wolf's heart

Днем в лесу было прохладно и сыро. Густые кроны деревьев не пропускали солнечные лучи, тем самым не позволяя нижним ярусам леса высыхать. Небольшая речушка и несколько чистых ключей, периодически теряющиеся в камнях и карстовых пещерах, вели к большому пресному озеру, создавая подземную систему каналов, из-за чего почва всегда была мягкой — её легко можно было рыть и в ней быстро прорастали семена. Частые дожди, в основном, весенне-осенние, сделали лес благоприятным для дикого папоротника, и он разросся до такой высоты, что можно было легко затеряться в его ярко-зеленых листьях. Зейн легко ориентировался в этих зарослях. Он двигался слишком быстро, чтобы можно было, как следует, рассмотреть его невооруженным взглядом: перемахнул через глубокий овраг и приземлился в чуть влажную землю большими лапами, отряхнулся и побежал дальше, вглубь леса. Утром он прогуливался у подлеска, где росли ягодные кустарники молодые деревца, но звук подъезжающего автомобиля заставил его покинуть излюбленное место. Зимой ему было не просто — приходилось жить в городе, в человеческом обличье, и лишь летом, когда они приезжали в загородный дом, Зейн мог сколько угодно бродить по лесу в своей волчьей ипостаси. Перекинувшись, Зейн чувствовал себя в безопасности. Нет, ему не хотелось нападать на людей или обороняться, используя острые клыки и мощные лапы, дело было совершенно в ином, в чем-то, что обычно зовут «доверием». Нельзя было сказать, что у Зейна имелся особенно богатый опыт человеческих взаимоотношений. Хватило и того, что он часто наблюдал за людьми со стороны. Лживые, жестокие ко всем, кроме себя, неспособные искренне любить... а уж такого, как он сам, вообще полюбить было невозможно. Зейн всегда старался держаться поближе к семье, а уж во время лета сразу перекидывался и помногу бродил по лесу, наслаждаясь умиротворяющим спокойствием и чарующим пением птиц. Волк внутри него по большей части был прав. Зейн часто прислушивался к нему, когда речь заходила о доверии. У животных доверия нет, оно даже не предусмотрено природой, как людям бы ни хотелось думать иначе. Нет, оно было навязано исключительно социумом и во многом приводило к деструктивным результатам. От этого всегда страдали и сами люди. Тогда как животными всегда движет инстинкт самосохранения, и это был ключ к выживанию и счастливому существованию. Зейн оберегал семью, но только семью, потому что их можно было про себя звать «стаей». Он любил их искренне и беззаветно, а они любили его таким, какой он есть, но Зейн знал, что вторую половинку, половинку своей души, он не сможет найти никогда. Словно он жил в этом мире, но был ему чужим, как человек. Поэтому Малик и не искал. Все больше гулял по лесу, отыскивая неизвестные тропинки и исследуя их. Однако сегодня Зейн хотел провести время в подлеске — прилечь в кустах, куда еще проникали солнечные лучи, позволить бабочкам порхать вокруг морды, мирно дремать, размышляя о своем — но его план был сорван. К загородному дому, обычно пустующему в первый месяц лета, приехала машина. Зейн услышал шум автомобиля и поспешил скрыться из виду — у людей могло быть ружье. Да и наблюдать за тем, как они «осваивают лес» и ломают ветви вековых деревьев, не хотелось. Поэтому Зейн углубился в лес, ловко перепрыгивая препятствия. С распаковкой вещей Лиам справился достаточно быстро. Он не стал брать с собой лишнее, только любимый фотоаппарат, книжку на первое время и несколько комплектов удобной и чистой одежды. Другие мелочи Лиам оставил в походной сумке. Лучше держать все необходимое в одном месте, чем потом метаться по всему дому, пытаясь отыскать нужную вещь в спешке. Он приехал утром, и ему хотелось успеть сделать несколько фотографий до заката. Конечно, в лесу не очень светло — уж очень он густой — но ближе к вечеру тьма и вовсе опускалась на него туманом. Тем не менее, всегда можно было найти светлые участки: поляны, опушки, возвышенности. Самым лучшим местом Лиам считал небольшую площадку у озера, там всегда было светло. Солнечный свет отражался от воды, а к бережку подходили лесные животные, и их можно было сфотографировать. Прихватив с собой фотоаппарат, Лиам пошел по лесной тропе. Он сразу миновал подлесок — конечно, там было весьма уютно, но Пейн давно не был в этих местах и скучал по лесному простору. Он увидел тропинку, протоптанную кабанчиком, и свернул с лесной дорожки, углубляясь в чащу. Дневной свет все еще пробивался через кроны вековых деревьев, и Лиам смог сделать несколько удачных кадров. Ему хотелось заснять зайца или белку, кого-то небольшого, выбежавшего на опушку, чтобы погреться. В прошлом году он застал в таком виде семью енотов. Получился отличный кадр, который взяли на ежегодную фото-выставку. Конечно, оно было размещено не в самом центре, а чуть с краю, но у Лиама все было впереди. Да и профессиональным фотографом он пока не собирался становиться. Он считал, что в работе радости нет. Ему нравилось управлять своим временем, снимать то, что хочется, не подгоняя себя под рамки и стандарты. Сегодня он хотел заснять животное, и ему было бы неприятно, заставь его кто-то делать снимки для газеты или чего-то подобного. Нет, конечно, Лиам придерживался правил, которые ему самому казались важными. Он выстраивал горизонт, пользовался светокоррекцией, но никогда не фотографировал то, что ему самому казалось неважным. Если сегодня важной казалась коряга, значит, она оставалась запечатленной на всю жизнь. В буквальном смысле, потому что Лиам нередко распечатывал фотографии для своей импровизированной галереи, которую он считал своей маленькой гордостью. В ней было много фотографий животных. Некоторых птиц, к слову, заснять было не так-то просто, но Пейн умел быть терпеливым. Он умел ждать. В кустах что-то шевельнулось, и на тропинку вылез барсук. Он стоял в нескольких футах от него и, кажется, только проснулся, потому что никак не отреагировал на присутствие постороннего. Лиам согнул ноги в коленях, настроил фотоаппарат, пытаясь заснять барсука во всей красе. В то мгновение, когда Лиам нажал на кнопку, послышался странный щелчок, и барсук испуганно скрылся в кустах. Пейн выпрямился. За кустами послышалось какое-то движение и жалобный, давящий на грудь звук. Лиам мгновенно сошел с тропы и резво перемахнул через кусты. Между деревьев, там, где обычно пробегали лесные звери, стоял молодой волк, и его лапа застряла в капкане. Лиам сразу оценил масштаб проблемы — капкан был для мелких животных, иначе лапа уже была бы раздроблена, но все-таки зубья выглядели достаточно сильными и острыми, а цепь казалась слишком крепкой, чтобы волк мог вырваться без серьезных повреждений. Увидев его, гордый зверь ощутимо напрягся и попытался дернуться, но капкан ему не позволил, и из его сильной груди снова вырвался протяжный вой. Лиам осторожно подошел ближе — капкан оказался серьезнее, чем он думал, и двумя руками его было не разжать. Тело волка было напряжено и слегка дрожало от боли, он смотрел прямо на него, но пасть еще не оскалил, и Лиам осторожно протянул к нему руку. – Все хорошо, – проговорил он. – Не бойся меня. Меня зовут Лиам, я не собираюсь причинять тебе вред. Зейн замер от страха. Он думал, что перекинется в человека и попытается освободить руку самостоятельно, но из ниоткуда возник этот парень. Он не был похож на охотника — на шее висел фотоаппарат, так что, скорее всего, этот юноша, Лиам, оказался здесь случайно, и капкан был поставлен не им. Тем не менее, от него можно было ожидать, что угодно. Он вполне мог воспользоваться случаем и добить его, а после содрать шкуру. У него были сильные руки, достаточно сильные, чтобы причинить ущерб даже волчьей сущности. Тем более, когда передняя лапа Зейна застряла в капкане, и он не мог оказать ему достойное сопротивление. – Потерпи немного, ладно? – Лиам все-таки не стал прикасаться ни к нему, ни к капкану и отстранился. – Я сейчас вернусь, поищу что-нибудь полезное... «Что еще мне остается?» – подумал Зейн. Глупым он не был никогда и прекрасно понимал, как работает капкан. Открыть его без помощи рук невозможно. А перекинуться в такой ситуации Зейн просто не мог. Да и не помогло бы это, ведь нужно было использовать обе конечности. Лапа сильно болела, и Зейн уже еле соображал. Ему казалось, что секунды длятся вечность, а больная конечность распухает и пульсирует все сильнее. – Я здесь, – уловили его чуткие уши. – Кое-что принес. Зейн быстро взглянул на Лиама, по-волчьи мотнув головой — парень держал подмышкой крепкую ветку. Не сломанную, а явно подобранную с земли, об этом говорили и следы почвы на коре. Его совсем не смущало, что он испачкал землей рубашку. И еще, что он имел дело с опасным хищником. – Сейчас, – Лиам с силой сдавил пружины двумя руками и каким-то невероятным образом сумел протолкнуть между зубьями брусок. Теперь дело пошло скорее. Единовременным усилием ему удалось раздвинуть зубья. Короткое мгновение — Зейн, теряя силы, дернул лапу, а уже через секунду капкан снова захлопнулся, разламывая ветвь в щепки. Ему повезло — если бы капкан сомкнулся на его лапе еще раз, ранение было бы намного серьезнее. Он попытался поставить лапу, но это оказалось слишком больно, и Зейн опустился на землю всем телом. Попытка зализать рану ничего не дала, хотя чуточку легче все-таки стало. Волчья слюна быстрее заживляла раны. Малик уставился на парня, тот стоял около капкана, внимательно его разглядывая. Симпатичное, мужественное лицо было нахмуренным. – Это нельзя так оставлять, – сказал Лиам, наконец, и снова скрылся в кустах. Чуткий слух уловил, что он стремительно направился в противоположную сторону. «Что ж, спасибо за спасение», – с толикой иронии подумал Зейн, дернув ушами. Он не знал, что ему делать. Идти до дома в человеческом теле было слишком далеко, но и в волчьем теле добежать также не получалось. Больная лапа сильно замедляла его передвижение. Он мог бы завыть, и тогда, возможно, кто-то из семьи услышал бы его и пришел на помощь, но с минуты на минуту мог вернуться охотник, поставивший капкан, и это сулило ему серьезные неприятности. Лиам вернулся внезапно, Зейн даже не успел услышать или почувствовать его. В руках он держал тяжеленный валун. Малик уже успел заметить — этот парень очень сильный. Просто так капкан не раскрыть, а уж такой камень принести для обыкновенного человека вообще на грани чуда. Наверное, он был из тех, кто много тренируется и нередко занимается спортом. Не успел Зейн отреагировать, как Лиам с размаху опустил тяжелый камень на капкан. Это произошло слишком внезапно, Малик даже не вздрогнул. Лиам не стал проверять, насколько сильно испортилась опасная ловушка, так и оставил валун посреди тропы. Зейн не мог не согласиться с этим решением. Лучше так, чем позволить еще кому-то случайно попасть в ловушку. – Вот, – Лиам оттер пот со лба. – Так лучше. Ну, теперь надо что-то делать с тобой, – он снова подошел к волку и бесстрашно опустился перед ним. Зейн ощутимо напрягся, и это не укрылось от Лиама. – Ты все еще меня боишься? Не удивительно, в ловушку ведь попал. Идти, наверное, не можешь, – проговорил он задумчиво. – Иначе бы, конечно, уже сбежал. Зейн склонил голову на бок и зачем-то снова облизнул лапу, хотя она была еще влажная. Вкус собственной крови показался ему неприятным, но, по счастью, капкан был рассчитан не на волка и больше защемил его, чем ранил. – Ранение не очень хорошее, – нахмурившись, произнес Лиам. – Нужно обработать его и забинтовать. А потом обратиться к мэру: сезон охоты еще не начался, – заметил он. – Теперь веди себя тихо. Я не собираюсь причинять тебе вред, помни об этом. «И как ты собрался все обрабатывать?» – подумал Зейн, щелкнув пастью, и снова совсем не успел отреагировать, хотя волчье тело могло похвастаться быстрой реакцией — Лиам рывком подхватил его. Зейн машинально задрыгал лапами, пытаясь скатиться вниз, но помешать ему так и не сумел. Ранение сильно ослабило его, да и Лиам оказался сильнее и ловчее. Хотя Зейн не мог не заметить, что нести его увесистое волчье тело Лиаму было тяжело. Но двигался он резво. Быстро нашел нужную тропу, которая и привела его в эту часть леса, и едва ли не через полчаса оказался у подлеска, того самого, где Зейн хотел отдохнуть сегодня утром. У Малика закралось странное предчувствие, и в тот момент, когда Лиам опустил его у порога, чтобы открыть дверь, он понял — это был его дом. Это Лиам приехал сегодня утром. Инстинкт самосохранения почти кричал о том, что нужно остаться на пороге, но Зейн все-равно проскользнул в открытую дверь, не забыв при этом принюхаться. В доме у Лиама оказалось просторно, по крайней мере, так выглядел холл. Зейн не успел оценить что-то еще, всего несколько шагов утомили его, и он упал на пол. Не было сил даже лапу облизать. Лиам обеспокоенно взглянул на него и скрылся из виду. Зейн испуганно подумал, вот сейчас он принесет удавку или выстрелит ему в голову из ружья, но Лиам принес какой-то чемоданчик. – Ох... ты сейчас, наверное, меня укусишь, – проговорил Лиам, открывая какую-то бутылочку. Узнав антисептик, Зейн понял, что сейчас будет щипать. Ему нужно было среагировать правильно, но цепляться в руку Лиама не хотелось. Тем не менее, он щелкнул зубами, когда Лиам вылил все содержимое бутылки прямо на его рану, и зарычал. Это было больно. Но, конечно, не так больно, как угодить в капкан. – Ну, тише-тише, – Лиам ловко промокнул остатки чистой тканью. – Сейчас все будет хорошо. Этот парень вселял спокойствие и уверенность. Зейн никогда раньше не чувствовал такое рядом с людьми. Им нельзя было доверять, но волк был тих. Волк не хотел кусать эту сильную руку, сжимающую бинт. Он наложил крепкую повязку, закрепил на узел, не слишком тугой, чтобы Зейну было удобно. Малик опустил раненую лапу на здоровую и положил голову сверху. Рана пульсировала, но он чувствовал себя лучше. По крайней мере, можно было не опасаться за грязь вокруг нее. Лиам снова протянул к нему руку, и на этот раз Зейн не стал никак показывать, что он против прикосновения. Касание вышло мягким, волк совсем не был против, чтобы его вот так гладили, так что Зейн прикрыл глаза. Сильные пальцы почесали за ухом, и приятные волны побежали по сильному волчьему телу. Зейна никогда не чесали за ушком, и это было чертовски приятно. Когда Лиам перестал гладить его и почесывать, Зейн невольно взглянул на него с упреком. Ему показалось, что Лиам понял его, потому что он улыбнулся. – У тебя интересные глаза, – заметил он. – Никогда не встречал другого волка, чьи глаза горели бы красным. Хвост невольно шевельнулся. Несколько секунд они смотрели друг на друга. Чуткий нюх волка ощущал приятный, теплый запах Лиама, вселяющий мысли об уюте. И доме. В лесу было хорошо, но уютным его можно было назвать лишь с натяжкой. Волчье сердце никогда не билось так сильно. В нем никогда не было места для доверия, и почему оно вдруг могло бы зародиться сейчас? – Я принесу воды, – сказал Лиам, и Зейн только в этот момент понял, что он все время говорил с ним так, будто не сомневался, что волк его понимает. Спокойно. Убедительно. Мягко. Зейн никогда не встречал таких людей. Тех, кому можно было доверять, пусть это и было выдуманное понятие. Но этот парень словно понимал что-то в жизни, вселял уверенность и тепло, чего обычно не ожидаешь от людей. В его взгляде Зейн видел что-то смутно знакомое, к чему хотелось тянуться и чем хотелось по настоящему довольствоваться. У Малика такое было впервые. Услышав приближение Лиама, Зейн моментально повернул морду к нему, чтобы увидеть его лицо — парень опустил перед ним широкую миску с чистой водой и придвинул поближе, чтобы волку было удобнее. Фаланга указательного пальца мягко прошлась по влажному носу Зейна, Лиам чуть-чуть погладил его по морде и улыбнулся. Тепло-тепло, будто распространяя солнце. Зейн мог напиться воды и, набравшись сил, покинуть этот дом, убежать в лес со всех ног, притаиться в кустах у подлеска или вернуться к семье, к чему-то родному и знакомому, о чем не нужно было думать и не нужно было сомневаться. Но ему впервые в жизни не хотелось уходить так скоро. И сомневаться тоже.