wolf's heart

Волк — однолюб. В отличие от человека, его союз действительно длится до тех пор, пока смерть не разлучит его с выбранным партнером. Волк живёт в четко структурированной стае, куда нередко принимает пришлых волков, если они оказываются полезны. Вместе они охотятся, общаются воем и, в целом, демонстрируют, признаки хорошо развитой общины. Волк не разбрасывается своей добычей — доедает её до конца и лишь потом идёт на охоту снова. Волки очень трепетно относятся к своему потомству. Волчат выкармливает вся стая, поэтому никто не остается обделенным. Волк Зейна мало общался с пришлыми волками. В его звериный механизм была заложена настороженность к чужакам, однако не хватало опыта. Молодой волк не так ревностно охранял свою территорию, да и не чувствовал её своей, покуда в Грей Уиллоу был более старший волк, вожак стаи. Несомненно в будущем именно он поведет стаю вперед, однако сейчас он ещё осваивался, примерялся и находил время дурачиться. Сегодняшний вечер Зейн дурачеством не считал. Его только что поцеловали, и он весь разомлел. Он лежал на кровати, сложив руки, как волк обычно складывает лапы — перед собой. Ноги немного поджаты, уши навострены, голова чуть склонена. Глядя на него Лиам видел фамильяра. Даже глаза у Зейна поблескивали красным. Малик тоже это видел. Он не знал, какого именно волка может встретить в будущем, но видел неуловимые волчьи черты в Пейне. Рука Лиама легла на его щеку. Зейн совсем по-волчьи ткнулся в его ладонь лицом, и Лиам наверняка почувствовал что-то знакомое, потому что его глаза засияли ещё ярче. Зейн придвинулся ближе, устраивая одну руку на груди Лиама. Теперь это было значительно проще. Он сам потянулся к его губам, чтобы поцеловать Лиама ещё раз. Поцелуй с Пейном превратил его скелет в руины. На самом деле в эту секунду все внутренности Зейна наполнились чистым светом. Ты планировал всё это, Зейн? Признайся хотя бы себе. Здесь он начинал балансировать на тонкой проволоке. Зейн не считал, что уютная обстановка его спальни, красивая легенда об оборотнях и родственных душах, скрип сверчков, пение соловья за окном и его милое (боже, кто бы в здравом уме назвал его «милым»?) личико могут подействовать на Лиама таким образом. Если бы у Зейна была уверенность, что он достаточно хорош, — да, да, это правда! — Малик бы воспользовался ситуацией, чтобы заполучить этот поцелуй. Однако Зейн прекрасно знал, что у его человеческой оболочки не достаточно шарма. Волк вторил про уверенность, — может, тебе стоит его послушать? — но Малик не был глупым. Он знал, что дело совсем не в уверенности. Природа обделила его данными. И отражение всегда показывало что-то неутешительное. Нет, правда, немного мускулатуры не помешало бы. Зейн всё ещё не знал, что делать со своими волосами... Но такой роскошный волк! Им Зейн по настоящему гордился. А сейчас... сейчас в его голове были только яркие точки, вспыхивающие по очереди, как огни автострады. Язык Лиама, что скользил у него во рту, невесомые касания, точно облетающие лепестки дикой розы — любит-не-любит? — губы, нежно сминающие друг друга. И, что это, если не звезды, рождающиеся на их кромке? Сладкое дыхание, как сидр. Глаза Лиама, горящие ярче, чем Лунный серп, когда они встречались взглядами. Не багровые, как кровь, но алые, как маков цвет и такие же пьянящие. Пальцы сплелись, быстрый пульс колотил их ладони друг об друга. Этим поцелуем можно было рисовать на штормовом море невероятные картины. Казалось, нет ничего более постоянного, чем отважный парус на неспокойной волне их объединенного дыхания. Зейн опустил взгляд на их руки, сцепленные вместе, точно крепкий амбарный замок. Ничто не могло разъединить этот замок сейчас, даже если бы кто-то принес багор и попытался его сломать. Скрепленный, точно обещание. Молчаливое, не произнесенное вслух. Ты — мой фамильяр. Я — твой фамильяр. Ты — мой соулмейт. Я — твой соулмейт. Я не могу объяснить это, но мне и не нужно — мои глаза скажут лучше. Ветер колыхнул занавеску почти беззвучно. Послышалось далекое пение лягушек. Только тот, кто никогда не был в лесу, назвал бы его некрасивым. Лес всегда звучал, словно оркестр, сам был дирижером и трепетным слушателем. Но сегодня ночью его слушали ещё две пары ушей. Обычно чуткие и внимательные волчьи уши сейчас были человеческими, но в этот миг Зейн был счастлив оставаться человеком, потому что он мог смотреть на Лиама и чувствовать его теплоту, проникающую в него через самое близкое, что только может быть у двух людей — поцелуй. – Надо было взять фотоаппарат, – сказал Лиам. Зейн, ещё исследующий языком свои губы после нового поцелуя, удивленно посмотрел на него. – Хочу тебя сфотографировать. Ты сейчас невероятно выглядишь. – Я думал, ты не фотографируешь людей, – произнес Малик, чувствуя приятное жжение в легких. – Что ты имеешь в виду, когда говоришь «невероятно»? – Значит, что когда ты не думаешь каждую секунду, будто с тобой что-то не в порядке, в тебе появляется уверенность, которая тебя очень красит. Потому что ты начинаешь раскрываться, вместо того, чтобы всё в себе прятать. Тебе ведь самому плохо от того, что ты принижаешь себя. Значит, с этим нужно бороться, – заключил Лиам, продолжая рассматривать Зейна. – И потом, даже если я не фотографирую людей, иногда я фотографирую искусство. Его глаза выстраивали кадр, Зейн видел это, даже несмотря на то, что с собой у Лиама не было фотоаппарата. Малику нравилось чувствовать, как Пейн фотографирует его глазами. Его взгляд говорил: «ты мне нравишься». Его губы назвали Зейна искусством. – Тебе не обязательно быть таким милым, – сказал Зейн и вдруг засмеялся. Ведь Лиам уже поцеловал его, и сейчас, когда они говорили, он не подшучивал. Скорее заигрывал, и это всё открывало ситуацию с новых сторон. – Я никогда... не знаю, как это делается. – Что именно? – невинно уточнил Пейн. – Человеческие взаимоотношения, – ответил Зейн и вдруг почувствовал себя смущенным, поймав взгляд Лиама. – Нет, совсем не то, о чем ты подумал! Хотя... если честно... наверное, не лучший момент для такого разговора. Лиам подвинулся ближе, провел большим пальцем по его губам. Зейн застыл, словно богомол, пытающийся слиться с травой. Ни одна птица не смогла бы его заметить. Любой принял бы за травинку. Кроме Лиама. Казалось, он может найти его, — или своего фамильяра, тут уж различий почти нет — где угодно. – Когда вообще бывает хороший момент для разговора? – спросил Лиам. – Никто ведь не оговаривает тему разговора заранее. Кроме суда, может быть. Малик зачем-то прихватил его палец губами, и во взгляде Пейна появилось что-то иное, не менее интересное и притягательное, но при этом отличное от того, что было в его глазах раньше. Несколько секунд они так и лежали, пока Зейн не разомкнул губы, и палец Лиама скользнул по его подбородку, трепетно опускаясь к шее. – У меня никогда не было сексуального партнера. И... это был мой первый поцелуй, – помолчав, проговорил он. – Ты считаешь, это плохо? – спросил Лиам. Его палец теперь покоился в ключичной впадинке. Когда Малик двигал плечом вперед, она увеличивалась в размерах. Зейн действительно не обладал большой массой, из его ключиц можно было пить воду. – Я считаю, что могу показаться тебе деревенщиной, – сказал Малик. – Каким-нибудь вонючим реднеком. Он бы чувствовал себя дураком, если бы Лиам не продолжал его исследовать. Словно это говорило: «Всё хорошо, ты всё ещё кажешься мне привлекательным». Зейн накрыл руку Лиама своей. Теперь они исследовали его вместе. Пейна очень интересовало соединение ребер. Или тонкая кожа теплого оттенка. Футболка Зейна уже совсем оттянулась. – Нет, деревенщиной ты мне не кажешься, – чуть просевшим голосом заметил Лиам. Сейчас в его голосе было больше волка, чем он мог подумать. – Но даже если бы это было правдой, разве в этом есть какая-то проблема? Ты живешь в небольшом городе, а я в большом, какая между нами разница? Существенно никакой. – Кроме того, что ты потрясающий, обаятельный, красивый, у тебя хорошо поставленная речь, прекрасный голос, ты харизматичный, добрый, честный, и очень мне нравишься? – спросил Зейн и снова залился краской. Да что сегодня за день?! – Хорошо, что ты всё это сказал, – голос Лиама стал ещё ниже и вкрадчивее. Его рука соскользнула с тела Зейна, но раньше, чем Малик успел почувствовать дискомфорт и тревогу, оказалась на его боку. Пейн как-то естественно очутился сверху, его ноги фиксировали бедра Зейна с обоих сторон, и Малик чувствовал приятную тяжесть сильного тела. – Хочешь узнать, что я думаю? – поинтересовался он. Зейн исхитрился кивнуть. – Хорошо. Я думаю, что ты — потрясающий, – терпким шепотом произнес Лиам, незаметно приближаясь к его лицу. – Обаятельный, – добавил он, целуя Зейна в уголок губ. – Красивый. Малик покраснел ещё сильнее. Он никогда не рассчитывал услышать подобное, да ещё от Лиама, и вдруг почувствовал на своей шее горячий, живой поцелуй. Его дыхание прервалось, словно веревка, не выдерживающая такого груза. Он не мог пошевелиться от сладостного чувства, разрывающего его тело на части. – У тебя действительно хорошо поставленная речь, – продолжил Лиам, на миг отрываясь от череды поцелуев, но он не мог оставить свое занятие на слишком длительный срок. – Но голос ещё лучше. А еще ты харизматичный, – заметил он, приминая чувствительную кожу на шее Зейна губами. – Добрый, – подчеркнул он, поднимаясь чуть выше, но не к лицу, а к уютному местечку за ухом. – Честный. И, может, ты не нравишься себе, но уж точно нравишься мне, – заключил Лиам, лаская мочку его уха языком. – Боже мой, – прошептал Зейн, зажмурившись. – Так меня ещё не звали, но ты можешь, если хочешь, – непринужденно заметил Пейн, отрываясь от своего занятия. Он всё ещё прижимал его к кровати, но как-то естественно и правильно. Малик чувствовал исходящую от Лиама уверенность, но не пугающую, не нарушающую его границы. Очень безопасную уверенность: Пейн был человеком, который мог провести его до самого конца. Вот что Малик чувствовал прямо сейчас. Об этом же вторил его волк, чувствующий всё наперед. – Я серьезно, – сказал Лиам. Его тело сделало движение назад, словно он собирался перекатиться на бок, но руки Зейна его остановили, и Пейн невольно улыбнулся. – Я сказал то, что думаю. Ты мог подумать, что я приехал сюда развлечься с каким-нибудь парнем из глубинки... – Нет, я так не думал, – вырвалось у Зейна. – Хорошо, потому что это не правда, – проговорил Лиам, пристально его рассматривая. – Я приехал сюда за ответами на вопросы. А сейчас у меня такое ощущение, словно ты и есть ответ на вопрос, который я так давно ищу. Умом я понимаю, что ты говоришь невероятные вещи, а сердце не верит, что ты можешь так убедительно обманывать. Книга лежала на кровати рядом с ними, а они совсем про неё забыли. Казалось, невозможно отвлечься от сборника таких удивительных легенд, плотно переплетающихся с жизнью этого края, но вот они, Лиам и Зейн, не первый час лежали рядом друг с другом, полностью увлеченные тем, что происходило между ними, не книгой. Может, потому что у них зарождалась первая любовь. Первые настоящие чувства Лиама, первое осознанное доверие Зейна. Нечто, становящееся фундаментом для чего-то сильного, мощного и могучего. Что-то не такое безусловное, как связь соулмейтов, сопряженное выбором, но от того более желанное и ценное. Ведь они были не просто похожи — иногда они мыслили, как единое целое. – Ты должен дать мне немного времени, чтобы я мог объяснить всё и при этом не напугать тебя, – переборов робость, проговорил Зейн. – Я всё расскажу и покажу. Обещаю тебе. – Хорошо, – Лиам поцеловал его в лоб. – Я тебе верю. У меня нет причин тебе не верить, мы же с тобой партнеры по преступлению. – Мы с тобой борцы за правосудие, – поправил его Зейн, позволяя Лиаму перекатиться на бок и вновь оказаться напротив него. – Впрочем, суть от этого не меняется. Потому что мы доведем дело до конца, чего бы это ни стоило. До рассвета оставались считанные мгновения, и они встретили его вместе. Сверчки умолкли, ночные птицы, наконец, разбрелись, лягушки прекратили петь. Они лежали поперек кровати, голова Зейна — на плече Лиама. Тепло и легкая свежесть, приносимая ветерком. Небо мятного оттенка и, наконец, красный-красный солнечный диск, а с ним и облака. От желтого до красного. Зейн любил наблюдать за рассветом, но никогда ещё ему не было так хорошо. Всем человек может любоваться в одиночестве, но только не рассветом. В этот момент каждому живому существу нужен кто-то близкий, чтобы разделить невероятное ощущение, объять это изумительное чудо. Сейчас, находясь рядом с Лиамом, Зейн чувствовал, что для них всё только началось. Они вышли из дома тихонько, стараясь никого не разбудить. В лесу уже кипела жизнь, незаметная для невооруженного глаза. С солнцем животные окончательно проснутся, займутся своими делами — строительством домов, питанием, умыванием, заботой о потомстве. Эти маленькие и не очень существа заслуживали мирной жизни, не покрытой ржавчиной капканов. – Увидимся завтра, да? – спросил Зейн, останавливаясь на опушке. Лиам настоял на том, чтобы Малик не провожал его, а вернулся домой и выспался. Проведенное вместе время было бесценным, однако они оба сейчас чувствовали себя немного сонными. – Сегодня вечером, – уточнил Лиам, коснувшись его носа кончиком пальца. Зейн и сам не заметил, как улыбнулся. – Пройдемся, приметим места, где расставили ловушки, а завтра, вместо того, чтобы искать, уже будем знать, куда идти. – Отличная мысль, – с легким трепетом кивнул Малик — теперь он с нетерпением ждал вечера. Они стояли друг напротив друга, явно не желая расставаться, и Зейн подумал, что нужно рассказать, как он себя чувствует. Слова не находились. Он чувствовал так много, что просто не мог описать. – Спасибо тебе, Лиам. – Это я должен сказать спасибо. Такой чудесный ужин, выше всяких похвал, я буду долго его вспоминать, – ответил Пейн, даря ему ответную улыбку. – Передавай мои комплименты шеф-повару. Зейн немного смутился. Солнце поднялось ещё выше, лицо Лиама сейчас отливало золотым. Для Малика он уже стал драгоценным. Сокровищем. – Хорошо, – кивнул он, предчувствуя, как обрадуется мама, что гость оценил её кулинарные шедевры. – Но я говорил про то, что ты для меня сделал. То, что произошло ночью... не знаю, как сказать, – на миг запнулся Малик. – Я никогда себя так не чувствовал и не думал, что когда-либо смогу. Но когда я нахожусь рядом с тобой, мне кажется, что-то во мне меняется. Но не так, как ты можешь подумать, – на всякий случай, уточнил он. – Словно истинный я раскрывается, и я чувствую в себе удивительную силу. Силу соулмейтов. – А вот за это не благодари, – покачал головой Лиам. Его руки очень нежно обхватили плечи Зейна, укрывая своим могучим теплом. Сейчас мало кто поверил бы, что такие сильные руки могут осторожно держать фотоаппарат. – Я не делал тебе одолжение. Я целовал тебя, потому что хотел. Все те слова, что я сказал — это не вежливость. Помнишь, что я сказал? – уточнил Пейн. – Мне кажется, будто мы с тобой связаны. Будто я тебя всю жизнь знаю. Я привык доверять своему чутью. Оно и привело меня в Грей Уиллоу. Так что мне нет причин не доверять ему сейчас. Но сейчас мне пора. Помни, что двери моего дома для тебя открыты. Встретимся у моста? – У моста, – кивнул Зейн. Он хотел попросить о поцелуе, но ему не пришлось — Лиам уже обхватил его лицо руками и с необычайным трепетом приник к его губам.