wolf's heart

Зейн старался казаться невозмутимым, но давалось это очень тяжело. Пусть родители и попытались сделать вид, будто ничего не произошло, младшие сестры не были столь снисходительны. Их довольные лица можно было по тостам размазывать вместо варенья, а уж когда они начали хихикать, Зейн и вовсе хотел провалиться сквозь землю. Да и старшая сестра не сдержала снисходительной улыбки, хотя и попыталась спрятать её за стаканом сидра. Выдохнув, Зейн перевел взгляд на Лиама — он тоже улыбался. Малик весь вспыхнул: Пейн что, посмеялся над ним? Однако не успел он расстроиться и смутиться, не успел он решить, что все его робкие мечты рухнули, как почувствовал, что рука Лиама легла поверх его собственной. Всего на несколько секунд, ободряя своим теплом, но этого хватило, чтобы сердце Зейна забилось с удивительной надеждой. Не то чтобы Зейн всерьез решил, будто ему ответят взаимностью — на это даже у его волка было больше шансов — но, по крайней мере, Лиам не решил, что со стороны Малика наглость — думать о таком. Его волк, впрочем, воспринял всё совсем иначе. Прикосновение Лиама взбудоражило его окончательно, и Зейну стоило больших усилий уговорить зверя не перевоплощаться прямо сейчас. Обычно волк охотно его слушал, являясь пусть и сильной, но всё-таки стороной Зейна, однако сейчас, когда его зверь был в шаге от соулмейта, ситуация немного поменялась. Для оборотней было очень важно найти свою половинку, потому что совместное развитие пары соулмейтов было сложной дисциплиной даже для опытных зверей. Что уж говорить про Зейна, чей опыт был достаточно скудным, в виду того, что они жили в лесу нерегулярно, и у него не было учителя, который мог бы объяснить ему, что он делает неправильно. Родители дали ему основы, однако хотели, чтобы он социализировался, как человек, поэтому не слишком нагружали его волка тренировками. Зейн и волк познавали себя сами, но это, к счастью, приучило их к согласию и балансу. – Вы и дальше собираетесь собирать капканы? – спросил Ясер, по всей видимости, чтобы немного отвлечь всех от происходящего. – Конечно. Это очень жестоко, да и сезон ещё не начался, – ответил Лиам с присущей ему серьезностью в этом вопросе. – Помимо того, что капканы — в принципе та ещё дрянь, так они даже не скрывают, что плюют на собственные законы. Это отвратительно. Если они играют нечестно, думаю, и мы имеем на это право. Открываясь с этой стороны, Лиам нравился ему ещё больше. Теперь они не просто защищали лес вместе, а становились неукротимой силой против несправедливости и беззакония штата Северная Дакота. Темные рыцари Го... Грей Уиллоу. Масштабы несравнимые, конечно, однако поражающие воображение. Зейн всегда мечтал сделать полезное и доброе дело с человеком, который бы полностью разделял его взгляды. А Лиам, помимо всего прочего, был ещё и его соулмейтом. – Будьте осторожны, – предупредил Ясер, озабоченно взглянув на Лиама и Зейна. – Если кто-нибудь из городских увидит, что Вы ломаете капканы, Вам несдобровать. Говорят, браконьеры находятся под защитой мэра Кингсли. – Мэр просил нас уехать, – сказала Валия. Лиам удивленно посмотрел на девочку. – Это правда. Он сказал, что уважает нашу семью, потому что мы первопоселенцы, но не разделяет наших взглядов на охоту. – Мелкий подонок, – гневно произнес Зейн, сжимая кулаки. – Он не имел на это права, однако имел наглость сказать нам такое. Меня он всё время выставляет за дверь, но я этого так не оставлю. – Мы и с ним разберемся, – уверенно заключил Лиам, по всей видимости, приняв для себя какое-то решение. – Сперва соберем все капканы, а потом... впрочем, твоим сестрам ещё рано слышать такое. Он подмигнул девочкам, и они даже немного смутились, потому что начали поглощать свою еду в два раза быстрее. Однако нельзя было не заметить, что сестренки повеселели — конечно, Зейн и Ясер пообещали им, что никто не выкинет их из дома, однако иметь союзника из числа городских было также очень важно. Не говоря о том, что Лиам им очень понравился. Зейн никогда ни в кого не влюблялся, и уж если это случилось, значит, перед ними был человек достойный. Остаток ужина прошел спокойно и мирно. Никто вслух не вспоминал то, что Зейн неосторожно воскликнул, не ставя его в неловкое положение, однако он периодически ловил на себе заинтересованные взгляды, а сестры всё чаще обменивались улыбками. Даже мама несколько раз улыбнулась, глядя в его сторону. На это Зейн не обижался. Его родные не стали бы смеяться над ним при Лиаме и задирать его, а уж отказать им в переглядках он не мог. Малик прекрасно знал, что они волнуются: молодому волку важно испытать первые прекрасные чувства. После ужина Зейн сразу повел Лиама в свою комнату, хотя Пейн ещё порывался помочь убрать посуду. Сперва он хотел провести небольшую экскурсию по дому, но решил, что будет лучше уединиться, пока все заняты мелкими домашними хлопотами. Книга-реликвия по обыкновению находилась в комнате Саф, поэтому им пришлось сперва заглянуть в спальню девочки. Её комната была обычной подростковой обителью: нежно-розовые обои прятались под обилием разноцветных плакатов. В основном, это были постеры с волками самых разных подвидов стоящих на фоне деревьев и озер. Ярко выделялся мотивирующий плакат с нарисованным волком и гордым лозунгом: «Волк чужого не ищет, Волк довольствуется своим!». Несколько плакатов напоминали наскальную живопись, там волки были очень графическими, но весьма узнаваемыми. Еще можно было рассмотреть нескольких актеров, из которых Зейн мог узнать только Дэвида Тьюлиса и «того парня из Сумерек». В книжном шкафу, где все книги лежали в строгом порядке, книги не было. Не было её и на небольшом комоде, на котором стояла статуэтка волчицы, вскормившей Ромула и Рэма. На столе книги тоже не было, только различные мелкие вещицы для поделок. Малик вздохнул. Пришлось обыскать кровать. Он аккуратно потянул за стеганное уютное одеяло — книга обнаружилась именно там. – Впервые встречаю человека, настолько преданного своему увлечению, – сказал Лиам, когда они с Зейном покинули милую девичью спальню. – Саф милая девочка, но меры не знает, – уклончиво произнес Зейн. – Впрочем, ей повезло. Часть плакатов на её стене — моя, половина — от Донии. Чтобы сразу избежать недопонимания, те патлатые парни — не мои. Мои графические. – Разумеется, – протянул Лиам с улыбкой. Комната Зейна, пусть не была такой яркой, всё равно привлекла внимание Лиама. Лично Малик считал, что в его спальне нет ничего примечательного. Низенькая кровать, на которую он падал усталый после обхода леса, горка книжек на полу, красивые камушки, разложенные поверх выступов в стене, небольшая картина — вернее, фотография. Вид на Грей Уиллоу издалека. Лиам подошел к фотографии с изображением городка, остановился рядом с ней. Зейн подумал, что ему, как профессиональному фотографу, наверняка видны все изъяны. Он сам не знал, откуда она — нашел её в подвале среди хлама, и когда спросил у родителей, можно ли взять, они ответили согласием. Картина притягивала его. Может, фотограф был талантлив, может, Зейн просто слишком сильно любил Грей Уиллоу... но он не мог избавиться от мысли, что фотография очень важна. – Красиво, – произнес Лиам, рассматривая фото. – Так изумительно подхвачен свет. Мне бы поучиться у этого человека так профессионально видеть композицию. Интересно, кто фотограф? – Не знаю, – ответил Зейн, садясь на кровать вместе с книгой. – Родители купили её очень давно, поэтому ничего не помнят, хотя я спрашивал, где именно они нашли эту фотографию. Жалко, что фотографы не подписываются. Лиам задумчиво покачал головой. – Вообще-то с обратной стороны может быть подпись, – сказал он, пристально рассматривая фотоизображение. – Но придется разобрать рамку. – Давай, – сказал Зейн, глядя на Лиама с каким-то затаенным ожиданием. – Вдруг этот человек ещё живет в городе. Тогда у него должны быть ещё фотографии. И он смог бы научить тебя, если бы ты попросил. Лиам осторожно снял фотографию со стены, быстрым движением отогнул железные «усики» на рамке, чтобы вытащить картонную основу. Отложив её на столик, Пейн вгляделся в заднюю сторону фотографии. Он не стал брать её в руки, чтобы не испачкать, поэтому держал на стекле. Подпись была, только очень маленькая, поэтому Лиаму понадобилось целых две секунды, чтобы прочитать её. Внезапно он рассмеялся. – Бог ты мой, посмотри на это, – произнес Пейн, и Зейн моментально вскочил с кровати, чтобы понять причину веселья Лиама. На задней стороне фотографии было написано «Payne», крошечная закорючка обводила всё в кружок, завершая подпись небольшой линией. Лиам передал фотографию в руки Зейна и вытащил из кармана свой бумажник. В нем лежали водительские права, несколько купюр и сложенный вдвое маленький лист бумаги, сильно пожелтевший от времени. Он развернул его — это оказалась записка. «Дорогой Лиам, Удачи тебе в твой первый день в школе. Надеюсь, учеба тебе понравится. Твой дедушка». И та же маленькая закорючка, обводившая в кружок их общую фамилию «Payne» и милая завершающая линия. – Это твой дед! – воскликнул Зейн, чуть не выронив драгоценную фотографию. – Ничерта себе! – Он, конечно, хорошо фотографировал, но я никогда не думал, что настолько, – ответил Лиам, возвращая картонку на место, вновь закрепляя железные «усики» и вешая картинку на стену. – Значит, она была у тебя всё это время, а я даже не знал. Звучит так, будто нам суждено было встретиться. Волк отреагировал на это радостным импульсом, а вот Зейн, в отличие от зверя, немного смутился. – Может, после того, как ты увидишь книгу, для тебя это не будет так невероятно, – сказал он, поправляя волосы. Зейн всегда начинал одергивать одежду или приглаживать волосы, когда нервничал. Даже если они были сострижены очень коротко или он и без того выглядел опрятно. Устроившись на кровати, они подмяли под себя побольше подушек. Зейн глубоко вздохнул. Книга была бесценной, и Малик очень сожалел, что они утратили половину страниц. По всей видимости, автор книги подписался именно на тех страницах, что были утеряны. Или он вовсе никогда не ставил своей целью славу. В любом случае, книга была очень личной и при этом ничего не говорила об авторе. Однако повествование нередко сбивалось на его собственные рассуждения, что выдавало в нем оборотня. Красивые картинки можно было рассматривать часами. Животные оказались изображены с практически фотографической точностью. У того, кто зарисовывал их, было много времени на наблюдения. Нарисованный на одной из страниц заяц казался таким живым, что, чудилось, вот-вот побежит. Автор книги относился к животным с большой любовью, хотя Зейна не покидала мысль, что иллюстратор не был писателем, и что книга, скорее всего, была создана двумя людьми. – «К сожалению, после долгих наблюдений я пришел к выводу, что зайцы перевоплощаться не могут. По всей видимости, интеллект у маленьких млекопитающих настолько низкий, что он не может осознать такую тонкую науку, как перевоплощение и обращение», – прочитал Лиам. – «Не могут перевоплощаться и копытные, что кажется мне весьма досадным, так как старуха Уиллоу в детстве рассказывала нам про людей-оленей». Он имеет в виду первопоселенку Уиллоу? – Не уверен, – ответил Зейн. – Видишь ли, в Грей Уиллоу многих людей называют именем города. Как ты уже успел заметить, почти все общественные места разделяют это имя. И я знаю, как минимум, пятерых человек, которых так зовут. Уиллоу Джонсон, летом она держит цветочный магазин, Уиллоу Кук, у него пекарня, Уиллоу Харрис, аптекарь, Уиллоу Перри, у него небольшая ферма, и Уиллоу Уиллоу, дочь владельца автоместерской. – Уиллоу Уиллоу? – спросил Лиам. – С ума сойти. Отец явно сделал всё, чтобы дочери жилось в этом мире несладко. Зейн улыбнулся. Они снова вернулись к книге, и она полностью поглотила их внимание. Малик знал её очень хорошо, но даже он не мог оторвать взгляд от красиво расписанных страниц. Не только рисунки — даже текст был написан красивым почерком, а заглавные буквы представляли собой произведение искусства. На создание такой книги нужно было потратить многие месяцы — тем печальнее было осознавать, что она испорчена. Они дошли до главы, рассказывающей о том, как соулмейты узнают друг друга по одинаковому блеску в глазах. Каждый цвет имел свое особое значение. Каждый цвет давал паре соулмейтов особую индивидуальную способность, которая помогала паре в трудных ситуациях, служила ключом к защите места обитания и друг друга. Краем глаза Зейн наблюдал, как Лиам читает текст, и ему чудилось, он снова видит знакомый красный цвет, ставший сердцу родным. – У фамильяра цвет глаз красным иногда бывает, – сказал вдруг Лиам, отрываясь от книги. Зейн сделал вид, будто искренне удивился. Пейн посмотрел на него с долей скепсиса. – Не верю я тебе. – Не веришь? – уточнил Малик с легким волнением. – Нет, не верю, – честно ответил Пейн, подпирая кулаком щеку. – Ты не мог не видеть этого раньше. Если честно, довольно странно, что я регулярно вижу Вас по отдельности и никогда вместе, – произнес он, помолчав. – Чисто статистически Вы бы хоть один раз, да пересеклись при мне. Волк устремился к нему. Так рьяно, что Зейн почувствовал, как его тело начинает напрягаться. Волчья грудь почти сдавила легкие, но Малик сумел удержать концентрацию. Это становилось всё сложнее. Крепла их связь, и волк, как открытое животное, хотел более тесного контакта. Чтобы Лиам трепал его по голове, расчесывал шерсть, касался лоб в лоб и — чем черт не шутит — чесал животик. Но не как собаке. – Ты меня в чем-то подозреваешь? – спросил Зейн, подавив волчье восстание. Дышалось всё ещё тяжело. Зейну даже померещилось, будто его руки начали покрываться шерстью. – Ну, ты упорно пытаешься мне что-то сказать, – мягко подтолкнул его Лиам и совершенно невероятным образом улыбнулся. – Помимо того, что я тебе нравлюсь, это ты уже донес весьма красноречиво. Было бы глупо игнорировать эти сигналы. Просто... то, что ты пытаешься мне сказать, довольно невероятно. – Что я пытаюсь тебе сказать? – уточнил Малик, пытаясь понять, о том ли они оба думают. Сейчас его голову занимала мысль, что Лиам совсем не расстроен из-за того, что в него влюблен какой-то реднек. – Что оборотни существуют, – ответил Пейн таким голосом, будто Зейн задал очень глупый вопрос. – И у них есть особая связь. Зейн по-волчьи облизал пересохшие губы. Не просто «особая связь». Невероятная, удивительная связь двух родственных душ, связанных чем-то большим, чем просто чувства, возникающие у двух потенциально привлекательных друг другу людей. Связь настолько крепкая, что её невозможно разорвать или уничтожить. Связь такая сильная, что невольно притянет, даже если попытаешься её игнорировать. – А если бы ты встретил оборотня... как бы ты к нему отнесся? – спросил Зейн, рассматривая лицо Лиама с необычайным вниманием. – Ну, покуда он хорошо относится ко мне, я хорошо отношусь к нему, – просто ответил Лиам, как будто Зейн спросил его о чем-то реальном. – Для меня нет особой разницы. Среди людей целая куча бандитов. Например, наш уважаемый мэр. Зейн даже не смог улыбнуться. Его уже тревожил другой вопрос. – А если бы ты сам оказался оборотнем? – спросил он, приближая свое лицо так близко, что почти почувствовал дыхание Лиама на своих губах. – Тебя бы это расстроило? Или ты бы обрадовался. – Не пойму, как это может быть, – сказал Лиам, глядя на него открытым взглядом. Прикрыв глаза, Зейн выдохнул. Чуть отстранившись, он посмотрел в книгу. На развороте были нарисованы медведь, волк и лисица. Медведь казался грозным, волк — воинственным, лисица — проворной. Каждый отвечал за свое. Каждый был важен в экосистеме леса. Тем грустнее была эта потеря — в их лесу остались только волки. – Тебе ведь снятся сны, – помолчав, проговорил он. – Всем снятся сны, – ответил Лиам, как ему показалось, уклончиво. Зейн, зардевшись, улыбнулся. Он понял, что Лиам копирует его интонации специально, вновь заигрывая с ним. От этого и сердце забилось чаще, и волк снова захотел удариться лбом о ладонь Пейна. – У тебя другие сны, более подробные и яркие, – заметил Малик. Пейн посмотрел на него чуть лукавым взглядом. – Они тянут тебя к этому месту, к волкам. Ты не зря приехал в Грей Уиллоу. Ты чувствуешь, что должен быть здесь, поэтому приходишь в лес, исследуешь... себе подобных. Мы все вышли из леса, природа создала нас всех. Конечно, тебя тянет назад. И... здесь обязательно есть тот, с кем связана твоя душа, – добавил Зейн уже тише. Он совсем не хотел, чтобы Пейн подумал, будто он навязывает им их связь. Но, в глубине души, Зейн думал и искренне верил, что Лиаму будет очень хорошо с ним. Он постарался бы стать для него самым лучшим партнером, окружил бы его теплотой и искренностью. Всему обучил бы, провел бы по каждому уголку леса, защищал бы его — как волка Лиама, так и самого Пейна. – Я хочу верить в то, что ты говоришь, но... это по-прежнему невероятно, – сказал Лиам. Он казался очень трепетным и при этом был с Зейном абсолютно честным. Это импонировало, хотя, казалось бы, и Зейн, и его волк уже и так ценили Лиама и любили его. – То, что ты сказал на ужине... – Я знаю, извини, – покраснел Малик, прикрыв лицо руками. – Ты не можешь принять мои чувства, и... – И я никогда не говорил, что не могу принять твои чувства, – ответил Пейн. Малик отнял руки от лица, посмотрел на него, дыша тяжело и прерывисто. Он боялся то, что может услышать, но не стал бы прерывать Лиама, даже если бы от этого зависела его жизнь. – Мы знаем друг друга всего неделю, но у меня есть ощущение, будто мы знакомы всю жизнь. Банально? Волк растворился. Практически полностью исчез в его счастье, накрывшем его ослепительной вспышкой, сияющим лучом света. Это прозвучало даже лучше, чем возможное признание в любви. Ведь это значило, что Лиам тоже чувствует их необыкновенную связь и ценит её. Любовь рождалась внезапно. Некоторые люди влюблялись, даже игнорируя связь. Но если Лиам её заметил, он готов был её принять. Был готов позволить себе узнать Зейна и впустить его в свою жизнь. Полюбить. – Нет, не очень, – Зейн закрыл книгу. – На самом деле это совсем не банально, если это то, что ты на самом деле чувствуешь. Так... даже если ты мне не веришь, то не думаешь, что я сумасшедший? – Нет, так я не думаю, – успокоил его Лиам. – Я думаю, ты славный парень, который себя явно недооценивает. И очень милый, – заключил Пейн. Зейн робко улыбнулся, отводя засиявшие глаза. А когда снова взглянул на Лиама, Пейн уже целовал его в губы. Наверное, Лиам сразу понял, что для Зейна это первый опыт, однако... их поцелуй дышал нежностью. Волшебство, зародившееся между их губами, Зейн не смог бы сравнить ни с чем. Но одно он мог сказать точно — их поцелуй был, как сама жизнь.