Мы с тобой не ровня!

Время уже близилось к обеду, и Эсмеральда с тоской оглядывала покои судьи. Как долго он намерен держать ее здесь? Да еще и в этой дурацкой простыне? Хоть бы рубашкой какой-нибудь поделился, подлюга! Дверь в покои открылась, и на пороге стоял судья. «Сам-то он оделся прилично», — с обидой подумала Эсмеральда. На судье была его обычная бархатная сутана, разве что без наплечников. И еще шаперона не было. Ну конечно, не будет же он ходить по своему дому в полном своем облачении и головном уборе — это глупо. В руках Фролло держал зеленый парчовый халат. Судья подошел к Эсмеральде и кинул этот халат ей. — Пока у тебя нет одежды, ты будешь ходить в этом, — сказал он. — Одевайся и идем со мной. Твоя комната готова. Эсмеральда запахнулась в халат и только после этого избавилась от простыни. Фролло уже видел ее голой — хватит с него, обойдется. Но все-таки она заметила его взгляд, когда она затянула пояс халата на своей тонкой талии. Глаза судьи вспыхнули и потемнели, а кончик языка прошелся по губам — так обычно облизываются коты, когда им перепадает что-нибудь вкусное. Ему явно понравилось подобное зрелище, и он не преминул это выразить вслух. — Похоже, ты из тех девушек, которые будут прекрасно смотреться даже одетыми в драный мешок, — хмыкнул судья. Эсмеральда тихо фыркнула в ответ, и Фролло с улыбкой поманил ее за собой. Комната, которую приготовили для Эсмеральды, находилась совсем недалеко от покоев судьи. «Наверняка, он специально это сделал, — с негодованием подумала Эсмеральда. — Так ему будет удобнее шляться ко мне, когда он этого захочет…» Судья, не обращая внимания на ее угрюмый вид, открыл дверь и кивком пригласил девушку войти. Эсмеральда переступила через порог и застыла. Эти покои были великолепны! Огромная кровать — прямо как у судьи, камин, изящные столики по всей комнате и шкафы. Толстый ковер на полу. Небольшой письменный столик из розового дерева с прожилками и удобное кресло к нему. Эти покои больше подошли бы знатной даме, изнеженной и богатой. Эсмеральда подавила восторженный вздох. — Как тебе эта комната, моя дорогая? — низкий голос раздался у нее прямо над ухом, и Эсмеральда слегка дернулась. Судья стоял прямо за ее спиной, так близко, что казалось — еще чуть-чуть, и он прижмется к ней, как сделал это в соборе, и Эсмеральда ощущала его дыхание — прерывистое и обжигающее. Она нахмурилась. — Клетка — она и есть клетка, — мрачно заявила девушка. — Пускай она и золотая. Судья резко развернул ее к себе. Его брови сошлись на переносице, а рот искривился — он явно сейчас испытывал гнев. — Предпочитаешь спать со слугами, неблагодарная дрянь? — прошипел он, вцепившись в ее плечи. Эсмеральда закусила губу — было больно, его стальные пальцы впились в ее плоть, словно крючья. Она с ненавистью посмотрела в его глаза и ничего не ответила. Фролло оттолкнул ее от себя и вышел, с грохотом захлопнув дверь. Эсмеральда услышала, как в замке повернулся ключ, и кинулась на постель. Ее душили слезы, и сейчас, находясь в одиночестве, она могла себе позволить расплакаться. На глазах у судьи она этого делать не собиралась, но и сдерживаться уже больше не могла. В какой же она попала переплет с этой своей дурацкой затеей! Никогда она теперь не выйдет отсюда, Фролло ни за что ее не выпустит! Она теперь в его руках, и он может издеваться над ней так, как захочет… Будущее казалось ей могилой. Обед и ужин Эсмеральде принесли в ее покои, но ей кусок в горло не лез. Ко всем бедам теперь еще и добавились мысли о Джали. Как она там без нее, Эсмеральды? Нет, в том, что о ее рогатой подружке заботятся, Эсмеральда не сомневалась — Клопен был очень надежен, наверняка окружил козу заботой в отсутствие Эсмеральды. Но ведь они с Джали были неразлучны с детства, в первый раз расстались, когда она решилась покуситься на этого проклятого ханжу! Какая же она, Эсмеральда, дура, дура, дура!!! Она была готова завыть во весь голос, но… Лучше этого не делать. Услышит какой-нибудь слуга — точно судье донесет. И как бы сам судья это не услышал. А уж ему-то свою слабость Эсмеральда показывать ни за что не хотела. Его торжество было для нее горше смерти. Эсмеральда слегка успокоилась только поздним вечером, почти ночью. Слуги растопили камин в ее комнате, и она, сидя на постели, смотрела на горящий огонь застывшим взглядом. Эсмеральда словно впала в транс, глядя на пляшущие языки пламени, пожирающие сухое дерево, она даже почти перестала дышать. В замочной скважине раздался скрежет поворачивающегося ключа — слуги, растопив камин, опять ее заперли, опасаясь судью. Эсмеральда вздрогнула. Дверь с тихим скрипом открылась, и в ее покои вошел судья Фролло. На этот раз сутаны на нем не было, он был в ночной рубашке и парчовом халате поверх нее. Лицо его было спокойным — видимо, он уже успел прийти в себя после той вспышки гнева. Более того, его глаза ярко заблестели, когда он увидел Эсмеральду, сидящую на постели. Фролло с улыбкой подошел к кровати. — Что ты здесь делаешь? — прошипела Эсмеральда. — А сама ты как думаешь, дитя мое? — ответил он, и его голос был больше похож на урчание. Эсмеральда дернулась и соскочила с постели. — Не подходи! — она со злобой смотрела на него. — А то — что? Сбежишь отсюда? Или опять попытаешься меня прикончить? — он даже прищурился от удовольствия. Судья медленно обошел постель и направился к Эсмеральде. Она попятилась от него. На ее лице отразился ужас, зеленые глаза распахнулись от страха, рот чуть приоткрылся, а дыхание сперло. Он надвигался на нее с неотвратимостью пожара, и Эсмеральда поняла — судья костьми ляжет, но воспользуется моментом прямо сейчас, возьмет ее, невзирая на все ее сопротивление. — Нет! — прохрипела она. — Нет-нет-нет, ты этого не сделаешь! Она пятилась от него, но Фролло только ухмылялся, подходя все ближе. — Это мы еще поглядим! — он стремительно рванулся вперед и схватил Эсмеральду, прижимая ее к себе. Она забилась у него в руках, но он был слишком силен. — Пусти меня! Я располосую тебе лицо! Я откушу твой длинный горбатый нос! Я… Он впился своим ртом в ее губы. Его горячее дыхание с привкусом гвоздики обожгло Эсмеральду, и она тихо захрипела от отвращения. И постаралась сделать все, что от нее зависело, чтобы сбить игривый настрой судьи. Эсмеральда вцепилась в его губу своими зубками и прокусила ее до крови. Судья взревел и отпустил ее. Эсмеральда отскочила от него, прожигая судью яростным взглядом. Из нижней губы Фролло, там, где она его укусила, сочилась кровь. Судья остановился, вытер кровь рукой и посмотрел на кровавые разводы у себя на ладони. Затем поднял свои потемневшие глаза на Эсмеральду. — Без боя не сдаешься, чертовка? — Фролло ухмыльнулся. — Впрочем… Мне это даже нравится! Он прорычал последнюю фразу и одним прыжком оказался возле Эсмеральды. Она не успела ничего сделать, как он повалил ее на постель, наваливаясь сверху своим тяжелым крепким телом. — Отпусти меня, скотина! — Эсмеральда боролась с ним бешено, но совершенно безуспешно. — Ну что же ты сопротивляешься, дурочка? — Фролло, заведя ей руки за голову и крепко придерживая своей рукой, осыпал Эсмеральду поцелуями, и она содрогалась от омерзения, чувствуя его тошнотворные тонкие губы на своей коже. Его свободная рука проникла ей под халат, сжимая упругое бедро. Затем, судья слегка приподнялся, задирая подол своей собственной ночной рубашки, и Эсмеральда тихо заскулила — его возбужденный орган был больше похож на ручку от метлы размерами и толщиной — во всяком случае ей показалось именно так. А что будет, когда он в нее ворвется?! Судья пристроился между ее ног. Его дыхание было тяжелым, рваным, он дрожал от желания. Он заглянул Эсмеральде в глаза и нежно прошептал: — Обещаю, тебе будет хорошо, только расслабься… Все-таки она не сдержалась. В уголках ее глаз вскипели слезы, и Эсмеральда с отчаянием застонала: — Ну пожалуйста… У нее не было никакой надежды, что судья послушает и смилуется над ней, он словно с ума сошел, но… Фролло вдруг вздрогнул, отшатнулся и побледнел. Он, прерывисто вздохнув, выпустил Эсмеральду, соскользнул с постели и, молча, но очень быстро вышел за дверь, не забыв, впрочем, запереть ее. Эсмеральда, откинувшись на подушки, зарыдала от облегчения, уткнувшись лицом в ладони.

***

Фролло стремительно ворвался в свои покои, грохнув дверью. Он прижался лбом к каменной стене. Но даже холод, исходящий от камня, не смог успокоить его. Судья с силой несколько раз ударил кулаком об стену, расшибив себе руку в кровь. Прокушенная Эсмеральдой губа тоже болела. Проклятье, он был совершенно готов ворваться в эту девчонку, сделать ее своей, он хотел ее до дрожи и полной потери разума! Но, как только посмотрел в ее глаза, возбуждение спало моментально… Слезы, тоска и отчаяние, горечь от того, что с ней происходит, выплескивались из ее глаз. Похожее выражение он видел в глазах другой женщины — давно, он тогда еще был ребенком. Фролло передернуло от неприятных воспоминаний. Зала была огромной. В ней царил сумрак, несмотря на обилие горящих свечей. Худенький испуганный мальчик лет пяти вжался спиной в каменную стену. Его тощее тельце сотрясалось мелкой дрожью от страха. Мальчик пытался успокоиться и не дрожать так отчетливо, ведь если отец увидит, как его трясет, жестокой порки не миновать, но ничего не мог поделать — его трясло словно в ознобе. Паренек уже представлял, как отец посмотрит на него немигающим взором, и его глаза будут холодны и безразличны, как у гадюки, и тогда отец скажет: «Чем я провинился перед Господом, что он наградил меня трусливым сыном? Немедленно следуйте за мной, Клод! Надо как можно скорее избавить вас от этого порока!» И тогда его поведут в библиотеку — отец почему-то больше всего любил наказывать Клода в библиотеке — разденут донага, привяжут к скамье, и мокрые розги со свистом будут опускаться раз за разом на его спину, причиняя жгучую боль, и упаси Господи, если он закричит, тогда ему добавят еще ударов за каждый его крик… На Клода накатила новая волна ужаса, и холодный пот выступил на его теле. Мочевой пузырь вдруг расперло так, что Клоду показалось — еще чуть-чуть, и он обмочится, и тогда в добавок к порке будет еще и вдоволь унижений, отец будет страшно недоволен, потому что Клод — Плохой Мальчик, потому что только Плохие Мальчики писаются в штаны, а ведь ему уже пять лет, и его давно научили справлять нужду в Правильное Место… Клод протянул руку и изо всех сил зажал свой пенис ладошкой. Клод бы завязал его в узел, если бы смог. Все, что угодно, он будет Хорошим Мальчиком, только, пожалуйста, папа, не смотри на меня… Ему удалось с этим справиться, писать больше не хотелось. Клоду всегда было так плохо, когда отец кричал на маму. Он часто на нее кричал. Ему не нравилось, что на нее смотрят другие мужчины, ему не нравилось, как она воспитывает сына, ему не нравились ее наряды… Ему вообще ничего не нравилось. Клод почти никогда не видел своего отца довольным. Вот и сейчас он кричал на маму из-за него, Клода. — Вы воспитываете из мальчишки какую-то плаксу! Разве сможет подобный слюнтяй стать маршалом Франции?! Все эти ваши греховные книжки, картинки и музыка делают из него легкомысленную, глупую девчонку! Мой сын не должен быть таким неженкой! «Пожалуйста, отец, я не буду неженкой, я буду Хорошим, только перестаньте кричать на маму!» — но вслух этого Клод сказать не мог. Слова застревали у него в глотке, а язык словно немел. Мальчик закусил губу, изо всех сил сдерживая слезы. Слезы — это еще хуже, чем описаться, отец за подобное уже один раз нарядил его в девчоночье платье. Сказал, что раз Клод рыдает, как девчонка, значит, мужская одежда ему не положена. Только после долгих уговоров матери отец смилостивился и позволил облачиться, как и подобает мальчику. Отец, наконец, закончил кричать на маму и вышел. Грохот захлопнувшейся двери эхом отозвался в большой мрачной зале. Мать опустилась в кресло и закрыла лицо руками. Ее плечи дрожали. Клод робко подошел к ней и коснулся ее руки. Она вздрогнула и подняла на него свои припухшие от слез глаза. — Ты все слышал? — ее лицо побледнело. — Да мама. Прости. Я не хотел подслушивать, я… Она порывисто прижала Клода к себе. — Мой бедный мальчик… — она крепко обнимала его. — Несчастный мой сын, за что тебе это?! Мама плакала из-за отца. Из-за того, что он ей наговорил. Она часто так плакала… — Я ненавижу его! — вдруг сипло сказал Клод. Да, ему было всего пять лет, но что такое ненависть, он знал с того момента, как себя помнил. Мать отстранилась от него, в ее взгляде был страх. — Нет, Клод! — поспешно сказала она. — Грешно так говорить, он ведь твой отец! — А разве кричать на тебя не грешно? — он насупился. — Когда я вырасту, то вызову его на дуэль и убью! — Прошу тебя, сынок, даже думать об этом не смей! Ты попадешь в Ад, если у тебя будут такие мысли! Что такое Ад, Клод уже знал. Ему рассказывал об этом монах-учитель. Это место, где черти жарят тебя на сковороде за Твои Грехи. Он не хотел жариться на сковороде. Однажды он обжегся о печку, это было очень больно. Тогда он и заплакал, и за это отец нарядил его как девчонку. Потому что Мужчины Не Должны Плакать. — А если я буду делать, как он хочет, он перестанет на тебя злиться? — спросил Клод. Мать засмеялась сквозь слезы. — О, мой дорогой! — она снова прижала его к себе. — Моя радость! Клод нежился в объятьях матери и жмурился, как котенок. Но этого ее взгляда, полного слез, тоски и отчаяния он так и не смог забыть… Фролло тихо застонал. У этой цыганки взгляд был такой же, как у его матери. Цыганка была так же несчастна, как была несчастна и его мать в браке с отцом. Всю свою недолгую жизнь мать мучилась, живя с этим… чудовищем. Судья не думал, что вспомнит об этом, когда поймает эту цыганку. Она должна была радоваться, что живет в богатом доме, где для нее создали все мыслимые удобства, где все, чего бы она ни захотела, все он бы бросил к ее ногам. Но, судя по ее взгляду, ей это было не нужно, и он для нее был таким же чудовищем, как для его матери — отец. А что же было нужно ему самому? Неужели же такая жизнь, какая была у его отца и матери? Чтобы Эсмеральда шарахалась от него, как мать шарахалась от отца? Фролло вспомнил тот день, когда заточил цыганку в соборе. Он тогда метался перед полыхающим камином, безумствуя от страсти. Ему казалось, что его затягивает в огненную пучину, пламенный образ Эсмеральды мучил его, сводил с ума. Но был один момент, когда ему показалось, что она летит к нему неясной дымкой. Она не отворачивалась от него, не убегала, но сама тянулась к нему, и Фролло показалось, что ее прозрачные губы сейчас коснутся его рта, чтобы поцеловать, и он сам потянулся к ней, раскрывая объятья… Но то была всего лишь греза. Только вот сейчас он понял, что эта греза выдавала ему его истинное желание: Фролло хотел, чтобы цыганка была с ним по своей воле. И вот теперь он сам запер ее, обрубая всякую надежду на взаимность, которую он так желал от Эсмеральды. — Быть может, еще не поздно все поправить?.. — он сказал это вслух, и его голос был хриплым. — Я ведь не… не сделал с ней ничего… не успел причинить ей самого для нее ужасного… Где-то глубоко внутри начал разгораться огонек надежды. Он не будет пытаться домогаться этой девушки. Она сама должна захотеть его, и он сделает все, чтобы это произошло… Да, он будет вести себя с ней, как с королевой, и неважно, что она ему не ровня! Если только так от нее можно добиться взаимности, он пойдет на это, сделает все, что угодно! Фролло будет терпелив — чего-чего, а этого ему всегда было не занимать, этому его научил отец, когда наказывал его за ничтожные провинности, — он будет осторожен, он добьется своего, и тогда… Глаза судьи ярко вспыхнули от предвкушения.