусственной Эволюции. Однако, трибунал учитывает тот факт, что вы работали на SEELE и NERV, являясь агентом Информационно-исследовательского бюро при кабинете министров Японии. Так же трибунал признает ваш вклад в расследование преступной деятельности как оккультного общества SEELE, так и руководства института специальных исследований NERV, а потому признает вас невиновным.       - Жаль, - тихо, на грани слышимости, прошептала Мисато. – Хотя… если Кадзи будет на свободе, я смогу ему еще раз морду набить! Или даже два раза…       - Рицко Акаги, - тем временем продолжила Поклонская, отчего Мисато замолчала на полуслове и буквально впилась взглядом в обвинителя.       Я же смотрел на саму ученую. Несмотря на тюремное заключение, Акаги выглядела просто отлично, похоже, что отсутствие работы и строгий режим, как бы это цинично не звучало, пошли ей на пользу. Ученая выглядела отдохнувшей, а не откровенно замученной, как в последние месяцы работы в NERV, а темно-синий английский костюм выгодно подчеркивал ее внешность.       - …трибунал не нашел подтверждения вашего содействия планам командующего NERV Икари и причастности к преступлениям против человечества и признает вас невиновной.       Мы с Мисато синхронно вздохнули с облегчением. Если на Кадзи, сперва казавшегося эдаким «своим парнем», а потом цинично подставившим Мисато, мне было, в общем-то, наплевать, то судьба доктора Акаги была мне небезразлична. Все же ученая очень много сделала для того, чтобы предотвратить планы как SEELE, так и моего отца. А еще она сохранила память моей Рэй, за что я всю оставшуюся жизнь буду ей признателен…        Больше оправдательных заключений не было. Несколько сотрудников службы безопасности германского отделения NERV были признаны виновными в сотрудничестве с оккультным обществом SEELE. Но, поскольку я никого из них не знал, то и обвинения против них я слушал краем уха. Мне это было не интересно.       После сотрудников службы безопасности третьего отделения NERV настал, наконец, черед непосредственных организаторов майских событий. Командующие отделениями NERV Майер и Уайльд, заместители командующих первым и третьим отделениями Шмидт и Фуюцки, председатель Контрольного Комитета при Совете Безопасности ООН Джулиан Кингсли и его заместитель Джонатан Грей, а также бывший министр обороны Японии Гэн Накатани были признаны виновными в непосредственном осуществлении проекта Искусственной эволюции, признанного преступлением против человечества. Также, все, кроме Фуюцки, обвинялись в членстве в преступной организации SEELE.       Поклонская закончила обвинительную часть и села на свое место, после чего слово взял распорядитель суда, британец по имени Джереми Райт.       - На основании вышеизложенного международный трибунал вынес следующее решение… - прежде, чем огласить приговор, Райт выдержал драматическую паузу. - Франклин Майер, Чарльз Уайльд, Козо Фуюцки, Альберт Шмидт, Джулиус Кингсли, Джонатан Грей и Гэн Накатани приговариваются к смертной казни через повешение!       Во время оглашения приговора я внимательно смотрел на осужденных. На лице Фуюцки, когда он услышал свой приговор, не дрогнул ни один мускул. Кингсли, Грей и Накатани приняли известие о своем повешении стоически, судя по всему, они прекрасно понимали, на что шли, и были готовы ответить за свои действия. На лбу Шмидта выступила испарина, он побледнел, однако все же пытался держать себя в руках.       Майер же был в панике. Похоже он не мог поверить, что все это происходит на самом деле. Мне думалось, что дело было в том, что Майер был американцем и привык к тому, что его страна старалась защитить своих граждан, по крайней мере, занимавших высокое положение. И, хоть его и лишили американского гражданства, он до последнего думал, что Америка его защитит.       Райт же продолжал зачитывать приговор. Сотрудники службы безопасности третьего отделения NERV получили, в зависимости от занимаемой должности, от пяти до десяти лет тюремного заключения, Рицко Акаги и Кадзи Редзи же были полностью оправданы.       - Приговор окончательный и обжалованию не подлежит, - закончил Райт, после чего повернулся к ложе, в которой сидели обвиняемые. – Осужденным предоставляется последнее слово.       Сразу же после слов Райта Франклин Майер вскочил со своего кресла и начал орать что-то невразумительное на тему того, что мы все ничтожества, не способные понять всего величия их замысла, что в его лице мы губим надежду на светлое будущее для всего человечества и еще что-то в том же духе. Я не видел, какие меры принял находившийся в ложе конвой, однако Майер был оперативно заткнут и усажен обратно в кресло.       После того, как Майер был успокоен, слово попросил Фуюцки. Получив разрешение, он поднялся с кресла и заговорил своим скрипучим голосом.       - Уважаемый трибунал, - начал Фуюцки. – Я не собираюсь отрицать свою вину или оспаривать вынесенный мне приговор. Однако, я прошу уважаемых членов трибунала рассмотреть мою последнюю просьбу.       Члены трибунала переглянулись между собой. Похоже, что слова Фуюцки их заинтересовали.       - Господин Есикава, - получив разрешение продолжить, Фуюцки повернулся к постоянному представителю Японии в ООН Мотохидэ Есикаве. – Я прошу вас обратиться к императору Акихито и испросить для меня разрешение принести ему надлежащие извинения!       - Скажу честно, Фуюцки-сан, такой просьбы я не ожидал, - произнес Есикава, поднявшись со своего места. – Если уважаемый трибунал не будет возражать, я обязательно донесу вашу просьбу до Его Императорского Величества.       Слова Фуюцки вызвали удивленные перешептывания в зале. Я, честно говоря, тоже удивился, не сообразив, при чем тут какие-то извинения, тем более – Императору. Однако, меня не покидало чувство, что я уже где-то слышал это выражение… кажется, оно встречалось в прочитанных мной книгах, посвященных русско-японской войне и Войне на Море.       Вспомнил! Я вспомнил, что означает «принести извинения Императору»! Ну, Фуюцки и дает, вот, что значит – старое японское воспитание! Интересно, а как на его просьбу отреагирует трибунал? Что-то я сомневаюсь, что Фуюцки позволят исполнить его желание, даже если Император даст свое разрешение…       - Что он несет? Какие еще извинения? – шепотом произнесла Аска, переводившая недоуменный взгляд с меня на Мисато и обратно.       - Spater! – коротко бросила Мисато, наклонившись к самому уху девушки.       - Gut, - с легким оттенком недовольства прошептала в ответ Аска.       Члены трибунала, похоже, тоже не поняли, что имел ввиду Фуюцки, но представитель Японии, судя по всему, все же сообразил, что означает использованный бывшим заместителем моего отца эвфемизм, и сейчас пояснял его значение своим коллегам, на лицах которых недоумение быстро сменялось удивлением. Наконец, после короткого совещания, слово вновь взял Джереми Райт.       - Осужденный Фуюцки, не могли вы пояснить вашу просьбу? – попросил Райт.       - Все преступления, за которые меня приговорили к смерти, я совершил по приказу командующего Икари, - спокойно начал Фуюцки. – Однако, я признаю, что решение помогать Икари было принято мной самостоятельно, и не снимаю с себя ответственности за все, совершенное мной. И также самостоятельно я хочу ответить за последствие своего решения!       - Я понял вашу позицию, осужденный Фуюцки, - после недолгой паузы произнес Райт. – Господин Есикава, от лица международного трибунала я прошу вас исполнить последнюю просьбу осужденного.       Есикава кивнул, принимая решение трибунала.       - Еще кто-то из осужденных желает взять последнее слово? – уточнил Райт, повернувшись к ложе, в которой находились осужденные, но те только головами покачали. Райт кивнул. – Прошу занести в протокол отказ осужденных от последнего слова. Заседание трибунала объявляется закрытым!       Гулко стукнул молоток, ознаменовав окончание заседания. Конвой велел осужденным встать и вывел их из ложи. Вслед за ними зал суда покинули и члены трибунала. Наконец, стали расходиться и присутствующие. Мы же не спешили покидать свои места, чтобы не толкаться в очереди на выход. Этим ожиданием поспешила воспользовалась Аска, которой не терпелось удовлетворить свое любопытство.       - Может, вы уже объясните мне, что это была за чушь с извинениями? – тихо произнесла рыжая, обращаясь к нам с Мисато. – И почему она вызвало такой ажиотаж?       - Аска-Аска, - мягко укорила ее Мисато. – Ты же на четверть японка, могла бы и поинтересоваться культурой своих предков!       - Я немка, Мисато! – огрызнулась в ответ Аска. – И всю свою жизнь я прожила в Германии и США!       - Ладно, не кипятись, - улыбнулась Мисато. – В общем, слушай… если не вдаваться в детали, то Фуюцки попросил разрешения совершить сэппуку…       - Что? Постой, он попросил разрешения вспороть себе живот?! – потрясенно воскликнула Аска.       - Jesus Crist… - изумленно покачала головой Мари.       - Но… в чем причина подобной просьбы? – удивленно спросила Рэй.       - Видимо, он хочет уйти из жизни достойно, как и полагается самураю, - высказал я свои мысли. – Вот только интересно, откуда у Фуюцки подобные замашки? Он ведь профессор, а не воин…       - Традиционное воспитание, - пожала плечами Мисато. – Меня больше интересует, почему трибунал согласился удовлетворить его просьбу?       - Ну, пока еще не согласился, - заметил я. – Трибунал согласился с тем, чтобы Есикава-сан испросил у Императора разрешение для Фуюцки…       - Это не важно, - отмахнулась Мисато. – Император ведь может и дать разрешение, а значит – трибунал заранее с ним согласился… Ладно, пойдемте к выходу! Очередь вроде бы рассосалась, а мне еще Рицко поймать надо! Ее, по идее, должны были уже освободить… Шесть дней спустя… 21 августа 2016 года. 11:50 по Среднеевропейскому времени. Икари Синдзи. Городская тюрьма, Нюрнберг, ГДР.       О том, что столь необычная последняя просьба профессора Фуюцки была удовлетворена, я узнал от секретаря Есикавы-сана, сообщившего мне, что обряд сэппуку назначен на воскресенье и что Фуюцки желает, чтобы я присутствовал при его уходе из жизни. В первый момент я хотел отказаться от встречи с ним, однако, подумав, решил все-таки удовлетворить его желание. Чтобы не совершил Фуюцки, его решение совершить сэппуку было достойно самого глубокого уважения.       И вот в воскресенье я, одетый в парадную форму войск ООН, вышел из отеля, где меня уже ждала машина, присланная из японского консульства, которая и доставила меня в городскую тюрьму Нюрнберга. Там меня встретил сопровождающий, проводивший меня к месту совершения обряда.       По дороге я обратил внимание на строительные работы, проходившие во дворе тюрьмы. Десяток рабочих сноровисто возводил какое-то сооружение из деревянных брусьев и досок, штабеля которых лежали тут же рядом.       - Эшафот строят, - пояснил мой сопровождающий, в ответ на мой заинтересованный взгляд.       Я же в ответ только кивнул. Все было и так понятно.       Наконец, мы пришли. Местом совершения обряда был выбран небольшой дворик тюрьмы, используемый для прогулок заключенных. Все уже было готово: Фуюцки, одетый в белоснежное кимоно, сидел на коленях перед низким столиком, на котором уже были приготовлены чашка саке, письменные принадлежности и нож кусонгобу.       Если сам факт того, что Фуюцки позволили совершить сэппуку, вместо того, чтобы просто его повесить, казался мне удивительным, то внимание, проявленное к деталям обряда меня просто потрясло. Учтено было все, даже место было выбрано не просто так, ведь на улице сэппуку совершалось исключительно в знак признания своей вины.       Помимо Фуюцки, во дворе тюрьмы также присутствовали господин Миками, бывший на трибунале обвинителем со стороны Японии, и представитель тюремной администрации в темно-синей форме, сопровождаемый мужчиной в белом халате и двумя конвойными со штурмовыми винтовками G36K в руках. Не хватало только кайсяку, который будет ассистировать Фуюцки во время совершения сэппуку.       - Икари, ты все-таки пришел, - поднял на меня взгляд Фуюцки.       - Здравствуйте, Фуюцки-сан, - наклонил голову я.       - Ты, наверное, удивлен тому, что я попросил тебя присутствовать? – проскрипел Фуюцки, внимательно посмотрев на меня. – При совершении сэппуку полагаются свидетели, а у меня не так много знакомых, к которым я могу обратиться с подобной просьбой и к которым, одновременно с этим, я испытываю достаточное уважение.       - Уважение? – поднял бровь я. – После того, как я принял самое активное участие в срыве ваших с отцом планов?       - Я не во всем был согласен с твоим отцом, Икари, - чуть помолчав, ответил Фуюцки. – Но, перед тем экспериментом Юй попросила меня поддержать его, а проигнорировать ее просьбу я не мог, особенно, после того, как она исчезла. Ты же сделал именно то, о чем мечтала твоя мать, Икари, и ради чего она в свое время стала работать в институте GEHIRN. Уж не знаю, как, но ты дал человечеству шанс самостоятельно построить свое будущее…       - Я, если честно, тоже не знаю, - ответил я, удивленный словами Фуюцки. – Последним, что я помню, был разговор с мамой, в ходе которого она предложила мне попытаться изменить мир. Я, вроде бы, согласился… а потом я очнулся уже в больнице…       - Ну, может оно и к лучшему, - заметил Фуюцки. – Зная, что именно вы с Юй сделали, ты, возможно, мучился бы сейчас вопросами о правильности твоих действий или винил бы себя в том, что ты что-то не сделал… однако, довольно слов, Икари. Еще раз благодарю тебя за то, что ты пришел.       Кивнув Фуюцки, я отступил назад, к остальным наблюдателям. Сам же Фуюцки левой рукой поднял чашку с саке и сделал два небольших глотка. Оторвавшись от чашки, он второй раз поднес ее к губам и в два глотка осушил ее. Я не знал всех тонкостей обряда сэппуку, но, судя по едва заметному одобрительному кивку Миками, Фуюцки все сделал правильно.       Вернув чашку на столик, Фуюцки взялся за кисть. Обмакнув кисть в стаканчик с водой, Фуюцки плавными, явно привычными движениями начал втирать воду в брусок твердой туши. Наконец, смочив кисть в образовавшихся чернилах, Фуюцки поднес к листу бумаги и быстрыми, скользящими движениями написал пять ровных столбцов иероглифов.       Вернув кисть в стаканчик с водой, Фуюцки отставил столик в сторону и сбросил с себя верхнюю часть своего белоснежного кимоно, обнажая мускулистый торс. Прижав рукава сброшенного с тела кимоно коленями, пожилой мужчина взялся за нож.       Удерживая кусонгобу двумя руками, Фуюцки чуть подался вперед и погрузил клинок в левую сторону живота, после чего резко дернул его вправо. Было хорошо видно, как все его мышцы напряглись от испытываемой им страшной боли, однако, Фуюцки нашел в себе силы вынуть нож из раны и сделать второй разрез, на этот раз – от паха до солнечного сплетения.       На втором разрезе силы начали оставлять Фуюцки, он все больше и больше наклонялся вперед, пока, наконец, не опустился грудью на колени. Но, до самого последнего момента, Фуюцки не издал ни единого звука…       Несмотря на то, что мне уже довелось не только видеть смерть, но и убивать самому, то, что я видел перед собой, не шло ни в какое сравнение даже с видом разбрызганных по классу мозгов Каору. Мне очень хотелось отвернуться, но я смог удержать свой взгляд на Фуюцки, одновременно пытаясь сохранить лицо. Не знаю, правда, насколько у меня это получилось.       При виде совершающегося сэппуку начальник тюрьмы отвернулся, не выдержав подобного зрелища, да и один из конвойных заметно поморщился. Мои же соотечественники до самого конца внимательно смотрели на Фуюцки. Мне даже казалось, что я вижу в их взглядах неприкрытое уважение его стойкостью.       Через несколько минут все было кончено. Тюремный врач, подошедший к телу Фуюцки под бдительными взглядами конвойных, проверил пульс, после чего констатировал смерть. Был составлен протокол, подтверждающий, что смертный приговор, вынесенный Козо Фуюцки международным трибуналом, был приведен в исполнение. Миками, начальник тюрьмы и врач подписали его, после чего все было кончено.       - Простите, господин Миками, - когда мы уже собрались покинуть тюремный двор, произнес начальник тюрьмы. – Можно узнать, что именно написал осужденный перед тем, как…       Мне тоже хотелось узнать, что именно написал Фуюцки в своем прощальном танка, но я не решился беспокоить Миками-сама из-за своего любопытства.       - Извольте, - кивнул Миками, открывая папку, в которую он, вместе с протоколом, убрал лист с танка.       Пробежав взглядом по ровным столбцам иероглифов, Миками прочитал:

«Свой путь я выбрал, И следовал ему до конца. Но ошибся я, И за ошибку ту мне Предстоит держать ответ.»

      Танка Миками прочитал по-японски, затем повторил его уже на немецком. На мой взгляд, прощальные слова Фуюцки отличались излишней прямолинейностью, им не хватало образности и иносказательности. Во всяком случае, так мне говорили в школе на уроках классической японской литературы.       После того, как начальник тюрьмы удовлетворил свое любопытство, я, Миками-сан и Есикава-сан покинули тюрьму. По пути никто из нас не проронил ни слова, мы двигались в почти полной тишине, нарушаемой только стуком молотков. Рабочие во дворе продолжали строить эшафот. Три дня спустя… 24 августа 2016 года. 20:14 по Среднеевропейскому времени. Икари Синдзи. Отель «Four Seasons Geneva», Женева, Швейцария.       Фуюцки совершил сэппуку в воскресенье, а через день, во вторник, были повешены остальные приговоренные к смертной казни. «Дело о Конце Света», как его упорно продолжали именовать газетчики, благополучно завершилось.       Я думал, что после этого мое пребывание в Европе закончится, но я ошибался. Во вторник нас, в смысле, офицеров NERV, вызвали в штаб-квартиру Совета Безопасности ООН в Женеве, где должна окончательно проясниться наша судьба, поскольку институт NERV не только не был признан преступной организацией, но и формально не был закрыт. А еще, как нам сообщил сопровождавший нас Есикава-сан, нас ждала церемония награждения.       В Женеве, куда мы прибыли вчера вечером, Мари и Аску ждал сюрприз. Буквально сразу после того, как мы вошли в холл отеля, Аску немного неуверенным женским голосом окликнули по имени. Аска завертела головой по сторонам и быстро обнаружила позвавшую ее женщину, оказавшуюся довольно высокой блондинкой с приятными чертами лица.       - Эльза?! – удивленно округлила глаза Аска. – Что ты здесь делаешь?       - Мы с Карлом были приглашены на церемонию награждения офицеров NERV, как твои близкие, - ответила женщина. – Но Карл не смог приехать из-за каких-то важных переговоров…       - У отца всегда были какие-то важные переговоры… - тихо пробурчала Аска, а затем, в два шага сократив расстояние до женщины, крепко ее обняла, уткнувшись ей в грудь. – Эльза… спасибо! И за то, что приехала, и за то, что терпела меня все эти годы…       Эльза… по–видимому, это Эльза Шмидт, мачеха Аски, о которой она рассказывала после того, как мы снова встретились. Аска винила себя за то, что она постоянно ругалась с Эльзой, срывалась на нее и, вообще, вела себя отвратительно с ничем не заслужившей этого женщиной, пытавшейся по мере сил заботиться о ней.       Этим, как я полагал, и объяснялись и нерешительность, с которой Эльза позвала Аску, и удивление от того, что Аска ее обняла. Впрочем, женщина быстро справилась с собой и обняла расплакавшуюся от избытка чувств Аску, мягко поглаживая ее по голове.       К нам же, тем временем, подошла явно семейная пара, состоявшая из худощавого телосложения женщины, сопровождаемой крепким мужчиной с роскошными рыжими усами, плавно переходящими в бакенбарды. Женщина была одета в скромное черное платье, мужчина же носил темно-синюю форму офицера войск ООН с капитанскими погонами на плечах.       - Мари… - негромко произнесла женщина, приблизившись к нам.       Макинами, услышавшая, что ее окликнули, повернула голову на звук голоса и замерла, как вкопанная.       - Мама? Отец? Это, правда, вы? – недоверчиво прошептала Мари, после чего расплылась в улыбке и с радостным визгом повисла на шее матери.       Ну, если быть совсем точным, то мачехи. Мари как-то рассказывала, что Джеймс и Хелен Илластриес удочерили ее вскоре после ее рождения и она, даже зная, что они ей не родные, всегда относилась к ним именно как к родителям.       - Как же ты выросла, девочка моя… – произнесла Хелен Илластриес, когда Мари, наконец, оторвалась от нее, и она получила возможность внимательно рассмотреть дочь.       - Ну, мам! – смущенно протянула Мари.       - Хелен права, - улыбнулся ее отчим. – У тебя даже взгляд изменился!       - Папа, ну ты-то хоть не смущай! – возмутилась Макинами, повернувшись к отчиму. – Пап, как же я рада тебя видеть!       Мы с Рэй, глядя на то, как Мари радостно обнимается с родителями собрались было оставить их наедине и удалиться. Все же, они не видели друг друга несколько месяцев и им наверняка было, о чем поговорить. Но, когда мы только собрались уйти, Мари нас остановила.       - Синдзи, Рэй, постойте! – воскликнула Мари. – Мам, пап, познакомьтесь, это Синдзи Икари и Рэй Аянами! Именно с ними я бок о бок сражалась с Ангелами!       - Ну, легендарных пилотов Евангелионов я узнал, - усмехнулся Джеймс Илластриес. – Мы с Хелен тоже в NERV служили и фотографии пилотов видели… Рад познакомиться с вами лично! – улыбнулся Джеймс, протягивая мне руку.       «Интересно, будет ли он столь же рад, когда узнает о наших с Мари отношениях?» - подумал я, пожимая руку отчиму Макинами. Даже при том, что бывший капитан САС и бывший же инструктор Мари пожал мне руку крайне аккуратно, я ощутил огромную силу его ладони, после чего мне сразу же захотелось избежать его недовольства.       - Взаимно, сэр, - я использовал официальное обращение, поскольку по званию Джеймс Илластриес все еще старше меня. – Мари много о вас рассказывала.       - Здравствуйте, сэр, - вежливо улыбнулась Рэй.       - Не стоит так официально, мистер Икари, - улыбнулся капитан Илластриес. – Просто Джеймс и Хелен…       Пообщавшись еще немного, мы с Рэй все же оставили Мари наедине с родителями и, забрав на стойке администратора ключи от наших номеров, удалились в мой номер, решив воспользоваться возможностью побыть вдвоем. Впрочем, дальше объятий и поцелуев мы в тот вечер не зашли, предупрежденные Мисато о том, что за нами приглядывают и что лучше не демонстрировать окружающим всю глубину наших отношений.       Кстати, оказалось, что в Женеве, в отличие от Нюрнберга, Рэй будет жить с Мисато, а Аска и Мари – со своими опекунами. Я же, как и в Нюрнберге, жил один. Мои дядя и тетя, к сожалению, не смогли приехать, о чем мне еще вчера сообщил дядя Гинза. Я же, узнав причину, поспешил заверить его, что я все понимаю и ни в коем случае не в обиде.       У тети Юми, сколько я ее помнил, были проблемы с сердцем. Несколько раз она даже оказывалась в больнице. Вот и в этот раз, узнав о том, что я арестован, а потом, из новостей – о чуть не случившемся конце света, она переволновалась и угодила в больницу. И, хотя сейчас она уже вернулась домой, дядя не хотел рисковать и оставлять ее одну, в чем я его всецело поддерживал.       Сегодня же состоялось мое более близкое знакомство с родными девочек. Во время завтрака мы впервые с момента нашего воссоединения в Нюрнберге сидели отдельно. Мари и Аска завтракали со своими семьями, а мы с Рэй – в компании Мисато и доктора Акаги, прилетевшей в Женеву позже нас.       После завтрака, когда я, находясь у себя в номере, собрался было созвониться с девочками и поинтересоваться их планами на сегодняшний день, в дверь ко мне зашла Эльза Шмидт.       - Здравствуй, Синдзи, - по-английски произнесла Эльза. – Ты не против, если я буду называть тебя по имени?       - Не против, - ответил я, мысленно порадовавшись тому, что моя гостья предпочла общаться именно на английском, а не на немецком. – Проходите, фрау Шмидт.       - Просто Эльза, - улыбнулась женщина, проходя в номер. – Синдзи, Аска рассказала мне, о том, сколько раз ты вытаскивал ее из неприятностей. Пусть Аска и не моя дочь, но она также дорога мне, как и Марта… Спасибо, что уберег ее…       - Я делал то, что считал правильным, - ответил я, живо припомнив и как я застрелил гопника, собравшегося уже выстрелить в Аску, и как я убеждал отца не отстранять ее от пилотирования. – И поверьте, Эльза, Аска мне тоже очень дорога…       - Да, она рассказала мне о тех необычных отношениях, которые у вас сложились, - хмыкнула Эльза. – И знаешь, хотя я уже много лет работаю врачом-сексопатологом, откровения моей девочки удивили даже меня…       - Что именно вас удивило? – слова Эльзы меня несколько смутили и я, старясь не показать этого, постарался изобразить удивление и сделать вид, что не вижу в наших с девочками отношениях ничего не обычного. – Полигамные отношения, конечно, нельзя назвать рядовым явлением, но после Второго Удара они перестали быть редкостью…       - Прости, Синдзи, я не хотела тебя смущать, - хихикнула Эльза, от которой, как оказалось, не укрылись мои истинные эмоции. – Просто раньше Аска, давай уж честно, вела себя довольно эгоистично, а тут она согласилась стать третьей в ваших отношениях. Я бы сказала, что сделать такой выбор – это очень взрослое решение, принять которое та Аска, которую я знала, просто не могла. Вот я и удивилась тому, что она так быстро повзрослела.       - За одно сражение с Ангелом, по моим ощущениям, взрослеешь больше, чем за год обычной жизни, - заметил я. – До Аски это дошло не сразу, но и она в какой-то момент поняла, что ее жизнь в любой момент может закончиться, и перестала отстраняться от окружающих… Особенно же сильно она изменилась после последнего сражения, когда Ангел заставил ее заново пережить далеко не самые приятные моменты ее жизни.       - Наверное, ты прав, Синдзи, - задумчиво кивнула Эльза. – Я не видела Аску около года и оттого ее прежнее и нынешнее поведение отличается для меня, как небо и земля. Конечно, я регулярно звонила ей, но по телефону этот контраст казался не таким разительным. Синдзи, могу я задать тебе личный вопрос? – посерьезнев, спросила Эльза.       - Задать можете, - уклончиво ответил я. – Но не я гарантирую, что отвечу.       - Пусть так, - кивнула Эльза. – Скажи, Синдзи, как ты видишь ваши дальнейшие отношения с Аской?       Если Эльза хотела застать меня врасплох своим вопросом, у нее это не вышло. Практически сразу после того, как мы с девочками разобрались в наших отношениях, я начал задумываться о вариантах нашего совместного будущего. И, честно говоря, я так и не смог найти варианта, который бы меня полностью устроил.       - Знаете, мне бы очень хотелось, чтобы мы с девочками были вместе, но, боюсь, этот вариант сейчас невозможен, - вздохнул я после короткого молчания. – Аска и Мари все еще несовершеннолетние, а значит, должны жить со своими опекунами, да и с Рэй не совсем все понятно. И если с Рэй, как с сиротой, еще можно как-то решить вопрос, то с Аской и Мари, я боюсь нам придется расстаться. По крайней мере, пока им не исполнится шестнадцать, когда они смогут потребовать признать себя полностью дееспособными.       - Хорошо, что ты и сам прекрасно понимаешь ситуацию, - кивнула Эльза. – Скажи, а если до своего шестнадцатилетия Аска найдет кого-то другого? Что ты будешь делать?       - Ну вы и вопросы задаете… - покачал я головой. – Если это будет выбор Аски – мне останется только смириться. Но это не значит, что я сдамся без боя!       - Я рада, что ты так взросло рассуждаешь, - улыбнулась Эльза. – Даже неожиданно слышать такие зрелые мысли от юноши твоего возраста.       - Я же уже говорил, что на войне быстро взрослеешь, - вздохнул я.       - Наверное, ты прав… что ж, Синдзи, спасибо за разговор, - кивнула Эльза, поднимаясь с кресла и направляясь к выходу из номера.       Разговор с мачехой Аски состоялся в первой половине дня, а вечером, когда Хелен Илластриес и Эльза Шмидт осели в баре с Мисато, желая, видимо поговорить с ней, как с временным опекуном своих падчериц, ко мне подошел Джеймс Илластриес и предложил поговорить. Я не стал отказываться, так как догадывался, о чем пойдет речь, и считал, что лучше сразу прояснить возможные недопонимания.       Разговор, естественно касался Мари, однако, Джеймс не спешил сразу задавать вопросы о наших с ней отношениях, а предпочел зайти издалека, поинтересовавшись для начала моим мнением о ее подготовке, как пилота.       - Просто замечательно! – честно ответил я. – На мой взгляд, Мари была подготовлена настолько хорошо, насколько она, вообще, могла быть подготовлена, не имея реального опыта сражений с Ангелами.       - Вот как? – поднял бровь Джеймс. – Что ж, спасибо за лестную характеристику меня, как инструктора. Но, как ты, наверное, понимаешь, поговорить я хотел не об этом.       - Я догадываюсь, - стараясь сохранять спокойствие, кивнул я.       - Не буду заострять внимание на том, что вы с Мари переспали, - по-военному прямо произнес Джеймс и, заметив, что я после его слов облегченно выдохнул, добавил: - Не скажу, что мне это нравится, но я могу вас понять. Мари рассказала мне подробности происходившего тогда в Токио-3. Вы, фактически были на войне и испытывали постоянный стресс, усугубленный, к тому же, тяжелыми ранениями ваших товарищей. В той ситуации подобная близость между вами вполне понятна… Поговорить с тобой я хотел о другом…       Джеймс замолчал, видимо, подбирая слова. Я же терпеливо ждал, пока он продолжит.       - Мари рассказала, что вы все вчетвером хотите быть вместе, - наконец, произнес Джеймс. – Возможно, мы с Хелен слишком старомодны, но мы не одобряем таких отношений. Но и запретить Мари общаться с вами мы не можем, особенно после того, что вы вместе пережили. В общем, мы решили, что Мари вернется с нами в Англию, нормально закончит школу, а после – разбирайтесь уже сами. Если у Мари к тому времени останется желание быть с вами вместе – мы не будем этому мешать…       - Спасибо, Джеймс, - кивнул я. – Что-то такое я и предполагал…       - Но учти, Синдзи, - направленный на меня взгляд Джеймса заметно потяжелел. – Если ты разобьешь моей девочке сердце, я…       - Ничего не успеете сделать, сэр, - усмехнулся я, не обратив ни малейшего внимания на то, что Джеймсу явно не понравилось, что я его так бесцеремонно перебил. Мне, может, тоже не нравится, когда мне пытаются угрожать! - Если я разобью Мари сердце, она разберется со мной самостоятельно, причем задолго до того, как вы успеете что-либо предпринять!       Джеймс удивленно посмотрел на меня, после чего не выдержал и усмехнулся. Похоже, что конфликта мне все-таки удалось избежать. 25 августа 2016 года. 13:00 по Среднеевропейскому времени. Икари Синдзи. Штаб-квартира ООН, Женева, Швейцария.       Двадцать пятого августа нас, офицеров NERV, собрали в зале Совета Безопасности штаб-квартиры ООН в Женеве для награждения. Помимо нас, пилотов, присутствовали также Мисато, доктор Акаги, Хеннинг фон Браниц, Макото, Шигеру, Сумирэ, Кодзи и Мидори Китаками.       Мы сидели в первом ряду кресел слева от круглого стола, за которым размещались члены Совета Безопасности, ожидая начала церемонии награждения. Но, прежде, чем она началась, к трибуне подошел генеральный секретарь ООН Пан Ги Мун и от имени Организации Объединенных Наций сделал заявление, согласно которому институт специальных исследований считается выполнившим поставленную перед ним задачу по защите человечества от Ангелов и распускается, а сотрудники данного института вольны продолжить службу в других подразделениях войск ООН или же уйти в отставку.       После того, как стихли аплодисменты, вызванные речью генерального секретаря, началась собственно церемония награждения. «За неоценимый вклад в защиту всего человечества» мы все были награждены орденом ООН «Герой Человечества», утвержденным несколько дней назад и, согласно резолюции ООН, являвшимся самой высокой наградой во всем мире.       Как пояснил Пан Ги Мун, лично прикалывавший нам на грудь данную награду, этот орден, представлявший из себя небольшую золотую звезду на прямоугольной колодке с голубой лентой, был учрежден по предложению Российской Федерации, а его дизайн был скопирован с ордена «Герой России» с тем лишь отличием, что лента цветов флага России была заменена на нем на голубую ленту ООН.       Несмотря на то, что я полностью осознавал тот факт, что совсем недавно именно мы спасли мир, я оказался не готов к тому, что меня наградят самой высокой наградой на нашей планете! Но, оказалось, что ничего еще не закончилась и нас ожидает самый настоящий дождь из наград!       После того, как Пан Ги Мун поздравил нас с получением столь высокой награды, слово взял Чанг Юн, представлявший в Совете Безопасности Китай и исполнявший в этом месяце обязанности председателя Совета Безопасности.       В своей речи Чанг сообщил, что в ходе службы пилоты Евангелионов Макинами и Сорью были представлены к наградам, которые по тем или иным причинам не были вручены и сейчас он, Чанг Юн, намерен исправить эту несправедливость. Аска получила очередное звание лейтенанта вооруженных сил ООН, медаль «За исключительную отвагу» за участие в бою с одиннадцатым Ангелом и золотой Крест Мира первого класса, врученный ей по совокупности тяжелых ранений, полученных ей в ходе сражения с Ангелами. Мари же получила серебряный Крест Мира второго класса за непосредственное участие в уничтожении трех Ангелов.       Глядя на то, как Чанг прикалывает награды к кителям девочек, я не удержался от улыбки, ведь именно я в свое время хлопотал о вручении им этих наград! Разве что к Кресту Мира первого класса, врученному Аске, я не имел никакого отношения, поскольку я начисто забыл, что эта награда вручается в том числе и по совокупности ранений. К счастью, Совет Безопасности исправил мою оплошность.       После награждения Аски и Мари, Чанг вручил уже всем нам по памятной медали ООН за участие в горячей точке, заметив при этом, что остальным сотрудникам японского отделения NERV данная медаль будет вручена позже. Но, если я думал, что вручением бронзовой медали с изображением Земли, поверх которой были буквы «UN», висящей на пятиугольной колодке цветов японского флага все и ограничится, то я ошибался!       После того, как нам вручили все положенные награды ООН, Пан Ги Мун сообщил, что правительства Японии, Германии и Великобритании приняли решение наградить пилотов Евангелионов высокими наградами своих стран, после чего передал слово Синдзо Абэ.       Когда подошедший к нам с Рэй Абэ раскрыл поданные ему помощником футляры, я потрясенно замер. Внутри обтянутых алым бархатом коробочек лежали восьмилучевые звезды, образованные тридцатью двумя белыми эмалевыми лучами, в центре которых находился круг из темно-красного стекла. Знаки ордена Восходящего Солнца!       После Второго Удара, когда Силы Самообороны стали принимать участие в военных операциях по всему миру, система наград в Японии потерпела значительные изменения. Было принято решение отказаться от восьми степеней многих орденов, ограничив их количество тремя, максимум, четырьмя степенями. Так что, глядя на орденские колодки, украшенные розетками, я быстро сообразил, что вижу перед собой ордена Восходящего Солнца первой степени. Уж в японских-то наградах я разбирался!       Пока Абэ прикалывал нам на кители пятиугольные колодки орденов, обтянутые серебристыми лентами с красными полосами по краям, я пребывал в легком ступоре. Когда я задумывался о военной карьере, я и мечтать не мог о том, что однажды мне вручат третий по старшинству орден Японии! В себя я пришел только в тот момент, когда Абэ поздравил меня со столь высокой наградой и протянул мне руку для пожатия.       После того, как Абэ пожал нам руки, его сменила канцлер ГДР Сара Вагенкнехт, приятная женщина сорока с небольшим лет, одетая в красное платье. Она еще раз поздравила Аску с принятием германского гражданства после чего вручила ей орден Железного Креста с мечами.       Про этот немецкий орден я слышал, правда, считал, что он относится исключительно к периоду второй мировой войны, однако, по словам канцлера Вагенкнехт, впервые эта награда была вручена чуть более двухсот лет назад во время Наполеоновских войн. С тех пор он несколько раз упразднялся и вводился вновь, в последний раз – уже после второго удара.       Во время награждения Аски мой взгляд зацепился за Джона Болтона, представлявшего в Совете Безопасности Соединенные Штаты Америки. Американец выглядел так, словно только что тщательно прожевал несвежий лимон, настолько перекошенным было его лицо. Причину гримасы Болтона понять было несложно, его наверняка взбесил тот факт, что канцлер Вагенкнехт сейчас награждает Аску, как гражданку Германии, а не США.       Я отвернулся от Болтона, не желая демонстрировать ему злорадную улыбку, несмотря на мои старания, все же проявившуюся на моем лице. Не лишили бы американские политики Аску гражданства – была бы она сейчас национальным героем США, а так – извините. Сами виноваты, мистер Болтон!       Канцлер ГДР, тем временем, уступила место премьер-министру Великобритании Терезе Мэй, от имени Ее Величества Елизаветы второй вручившей Мари Крест Виктории. Выражение лица у Мари в этот момент было примерно таким же, какое было у меня, когда Абэ вручил мне орден Восходящего Солнца. Видимо, этот самый крест Виктории был очень высокой британской наградой!       После вручения награды Мари церемония, наконец, завершилась и через несколько минут мы смогли покинуть зал Совета Безопасности ООН.       - Поздравляю с получением столь высоких наград! – торжественно произнесла Мисато, когда мы все собрались в холле штаб-квартиры ООН, чтобы обсудить нашу дальнейшую деятельность. – Предлагаю вернуться в гостиницу и немного отдохнуть, а затем договориться насчет банкетного зала и как следует обмыть полученные награды!       Возражений, естественно, не последовало. 30 августа 2016 года. 21:40. Икари Синдзи. Поселок недалеко от Ацуги.       Все когда-нибудь заканчивается. Закончилось и наше пребывание в Европе.       На следующий день после церемонии награждения состоялось заседание Совета безопасности, на котором решилась судьба пилотов. Все же, все пилоты были несовершеннолетними… ну, почти все, и были приняты на службу в войска ООН в силу исключительных обстоятельств. Сейчас же, когда институт специальных исследований NERV был официально закрыт, Совет Безопасности решал, что с нами делать дальше.       Я, честно говоря, думал, что нас просто отправят в отставку, но Совет решил иначе. Совет посчитал, что после всего, что мы совершили, нас нельзя оставлять без присмотра, поэтому было принято решение отправить нас в бессрочный отпуск с сохранением соответствующего текущему званию жалования, а также правом ношения формы и оружия.       Если кто-то из нас по достижению совершеннолетия захочет продолжить военную службу, он должен будет подтвердить свое звание в любом из военных училищ либо своей страны, либо войск ООН, в зависимости от того, в каких войсках он изъявит желание служить.       На этом же заседании был определен и статус Рэй. Официально она была сиротой, временным опекуном которой после смерти отца являлась Мисато. Сейчас же Мисато, по ее собственным словам, не могла больше выполнять обязанности опекуна Рэй, поэтому следовало решить, как она будет жить дальше.       Мы с Рэй и Мисато, заранее узнавшие о том, что на заседании будет поднят вопрос об опеке над Рэй, еще накануне заседания продумали варианты наших действий. Согласно нашему плану Рэй должна была обратиться к японскому консулу с прошением признать ее полностью дееспособной, а в случае, если оно будет отклонено, в дело должен был вступить я, предложив в качестве опекунов Рэй своих дядю и тетю. С дядей Гинзой я уже созвонился и, объяснив ему вкратце ситуацию, заручился его согласием.       Однако, мое вмешательство не потребовалось. Выслушав доводы Рэй, японский консул согласился с тем, что лейтенант Аянами, боевой офицер, награжденный, к тому же, высокой наградой Японии, вполне может быть признана совершеннолетней, что незамедлительно и проделал, выдав Рэй соответствующий документ.       В общем, для нас с Рэй все закончилось благополучно и ничто не мешало нам быть вместе, однако настроение мое с каждым днем все больше падало. Все вопросы были решены, а это значило, что вскоре нам с Мари и Аской придется расстаться.       Расставание случилось два дня спустя после заседания, в VIP-зале Женевского аэропорта, откуда мы все должны были разлететься по своим странам. Первой должна была улететь Мари. Когда объявили посадку на ее самолет, Джеймс и Хелен тактично покинули зал первыми, давая нам возможность попрощаться.       - Не люблю долгих прощаний… - произнесла Мари, в глазах которой стояли слезы, после чего подошла ко мне и, закинув руки мне на шею, поцеловала.       Я ответил на поцелуй, пытаясь передать через него все захлестнувшие меня в тот момент эмоции, среди которых были и горечь расставания, и надежда на то, что когда-нибудь мы снова будем вместе…       - Мы обязательно встретимся снова, Синдзи, я обещаю тебе… - прошептала Мари, оторвавшись от моих губ. – Обещаю…       Выпустив Мари из объятий, я покосился на остальных девочек. Рэй выглядела абсолютно спокойной, похоже, что она и в самом деле приняла наши с Макинами отношения, а вот Аска… на лице Рыжика было столь сложное сочетание эмоций, что я далеко не сразу в нем разобрался. Понятно было одно: Аска хоть и согласилась принять Мари в нашу компанию, но избавиться от ревности так и не смогла.       Отстранившись от меня, Мари быстро обняла Рэй, прошептав ей что-то на ухо, после чего повернулась к Аске. Оценив выражение ее лица, Мари хитро усмехнулась, явно задумав какую-то пакость.       - Рыжик, ну вот опять ты ревнуешь… - покачала головой Мари, подходя ближе к Аске. – Ты же знаешь, я тебя тоже очень люблю!       Покосившись на Эльзу Шмидт, сидевшую с книжкой в углу зала и делавшую вид, что ее вообще здесь нет, Макинами стремительно шагнула к Аске и быстро поцеловала ее в губы! Аска моментально покраснела, на ее лице стремительно появилось выражение полнейшего шока.       - Ты что творишь, извращенка?! – прошипела Аска, когда Мари, разорвав поцелуй, стиснула ее в объятьях.       - Тебе не понравилось? – прошептала Мари в ответ. Вроде бы, даже серьезно, а не прикалываясь.       - Это неправильно! – категорически ответила Аска.       - В мире, вообще, много неправильного, - пожала плечами Макинами. – Так что же, нам всем теперь расстаться и забыть о наших отношениях? Нет уж, Рыжик, я всерьез собираюсь быть вместе с Синдзи, Рэй… и с тобой, конечно!       Неизвестно, что бы ответила Аска, но в этот момент в зал заглянула Хелен Илластриес.       - Мари, ты идешь? – спросила она.       - Да-да, мам, иду! – откликнулась Мари, после чего повернулась к нам. – Ладно, всем пока! Еще увидимся!       Помахав нам ручкой, Мари скрылась за дверью. После ее ухода Аска громко выдохнула.       - Нет, она меня когда-нибудь доведет! – вздохнула Сорью.       - И все-таки, Аска, тебе понравилось? – неожиданно поинтересовалась Рэй.       - Что?! – успокоившаяся было Аска вновь стремительно побагровела. – Аянами, и ты туда же?       - Мне интересно, - спокойно ответила Рэй. – Я читала о подобных отношениях между девушками…       - Нет у нас с очкастой никаких «подобных отношений»! – возмутилась Аска.       - Нет, так нет, - пожала плечами Рэй.       Вскоре Аска поняла, что ни я, ни Рэй не собираемся развивать тему ее поцелуя с Мари и успокоилась. Однако, настроение в зале заметно изменилось. Уход Мари самым ярким образом напомнил нам всем о неизбежности скорого расставания. Разговор не клеился, так что большую часть времени, оставшегося до нашего вылета мы провели в тишине.       - Объявляется посадка на рейс LX2811 компании «Swiss International Airlines» до Токио-2, - произнес мелодичный женский голос, зазвучавший из динамиков системы оповещения аэропорта. – Пассажиров просим подойти к терминалу номер шесть.       Одновременно с объявлением диктора в зал заглянул молодой человек в черном костюме.       - Икари, Аянами, наш рейс! – произнес мужчина, выглядевший, как классический «человек в черном», разве что без темных очков.       - Пять минут, - кивнул я.       Кивнув в ответ, молодой человек скрылся за дверью. В тот же момент Аска повернулась к нам. В уголках ее голубых глаз стояли слезы.       - Синдзи… Рэй… - всхлипнула Аска. – Вам уже пора?       - Да, Аска, - грустно кивнул я. – Давай прощаться!       Аска подошла ко мне и, положив свои ладони мне на плечи, требовательно посмотрела мне в глаза.       - Синдзи, скажи… - неуверенно начала Аска. – То, что между нами было… это ведь был не краткосрочный служебный роман, правда? Мы ведь еще увидимся?       - Конечно, увидимся! – горячо ответил я. – Как ты могла подумать иначе? Обещаю тебе, при первой же возможности мы снова встретимся и не расстанемся уже никогда!       Я покосился на Рэй, а когда она заметила мой взгляд, указал ей глазами на Аску. Рэй, к счастью, поняла меня без слов, молча приблизившись к нам и вместе со мной заключив Аску в объятья. Аска, уже совершенно не стесняясь, расплакалась, да и у меня глаза были на мокром месте. Не плакала одна Рэй, но по тому, как она была напряжена, я понял, что ей сейчас тоже очень грустно.       Так, обнявшись, мы и простояли несколько минут. Но, все когда-нибудь заканчивается, так что мы в конце концов разомкнули объятья и направились к выходу из зала. Уже в дверях нас настиг крик Аски: «Икари, помни, ты обещал!»       За дверьми нас ждал уже виденный нами молодой человек в черном костюме и его напарник, одетый точно в такой же черный костюм. Оба мужчины являлись сотрудниками Информационно-исследовательского бюро при кабинете министров и, соответственно, подчиненными бабушки доктора Акаги.       С этой выдающейся женщиной мы с Рэй познакомились два дня назад, вскоре после того, как закончилось заседание Совета Безопасности, на котором решалась судьба Рэй. И надо сказать, что знакомство с Акаги-сан произвело на меня неизгладимое впечатление. Эта седая женщина, во внешности которой прослеживалось сильное семейное сходство с одной моей знакомой ученой, буквально подавляла меня своей властностью. Даже отец в те моменты, когда я общался с ним, именно как с командующим NERV, не производил на меня такого впечатления!       Акаги-сан встретилась с нами по поручению премьер-министра и сообщила, что Абэ поручил ей проконтролировать наше возвращение в Японию, а потому во время перелета нас будут сопровождать ее сотрудники. По словам Акаги, это избавит нас от лишних вопросов, поскольку хоть мы с Рэй и считались совершеннолетними, но все же выглядели как пятнадцатилетние подростки, каковыми мы, по сути, и являлись.       Затем Акаги-сан поинтересовалась нашими дальнейшими планами на жизнь, а узнав, что мы с Рэй собираемся жить у моих дяди и тети и продолжить учиться в школе, она одобрительно кивнула нам и сообщила, что поручит своим людям организовать наш перевод в ту школу, в которой я учился до того, как отец вызвал меня в Токио-3. Также Акаги пообещала организовать нам разрешение на посещение тира в ближайшем к нашему поселку полицейском управлении.       Да, оружие нам тоже выдали, вернее, позволили выбрать из богатого ассортимента пистолетов, состоявших на вооружении войск ООН. Я не стал сразу брать привычный мне «Глок-17», а постреляв из нескольких образцов, остановил свой выбор на немецком «Mark 23» компании «Heckler&Koch», разработанном для командования специальных операций США. Том самом крупном пистолете сорок пятого калибра, который постоянно таскал с собой Хеннинг фон Браниц. Выдали мне его, кстати, в полной комплектации, с глушителем, здоровым прицельным модулем и двумя запасными магазинами.       Рэй же осталась верна продукции фирмы «Glock», только вместо полукомпактной девятнадцатой модели она предпочла тридцать пятую, имевшую удлиненный ствол и использующую патроны сорокового калибра.       Вылетели из Женевы мы двадцать девятого августа в четырнадцать часов дня, а в десять сорок тридцатого числа мы уже были в Токио-2. Во время перелета я выяснил, что Рэй не нравится летать и что в отличие от меня, она совершенно не может спать в самолете. В результате, к моменту прибытия в Токио-2 она выглядела крайне уставшей.       К счастью, сотрудники Акаги-сан, встречавшие нас в аэропорту Токио-2, подумали о том, что после четырнадцатичасового перелета мы будем крайне уставшими и сопроводили нас в гостиницу, где мы смогли немного отдохнуть. Оказавшись в номере, Рэй моментально уснула, я же позвонил дяде и сообщил, что мы уже в Японии, после чего решил присоединиться к Рэй и тоже немного поспать.       В семнадцать часов сотрудники Информационно-исследовательского бюро сопроводили нас на вокзал и посадили на поезд, после чего мы и распрощались. Перед расставанием сотрудник Акаги-сан передал мне пластиковую папку, в которой находились документы о нашем переводе в мою старую школу, а также разрешения на ношение оружия и пропуска в полицейский тир. Принимая папку, я только подивился оперативности работы Акаги-сан.       До Ацуги мы добирались с двумя пересадками, так что дорога заняла у нас около четырех часов. Во время поездки на поезде сидевшая у окна Рэй сперва с интересом рассматривала пейзажи за окном, но в конце концов задремала, опустив голову мне на плечо. Приобняв Рэй, я размышлял о том, что около года назад, когда я вот также ехал на поезде в Токио-3, я даже представить себе не мог, что меня ждет. И уж, конечно, я и подумать не мог, что домой я вернусь уже героем войны, кавалером многих орденов, да еще и с любимой девушкой!       Однако все вышло именно так. Сейчас я возвращаюсь домой именно героем, именно кавалером японских и международных орденов и именно с любимой девушкой. А уже послезавтра мы с Рэй пойдем в школу, как и миллионы обычных японских подростков. Чудеса, да и только!       Полчаса спустя после прибытия в Ацуги мы уже вышли из автобуса, остановившегося в моем родном поселке. На улице уже было темно, я взял Рэй за руку и повел ее по освещенным фонарями улицам по направлению к дому дяди и тети, давно ставшему мне родным. Надеюсь, и для Рэй он станет таким же.       Открыв такую родную калитку, я пропустил Аянами вперед и, войдя следом за ней, остановился перед входной дверью, не решаясь нажать на кнопку звонка. Ками, сколько же я не видел дядю Гинзу и тетю Юми? Месяцев десять? Ну да, что-то вроде того. Кажется, я приезжал сюда в ноябре, а потом все завертелось так, что у меня просто не стало времени выбраться домой даже на выходные.       Вздохнув, я нажал на кнопку звонка. Почти сразу же дверь открылась, явив нам стоящего на пороге дядю Гинзу. Чуть прищурившись, он окинул нас взглядом и тут же широко улыбнулся.       - Ну, наконец-то ты вернулся, Синдзи! – обрадованно воскликнул дядя, пожимая мне руку. – Мы с Юми уже заждались!       - Да, дядя, я вернулся! – счастливо улыбнулся я в ответ на слова дяди Гинзы, после чего приобнял стоявшую рядом со мной Аянами. – Дядя, познакомься, это Рэй…